Словарь когнитивных войн Словарь когнитивных войн Словарь когнитивных войн Политэкономическая лекция Семёна Уралова на встрече с читателями 03.09.2022 г в Краснодаре.

Резюме встречи на канале Семена Уралова

Фотоархив встречи

Семён Уралов: Большое спасибо всем, кто пришёл.

Прежде чем мы начнем, я бы хотел поблагодарить Татьяну, без которой бы эта встреча точно бы не состоялась. Давайте поблагодарим. Спасибо, Татьяна.

Моё дело «рот открыл, рот закрыл — рабочее место убрал». Моё дело было — только приехать.

Я впервые оказался в Краснодаре, так, чтобы расписание позволяло погулять, насладиться городом, окунуться в городскую жизнь. Ранее был проездом, проскакивал, бывал в центре в каких-то заведениях, а так, чтобы внимательно посмотреть – нет. Я какими-то своими наблюдениями обязательно поделюсь, город у вас прекрасный, я бы остался здесь жить.

Мне очень не нравятся «человейники», которыми [сейчас застраивают города], там жить нельзя в любом городе. Я в Оренбурге живу в таком. В Москве я живу в похожем, но меня спасает то, что Москва-река рядом, водоём – он дает свежесть. А вглубь пройдёшь, в этих «человейниках» люди мучаются.

Что касается части именно и исторической, и примыкающей – у вас всё для жизни устроено. Я понимаю, почему сюда массово едут, и особенно мои земляки-сибиряки, по статистике их с каждым годом всё больше и больше становится в Краснодаре.

О городе мы тоже поговорим, так как тема моего доклада будет сопряжена с вызовами, стоящими перед Россией, в том числе в региональном разрезе. К вам у меня будет много вопросов, чем больше я узнал о городе, тем больше у меня вопросов появилось. Известный факт — чем больше узнаешь, тем, оказывается, меньше ты знаешь.

Но сначала я бы хотел познакомиться. Вы все что-то обо мне знаете. Что-то я где-то рассказывал, где-то иногда даже пробалтывался. Это уже из позапрошлой жизни. А я о вас, зрители, ничего не знаю. Я хочу понять – кто вы есть. Проведём маленький социологический опрос.

Кто посмотрел «Украинскую трагедию» с Дмитрием Юрьевичем, все 14 частей? Около 50%, пометим себе.

Кто посмотрел плюс-минус 5 серий? Около 25%.

И одну, две, три, пару выборочных серий. Процентов 10 примерно.

Где-то я потерял проценты, больше должно быть до 100. Исправлю «посмотрели все серии» около 60%, «около пяти серий» — 25% и 10-15% — «пару серий».

А кто вообще не видел ничего, есть такие? О, это наши настоящие 2%, как и должно быть. Тогда 15% у нас «выборочно: одна-три серии».

Так как около 60% – абсолютное большинство аудитории – понимает мои образы, и я буду апеллировать к большинству. Если кто-то будет что-то не догонять, это ваши проблемы – вы в меньшинстве.

Если бы большинство составили те, кто посмотрел одну-две серии, то мне пришлось бы начать с азов. А так как большинство в материале, поэтому те, кто отстающие – это только ваши проблемы.

Со Стасом «Ай, Как Просто» цикл про когнитивные войны кто смотрел? Где-то так же.

А давайте так – кто все серии и всего Пучкова, и Стаса «Ай, Как Просто» смотрел? Я хочу понять совпадение аудитории. Вы же не видите себя, я вам пересказываю, тем, кто в первых рядах. Это 80%, из этого большинства меня полностью понимает.

Отлично. В Москве было всё намного хуже.

А в Москве было как? В Москве была половина аудитории, которая только Стаса посмотрела, а там выжимка, мало материала. А вторая половина – «Украинскую трагедию». Они немножко не понимали друг друга. В этом смысле было сложнее. Отлично. Спасибо за знание материала.

Кто подписан в Телеграме на меня? А, отлично. Все подписчики. Вообще все вопросы снимаются.

Кто жил на Украине и переехал в Краснодар? Я хочу понимать, кто имеет опыт жизни на Украине. Порядка 15%.

У меня к вам, уважаемые друзья, кто имеет опыт жизни на Украине, когда мы перейдем к вопросам, будут вопросы сравнительные. У меня есть гипотезы – похожесть, различия.

А кто не из самого Краснодара приехал, а из каких-то соседних городов, из края-то? Процентов 20. Отлично. Тоже у меня будут вопросы.

Из зала: А ещё здесь любят вопрос «кто приезжий».

СУ: Ещё такое сравнение? Формулировка «понаехи», да? Так, кто «понаехи»? Не опускайте руки, я хочу просто социологически зафиксировать. Половина, друзья, половина.

А кто здесь родился в Краснодаре? Где-то 50 на 50. В два раза увеличился Краснодар? В два или даже больше. Пропорция соблюдена у нас?

Из зала: В 4.

СУ: Получается, у нас местных в два раза больше, чем должно быть? Смотрите, если Краснодар увеличился в 4 раза, итого местных 25%, родившихся здесь, правильно? А у нас 50%. Получается у нас аудитория в два раза более местная, чем Краснодар в целом. Всё, я выяснил, хорошо.

Теперь про ваше высшее образование. У кого высшее образование, либо сейчас учится? Понятно.

А у кого техникум, профессиональное? И просто среднее у кого?

Друзья, у нас 90% с высшим образованием. Давайте сразу для себя поймём, что мы не являемся срезом общества России никак. Вообще никак. Мы есть та самая интеллигенция. Тут вопрос философский. С той стороны тоже была интеллигенция, например, Луначарский. Это же интеллигенция? Клейма ставить негде. Поэтому сразу отдаем себе в этом отчёт.

Высшее образование – отлично, а теперь высшее техническое у кого? Я тоже хочу понять. И высшее гуманитарное? Чуть меньше, 50 на 50 почти.

Давайте ещё – у кого медицина, естественные науки? Чуть-чуть больше «технарей». Отлично.

Ещё военные, есть отдельно? Их видно обычно. Отлично, себе я зафиксировал.

Я сравниваю, мне это важно. В Москве тоже было подавляющее большинство с высшим образованием. В Москве вообще не местных, не родившихся там, было 80% или даже 90%.

Совсем иная обстановка в Питере. Больше было местных, которые там родились. Но это очень хорошо. Это очень хорошо.

Итак, мы с вами познакомились. Надеюсь, и вы друг о друге, о себе поняли больше. Это первый мой вам жизненный совет. Когда вы кого-то слушаете или коммуницируете, сразу поймите – кто это и с какой позиции он говорит.

Главная обманка, на которую нас ловят в тех самых когнитивных войнах – заставляют разговаривать либо с дураком, либо с зеркалом. Тебя втягивают в коммуникацию, которая тебе, во-первых, не нужна. Во-вторых, она бесперспективна.

Это как в шутке про «играть в шахматы с голубем». Знаете? Или рассказать? Это бессмысленно – он взлетит, собьёт все фигуры, ещё и нагадит на доску. И ты в любом случае проиграешь.

Из зала: Полетит и расскажет своим, что он выиграл.

СУ: Точно, ещё и продолжение есть.

Это ловушка когнитивных войн, когда тебя затянули в ненужную тебе дискуссию, заставили «играть в шахматы с голубем». Это выражено в фольклоре «кто-то в интернете неправ, поэтому я не спал до пяти утра». Это оно. А тебя поймали на этом. Люди профессионально этим занимаются.

Я прочитал брошюрку Франсуа дю Клюзеля, обсуждал её со Стасом, и у Дмитрия Юрьевича рассказывал. Будет разбор в новом сезоне подробный, там на 50 страницах именно про когнитивные войны. Они прямо об этом говорят, что затянуть в ненужную коммуникацию – это есть задача, победа.

Это то, из-за чего рухнула Украина. Я это переживал лично, кто жил на Украине, тот тоже знает, как на Украине общественный дискурс сменили. Сначала он же был нормальный, приемлемый, неразрушительный. Украина – это «другая» Россия. Понимаете?

Мы все вышли из одной колыбели советской, потом наши пути разошлись. И есть одна из альтернатив – Россия, признаём, что она главная наследница СССР, это никто не оспаривает. Но есть и какие-то альтернативные варианты нормального развития – это Белоруссия.

Из зала: Ещё есть такое выражение: «Украина – это Россия без Путина».

СУ: Да, точно. И очень долгие годы это было нормально. Мы будем говорить, в том числе, и о корнях национализма и технологиях [его появления]. Но эта тонкая грань была перейдена, и всё, и конец. Когда есть и Украина, и Россия, это одна картина мира, разворачивающаяся перед тобой, и ты всё начинаешь уже воспринимать в этой картине.

А когда «не-Россия», то это уже прогнозируемый шаг к «анти-России». Вопрос – когда ты его сделаешь.

Они [Украина] его сделали.

Моя цель неизменна – [противодействие «украинизации» России]. Я ради неё трачу своё время, вышел из достаточно комфортной мне непубличной позиции. Я всерьёз опасаюсь украинизации России.

Я вижу очень нездоровые тенденции, связанные с критическим количеством людей, подверженных когнитивным ударам. Я это описываю социологически постоянно, везде.

Кто из присутствующих жил в украинском обществе, а это около 15% аудитории, помнят, что жизнь в условиях Украины последние 20 лет – это постоянные истерики в обществе.

Те, кто живет в России, вы даже не можете этого представить. Вы наблюдали за этим всем из телевизора, за соседней [страной], но вы не представляете, какая это была психопатия.

Она была не везде, конечно, эпицентром был Киев. Из Киева кто тут есть, кто в Киеве жил? Нет.

Это был трэш, они «мать городов русских» превратили просто […]. Причём это проходило долго, не произошло по мановению волшебной палочки, так «оп-па!» – и все сошли с ума. Нет, это была коммерциализация. Я вам объясню, как это происходило, и что я имею в виду под украинизацией.

Я понял, когда увидел ваши «человейники», что у нас есть система формальной власти, а есть «неформальной», две стороны одной медали.

Я же понимаю, как возникают такие «человейники». Я жил и работал в Одессе, я понимаю, как на пятне ИЖС может возникнуть 15-этажный дом, как это можно потом легализовать. Мы не вчера родились.

Но о чём это говорит? Это говорит об очень серьёзных изъянах внутри системы власти, что там неформальные системы связи намного сильнее, чем законность, нормы, вообще здравый смысл, я увидел, как люди друг другу смотрят [в окна], это реально издевательство.

Во-первых, у меня есть позиция, что это анти-эволюционно. Люди слезли с деревьев и началась эволюция. А теперь они залезают обратно. Это же бред, реально бред. Ладно этим занимаются всякие лихтенштейны, у которых нет земли, но у России – раздолье. Здравый смысл нам подсказывает – это не нормально. Точно так же он нам подсказывает и про украинизацию. Пару лет назад совсем грабительская застройка прекратилась в целом по России, в Питере была та же история, в Москве.

Я наблюдал, как в Киеве в течение около 10 лет митинговая протестная деятельность превращалась в форму бизнеса. Майдан открыл возможности, маргиналы начинали съезжаться со всей страны и все против кого-то митинговали, в том числе против застройщиков.

Был определённый кусок бизнеса, в котором я чуть-чуть участвовал, это когда застройщики между собой боролись. Нанимали бабушек. Одни бабушки с митингами против других бабушек. За бабушками — группа поддержки, спортсмены.

Бабушки выполняют функцию общественного мнения, а спортсмены сносят забор.

Если они это сделают просто так – это будет наезд, рэкет и рейдерство, а если они это сделают под прикрытием 150 бабушек, то это уже будет не рейдерство, это уже будет борьба за интересы этих бабушек. Так они сталкивались, «Киевгорстрой» ещё с кем-то, потом пришёл такой персонаж, как Черновецкий, слышали про такого персонажа? [Леони́д Миха́йлович Чернове́цкий, Киевский городской голова 20.04.2006 — 12.07.2012)].

Я понял, что с киевлянами вообще всё не здорово, когда они сначала избрали Черновецкого, а потом Кличко. Черновецкий сейчас в Грузии сидит, кстати, умные вещи объясняет.

Но маргинализация прошла не сама по себе. Почему так произошло, что сначала один неадекват [избран], потом второй? А потому, что киевляне перестали чем-либо интересоваться, позиция «хатаскрайника» стала доминировать. Общество коммерциализировалось до такой степени, что люди почувствовали полное отчуждение, вообще плевать, что там происходит.

Я это наблюдал – сидят киевляне, у них Майдан через пять кварталов, ты им говоришь: «ты понимаешь, что государство разрушается?» – «да мне плевать».

Это у людей на уровне мировоззрения пришло – «я успешный, сам по себе без государства, мне всё равно, что там происходит», а потом этот человек уже приходит в виде бандита, но это же будет потом. Как в знаменитой песне про сделку с чёртом – тебе же придется платить! Но платить-то потом…

[И ты можешь лгать, и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придётся потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!]

Ещё раз о чёрте. Александр Галич.

Общество меняется медленно, но если доминирует позиция хатаскрайников, то украинизация неизбежна.

Теперь приземляем это на реальность. Например, когда всю Россию потрясли истории с Цапками… Это как раз в Краснодарском крае. В украинизированном обществе он бы стал мэром этого города. А потом ещё в губернаторы пошёл. У него денег достаточно было. И пошёл бы на повышение дальше.

Изучите биографию украинских персонажей, я попытался тему раскрыть на примере нескольких из них. Я показал тех, которые были вам интересны, и все о них знали – кто такой Аваков, например. А если копнуть чуть пониже, то кто такой Пашинский? Кто знает? Фамилию слышал, интересовался? Кто-то будет мне помогать?

Зритель: Меня зовут Владимир, я гражданин Украины. Пашинский – это постмайданный депутат Государственной рады, под Киевом стрелял в человека и даже попал, и ему за это ничего не было.

[Серге́й Влади́мирович Паши́нский; украинский политический деятель. С 5 марта по 10 июня 2014 года исполнял обязанности руководителя Администрации президента Украины. Народный депутат Украины V, VI, VII и VIII созывов (2006 — 2019)].

СУ: А вы в каком регионе жили на Украине?

Зритель: Многострадальный город Никополь.

СУ: Никополь? Я у вас работал, был проект, с НЗФ связанный, когда Юлю отставили в 2005 году, конфликт за Никопольский завод ферросплавов.

Зритель: Я там бастовал, как работник трубного завода.

СУ: О, Пинчуковского. В Киев, на Печерск ездил?

Зритель: Был от бизнеса митингующий.

СУ: Так я тебя и возил! В 2005 году, да.

Зритель: Я студент был, только выпустился.

СУ: А учился в Криворожском?

Зритель: Никопольский, металлургический.

СУ: Да, бывают встречи в Краснодаре, прекрасно. Всё верно, но это не самое главное про Пашинского. Надо заглядывать ниже, и про ОПГшников. Пашинский – это человек, выносивший на Майдане что-то в футлярах, как снайперские винтовки. Это запечатлено документально.

Судя по всему, это тот человек, который организовал ту самую группу снайперов на Майдане, с которой и начался госпереворот, это был знак к госперевороту. Снайперы – это всегда ключевое.

Это и в Бишкеке было, это и в Вильнюсе было, ещё когда антисоветские были выступления. А, это не Вильнюс, это Рижский ОМОН, эта вся история. Всегда должно быть по технологии. Это и у Джина Шарпа всё описано.

Это ключевой персонаж, конкретный бандос из 90-х, проросший в системе власти с помощью Юлии Владимировны Тимошенко и ключевой подельник Турчинова. Когда Турчинов был и. о. президента, Пашинский был и. о. главы Администрации президента. Человек абсолютно в тени, никто о нём ничего не знает.

И когда побеждает антисистема и проходит украинизация, то всплывают со дна общества просто конченные мрази. Это неизбежно.

Как при любом катаклизме, гражданской войне. Вспомните крах Советского Союза, я это очень хорошо помню, хотя бы ещё был совсем юным, мне было 12–13 лет. Но как слом системы поднял со дна людей, очень-очень мешающих нам жить!

А из этого следует вопрос следующий. Сейчас у нас небольшое общество. У нас общество всего 140–150 миллионов. И сейчас мы прирастем минимум ещё на 15–20 миллионов человек.

Так или иначе мы будем интегрированы с этим обществом. Это будут сообщающиеся сосуды.

Вспоминаем физику, что сообщающиеся суды всегда выравниваются. И в этом смысле мы не заинтересованы понизиться до украинского уровня, а заинтересованы поднять их так или иначе до своего уровня. Значит, нам нужно больше наливать в нашу колбу, чтобы выравнивались в нужную сторону. Иначе произойдет та самая украинизация.

15–20 миллионов — это очень много. И в первую очередь это будет воздействовать на близлежащие регионы. Где-нибудь в Нижнем Новгороде это уже и не будет чувствоваться.

Но в чём это будет выражаться? Я вам скажу. Это будет выражаться в истериках выходцев из постУкраины. Там всё не так, всё не то. Вас не звали, вообще без вас всё было хорошо. Это такие лёгкие вещи, раздражающие, вам будет неприятно. А теперь это умножьте на уровни общества. То, о чём я всегда говорил – когда появляется какая-то масса, начинающая вибрировать в недовольстве. Она может быть 5–10% общества, но это уже очень чувствуется. Этого достаточно.

Кто жил на Украине, тот это помнит. Что — какая-то горстка небольшая, но она заставляет всех нервничать. Это нормально, это всегда так было, это закон общества. Всегда есть меньшинство, заставляющее большинство самоопределяться. Большинство всегда так или иначе инертно. Оно ориентируется на лидеров, назовем их так, каких-то более активных людей. То, что Гумилев пассионариями называл. Можно разными словами это назвать, но это всегда так. Общество ориентируется на тех самых своих ЛОМов.

И общество постУкраины — это глубоко покалеченное общество.

Оно покалечено двумя факторами. Фактор номер один. То, что на протяжении 20 лет его учили ненавидеть себя. У этого конфликта [внутренние причины], если отбросить всё, он является гражданским конфликтом. Это переигрыш гражданской войны. Вы же понимаете это?

Это реванш за советскую власть, за колонизацию Российской империей, за гражданскую войну и ещё масса наборов комплексов, о них мы поговорим дальше, когда будем говорить о казацкой идентичности. У нас тут есть запорожский [казак], прям настоящий. Прямо с порогов Днепра. Никополь, как раз начинаются пороги. Места красивые. И до Хортицы тянется, до Запорожья.

И это общество, во-первых, учили ненавидеть друг друга. Я это очень хорошо помню.

В 2004 году в Киеве конкретно разжигалась ненависть анти-донецкая. Там вешались видео-агитационные рекламы. В виде такой картонки, как в гостиницах, когда на ручку двери вешают табличку «уберите у меня», там такой человек изображен был, как на дверь в туалет, писающий, в профиль, представляете? С надписью «Не ссы в подъезде, ты же не донецкий».

Я жил на Оболони, кто знает Киев, это район возле Днепра. Мне повесили, это было массово. Это было в рамках выборов. Они занимались дискредитацией Януковича, и того, что Янукович привел своих всех донецких, это был захват власти донецким кланом.

Но по факту это было конкретно разжигание ненависти к одному региону. Аналогично было по отношению к Крыму. Идея лишения Крыма автономии, Украина ведь была вся унитарная, все области, и один Крым был республикой. Это была идея – «мы должны их лишить статуса республики».

Вы себе представьте, чтобы в России, где-нибудь на Урале появилось бы политическое движение, сделавшее своей целью лишение Краснодара статуса края? Чтобы сделать простую область.

Я напомню, есть такой мерзавец Алексей Гончаренко. Кто знает, кто такой Алексей Гончаренко? Большинство знают, отлично.

[Алексе́й Алексе́евич Гончаре́нко — украинский политический деятель. Депутат Верховной рады Украины VIII и IX созывов, член фракции «Европейская Солидарность». Председатель Одесского областного совета с 14 августа по 21 ноября 2014 года, депутат Одесского городского совета V и VI созывов (2006 — 2014). С 24 января 2022 года является вице-президентом комитета Парламентской ассамблеи Совета Европы по миграции и беженцам. Ведущий шоу «Гончаренко рулит» на «5 канале»].

У меня, кстати, суд выигран. Алексей Гончаренко должен принести мне извинения, вместе с «Украинской Правдой», главным политическим изданием.

Слышали про «Ураловликс», не слышали? Это была такая очень крутая история на Украине. Гончаренко и у него есть младший партнёр, кардер. Знаете, кто такие кардеры? Знаете, да? Они воруют деньги с кредиток. Но они не сами деньги воруют, а данные о кредитках и продают их на анонимных биржах, поэтому их сложно поймать. Мне сломали почту, Facebook. Это хакеры одесские, кстати, партнеры Арахамии, о котором я рассказывал в последней серии [Дави́д Гео́ргиевич Араха́мия, также известный под псевдонимом Давид Браун (англ. David Braun) — украинский государственный деятель, политик, предприниматель, общественный деятель и волонтёр. Руководитель фракции «Слуга народа» в Верховной раде Украины c 29 августа 2019 года.]. Николаевско-одесские мошенники айтишные.

Сделали сайт «Ураловликс». И начали мою переписку выкладывать, чтобы мне нервы трепать. Мы же против Гончаренко работали, он был оппонентом на округе. У нас был один кандидат, а другой был Гончаренко. Гончаренко был от партии власти, а мы его сносили другим кандидатом. Наш выиграл потом.

Но это же мотание нервов, это мне плохо. Ничего криминального там не было. И он в моей переписке дописал фейковое письмо, это экспертиза определила. Спалился он на букве Ё, я в электронной переписке не употребляю букву Ё. И там ряд подложных писем, одно из которых было связано с насилием — избить беременную женщину. Это было исключительно для хайпа. Но я не отступился, провёл экспертизу, прошёл два суда, дошёл до киевского апелляционного суда и выиграл его. Поэтому Гончаренко мы сейчас заставим исполнить решение суда.

Почему я о нём вспомнил? Я напомню, какую он группу создал в Верховной раде. Помните, не помните? Она как раз была посвящена Кубани. Я бы относился к этому серьёзно, здесь будет огромное количество выходцев из постУкраины. В ближайшее время их будет всё больше и больше, и это будут очень разные люди.

У идеологии украинского, очень подлого украинского национализма, есть подлый аргументик, против которого очень сложно попереть. Он основан на следующем – «Москва у вас всё забирает». И они этим стараются со всеми найти общий язык. С молдаванами, с сибиряками, со всеми.

Он зашит [в истории], во второй части второго сезона украинской трагедии мы будем разбираться в генезисе украинского национализма. Он имеет под собой исторические корни, Москва – это исторически была одна из альтернатив новой империи, а второй альтернативой был Львов.

Когда рухнула Киевская Русь, было два мощных образования на базе Руси. Это начинающее расти Владимиро-Суздальское княжество, ставшее потом Москвой. А вторая мощная сила, это было Галицко-Волынское княжество, распиленное потом между Польшей и Литвой. Более сильная Литва забрала себе Волынь, а Польша – Галицию.

Но определённый период у них были союзы, альянсы. Я напоминаю, что Данила Галицкий, князь, основавший Львов, это двоюродный брат Александра Невского. На этом основана идеология Грушевского, он умер где-то здесь, по-моему, в Минеральных Водах или в Ессентуках. Он потом стал академиком советской Академии наук, его не репрессировали.

На этом была построена идеология – была европейская модель, реализованная в союзе с поляками, а была азиатская модель – с ордой. И отсюда начинается расчеловечивание. «Мы европейцы, мы белые люди, а это — азиаты». Так это на Украине было. «Мы европейцы, они азиаты».

И представьте, что наше небольшое общество в ближайшем будущем, получает эффект сообщающихся сосудов, и мы получаем одновременно людей, которых на протяжении 20 лет, активно, с 2002 года, учили ненавидеть друг друга. Из-за этого там такое количество людей с сорванной психикой, вы не представляете.

Кто жил на Украине, знает, что с медицинской реформой было. В том числе, уже 5–6 лет как сокращены неврологические отделения. Просто не ставят людей на учёт. Какое количество реальных сумасшедших участников Майдана никто не знает. Какое количество таких людей среди тех, кто воюет? Мы можем видеть все эти батальоны «Торнадо», какое количество просто извращенцев, идиотов. Плюс все справки покупались, всё коммерциализировано было. Там невозможно провести реальный учёт людей с отклонениями, садистов и всех остальных.

Вечная память, земля пухом, Дарье Платоновой-Дугиной. Её убийца или наводчица – это яркий пример, жительница Мариуполя, ничем особенно не приметная.

А теперь это экстраполируйте – десятки или сотни тысяч людей [будут приезжать]. Кризис – надолго. Та территория будет достаточно долго непригодна к жизни.

На территориях, находящихся под нашим контролем, будет устанавливаться миропорядок. Будет серая зона. Люди оттуда будут разбегаться во все стороны. Побегут, естественно, куда? Ростовская область получает основной удар. И дальше — близлежащий Краснодарский край и всё остальное.

Но это только то, что касается встречи с носителями истероидного мышления, наученного ненавидеть друг друга. Это реально.

Я говорю, конечно же, про политизированную часть. Абсолютное большинство – хатаскрайники. Мы помним об этом. Но это тоже нездоровая тенденция, которая может тоже нездорово на нас повлиять. Обыватели – это базис, цемент для нацификации. Второе – это носители безгосударственного мышления.

Украина была очень удобной страной.

Опять же, у меня опыт специфический. У меня какой-нибудь проект, допустим, в Харькове 3–4 месяца, потом где-нибудь в Иркутске. И я на протяжении 15–20 лет жил именно в таком режиме. Я постоянно то в одной реальности живу, то в другой. Поэтому я картинками сравниваю, что меняется, как меняется, на уровне привычек. Начиная от того, что жители постУкраины всё измеряют в долларах. В России этого нет уже лет 20, наверное. Это другое мышление, это просто пример, как оно устроено.

Коммерциализация всего и вся приводит к страшной вещи. С одной стороны – это очень удобно. На Украине реально была такса за всё. Твои отношения с государством сводились к следующему: ты приходил и тебе говорили: «чтобы сделать это, нужно столько-то денег и столько-то подождать».

И сама система была на это заточена, там никогда не повышали зарплаты госчиновникам, они всегда получали копейки, они всегда были замотивированы, как в анекдотах: «тебе, гаишнику, палочку дали, там вертись как хочешь».

Они изначально были поставлены в эти условия и за 15–20 лет такого безгосударственного существования это уже стало нормой, других чиновников там не было, других система не воспроизводила.

Но это было очень удобно для коммерсантов, тем что у них денег больше, чем в среднем в обществе, можно решить всё что угодно, всё расторговывалось. Я рекомендую, книгу «Петр Пятый» почитайте, я делал обзор на неё, как реформы делались.

И решалось всё — от прописки, до того, что можно было без человека сделать ему паспорт, он мог в Португалии находиться, а ты забирал его паспорт. И даже можно было расписаться за него и потом передать человеку в Португалию. От таких бытовых вещей — до постов министров.

Это происходило не сразу, постепенно. И люди втягивались в эту нормальность.

В Крыму это было очень хорошо заметно. Были врачи крымские и приехавшие с материка. И материковые не понимали, почему крымчане вечно им деньги пытаются всучить. В России даже коррупция врачебная по-другому устроена. Ищешь контакты, знакомых, они тебе как-то договариваются, что-то утрясают и через какие-то связи всё.

На Украине не так организовано. Пришёл – такса. Чаще всего в городе таксу говорят, например, за операцию – 400 долларов. А давайте 350, доктор? Ну, давайте 350. Оно реально так было устроено. А ещё акушерке 50, в зависимости от того, какая это была [больница]. И во всём так было, поверьте мне.

Разных людей приходилось отовсюду вытаскивать, про один случай в Харькове я рассказывал, как студентов вытаскивали из райотдела. Можно было всё, а людям с деньгами это было прекрасно. «Коломойские» создали эту систему под себя, и внутри этой системы начали воспроизводиться маленькие «коломойские».

И вы поймите, это нам оно кажется виртуальным таким, но оно может вторгнуться в нашу жизнь, как пример, конечно, очень трагичный, но — просто живой пример. Это Наталья Вовк, убийца фактически Дарьи.

А это очень тонкая грань, я объясню почему.

С украинским обществом проделали страшный эксперимент.

Мы смеёмся, когда видим в них каких-то идиотов, похохатываем, но общество заставили сделать очень страшный шаг. В украинском обществе нормализовали политическое убийство. Это очень страшно.

В течение 8 лет в общество вдалбливали одну простую мысль – есть ряд людей, наших врагов, как нации, государства, убийство которых не является преступлением. Или как минимум оно морально оправдано. Это настолько тонкая грань, не осознаваемая нами. В России такого никогда не было.

У нас никогда не героизировалось политическое убийство своих сограждан. Даже внутри советской модели гражданская война подавалась как глубокая трагедия. Товарищ Сталин всё прекрасно понимал. Поэтому был «Тихий Дон». Ты когда читаешь «Тихий Дон», ты не хочешь быть в тот момент ни за белых, ни за красных. Ты хочешь, чтобы это как можно быстрее закончилось. Или, когда читаешь «Донские рассказы», или «Железный поток» Серафимовича, или Паустовского, ты сопереживаешь тому обществу.

Или, например, – «Служили два товарища». Есть и одна сторона гражданской войны, и вторая. Герой Быкова и Янковского. Это красные, один – пролетарий, а Янковский – поповский сын. А с другой стороны – белый офицер в исполнении Высоцкого. Есть обе стороны.

Я напомню, чем этот фильм заканчивается. Герой Высоцкого, белый офицер, он убивает героя Янковского, помните? И всё равно не выдерживает, кончает жизнь самоубийством. Гражданская война даже в советской [идеологии], на стороне, победившей в гражданской войне [была общей трагедией].

А там наоборот, понимаете? Героизация убийства в этой не переигранной гражданской войне проведена у целого поколения. Я напоминаю, эта идеология была главенствующей 8 лет.

До этого она была внедряемая, мы это обсуждали и с Дмитрием Юрьевичем, да? Но они впрыскивали её постоянно. То через историю, то через голодомор.

А с 2014 года – всё. Можно убивать.

Олесь Бузина, вечная память, земля пухом, это и было то самое политическое убийство, морально оправданное. Один из организаторов, Евген Карась, телеграм у него есть, подпишитесь, почитайте, он дальше абсолютно легально [существует].

[Евгений Васильевич Карась — украинский общественный и политический деятель, пропагандист, глава организации «С14», участник российско-украинской войны. Комендант захваченной Киевской городской государственной администрации во время Евромайдана].

И дальше оно всё пошло, поехало, но это не «началось». Началось всё, конечно, с 2 мая, это было символическое политическое убийство. Оно не просто было, а ещё и с символом. Я считаю, ещё и с надругательством было.

И мы не знаем, какое количество людей внутри постУкраины являются реальными носителями этой идеологии. А послезавтра – это наши сограждане.

Если вы побываете в Норильске… Кто-то бывал в Норильске? Жили пара человек, да? Было знаменитое восстание в Норильлаге, когда весь Норильск поставили на уши.

Это были бандеровцы, их сослали туда. Они чуть не взяли в заложники весь Норильск. Они там жили, это лагерь условно. Разоружили комсохрану, взяли в заложники комсомольцев, потом взяли в заложники других зэков, не поддержавших восстание. Они внутри начали террор, им сначала нужно было лагерь себе подчинить, так как не все их поддержали, понимаете? Потом они чуть не взяли в заложники весь Норильск, нужно было армию подключать, там была спецоперация в условиях вечной мерзлоты для подавления восстания в Норильлаге. Кто жил в Норильске, тот знает эту историю.

Вы поймите одну очень важную вещь. Я заметил, что жители Краснодара, Кубани в целом, более динамичные, более энергичные, даже передвигаются по улице как-то быстрее. Жители постУкраины на вас в этом смысле похожи, они тоже очень энергичные, коммуникабельные. Похожие географические условия, масса всего остального, дружелюбные, но сколько реально там людей, разделяющих праведность политического убийства, мы не знаем. Не знаем.

Второе. На протяжении этих 10 лет героизировалось мученичество во имя этого всего. «Небесная сотня» – это же чистое Средневековье. Если мы посмотрим на уровень символов, это чистое Средневековье. Погружение общества в черно-белую картину мира, нормализация убийства, насилия, привязывание людей к столбам. Чистое Средневековье.

Когда я смотрю на это, мне сложно, я же знал нормализованное состояние Украины. У меня ощущение, как у Стругацких в «Трудно быть богом».

Я читаю политологов, с которыми раньше работал, я их знал в других условиях. Например, я никогда не был на Селигере, а один из политологов украинских ещё в 2014 году начал призывать убивать российских журналистов, был постоянным участником Селигера, с 2003. Я не хочу называть фамилии, мы с ним 4 месяца в одном гостиничном номере жили.

Важны тенденции, фамилии не нужны, тем более, Следственный комитет завёл уже дело. Другие люди прошли эту нормализацию, и они скоро окажутся внутри нас. Это очень нездорово, это очень опасно.

В «Социологии», в предпоследней серии про Запад, я попытался это раскрыть, в книге я подробно с этим разобрался. Около 20% общества постУкраины так или иначе были нацифицированы. Они разделяли эту черно-белую картину мира, политического убийства, ненависть к нам. Мы его ещё не знаем, этого человека, а он нас уже ненавидит. Это наша будущая реальность.

Из зала: Они уже здесь.

СУ: Да, согласен, часть уже здесь.

Теперь посчитаем, по моим оценкам, таких людей 15–20%. 15–20 миллионов будет так или иначе в нашей зоне ответственности, 20% от этого, сколько это у нас? 3 миллиона. Хорошо, половина, пусть даже две трети сбежит. Например, в ту сторону. Гарантированный миллион – это носители идеи. Не говоря про подростков, увлекающихся этим как идеей, и так далее. Это огромное количество.

Тут я сейчас скажу может быть неполиткорректную вещь, но нам нужно избежать массового перетока жителей постУкраины в Российскую Федерацию. Нам нужно приучать их к жизни в новой реальности для того, чтобы они эту новую реальность воспроизводили у себя.

В Крыму произошла, с моей точки зрения, одна очень неправильная социальная вещь, иллюзия, в виде сделки.

Пришла Россия – и берите всё! Что, мост? Держите вам мост. Аэропорт? Что вам ещё? Возьмите, возьмите. Ловили крымчан и спрашивали – что для вас ещё сделать?

Но при этом в городе Евпатория, в котором я организовал базу и бросил якорь, когда меня выгнали из Одессы, второго подряд мэра посадили, в течение первых четырёх лет. Они не могли на 70% выделенные деньги освоить, не могли заявки оформить, согласно всем процедурам. Набережная Евпатории – это позор! Набережная Терешковой. Разбомбили на этапе подготовки документации, разворовали деньги на этапе проектных работ, но при этом уничтожили набережную, зависло денег 200 миллионов. Фирма где-то уже исчезла.

В Севастополь не могут «Тавриду» уже пятый год построить, там осталось 30 километров, третья фирма банкротится, там и проектные работы были накосячены ещё в 2014, катастрофа. В результате деньги не использовали.

Я подробно не погружался, просто видел два процесса происходивших. Как местные коммерсанты пытались открыть рот, увидев эти хулиарды, и у них рот рвался, и их сажали, они таких денег никогда не видели. А второй процесс, когда приходили люди с материка, влезали в блуд с местными и тоже садились.

Теперь, в результате, строит, по-моему, «ВАД» питерский, местные все обанкротились. Они сделали дорогу, но она не соответствует никаким нормам. Приехали проверяющие: «мы не примем». Всё, фирма обанкротилась, дорогу построила, но кривую. Они думали, что как на Украине: что-то построили, сколько надо денег, примите? — примите, и всё работает. А оно не работает, а они уже деньги использовали. Историю про набережную Терешковой в Евпатории почитайте, поучительно. Два мэра подряд уже сидят.

Один из них был абсолютной жертвой пиара. У него набережная развалена, а он в Думе. Я сейчас про Украину, это реальная история, почитайте, даже видео есть. Мэр Евпатории на Кабмине, на Совмине поспорил с вице-премьером Крыма о каком-то хозяйственном вопросе. Они повздорили, мэр Евпатории вызвал его на дуэль в бадминтон. Происходило это во Дворце спорта в Евпатории. Мэр был жертвой пиара, он себе придумал, или пиарщики ему придумали ник «Iron мэр». И представляете, большой Дворец спорта, наверху балкончик, откуда флаги вывешивают, он на этот турнир с вице-премьером по бадминтону в костюме «Iron мэр» с этого балкончика на тросе спускался. Посмотрите видео. Дарт Вейдер, автор этой идеи, это партнер Гончаренко, Голубов, которого, я надеюсь, мы поймаем и за всё с него спросим.

Вам это кажется сюром, это же бред! Бред или не бред, а для жителей Крыма, кейс 2015–2016 года, совсем свежий. Это норма для политиков и это лёгкий случай, это он просто в костюм переодевался.

А я говорю о том, что может быть тяжелый случай. Когда речь идёт о жизни – это уже не смешно. Тут он себя представил «айрон-мэром», а тут он себя представил бандеровцем настоящим, который должен что-то делать. Это хорошо, что у нас здесь большинство с высшим образованием, у всех с воображением всё норм. Попробуйте это всё представить.

Почитайте. Я же специально читал вам книжки Турчинова, это он не выдумал. Поймите, это ему не райтер написал. Бывают книжки предвыборные, «про всё хорошее», отчётно-выборные, а бывают книжки — про человека, про то, что у него свербит. У Турчинова гордыня, мы это определили. Ему свербит. Эти люди – это элиты, «цапки» безнаказанные на протяжении 20 лет, у них всё получалось. У каждого есть топ-менеджеры.

Тут очень важен третий фактор угрозы украинизации. По результатам этой спецоперации, самые влиятельные люди постУкраины, а также их партнеры, топ-менеджеры, подельники и родственники перестанут быть хозяевами жизни и потеряют значительную часть своих капиталов.

Представьте себе – сложилась такая ситуация, что всем влиятельным людям сильно наступили на хвост одновременно, забрали половину денег в ходе кризиса. Они потеряли возможность влиять на всё.

Коломойский в Днепропетровской области полностью контролировал политику с 2005 года, после первой оранжевой революции. А с 1999, когда Швец был мэром Днепропетровска, «ПриватГрупп» с тех времен влиял на политику.

[Николай Антонович Швец, украинский политик, С июня 1994 года по 27 апреля 1999 года — председатель Днепропетровского горсовета. С 1999 года по август 2003 года — глава Днепропетровской областной государственной администрации].

И все заправлялись только на его заправках – «Сентоза», с 1995 года, вся Днепропетровская область была в этой «Сентозе», никаких других. Все на «Сентозе» будете заправляться с 1994 года, и никуда вы не денетесь.

В 2008 году убили прокурора Шубу. Он сильно наступил на хвост группы «Приват», считался одним из самых неподкупных прокуроров Украины, такой из харьковских, ещё советской, старой закалки. Почитайте кейс – днепропетровский прокурор, на стрельбище «самозастрелился» в сердце, когда перезаряжал пистолет [прим.: Шуба Владимир Васильевич, прокурор Днепропетровской области (июль 2000 — октябрь 2008)].

Это я вам пару таких, где-то ужасных историй, где-то хохм, рассказал, но теперь – это будет норма. И носители этой «нормы», они рядом с нами.

Это реальность, и в этой реальности нам нужно самоопределяться. Мне доводилось много работать с системой госвласти, я понимаю, как принимаются решения. Решение государством принимается долго, долго движется. А общество живёт в горизонтальных связях, и внутри горизонтальных связей нам нужно самоопределяться, в связи этой с угрозой, с её существованием. Так или иначе, все согласны, все поняли на разных примерах, что она есть.

Самоопределиться можно тремя способами.

Можно либо абстрагироваться от угрозы, тогда добро пожаловать в хатаскрайники – отписался от всех политических новостей, семья, дети, дача, отпуск, зарплату платят, не моё это дело – это одна позиция.

Позиция вторая, то, о чём я говорил в самом начале – ввязаться в ненужные дискуссии, стать соучастником когнитивной войны. Начать возмущаться, что эти люди будут у нас появляться, что-то заявлять, будут и теракты, много всего будет. И на эту тему возмущаться, становиться соучастником этого всего… Поверьте мне, очень много людей включится в эту бесперспективную деятельность.

И есть третий способ самоопределения – над ним я сейчас думаю, работаю, как в этой ситуации конструктивно самоопределиться.

С одной стороны, не уходить в обыватели. Что такое хатаскрайник – это крайняя форма обывателя. Максимально эгоистичного обывателя: мне всё равно вообще, вообще ничего не надо. Это идеология бюргеров в немецком нацизме. Обыватели склонны такое приводить к власти и закрывать глаза. Самое главное – ничего же не случилось, это же не у меня. Если вы самоопределитесь как обыватель, то это вам на какое-то время даст спокойствие.

Очень мнимое спокойствие, рано или поздно к вам новая реальность прилетит.

Как она прилетела жителям постУкраины 24 февраля, которые за эти 8 лет вообще забыли, что происходит. Это же в Донецке происходит, а у меня в Киеве всё хорошо. Но у хатаскрайника всё равно будет встреча с реальностью, я не знаю, в каком виде, но она будет. Вы можете занять эту позицию, это же ваше право, это самоопределение.

И стать соучастником когнитивной войны – это самоопределение «пытаться выиграть у голубя в шахматы». Значит – ты дурак, ты не понимаешь, что становишься инструментом. Тебе кажется, что ты это делаешь из благих побуждений, «я же пытаюсь выиграть у него в шахматы», а играть вообще не надо! Нужно объяснять, что он голубь, правильно? Причём не ему, а окружающим, что мы не играем в шахматы, я его в клетку пытаюсь посадить! Шахматы — это просто приманка. Такой дурной голубь, он только на шахматы клюет.

Но занятие конструктивной позиции – самое сложное. То, над чем я работаю, то, в чём я рассчитываю на вашу помощь, и то, что нам предстоит сделать. Мы же определились, что мы интеллигенция? А кто такая интеллигенция? Социальная функция интеллигенции?

То, что вы всё называете, в общем-то, правильно, разные грани. Совесть – это идеологизация, навязанная в перестройку, никакая она не совесть. Совесть — это понятие персональной характеристики личности. Можно быть рабочим совестливым, а можно быть интеллигентом, но полным говном. Мы об этом знаем, об этом фильмы советские многие. Прекрасный пример – «Служебный роман». Герой Мягкова и герой Басилашвили. Мерзавец, человек без совести и человек со сверх-совестью. Об этом же фильм, если говорить про два мужских типажа, один не может сделать карьеру и воспитывает детей в одиночку, и — бессовестный карьерист. Так что совесть, она не про интеллигенцию, она про другое, она про культуру.

Интеллигент — его смысл в чём? В ходе сложной организации городской экономики для человека образуется такая ниша, что он может своё свободное время посвятить своей «роли в русской революции». Рассуждать о чём-то, выходящем за пределы бытового, о чём-то абстрактном. Общество, в ходе сложной организации экономики, даёт в том числе и свободное время. Ты интеллигент, ты об этом думай, и тогда ты начинаешь воспроизводить какие-то смыслы, в этом функция интеллигенции.

А на интеллигенцию ориентируются другие слои общества, и не обязательно более бедные, в том числе коммерсанты. Кто знает коммерсантов – у них нет времени подумать. Они постоянно работают, у них схемы: туда-сюда, поехал, командировка, он не задумывается об этом, поэтому интеллигенции придется занимать ту самую конструктивную позицию.

А в чём заключается конструктивная позиция? Давайте для себя ответим, в чём заключается конструктивная позиция интеллигенции по отношению к обществу и государству. Обществу нужно будет объяснять эти риски, показывать, к чему они могут привести, чтобы оно не дремало, чтобы оно не вернулось в состояние, когда доминируют те самые обыватели и хатаскрайники.

А государству нужно постоянно накидывать инициативу там, где оно тормозит. Я знаю массу случаев, когда сдвигались вопросы с помощью общественных советов. Они насоздавали, наши начальники, кучу всяких инструментов, якобы по работе с обществом. Пришла разнарядка из Москвы – давайте насоздаем здесь всего. Я не даю оценок, хорошо или плохо, но это возможность, в том числе и на что-то повлиять. Я сейчас даже не говорю про активные методы, митинговые, мы сейчас это вообще не обсуждаем, это не имеет значения, задача не в этом.

Для нас задача внешняя – это обучение жизни в государстве, внутри России, минимум 15–20 миллионов человек.

Для того, чтобы снять негативный эффект украинизации, нам нужно расколоть аудиторию, становящейся сейчас с нами сообщающимся сосудом, чтобы они не чувствовали свое единство. Пришла Россия нас интегрировать, а мы тут такие все либо бедные, либо ждём манны небесной, как в Крыму. Вы пришли нас освобождать? – Освобождайте! Давай, удиви меня освобождением.

Реальность будет другая. Будет много трагедий. Посмотрите – каждый день теракты, кого-то убивают из управленцев. А сейчас глава правительства Харьковской области, я напомню, бывший земляк ваш и куча людей ещё с ним приедет из команды, все они в зоне риска сегодня. А завтра вашего родственника могут, друга отправить, сегодня он есть, завтра его нет, там реально людей взрывают, понимаете?

И поэтому всё зависит от быстроты и эффективности интеграции первых регионов, где мы остановились. Сейчас идёт первый этап – Херсонская область, часть Запорожской. ДНР, ЛНР мы не берём, там проще, там уже есть государственность, она будет подтягивать новые регионы под себя, и Харьковская область и все остальные дальше будут уже ориентироваться на них.

У нас будет эффект домино, чем быстрее будет модель государственности установлена, максимально похожая на нашу, и [чем быстрее она будет] переформатироваться, тем проще будет дальше. С каждым километром на запад общество будет всё сложнее и сложнее, количество нацификации будет все больше и больше.

Уже в Днепропетровской области есть такие села. Синельниковский район, там такие махровые националисты, куркули. Мы должны понимать – есть бандеровцы, ненавидящие нас идеологически, петлюровцы. А есть куркулятина такая, он за своё, если ты ему его поломал, он тебя застрелит просто. И не потому, что он русских не любит, он всех не любит! Он всю жизнь привык себя защищать, у него три пулемёта прикопано, последние 8 лет он от одних отстреливался, а теперь будет сидеть тихо, изображать лояльность, а потом покажет себя.

Там очень нездоровая ситуация. Мы один раз уже с этим сталкивались, как общество. Я напомню, что Советском Союзе в конце 80-х, со времен Великой Отечественной прошло 40 лет, как русский человек себя чувствовал, в Прибалтике, на Западной Украине? Кто старшего поколения, тот помнит. Мы приезжали: вроде бы как Советский Союз, рубли ходят, но что-то там не склеивалось. Потом это в Молдавии прорвало.

Поэтому эта конструктивная позиция – это то, что требуется от нас в ходе этого кризиса. Кризис надолго, по моим прикидкам. Как я и говорил, острая фаза: где вход, там и выход. 8 лет — острая фаза, был вход в неё, 7–8 лет будет острая фаза по выходу, а потом ещё и умиротворение лет 10–12.

Я отсчитываю украинский кризис с 2002 года, с выборов в Верховную раду, когда Ющенко залез, националисты легитимизировались – 20 лет. Два поколения школьников нужно выпустить, где-то так плюс-минус.

И теперь мы переходим к вашему региону.

Зритель: Вы не ответили на вопрос, а что отвечать, когда говорят: «Москва всё с вас тянет».

СУ: На этот вопрос нельзя ответить! Почему? Чтобы не «тянула Москва», нужно самому стать Москвой. Не имеет значения, как будет называться столица, это манипуляция, понимаешь? Это манипуляция, а с манипуляцией бессмысленно бороться, манипуляцию надо вскрыть. Это надо просто пресекать – что за бред вообще? Ты хочешь разобраться в том, как устроены межбюджетные отношения? Давай разберёмся, что ты хочешь? А где-то действительно несправедливое распределение, оно тоже есть.

Зритель: Действующие чиновники не дадут соврать, есть дотации, есть субвенции, и Краснодарский край получает субвенции [субвенция – бюджетные выплаты, направленные на поддержание другой бюджетной системы]. Что такое дотация? Есть нищая семья, — на тебе денег. Пришёл другой человек, — на тебе на окно. Мы, например, как край получаем субвенции. Но у нас общество, я это вижу и слышу, говорят про «всё в Москву» и так далее. А что у нас 7,7 миллионов населения, 20 миллионов туристов и уровень жизни более высокий, чем по стране, это почему-то общество не замечает.

СУ: Мы в принципе не ценим то, что у нас есть, это норма.

По поводу того, что отвечать, там другая логика.

Чтобы победить в политической дискуссии, надо не участвовать в дискуссии, навязываемой оппонентом, а навязать свою дискуссию.

Понимаешь разницу?

Когда мне говорят «в Москву всё вытягивают», ответ – это потому вы не способны ничего сделать, вам никто не подчиняется. Правильно? Всё, иди отсюда, о чём говорить? Нужно прекратить дискуссию и свою навязать.

А как прекратить дискуссию – это уже вопрос риторики. Мы можем её отработать на дебатах. Кто «на районе» жил, тот риторическими приёмами владеет. Тот знает, что если тебе предъява, то тебе нужно сначала предъяву снять. И либо свою предъявить, либо разойтись, определить, кто есть кто. В политике схема точно такая же. Не надо участвовать, это же предъява. Не буду я в этом участвовать. Всё, вопрос надо закрыть.

Зритель: Но есть один момент – это демагогический приём в плане «Москва забирает». Но там есть объективный фактор того, что перераспределение бюджета разных уровней идёт в сторону федерального? Например, с Дальнего Востока, могу кучу примеров привести, когда местные чиновники снимаются. Вместо них идут ставленники, представляющие интересы не местного региона. Ставят людей, идущих из Москвы, и они насильственно пропихивают перераспределение. Как на Сахалине было – газовые доходы, там поменялась схема 3/5: 3 уходило в федеральный, 5 оставалось в регионе, потом это поменяли. Поставили своего человека, он не освоил бюджет и вместо того, чтобы его снять, просто перераспределили схему. И таких примеров много.

СУ: Ты уже ушел в схему межэлитарных отношений.

Зритель: Я сейчас к чему. Говоря о том, что вы предлагаете делать обществу, на уровне дискуссии, да, мы можем это победить. Но де-факто, если мы видим такие отношения, это же двояко. Если мы отстаиваем нашу модель государственности, тогда и государство должно показывать примеры того, что действительно есть обратная связь. Что мы не забираем, а есть какие-то бонусы, получаемые регионами.

СУ: Всё правильно. Но эта дискуссия нас немножко в сторону уводит, поэтому я хотел её в часть «вопрос-ответ» перевести.

Вопрос риторики и демагогии должен быть надстроен над идеологией. Когда риторика становится самоцелью – это конец. Это постмодернизм. Мы будем сущности и их отражение обсуждать часами.

А по существу, у нас есть идеология, мы можем её разделять или не разделять. В России эта идеология, — я идеологию беру в греческом понимании, «набор идей», — она выстрадана. Она никак не называется, но она выстраданная.

Без сильного эффективного государства нам конец.

Этот вывод сделало общество из 90-х. Внутри мы будем обсуждать, какое оно будет – больше социализма, больше монархии. Но без сильного государства нам – всё, край.

Как и многие, я помню эти настроения в конце 90-х, когда многие думали, что уже всё. Первый этап развала прошёл, сейчас ещё чуть-чуть, и будет второй этап развала. Непонятно, как он произойдет. Но это ощущение было. И оно снялось, я это тоже очень хорошо помню, только году к 2005, что Россия точно не развалится. Пообещали раньше, но потом несколько лет прошло, начали «мочить», и чуть позже пришло понимание. И это является нашим базовым компромиссом – что без государства нам хана.

А компромиссом того огромного общества, становящемся сейчас частью нашего общества, является то, что государство, в общем-то, не нужно. Причём это убеждение подкрепляется ежедневной практикой на протяжении 20 лет.

И — вопрос. Нас же объективно больше? Всё равно придётся научиться жизни в государстве. И в наших интересах, чтобы это произошло как можно быстрее, безгосударственная жизнь сильно нас подпортит.

Что я имею в виду? Я в принципе представляю, как устроен бизнес на постУкраине, малый и средний. Малый, он везде одинаково устроен. А где речь идет об оборотах миллионов долларов в месяц, в квартал, – оборота, не прибыли, – это тотальная коррупция, причём тотальная коррупция авансовая. Не то, что мы коррумпируем МВД-шников, потому что они решали вопросы. А это система баланса общественного.

Должность начальника ГорУВД подразумевает, что там пятеро коммерсантов ему гарантируют десятку в месяц, например. И это по должности. И как только сменятся начальники — были украинские, появились российские, то эти коммерсы будут воспроизводить эту практику.

А теперь представьте, есть какие-нибудь наши офицеры. Они приехали туда служить. У них даже надбавка, зарплату получают, офицеры могут полмиллиона получать, кто с боевыми, со всеми остальными надбавками. А тут перед ним открываются соблазны в десятки миллионов рублей. Понимаете?

Это край богатый, постУкраина, как и Кубань, деньги генерируются отовсюду. Та же Днепропетровская область, житница по зерновым, реально отовсюду генерируются деньги. И ещё очень много полезных ископаемых. На Кубани поменьше полезных ископаемых. И представляете, какие соблазны.

А теперь снова представьте себе это в больших числах. Какие соблазны открываются для людей, носителей нашего государственного баланса, общественного договора. И они сейчас попадают туда. Это и есть главный парадокс.

Зритель: Я ездил на свадьбу в Чернобыльскую область, где наш парень, работая здесь в ЦМО на документах, там женился. И семья уже ему рассказывала, как нужно реализовывать семейное хозяйство.

СУ: Да, это уже практика. А если мы посмотрим на процессы в обществе, они более медленные, но они более масштабные.

Эта антисистема может разрушать нашу.

Поэтому мы заинтересованы отделить зёрна от плевел. Абсолютное большинство, когда оно поймёт, а сейчас оно этого не понимает, что в России по-иному организована жизнь… Поймите, людей, действительно задумывающихся об этом – меньшинство. Большинство думает, что просто флаги меняют. Как оно было, так же и будет, просто будут другие флаги.

По Крыму посмотрите статистику, сколько там посадили, в том числе всяких чиновников. Они что думали? Мы портрет Януковича убираем, портрет Путина вешаем. Раньше были гривны, теперь рубли, и, в общем-то, ничего не поменялось, и будет точно так же.

Но, теперь мы подходим к части про Кубань и про вас. У меня тезис следующий. Или мы оперативно кубанизируем постУкраину, или постУкраина внутри России украинизирует Кубань. Объясню, что я имею в виду.

Дело в том, что в основе этого мерзкого нацистского меньшинства, потенциально являющимся нашим врагом и угрозой, лежит точно так же, как и у вас, казацкая идентичность. Но – извращённая. Одно и то же историческое событие.

Я специально сегодня купил учебник по «Кубановедению», Чистяковской за 10 класс.

[Предмет внедрён с 2004, в рамках дисциплины «Краеведение», в каждом регионе России – своя программа. Кубановедение – это изучение Кубани. На данном уроке изучаются природные особенности Кубани, национальный состав, культурные особенности населения, экономика и хозяйство].

Будет просьба. Кто может помочь, сразу можете себе пометить. Я хотел бы за все остальные классы учебники, и ещё меня интересуют рабочие тетради, но в электронном виде, мне не нужно в бумажном. Если кто поможет с этим, сейчас объясню для чего, тут мы подходим к идеологии.

Одно и то же историческое событие, а именно переезд Запорожского войска, у вас воспринимается как начало нового, как старт новой жизни, как рождение.

Вокруг этого весь символизм в Краснодаре. Есть Пётр I, есть памятник Екатерине II. Прекрасная композиция посвящённая гражданской войне, где лежит будёновка и казацкая кубанка, про рефлексию гражданской войны. Очень интересно сделаны годы. Обратили внимание? Сверху: 1918–1919 и далее. Обращали внимание на этот памятник гражданской войне? Он очень интересно исполнен, очень минималистичный, но очень интересный, ещё и имитация Вечного огня. У вас в Краснодаре очень интересные памятники, оригинальные и небанальные.

Одно и то же событие у вас интерпретируется на уровне и общества, и государства. Государство — это кубановедение — общество считает это правильным, нормальным.

А у них это же событие положено в основу национальной трагедии. Переезд Запорожской Сечи воспринимается как геноцид России по отношению к ним. Они просто ставят знак равенства – запорожцы равно украинцам.

Мы воспитанные люди, мы понимаем, что казаки — это было отдельное сословие, и они вообще «гречкосеев» за людей не считали. Опять же, читаем «Тихий Дон», как казаки относились к мужикам.

На Украине проведён знак равенства, казачий миф лежит в основе всей Украины как базовый.

И переезд запорожцев. Они сначала переехали на территорию Бессарабии, где сейчас Приднестровье, в Буджак, сначала стали черноморскими, переехали сначала туда, там все дела завершились с Ногайской Ордой, были там недолго, а потом их перевезли на Кубань.

И есть ситуация, когда одно и то же историческое событие абсолютно по-разному идеологизируется, при общих исходных данных.

И для нас появляется такая теоремка, смотрите. Схожий исторический казачий миф. То, что отражено в языковых особенностях, в бытовых особенностях. Я был в этнографическом музее, в историко-археологическом музее всё посмотрел, национальный костюм. Я увидел исходные этнографические данные изначальные. Но в мифе оно лежит региональном.

Ты переехал из Сибири, но твоего ребёнка всё равно будут учить кубановедению. И это правильно, регион должен давать свой миф.

И теперь я решил эту теоремку, я вам сейчас расскажу.

И теперь при общих исходных данных исторических, мифологии исторической, мы имеем разные результаты. Кубанский региональный исторический миф находится внутри имперского мифа.

Кубань — это передовой край. Мы особые, мы отличаемся, мы не такие, я это и в музее понял, мы другие. Эта наша инаковость нас делает особыми, это даже сейчас проявляется. Мы — самый растущий город России. Так же, правильно?

Самые большие урожаи. От нас никто не уезжает, никто в Москву не хочет переезжать, все только к нам хотят, правильно? Уехал от нас — всё, не наш уже, не местный. Правильно? Есть такое? Есть. Я это так считал.

А там [общество] пришло к другому. «Мы должны отомстить». С теми же основаниями, — казачья и эта поднепрянская, украинская, именно запорожская идентичность, — положена в основу национального украинского мифа.

Кто на Украине учился в школе, правильно же? Казачки – основа всего на Украине. Этому учат, реально учат, точно так же как у вас на кубановедении, точно так же учат там.

И в этом заключается историческая миссия вашего региона. Показать, — и тут очень важно, обратите внимание, — это на всех ваших памятниках отражено, на наших памятниках. Какое было, кроме того, что оно было Запорожское, Черноморское, какой ещё эпитет был? Вспоминаем.

Верное!

Посмотрите все грамоты, дарованные здесь. «Верным запорожцам».

Ситуация — ваш исторический миф — тем и отличается, что вы сохранили верность, ваши предки в своё время, и в этом вообще смысл всего вашего кубановедения. Я его так увидел на всех памятниках.

В исторической России с казаками были очень сложные отношения. Пугачёвский бунт, я напоминал, Кондратий Булавин, что далеко ходить, Корнилова здесь же повесили? Предпосылки есть внутри казачьей идентичности здесь и в Ростове, в том числе коллаборационистов набирали, и у кого-то и получалось, и у немцев, какая-то часть сделала этот выбор.

А тут нужно провести обратную историю. Нужно объяснить, что даже ваш исторический миф в принципе правильный, в нём нет ничего преступного. Нет более мерзких людей, [чем] вредителей, сейчас стоящих на позициях искоренения украинского языка – это катастрофа, это нацификация России. Давайте искоренять бурятское, давайте кубанское искоренять, какая разница?

Если есть хотя бы тысяча человек, считающих себя украинцами, – они существуют. Отрицать их – это и есть геноцид.

Чем они занимаются – отрицанием русских на Украине. Они им говорят: вы — русифицированные украинцы, кто-то добровольно, а кто-то по принуждению. Вы должны отказаться от этого. А мы не собираемся с ними точно так же поступать. Но мы должны показать, что вас в этом историческом мифе обманули! Вам подсунули неверный миф!

Вопрос верности, я подчеркиваю: в казачьей идентичности!

Есть эта вольность: «что нам эти начальники какие-то, что они нам будут указывать». В этом смысле казачья идентичность, она какая? Поставьте нам задачу, что делать, а мы тут сами справимся. И о результате уже договоримся с вами. Это вам земля, вы тут живите, это ваша задача. А как вы внутри организуете, кто будет главный, вы сами разберитесь с этим.

А у нас с вами контракт, в отличие от других регионов России, если говорить о традиционных отношениях. Это и нужно будет объяснить. Можно даже с вашей идеологией [стать частью большой страны]. Огромный регион. Краснодар уже огромный регион, 7–8 миллионов, а ещё сейчас Донецк, Днепропетровская плюс Запорожская области, тоже будет около 5-6 миллионов, а если взять все еще Поднепровье выше, Черкасск и всё остальное, то это будет под 12 миллионов.

И второе – объяснить, что вопрос мовы лежит в основе украинского национализма, с которым нам предстоит столкнуться. Он лежит в основе противопоставления языков, на противопоставлении мирового языка и регионального. Но их нельзя противопоставлять! Это то же как противопоставлять английский и шотландский.

Зритель: А насколько влияет именно национальный состав края? Если брать сам край, то второй титульной нацией здесь будут армяне и, естественно, адыгейцы, находящиеся внутри края. Насколько это будет влиять?

СУ: Этносостав вторичен, мы двигаемся от мышления, а мышление у нас на русском языке. А этнический состав – это то, что каждый поддерживает внутри себя.

Вопрос мовы, он политический и очень важный. Вокруг мовы построена идея Украины как анти-России: «всю жизнь мову запрещали, гнобили, Шевченко ссылали, вся жизнь – это унижение».

Украинский кризис, он не вокруг малых национальностей, он вокруг претензий одной части против второй части. Правую руку натравили на левую руку, и она сейчас что-то доказывает, часть организма натравили внутрь себя.

Между некоторыми национальностями, например армяне — киргизы, очень просто провести грань, религиозную, по внешнему виду, языковую, а между русским и украинцем это практически невозможно, оно только через самоопределение происходит.

Сейчас ты можешь себя считать русским, а через два часа ты можешь считать себя украинцем. И тебя никто не проверит, и это страшно. Мы сейчас соединимся с обществом, и тебе говорят: я русский, а он тебе просто врёт.

Он считает, что он должен выполнить миссию и уничтожить тебя как русского империалиста. И вопрос мовы их шокирует, поверьте мне, когда они увидят кубанскую реальность.

Зритель: Ваш тезис очень хорошо подтверждается тем, что больше всех на Украине общественное мнение взорвал клип Акима Апачева и Дарьи Фрей «Пливе кача». Они перепели украинскую народную песню на украинском языке, положив её на видео с «Азовстали». Это единственное, что порвало там всех, Арестович объяснял: смотрите, что они делают.

СУ: Да, это хороший пример, «Пливе кача», надо найти её.

Вы, жители Краснодарского края, и носители этой региональной идентичности, безотносительно того, где вы родились и когда сюда приехали, вы являетесь живым примером для жителей постУкраины. Что национальный, этно- мово- и даже казачий исторический миф, никак не противоречит и не конфликтует, для этого не надо быть анти-Россией, понимаете?

Это, казалось бы, простая мысль. Но она простая как минимум для тех, кто ещё способен как-то рационально воспринимать информацию и кто, самое главное, настроен на конструктив. Даст аргумент против того, что на протяжении 20 лет жителям постУкраины объясняли, что Украина постоянно испытывает угрозу со стороны России. Это было всегда. Это было, начиная с времён Андрея Боголюбского, начиная с того, как он разграбил Киев, и — с тех времён всегда Россия, Москва, русские только тем и занимались, что нам здесь не давали жить. То Сечь разрушат, то поляков выгонят, с которыми мы евроинтегрируемся, у нас вообще все хорошо, то Киев купят и пошло-поехало, то железную дорогу в Харькове построят, то заводы, но это уже как бы наша пошла риторика.

А Хмельницкого, это слишком великая фигура, его забыть нельзя – он слишком велик, поэтому он, обратите внимание, остаётся за скобками, они вообще его не вспоминают – это противоречит всему остальному.

И мне это объясняли, хотя я ещё в 90-х на Украине учился, когда это ещё не было так развито. В школе начиналось, я в русской школе учился, там другая программа была. А там теперь нет русских школ. В Киеве русских школ было две до последнего времени, на трехмиллионный город.

Ещё что очень важно про русский язык – там очень неграмотные люди, это катастрофа. Как думать – нельзя переучить человека, и они думают по-русски, но пишут по-русски украинскими буквами. И это катастрофа, я видел, надписи подростков одесских на заборах. Они всё равно русские, они думают по-русски, но так как в школе уже русский язык не учился, графика училась только украинская, они пишут украинскими буквами русские слова. Как слышат, так и пишут. Это реально очень серьезная катастрофа, именно образовательная, это ещё переучивать надо будет.

И эта иная реальность, воспринимаемая вами за нормальную, для очень многих будет тем самым позитивным когнитивным воздействием. И в этом смысле, тут я уже завершаю свои тезисы, то, о чём я хотел рассказать, и о чём будет у нас второй сезон. Жителям постУкраины, которые теперь уже наши с вами сограждане без пяти минут, им нужна новая, неконфликтная историко-политическая картина мира.

Они должны понять, что это не изнасилование, а по любви.

С той стороны будут постоянно говорить, что сейчас происходит то, о чём мы вас предупреждали всё это время, понимаете?

Если они останутся в той же историко-политической картине, внушаемой им: начиная с Андрея Боголюбского, москали, Москва и русские вас всегда унижали, уничтожали, ликвидировали, и сейчас происходит очередное уничтожение, то, о чём предупреждали всё это время, всё – это катастрофа.

Это реальная катастрофа, это будущие прибалты, такие, какими они были в Советском Союзе. Они внешне может и лояльны, но…

Историко-политическая картина мира должна быть не конфликтная. А в центре должна лежать верность, вы имеете общие знамена, у вас в принципе все множители едины, но один множитель у вас другой. А они не верные, они про неверное казачество, перебежавшее на сторону поляков, там же тоже был такой исторический сюжет. То казачество, из «Запорожец за Дунаем», классическая опера Семёна Степановича Гулака-Артемовского, она о чём? Как раз о тех казаках, что ушли под власть османов.

В этом смысле лично я для себя принял решение разобраться в кубановедении, в том числе в рамках второго сезона. Разобраться, какие наработки, какие идеологемы можно использовать для правильного, мифа для постУкраины.

И второе, о планах и идеях. Я не знаю пока как это реализовать, наверняка есть здесь и историки, и политологи, которые могли бы эту дискуссию как минимум инициировать.

Как минимум у нас есть площадка и моя, и того же Дмитрия Юрьевича. Я считаю, что если кубанские историки выступят с этой идеей, что готовы какие-то наработки предоставить – мы поможем. Один учебник я почитал – это полноценный труд. Как можно эти наработки с учётом этого всего приземлить ещё и туда. Потом начнётся переподготовка учителей, она уже идёт.

Как это сделать – будем обсуждать, есть идеи. Для того, чтобы идея победила, она должна захватить одновременно две части – массы и элиты. Массы должны понять, что эта идея важна, актуальна и необходима. Элиты должны понимать, что это им позволит стать более успешными. И тогда все шансы есть, поверьте мне, даже ваше местное начальство будет само выступать с инициативами. Давайте, мы тут делаем правильный учебник истории – ну хорошо, давайте сделаем.

Зритель: Местное начальство давно этим озаботилось, еще с 90-х годов. В 1989 году я написала первую программу по истории культуры казачества. Для вуза. На кафедре истории России Кубанского вуза, университета, буквально вчера говорилось о разработке программы для казачьего образования. Это первый федеральный стандарт вузовский по истории казачества. Если хотите, я вам дам телефоны заведующего кафедры.

СУ: Очень интересно. Спасибо большое. Значит, я логику ухватил. Надо будет приземлять, тем более раз есть наработки.

Это вопрос более чем ответственный. Эти «новые» люди на вас похожи инициативностью. Я знаю жителей Запорожья, Днепропетровска, Харькова, они очень активные. В этом смысле крымчане более ленивые. Крымчан расслабили, как я понял, как и у вас жителей побережья. Это сезонная жизнь, рассчитанная на курортников. И это другой тип жизни, он более расслабленный, сезонный: тут мы заработали, там отдохнули.

А жители остальной постУкраины, там надо работать, там не на курортников расчёт, там надо постоянно двигаться. И этих людей будет очень много.

А вторая история — практическая. Это лёгкий анонс, мы об этом с Денисом Селезнёвым уже договорились. Сейчас сформулирую.

Это общество надо изучать совсем на микроскопическом уровне развития. Оно сейчас разложилось и фактически живет общинами, городами. Люди живут в Бердянске, им вообще неинтересно, что за пределами Бердянска. Разложение произошло на микрополисы, это вопрос безопасности.

Вы не жили никто при комендантском часе? Кто жил при комендантском часе? Я год прожил. Жизнь при комендантском часе меняет общество. Всё по-другому. Забудьте про клубы ночные, забудьте о том, что вы ночью в аптеку пойдёте, если прихватило вас. Вас не то что убьют, вы просто переночуете в участке, до выяснения. Донбасс 8 лет уже так живёт. Новые регионы Украины постоянно так живут. Общество переформатируется.

И мы с Денисом хотим сделать экспедицию в эти освобожденные регионы для того, чтобы попытаться сделать социологический слепок того, что там есть сейчас. Это будет в первом томе, я рассуждал об этом, говорил.

Я чётко выделил три состояния общества. Было общество нормальное где-то года до 2002–2004, похожее на российское. Потом было общество нормализованное — как молоко — почти нормальное. Это после первого Майдана, когда оно испытало очень сильный удар, но потом как-то пришло в нормальное состояние.

А теперь общество — ненормальное. Но его вообще сейчас бессмысленно было измерять после 2014 года, невозможно было измерить, оно запуганное. Человеку приставили пистолет: как ты относишься к Зеленскому? Понятно, как. Поэтому общество – ненормальное, его нельзя было просчитать, оно было испугано и затерроризировано. Общество не могло честно ответить. А сейчас уже можно провести экспедицию. Там самое сложное – чтобы нас пропустили. Там военно-гражданские администрации, моя задача в Москве встречаться с товарищами, чтобы пропуск организовать.

Зритель: Можно вопрос? Вы сказали, что украинское общество, оно затерроризировано. А у нас разве нет такого явления?

СУ: Близко нету.

Зритель: У нас тут законы всякие вводили: то не говори, это не говори.

СУ: Нет, мы какие-то разные вещи понимаем под террором. Я понимаю под террором такую вещь, что, если ты будешь демонстрировать свою позицию, твоя жизнь ничего не стоит. Это я понимаю под террором. Что такое террор? Это ужас. Когда над тобой всегда висит ужас, и если ты высунешься, то всё – тебя нету. А вы говорите больше наверное о каких-то, что называется в народе, репрессиях? Ужесточение наказаний. Давайте не сравнивать террор и ужесточение ответственности, закручивание гаек, назовём это так. Это нельзя сравнивать.

Как на Донбассе – ты через три месяца привыкаешь к ежедневным обстрелам, свыкаешься. Но это не стало ненормальным. И про террор, понимаете, там общество приучили в этом жить. Сиди, не вякай. Будешь вякать, придёт активист и тебе покажет, как что устроено. А его не государство или националисты пришлют. Его конкурент по бизнесу пришлет.

Там произошло самое страшное. Это не то, что там ловят тех, кто за Россию, и их терроризируют. Нет, это не так устроено. Появился инструмент террора в обществе — для осуществления бизнес-разборок — чиновника уволить с должности. Особенно после 2014 года. Пришли и тебя в мусорник кинули. Это не потому что ты сепар. Просто надо снять человека с должности. Публично унизить его. Это разные вещи, понимаете? Если бы у нас не поддержал спецоперацию – пришли и в мусорник тебя закинули. Как минимум. Это всё-таки разные вещи.

Эта экспедиция – штука ответственная, поэтому нужно в Москве порешать, чтобы как-то открыли коридоры, какие-то контакты дали.

Надо сделать опросник. Массовую социологию сейчас делать, наверное, нельзя. Это просто опасно, там и ДРГ работают, и всё остальное.

А качественную, что у людей в головах – можно, анонимно с ними поговорить. На видео нельзя людей снимать, можно подставить просто человека. Попытаться понять в разрезе — что происходит, этот кризис надолго. Понять, что в головах у наших новых сограждан. Какие у них страхи, какие у них ожидания, какой у них образ России. Как они видят, как им жить, жителям Мелитополя. А как они нас видят, а что они ждут, а чего они боятся? Это на самом деле очень важно.

И этот проект я вижу как проект общественный. Я хочу всю информацию сделать публично доступной в том числе и для государства. Я просто понимаю, как работают наши люди там, на месте.

Я уже связался на месте с теми, кто там референдумом занимается. Они все находятся в ситуации цейтнота. Как лошадь зашоренная, которая видит только узкий коридор.

Представляете, они выехали туда, те, кто занимается там молодежной политикой, социальной, куда-нибудь в Херсон, в Запорожье. У них с одной стороны — теракты, с другой стороны — нет мобильной связи, интернета. Финансовая система непонятно как работает, местные разбежались. И у них это постоянное антикризисное управление. Здесь порвалось, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь. А для того чтобы взглянуть на горизонт — а что же у них происходит с их обществом, возможностей нет.

Как устроена наша нынешняя власть на этих территориях? Есть военная вертикаль, их много разных, федеральная служба, Росгвардия безопасность обеспечивает, контртеррор, их много. Есть гражданская. В какой-то части они срощены, масса вопросов, которые нужно решать на стыке. А есть гражданская часть обычная, пенсионные фонды и всё остальное. И те, кто работает на стыке, они вообще на разрыве. Ты работаешь, тебе нужно 1 сентября организовать, но это не просто учителя, а у тебя ещё и угроза теракта.

Как на таком стыке работать – нам это представить невозможно. Это понимали только наши предки после Великой Отечественной, наверное. Об этом фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих». Он как раз об организации мирной жизни в условиях непонятной власти. Вроде тут советская власть, а здесь какие-то басмачи. Оно сейчас как в фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих». А он – об этом. Вспомните, кто предатель, они весь фильм не могут понять. Все вроде свои, а кто-то один — гнида.

И поймите, что мы сейчас будем во многом жить внутри фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих».

Будет много своих среди чужих и много чужих среди своих. И понять кто из них кто – мы не можем. И это на самом деле очень серьёзная задачка. Возвращаясь к исходному тезису – этот проект я вижу, как вклад в наше общее понимание.

Кто-то этим занимается, ФСО, ещё кто-то, какими-то замерами, ещё чем-то. Но они занимаются в своих интересах отраслевых, ведомственных.

А я хочу это сделать общественным достоянием. Если вылезет какая-то нездоровая тенденция, то надо её нужно честно вскрыть. В каком это будет формате я не знаю. Мы в ближайшее время с Денисом обсудим методы, методологию.

Я думаю, мы будем это делать в каком-то условно клубном формате. Если будут единомышленники, желающие присоединиться, поддержать, то будет масса деятельности, связанная с транскрипцией, расшифровкой всех этих социологических материалов. Будем это оформлять в какие-то презентации, доклады, таблички. Чтобы не просто получить голые данные, а сделать их максимально понятными.

С Дмитрием Юрьевичем будем их разбирать. В ближайшее время мы анонсируем, как мы видим это организационно. Там ещё вопрос программного обеспечения есть. Как эти данные ещё одновременно сопрячь с экономическими показателями, с экономико-демографическими, общество очень сильно изменилось.

Можно понять в процентном отношении, но может быть в абсолютном оно сильно упало. Из города половина жителей убежала, у тебя уже будет ошибка. Это в плане, что я вижу в моей деятельности, я в неё попал совершенно случайно у Дмитрия Юрьевича. У меня накопилось такое количество материала, когда уже распирает тебя. Я решил сделать себе такой архив хоум видео.

Как я работал в Киргизии, в Казахстане, начал рассказывать истории себе, в общем-то, для архива. И про Украину я молчал, это для меня давняя трагедия. Вы заметили, ролики 2019 года, 2020, ничего про Украину не говорил, вообще ничего не говорил. Я дал себе обет, когда пожил на Донбассе, всё понял, познакомился с людьми, которые были королями Донбасса, а сейчас сидят 20 лет с конфискацией. И дал обет в 2016-м году – не возвращаться.

Но началась развязка, давно всеми ожидаемая, я не сомневался в том, что будет некий аналог спецоперации, вопрос – когда он будет. Этот гнойник не мог просто так остаться.

Я про все задумки вам рассказал, и про кубановедение, и про свои гипотезы. Давайте двигаться с вопросами, по очереди.

Зритель: Зовут меня Артём, проживаю в Краснодаре. У вас красной линией по всему вашему докладу шло то, что в наше общество вольются 15-20 миллионов человек из совершенно иного общества, так? Во многом иного. И соответственно возникает вопрос интеграции, но этот вопрос интеграции соответственно с их стороны, с точки зрения как они интегрируются в наше общество. Но вопрос в том, что как еще отреагирует наше общество на эту интеграцию.

СУ: А это неразделимые вопросы.

Зритель: Да. Нет ли у вас такого мнения о том, что наше общество тоже их примет несколько со скрипом?

СУ: Конечно.

Зритель: Из моей личной практики я вижу, что к украинцам относятся не очень хорошо. Причем именно ко многим. Там, где я работаю непосредственно, там пара человек, более-менее нормально относящихся, а остальные: «хохлы», «хохлы». Я смотрю на них странно, они смотрят странно на меня. Вам не кажется, что именно не только украинский национализм, но российский национализм может подорвать эту всю интеграцию?

СУ: Я об этом, мне кажется, постоянно рассказываю. То, что вы описали, это и есть украинизация России.

Относиться изначально плохо, потому что он «хохол» – это уже и есть признак украинизации.

В нормальном обществе по конкретному человеку судят. А из-за того, что много носителей этого негатива – начинают распространять на всех. То, что вы описали – это уже результат, добро пожаловать.

Это как на Украине — «москали». Приехал «с России» — «ааа, шо-то ты какой-то подозрительный». Это и есть национализм в зачаточном формате. Но там второй шаг, третий шаг, четвертый, а пятый: «они съели наше сало». А шестое – мы должны забрать наше сало. А седьмой вывод – надо убить, если они не отдают. Но эти шаги надо пройти, это очень важно.

Зритель: Семён, скажите, как по вашему мнению, вы думаете, учитывая отсутствие государственности на Украине, не возникнет ли там «незалежна республика имени батьки Нестора Махно»? В параллели с гражданской войной мы их видим, а в этом аспекте – не видим.

СУ: Ещё увидим, это будет следующий процесс. Там же сейчас какая ситуация. Иллюзия государственности, их общего единства, поддерживается бесконечным, непрерывным телемарафоном. У них сейчас есть медиаконтур единый, а на земле в Днепропетровске совсем не так жизнь устроена, как в Одессе. И в Киеве совсем по-другому. То, что ты описал, сейчас находится в процессе этой трансформации.

Заканчивается единое пространство, движется это всё к тому, как это всё в фильме Зеленского показано. Посмотрите третий сезон «Слуги народа», это был именно предвыборный ролик, на что разложилась Украина. Он там показывает. И в районе Одессы сезонная республика Затока. Она возникает только в сезон, возле Чёрного моря, а потом исчезает.

Это произойдет неизбежно. Сейчас Украина как труп, по которому постоянно электродами бьют, и он конечностями дёргает. Это то же самое, только функцию электродов выполняет внешняя финансовая помощь и иностранные, в первую очередь военные, консультанты.

На Украине сейчас финальная стадия этого кровавого «Слуги народа», она заключается в следующем. Американцы с британцами сейчас наблюдают за тем, как русские воюют с русскими, и для них это компьютерная игра. Они смотрят полигон, изучают слабые места России, слабые места нашего общества, они за это платят деньги.

Зеленский им предоставил две услуги. Первая – он предоставил им всю Украину как полигон, как лабораторию, где проводится уникальный опыт. Они никогда с нами не воевали, им это очень интересно, они нас изучают.

И второе, они делают закладку на будущее. Они понимают, что никому кроме России эта постУкраина не нужна, никто не будет ей заниматься этими проблемами, восстановлением того, что они после себя оставят. Поэтому у них задача как можно в худшем состоянии оставить территорию, чтобы нам из минусов пришлось это всё вытаскивать. Это их стратегия.

А закончится тем, о чём вы говорите, возникнет масса разных субъектов, они уже проявляются, обратите внимание, какой пробросил камушек недавно мэр Одессы Труханов.

Сформировалось два типа элит, неофеодалы и нобилитет. Нобилитет — это элиты крупных городов, им нужно учитывать интересы нобилей, а феодалы — они на местности, между собой две-три семьи всё поделили, им вообще никто четвертый не нужен, у них там всё решено.

Зритель: Здравствуйте, Семён, спасибо большое за доклад. Наблюдая за текущей информационной войной и когнитивными ударами, я вижу, что российская пропаганда намного слабее, медийные ресурсы захвачены той стороной. И удивительный момент, я обращал внимание, когда всё это начиналось, я был сам подвержен этим когнитивным ударам, мне было стыдно, когда началось, когда я 24 февраля проснулся вместе с женой. Такой вопрос. Как нам быть? Я смотрю УНИАН, например, какой-нибудь на ютубе, они же говорят на русском, они говорят: мы русские, вы убиваете нас, русских соотечественников, ну и Клим Жуков тоже подлил масла в огонь, когда он сказал: «вы советские, убиваете советских людей».

Они это как бы подтверждают, этот тезис, и Арестович, и Гордон, все вот эти медийные фигуры, они говорят все на русском языке. И как нам избежать этих когнитивных искажений? По моему личному мнению, российская пропаганда очень слаба в этом ключе, все медийные ресурсы по факту забиты одной повесткой.

СУ: Такой вопрос, знаешь, фу-фу-фу-фу-фу. Во-первых, мы в разные игры играем. Всё-таки наша пропаганда, я на этом настаиваю, она играет в информационную войну, а с нами играют в когнитивную, это разные вещи.

Мы не проигрываем, мы не занимаемся здоровьем своего общества. Мы его агитируем: и здесь мы правы, и тут мы правы. Да мы уже понимаем, что мы правы! Не надо ещё раз объяснять, как врут в американских газетах. Зачем вы мне это в тысячный раз объясняете?

Ах, они снова взрывы на Донбассе выдали за взрывы в Киеве. Ах, они не рассказали. Да мы всё это поняли еще 7-8 лет назад. Что дальше делать? А ответа этот на вопрос так и нет.

А они с нами в когнитивную войну играют, они постоянно ищут сомнения, когнитивная война – это постоянное зарождение сомнения. «Я дочь офицера, всё здесь не так однозначно». У вас в голове должно быть «всё тут не так». Оно-то и понятно, думающий человек, интеллигенция подвержена этому.

Когнитивным ударам больше всего подвержена интеллигенция. Интеллигенция, она и так всё подвергает сомнению. Интеллигент всегда исходит из ситуации, что когда в него какая-то попадает информация, он начинает ее переваривать. А тут происходит ситуация, когда тебе специально закидывают дезинформацию, чтобы ты её начал переваривать. Но очень красиво упакованную под информацию.

Главная задача – выстроить внутри файрвол, личный файрвол.

Об этом, кстати, я буду рассказывать. Дю Клюзель, натовский аналитик, прямо говорит, что особенность современного информационного потока, несравнима с тем, что было лет 10 назад, когда это только началось.

Давайте сейчас проведем эксперимент. Кто подписан больше чем на 100 Телеграмм-каналов? Два человека, профессионалы.

Кто — больше чем на 10 Телеграм-каналов? О, большинство. Кто всего на 1-2? И кто где-то несколько десятков? Меньше 100, но несколько десятков. 70% подписаны больше чем на 10. Поздравляю.

10 лет назад в таком информационном потоке жили только профессиональные информационные редакторы. У него был десяток информагентств, у каждого информагентства был лента новостей, профессиональный редактор посменно — он же работал не каждый день — следил за таким потоком.

Вы, не будучи профессиональными редакторами, погружены в не меньший поток, а то даже и больше. В этой ситуации мозг не способен выполнять функцию верификации. Истина-ложь, истина-ложь. Это очень важная функция.

И она начинает сбоить, она любую информацию начинает принимать за [истину]. Такой большой поток информации, истина-ложь, истина-ложь, тебя засыпало, функция истина-ложь отрубается, и тебе капец. Всё, мозг уже не может работать, он не переваривает, он переключается на эмоциональное восприятие, он уже не анализирует рационально. Поэтому главная задача, первый шаг – внутренний файрвол.

Любую полученную информацию ты сначала должен прогнать по этой системе «истина-ложь», чтобы научить отсеивать то, что камуфлируется под информацию, но целью [чего] является эмоциональная реакция.

Нужно научить себя. У меня нет пока рецептов, я надеюсь, что я выйду на какой-то доклад, презентацию, какие-то схемы, но на уровне принципа я так понял.

Построение этого внутреннего файрвола, когда ты истину-ложь, информацию от дезинформации, грамотно завуалированной под информацию, научился отличать, ты понял, что главная функция этой второй дезинформации вызвать именно эмоциональную реакцию, может даже маленькую, но это её главная функция. Не сообщение тебе чего-то, смысл дезинформации, являющейся когнитивным снарядом, — погружение тебе в какое-то состояние эмоциональное.

Второй шаг – это единомышленники, для этого и нужно общение, всегда нужно проверяться: правильно, неправильно.

И третий – это медиагигиена, не надо лазить в гадюшниках. Как вы сказали – «я проснулся от когнитивного удара вместе с женой». Вы проснулись вдвоём от когнитивного удара, ваша задача первым делом что сделать? Перевязать раны друг другу. Ударило, давай остановимся, выпьем чаю, скажи твои ощущения. Точно так надо действовать.

Зритель: Меня зовут Николай, по поводу истории казачества – у нас на полный штык копает Константин Скиба. А вопрос будет такой, слышал мнение, что углубленное изучение кубановедения, в принципе казачьего класса, это такой намёк на местечковый сепаратизм, какая-то самостийность, что вы по этому поводу думаете?

СУ: Ничего я об этом не думаю, как я вам уже говорил. Всё есть лекарство и всё есть яд – вопрос пропорции. Основа, то, о чём я говорил – при общих исходных данных, жителям постУкраины постоянно объясняли, что в России их вечная проблема, угроза и источник проблем.

В кубановедении я не увидел такого нарратива, беглым взглядом ни в книге, ни в том, что почитал в интернете. Я сибиряк, хотя и прожил в Сибири очень мало, но у меня есть сибирская идентичность и вы не заставите меня от неё отказаться. Я вообще считаю, что сибиряки — лучшие люди. А знаете почему я так считаю?

А кстати, много же переезжают, у нас здесь есть сибиряки?

Но всё-таки северные чуть отличаются от сибиряков, северные вообще живут оторванно, за Полярным кругом они как на другой планете живут. А сибиряки — это как отдельный край. Я бывал и в Норильске, и в Мурманске.

Понимаете, сибиряк настоящий всегда живёт в очень сложном выборе, заключающемся в следующем образе. Вам, южанам, этого не понять. Смотрите, когда сибиряк едет куда-то, по трассе едет, и видит голосующего человека. Он всегда стоит перед следующим моральным выбором. Если я его не подберу, то скорее всего, человек умрёт. С какой-то вероятностью. Зима 8 месяцев в году. Ты и летом отойди с трассы к мошке, и тебе капец. Летом на трассе в Сибири ненамного проще, чем зимой. Есть моральный выбор. Если я не подберу человека, то я могу стать соучастником убийства. Но тот, кто голосует, это может быть беглый зэк. И он убьёт меня. Понимаете?

И у сибиряка это его картина в социуме. И его моральный, этический выбор, в отличие от всех остальных жителей… Наверное, ещё дальневосточники, я не жил там, но, наверное, точно такой же. Поэтому там люди немножко другие. Когда ты в таком выборе находишься постоянно, ты по-другому относишься к жизни.

Для меня был пример, мы ехали как раз в Иркутск из Новосибирска с одним западенцем. Мы ехали на проект, и там был техническим директором один западенец, Дикий у него фамилия.

Он по убеждениям был — инженер — не был националистом, просто западенец западенский. Мы едем, а поезд долго идет из Новосибирска в Иркутск, почти двое суток. Идёт, идёт, идёт, а в Сибири вся основная жизнь сосредоточена вокруг Транссиба, и мимо идут деревни наши.

И мы курим постоянно в тамбуре, ещё тогда можно было, в начале двухтысячных. И он такой: «Сэмэн, что такие у вас люди нехозяйственные, заборов у них нет, у нас бы всё было бы в заборах». Я говорю: «Володя, ты не понимаешь, ты в Сибири, тебе земли мало? Иди возьми ещё сто гектаров”. Он: «Что, серьёзно?”

И я увидел, как у человека просто шаблон порвался. Он вырос в ситуации западенщины, где каждый клочок земли ценен. Не дай бог, забор на метр подвинешь – тебя убьют. Это как в Словакии, всей Центральной Европе. И я думаю у вас тоже за плодородную землю все держатся.

А в Сибири – тебе мало земли? Бери сколько хочешь. Тебе забор нужен только чтоб скотина не выбежала, такие хозяйственные заборы. А огораживаться от соседа тебе не нужно, это бессмысленно, земли больше, чем можно обработать.

И в этой ситуации люди из разных регионов, они по-разному видят. Мы в России привыкли, что это нормально. Это реально нормально.

Вы говорите, что к выходцам с Украины относятся не хорошо. Я вам скажу, к жителям Кубани во многих регионах относятся тоже знаете, не очень.

Я много где был, например, где-нибудь в Питере, ты едешь себе аккуратненько по-питерски и тут кто-нибудь с 123 на номерах тебя где-нибудь там подрежет и — всё, и умчался куда-то вдаль.

Я в Киргизии бывал и в Цхинвале, жил в Южной Осетии. Я знаю, что такое, когда в двух левых полосах останавливаются на центральной улице поговорить между собой два джигита, и все по правой полосе мимо них на светофоре протискиваются. Это я видел на проспекте Сталина в Цхинвале.

Там есть единственный город, где есть перекресток улиц Путина и Медведева. И каждая центральная улица в Цхинвале — это улица Сталина. Я там нашел адрес: Сталина, 33, сфотографировался, сделал селфи, потом нашёл Сталина, 37. Где-то они у меня есть.

Негативное отношение к чужаку — это и есть национализм, это и есть украинизация.

У нас внутри настолько разные регионы, и люди по-другому реагируют.

Я отличаю жителей Поволжья, Кубани, я даже вижу разницу между вами и ростовчанами. А многие не бывали ни тут, ни там, для них – это всё одно и то же. Какой-то «юг» вообще.

Я вам больше скажу, я даже вижу разницу между, например, новосибирцем и красноярцем. У нас же вечный спор – что есть столица Сибири. Есть такие штуки, например, такой спор между одесситами и николаевцами. Одесситы: «мы — Южная Пальмира, главный порт», николаевцы: «нет, мы корабелы, что был бы ваш порт без наших кораблей».

И точно так же есть между Красноярском и Новосибирском. Красноярск — древний город, казачий, он же 1650 какого-то года основания, его тоже казаки основали, сначала был Красноярский казачий острог, а потом это развилось в город.

А Новосибирск город молодой, он в этом смысле как Краснодар. Он за сто лет из деревни Нахаловка развился, одна из деревень такая была, развился в огромный город, в этом смысле как Краснодар – стартанул очень быстро.

Там Академия наук, и у Красноярска есть претензии, у Новосибирска, и наш аргумент какой: у нас станция железнодорожная называется «Новосибирск главный». И все начинают: «Иркутск — столица Сибири», «Красноярск — столица Сибири». Базара нет! Но Новосибирск — главный.

Особенности региональных отличий – это норма, и получив это наше новое общество, мы должны показать ему: то, что вы «другие», это — норма. У нас все такие «другие», но мы из этого не делаем противопоставлений.

Представьте, мы сейчас начнем в школах Центральной России концентрироваться на региональной истории. Давайте мы будем рассказывать о том, как воевали Рязанское княжество с Тверским княжеством. Можно на этом сконцентрироваться, можно потратить ресурсы, какое мировоззрение мы получим на выходе?

А нам надо обратное показать: мы разные, мы не похожи друг на друга, но для нас это — норма.

Зритель: Меня Екатерина зовут. Мы знаем статистику, что в стране СВО поддерживают около 70% жителей. Как-то так получилось, что никого из этих 70% нет в моём рабочем окружении. И большинство людей проснулись 24 февраля, им стало стыдно, и им стыдно до сих пор.

Они не проявляют это в виде митингов, листовок, записей в соцсетях, но тем не менее, по каким-то этическим или гуманитарным причинам они не поддерживают и продолжают оставаться на своём, при этом не разбираясь в первопричинах. Они такие: «Пастернака не читал, но осуждаю».

И с другой стороны, они являются хатаскрайниками, они больше думают о себе, например, им теперь не дадут визу в Европу или у них ухудшился уровень жизни, их детей заставляют петь гимн теперь перед уроками.

Что делать с этими людьми, если, например, конфликт будет, будет какая-то эскалация, если, например, боевые действия переместятся ближе к ним, не станут ли они какой-то силой, работающей здесь, условно, как враг государства? Как вообще им донести, объяснить, какую риторику выбрать?

СУ: Государство или общество, давайте всё-таки для себя поясним.

Зритель: И государству, и обществу.

СУ: Спасибо большое за вопрос. Это вопрос больше политтехнологический.

Смотрите. С угрозами государству пусть разбирается государство, у него для этого есть специальные органы.

А для общества хатаскрайники являются основной угрозой, когда их становится больше 40%, то общество погружается в социальную апатию. При таком уровне попустительства может происходить всё что угодно. А сами они первым делом при малейшей опасности свинчивают.

Что с ними делать? Как любого хатаскрайника, его нужно прагматизировать. И немножко напугать. А вы в какой сфере работаете?

Зритель: Журналистика.

СУ: О, это самый рассадник у нас, конечно. Я сам своих коллег знаю, клейма ставить негде. Опять же – 30 лет воспитывали на канонах западной журналистики. Неудивительно, это логично. А других канонов нет. У нас что, есть какие-то каноны российской журналистики? Нет. Получите результат.

Итак, как бы я напугал. Через проблематизацию. Смотри, друг, ты не поддерживаешь? Не поддерживаешь. А ты понимаешь, что для потенциального террориста мы все на одно лицо?

И ты такой же плохой, нет хороших русских. Задумайся об этом. Оттого, что ты не поддерживаешь, угроза от тебя не уходит.

И второе, всегда напоминать, что они в меньшинстве. Окей, это твоё мнение, но всегда помни — это мнение меньшинства. Они пытаются из этого делать «элиту», а им надо показать, что они не элитарны, они – меньшинство. И не надо путать.

Кто такой элитарий? Когда мы говорим об элитарности, мы говорим об элитарии. Элитарий – это человек, имеющий возможность влиять на судьбы иных людей, через деньги или власть. Уволить, премировать. Всегда есть такая прослойка. А в данном случае на что ты влияешь, журналист? А на что вы влияете без госзаказов, культурная элита? Ваша задача их как котёнка макнуть в лужу.

То, что вы описываете, это и есть основа нацизма. Когда человек, принадлежащий к меньшинству, начинает свою позицию искренне считать, не просто правильной, а избранной. В этом смысл. Это и есть первый ключик к нацизму. Когда ты этот шаг делаешь, то ты не понимаешь своё место в обществе. Я в обществе, я такой-то, у меня такая-то позиция, она более-менее соотносится с большинством, с меньшинством. И я знаю свое место в строю. Государство вертикальное, общество горизонтальное, в этой системе координат ты где-то видишь своё место.

А когда ты своё мнение начинаешь превозносить – это классическая гордыня. А к чему она приводит? Она приводит к убийствам.

Всё нам Федор Михайлович об этом рассказал, поэтому надо им просто об этом напомнить, что вы — на пути к Раскольникову. Чтобы доказать свои идеи, вы рано или поздно что-то совершите.

Зритель: Почему-то многие забывают, у нас первая итерация интегрирования украинского общества в Россию случилась в 2015 году. Тогда те, кто выезжал, они не знали, что происходит в России. Многие с Украины переехали к нам, и примерно 3,5 миллиона человек тогда было интегрировано. И есть опыт этой интеграции, как это происходило, были определенные льготы. Например, переезжаешь в Сибирь, на Дальний Восток, там выплачивалось до полумиллиона за каждого человека, если ваша семья 5 человек, вы приличные деньги получаете, плюс пока вы там живете, ещё что-то.

И были прецеденты, я с органами власти соприкасался на тот момент, когда они пытались провернуть свои схемы, они же приехали с таким настроем, но государство их переварило. Возможно, проблема не такая уж на самом деле сложная, используя опыт 2015 года, можно повторить его и сегодня?

СУ: Смотрите, а такой вопрос: вы с Дальнего Востока переехали? Много краснодарцев хочет на Дальний Восток переехать?

Зритель: Как раз те, переезжающие, до сих пор на Дальний Восток едут, и украинцы, и казахи, многие бывшие в постсоветских пространствах, они едут.

СУ: На уровне статистики? Всё-таки жители Дальнего Востока едут в Краснодар, или жители Краснодара едут жить на Дальний Восток?

Зритель: Нет, конечно же, с Дальнего Востока, оттуда уезжают.

СУ: Здесь земля райская, а постУкраина точно такая же райская земля. Лето 7 месяцев в году. Зачем переезжать из Краснодара?

Зритель: Краснодарцу за то, что он поедет туда денег не дадут, а конкретные украинцы они получат.

СУ: Да у него всё нормально и дома. Вы не понимаете, что очень важно, постУкраина — это богатейший регион, такой же как Кубань, такой же как Урал, он даже более уникальный, чем Кубань. Земля там плодородная, как на Кубани, и много воды, воды ещё больше. Что такое земледелие? Земля, вода, солнце. А дальше всё уже ручное дело. Воды там больше, Днепр несравним с Доном и с Кубанью. Там такие ирригационные системы под Днепром.

Плюс, там ещё как в Сибири запасов. Это как если бы у вас в Краснодарский край ещё навалить красноярских месторождений. Это совсем другой регион. Не зря там миллиардные состояния делались.

Посмотрите, где в России делались миллиардные состояния? Урал, Сибирь, та же Кубань, выходцы из каких регионов? Из Тверской губернии вы миллиардеров не найдёте. Из Воронежской особо не найдёте. А из Донецкой области, из Харькова, из Одесской области, с Кубани, со Свердловской вы найдёте. Это такие регионы.

То, о чём вы говорите, это интеграция людей, изначально приехавших в другое государство, они ради государства и приехали. А тут — люди, к которым государство приехало. Понимаете разницу? В этом она и есть.

Зритель: Вы упомянули нормализацию политического террора на Украине. Это страшная вещь. А у нас произошло недавно убийство Дугиной. А как политтехнологу не кажется ли вам, что это попытка открыть окна Овертона у нас?

СУ: Это маячок всем тем, кто занимает радикальную позицию по украинскому кризису.

Зритель: Но она же не была представителем власти.

СУ: Нет, конечно.

Зритель: Или это специально так сделано?

СУ: Нет. Во-первых, ты ещё попробуй дотянись до представителя власти. Это первое. Второе, она дочь одного из политиков, стоящего на радикальной позиции, причём давно.

Для меня Дугин – это старая история, я его читал и слушал ещё в бункере на Фрунзенской набережной, когда он был с нацболами, когда Лимонов был вождём полевым, а Дугин читал лекции. И был такой проект Арктогея. Помните прекрасную статью про топор и старуху-процентщицу, Дугина, начало двухтысячных? Я его ещё тогда читал. И «Лимонка». И мы даже во Львове пытались «Лимонку» распространять.

[«Лимо́нка» — центральный печатный орган Национал-большевистской партии. Основана 28 ноября 1994 года. Официально запрещена с 20 сентября 2002 года. Не публикуется ни в каком виде с июля 2010 года. Официально запрещена в России, её материалы признаны экстремистскими].

У меня был такой случай, когда пытались делать ячейку НБП во Львове, даже нашли троих человек, но из них два оказалось стукачи СБУ. И я решил больше не играть в эти игры. Мы получили первую партию «Лимонки», я помню, в Москве договаривался, на Киевском вокзале передавали. Это из какой-то совсем давней жизни.

Я Дугина с тех времен ещё читал, когда он начинал, поэтому я-то за ним слежу, и это в первую очередь террор по отношению к нему. Нет ничего страшнее, чем пережить своего ребенка. На уровне культуры, даже на уровне биологического вида. У животных точно так же. Это самый страшный стресс, когда переживают своих детей. Это зашито даже не на уровне убеждений. Это самый страшный ужас, который может прийти в жизнь человека, тем более такую смерть пережить. Это террор. Это террор, направленный против общества. Не государства, а именно общества.

А внутри общества – на тех, кто занимает активную позицию. Оно показало, что ты можешь быть в Москве абсолютно беззащитен. Абсолютно.

Зритель: 24 февраля те, кто должен был заниматься информационной войной, на информационную войну не явились, если мы говорим о публичном инфополе. А потом это сыграло нам на руку. Сделанные вбросы, должные играть в долгую в когнитивной войне оказались фейками, всё, что вбросила украинская сторона.

Вдолгую оказалось, что неявка на эту войну сыграла нам на руку. У российского населения, живущего в интернете, состоялась мощнейшая информационная прививка – всё, что им показали через какое-то время, было опровергнуто. Объективно так.

И теперь непосредственно вопрос. Вы много говорили про террор, и за последнее время три вещи поразили. Это удар по колонии, где содержались азовцы, потом это Даша Дугина, и последняя история – это Запорожская АЭС. И как шаг за шагом режим идёт к тому, что он расчеловечивает сам себя, намного эффективнее, чем это могли бы делать наши пропагандисты. Уже Папа Римский, уже ООН высказались – что вообще происходит.

По вашему личному мнению, как по мнению специалиста, тогда проект Украина – всё? Когда Запад закончит заливать бабло, и мы спокойно закончим то, что мы начали.

СУ: У вас очень много допущений в тезисе. Во-первых, вы считаете, что мы не явились на войну. Я так не считаю. На информационную – явились, на когнитивную – нет, у нас она ещё не была отрефлексирована. И не то чтобы не явились. Не явились, знаете, это когда предписали явиться, а они не пришли. Как форма саботажа или предательства. А они – не знали. Поэтому не задумывались об этом. Это результат самооблучения пропагандой. Всё же хорошо, голосуют, выборы какие подряд, никто не бунтует, всё нормально, и это схавают тоже. Такая позиция начальника любого уровня. Поддерживают, молодцы, всё хорошо. Это первое.

Второе. Никогда не закончится проект Украина. На нашей физической памяти никогда. Смысл нынешнего кризиса как раз заключается в том, чтобы спровоцировать потом украинский национал-сепаратизм внутри России.

Очень неглупые киевские интеллектуалы, которых я знал по позапрошлой жизни, в том числе, как я рассказывал, они ездили на Селигер, — они сейчас что обсуждают у себя внутри? Я рекомендую за таким следить. Сергей Гайда, есть такой политтехнолог.

И в чём их мысль? Это пока что еще интеллектуальные дискуссии, но они имеют очень серьёзную основу. Исторически этот раунд мы проиграли. И Россия, скорее всего, нас поглотит. Но наша историческая миссия в том, чтобы разрушать империи изнутри. Мы так разрушили Австро-Венгерскую империю, мы так разрушили Российскую империю, мы так разрушили Советский Союз. И сейчас мы тактически проиграем. Но через 30 лет мы снова станем спусковым крючком разрушения империи, когда это всё зайдёт на новый исторический цикл.

И я вам скажу, в этом есть очень серьёзное рациональное зерно.

Самооблучиться успехами и пропагандой — это самое страшное.

Почему я из этого исхожу – объясню. Несколько десятков тысяч человек из этого кризиса выйдут потерявшими своих самых родных и близких.

Нам это же приятно. «Приятно» очень плохое слово в данном контексте, но те, кто находится в патриотическом угаре, любят распространять, как там убили, накрыли очередных «укропов», ещё кого-то «денацифицировали». А я всегда представляю, что каждый из них – человек, у него есть сын, брат, внук. И что если всё не будет правильно сделано, то это человек, который захочет нам мстить, – мы отобрали у него близкого человека. Понимаете?

А когда эта речь будет идти о нескольких десятках, а если этот кровавый сезон «Слуги народа» затянется, то может речь пойти о нескольких сотнях тысяч. Понимаете? Этот мотив сильнее любого другого, любой идеологии.

Вы рядом с кавказскими народами живёте, вы знаете, как работает институт кровной мести. Это же страшно.

Слишком большие числа, поэтому — не рассосётся. Такого уровня катастрофы и испытаний у нас не было.

Последний раз – в 1945 году, когда мы присоединили регионы без исторического опыта жизни с нами, Прибалтику, Западную Украину, Молдавию, это было 3% Советского Союза.

Мы должны очень простую вещь помнить. Мы со многими жителями постУкраины в одной стране имеем исторический опыт жизни меньше, чем, например, с казахами или с узбеками.

С жителями той же западенщины наши исторические судьбы не связаны, мы не жили в одном государстве с 1300 какого-то года. И потом только короткий промежуток после 1945. А с казахами мы живём с 17-го века уже внутри одной государственности.

И с прибалтами похоже. У нас нет опыта, понимаете. А если ещё сейчас убили родственника, а он сражался за правду, — ему так говорят. Плюс ещё подростки, в принципе перешагнувшие грань насилия. Поэтому – это не рассосётся.

Зритель: Добрый вечер. Вы в докладе упомянули выстраданную народом национальную идею.

СУ: Компромисс! Зачем вы приписываете мне то, чего я не говорил? Я говорил про общественный компромисс, а вы про выстраданную народом национальную идею.

Зритель: Тогда вопрос, нужна ли нам национальная идея, как нации, озвученная государством, не просто патриотизм. Именно национальная идея.

СУ: Я против социальных и политических стереотипов. Я вообще нигде никогда не говорю про нацию. Вы слышали о меня когда-то, чтобы я рассуждал про нацию? Я никогда рассуждал про нацию. Я говорю про общество. Я постоянно вам говорю: я — политтехнолог. Политтехнологи – это люди циничные, прагматичные и прожжённые. За базар надо отвечать. Это основной принцип жизни вообще в России.

Национальная идея – это фишка, это слоган, это риторика. За этим нет никакого содержания. Это первый шажок к национализму. Мы — никто, и нет национальной идеи. Давайте пострадаем, у нас нет национальной идеи. И у кого нет национальной идеи! Не бывает национальных идей! Бывает одна национальная идея – уничтожить другую нацию, съевшую наше сало. Но других национальных идей нет.

А теперь давайте перейдём. Может быть идея общественная, идея общественного компромисса, как, например, делали большевики построение социализма.

Они говорили: у нас будет компромисс на каком фоне? Мы унизим тех, кто раньше ел наше сало – буржуев, мы их даже в правах понизим. Они у нас отбирали всё, дворяне, буржуи и другие, мы их понизим в правах. А тех, кого унижали – мы в правах повысим.

И мы будем строить социализм, это было идеей. А общественным компромиссом будет то, что мы прекратим гражданскую войну, красные – это сила, имеющая возможность это сделать. Мы её должны прекратить, а идея – будем строить социализм.

Идея для общества, предлагавшаяся монархией, имперский проект: «православие, самодержавие, народность» Понятно, вера наша, идентичность – православная, не только русская, тоже нации не было. Грузины православные? Православные, и пошли, пошли, пошли дальше. Но есть и инородцы, и пришлось разделить всё-таки общество.

Поэтому я против дискуссии о национальной идее. Я за дискуссии об идеях будущего. А что мы вообще предлагаем? Каким мы видим будущее? Что мы строим? Мы строим «корпоративократию»? Мы хотим, чтобы у нас были суперкорпорации, которые будут основой России?

Тогда можно уже накидать определенные идеи. Но это всё равно не будет идеологией. Идеология – это завершённая картина мира. А у нас идеология запрещена. Идеологии 20 века испытывают кризис, мы об этом перед встречей говорили. Идеологию нам никто не предложит. Мы вторичны, мы 30 лет бежали за Западом, и эта инерция ещё продолжается.

А что родится – я не знаю. Что-то родится, будет какой-то микс идей. Социализм тоже не на ровном месте возник, он же возник в своё время как микс. Вышел из либерализма, а либерализм вышел из французской революции, «свобода, равенство, братство» и пошло-поехало.

Будет снова какой-то микс. Я думаю, что микс будет в том числе антиколониальный.

Рефлексией краха глобальной американской империи будет понимание того, что все были колонизированы.

И европейский кризис закончится тем, что европейские элиты осознают, что их посадили на поводок. И непонятно из-за чего они теперь должны не ходить в бары, менять свой образ жизни. Им надели идеологическую либеральную шапочку: «вы должны ненавидеть Путина и не больше, чем два раза в день, мыться в горячей воде». Это человека надо погрузить в такое состояние: «я так ненавижу Путина и Россию, что на один раз меньше в день моюсь». Это – бред, это как «Айрон-мэр». Это то же самое. Но компромисс в обществе найден – вокруг идиотической идеи. В обществе можно привить любую идею, это не проблема, это вопрос технологии.

И у нас был последний вопрос, время уже начало одиннадцатого.

Зритель: Здравствуйте. У нас всегда есть проблематика отцов и детей. И Украину тоже трансформировали именно с опорой на детей, на выращивание нового поколения. Я сейчас сталкиваюсь с тем, что мои дети смотрят в Ютубе своих ЛОМов, у них есть свои герои. И оказалось, что ЛОМы детей – они в основном с Украины, даже детский контент. И с начала 23-24 февраля оказалось, что они даже через детский контент транслировали нужную им повестку.

Понятно, что государство — огромная машина, но как общество, что мы можем предпринять? У нас тоже растёт новое поколение, и как общество – что мы можем преподать им?

СУ: Очень хороший вопрос, отлично, что он последний.

Когда мы говорим про общество вообще, то общество делится на два типа жителей внутри этого общества. Людей, способных к самоорганизации, и людей, не способных к самоорганизации.

Советская власть зубы поломала на том, что всё общество заставляла быть способным к самоорганизации. Давай в октябрята, потом в пионеры, потом в комсомольцы, потом в партячейку, давай в профсоюз. А человек отнекивался – бухать-то приятнее, правильно?

У нас была проблема – рабочий класс спивался в Советском Союзе. Зарплаты большие, идеология, что рабочее время надо сокращать постоянно. Сталина почитайте, его [работу об] особенностях построения социализма в СССР. Советский Союз боролся за освобождение рабочего человека, планы были, чтобы рабочий день был 4-5 часов, всё остальное время – библиотеки, спорт, развитие. Но бухать-то – приятнее!

И советская власть на этом обломала зубы – богатый пролетариат не вышел в 1991 году защищать советскую власть.

Сейчас посмотрите, как работает пролетариат. Пролетариат снова стал высокооплачиваемый. Теперь хороший слесарь высокого разряда получает хорошие деньги. Но как теперь с него дерут три шкуры, и как он работал на советском производстве. К любому автослесарю хорошему зайди, он работает по 14 часов в сутки, а потом помирает в 55 лет из-за того, что работал 30 лет по 14 часов в сутки. Это не отпуск 30-дневный при советской власти, когда ты отработал на заводе, а тебя ещё и в отпуск на месяцок. А если ты работал на Севере, то и на 2 месяца уедешь. А сейчас отпуск сколько – 2 недели в частном бизнесе, 14 дней, и внутри этого придумывай, как ты доедешь до курорта. Чистого отдыха 10 дней в году. Плюс новогодний, но это – пьянка.

Поэтому, о чём я говорю и это очень важно. В обществе есть те, кто способны к самоорганизации, есть те, кто не способны. А внутри тех, кто способны к самоорганизации, есть так называемые ЛОМы. Я это называю проще – агитаторами, давайте называть вещи своими именами. Это люди, у которых лучше подвешен язык, они любят это дело. Не все любят часами разговаривать, смотря в камеру, это форма, может быть, даже расстройства.

Представьте себе, 100 лет назад вас бы показали Фрейду и сказали: «я часами разговариваю с этим предметом», что бы он вам сказал? А вы это теперь делаете, и считаете, что это нормально?

Мы должны понимать, что цифровая эпоха достаточно сильно нам мозг отформатировала, особенно детям.

Нам предстоит очень важная задача – рационализация этого нового сознания. Моей дочке 14 лет, я за всем этим наблюдаю.

Рационализация сознания нового поколения, в формах понятным им. Они немного другие. И, самое главное, приучение их к другим форматам. Надо заново учить читать книги.

В чём гениальность формата Пучкова? То, что ролики полуторачасовые, и они заставляют человека погрузиться в картину. Это не новости, которыми тебя напрессовывают. Ты можешь полтора часа посмотреть пятиминутные выпуски, но это – одни удары по голове. А тут ты на спокойном формате сел и рационализировался. Там Клим Саныч, там Егор, ещё кто-то погрузит тебя в рациональную картину мира, что-то тебе расскажет, покажет и сделает тебя умнее.

Надо поддерживать таких ЛОМов, нужно самоорганизовываться, нужно создавать клубы для обсуждения, нужно продвигать гуманитарные проекты. Как я говорил, например, кубанизация постУкраины — отличный проект, идеологически есть куда приложиться и учителям, и врачам.

А по поводу молодежи — нужно максимально работать, создавать им картину мира и показывать, на кого ориентироваться. Они тоже находятся в поисках, они на украинских ЛОМов ориентировались не потому, что они сильно Украину любят, а потому что не хватало кубанских ЛОМов.

Почему украинские телеведущие интереснее? Они более экспрессивные, энергичные, людям интереснее! У вас народ такой же, а где ваши ЛОМы? Какие-то блогеры для молодежи, для детей? Их нету, а свято место пусто не бывает.

Я думаю, что государство сейчас начнёт заниматься этим, нью-медиа, тем, что профессионально называют средствами массовой коммуникации.

Но государство начнёт как обычно это делать: «Блогеры, стройсь, раз-два!»

Они конечно же не построятся. Но какое-то движение будет.

За этим надо следить, и самое главное, детям нужно менять медиапотребление. Их надо приучать к более рациональным форматам. Не залипай в тик-токе, лучше посмотри что-то другое. Как это делать? Каждый ребенок индивидуален.

Для чего я делал ту же украинскую трагедию – я надеюсь, что в том числе, её будут показывать учителям. Неизбежно нужно будет что-то объяснять. Я изначально пытался делать это в формате лекций. Я это рассматривал как семинарский курс. Как в университете, есть спецкурс. У меня был спецкурс по Достоевскому. Я на нём все узнал про Достоевского. Точно так же для учителей истории. В целом, я считаю, что дорогу осилит идущий, ничего страшного нету.

Мы в своё время ГДР отформатировали, это было намного сложнее, чем наших братьев. Главное – самим не украинизироваться.

Упрощённая картина мира – это костыли для нашего мышления. Это очень просто.

Очень просто кого-то ненавидеть вместо того, чтобы работать над собой.

Очень просто верить в помощь Запада, много вещей. Эмоции, о которых говорили, стыд. Это тренд. Это модненько. Тоже очень просто. Это упрощение.

А нужно бороться за более усложненную картину мира. Мой финал всего.

Наша борьба — это борьба за цветную, полноцветную картину мира.

Это и есть основа того, чтобы не украинизироваться. Я слово специально употребляю. А на самом деле — не попасть в то самое безгосударственное состояние, когда антисистема победит систему. От этого всем нам будет только плохо. В 90-х мы от этого получили прививку.

Я надеюсь, больше никогда самоубийством не будем заниматься. Мы прекрасно понимаем, что в 1991 году никто нас не победил. Советский Союз был мощен и с экономикой всё было нормально. Это было массовое самоубийство в ходе идеалистического разочарования проектом социализма. Причём у элит была мотивация личная – получить собственность, передать её по наследству.

А у общества была искренняя вера, что мы неправильно всё делали. Не у всего, но значительной части, на которую мы опирались. Что мы делали всё неправильно, что правильный путь – это путь глобализации, рынок всё порешает, и остальные стереотипы. Это было массовое самоубийство, как общества, как государства. Я очень надеюсь, что мы это все отрефлексировали и поняли. Второй раз такого не будет.

Я напоминаю, что Советский Союз разрушился, это знаете, как тарелку, когда бросишь, есть самый большой осколок, а ещё куча мелких. Огромное количество частей, большинство постсоветских республик – это такие мелкие осколки.

Это часть исторической России. Я очень много в Казахстане рассказываю, объясняю: поймите, есть Россия как Российская Федерация, как государство, а есть историческая Россия.

А у неё границы — как лёгкие у человека. В этом столетии вдох, в следующем столетии выдох. И границы проходят там, где хватает воли, и всё, и ни от чего больше не зависит. Как оказались запорожцы на Кубани? Это же был вопрос воли. Они могли оказаться на Урале, на Дальнем Востоке, они где угодно могли оказаться. И этим империя отличается. Я это слово употребляю, специально – с него надо убрать негативную коннотацию. Имперских народов очень мало в этом мире.

Имперский народ – это мировая культура.

А единственное сочетание мировой культуры и сверхгосударства в зиновьевском понятии, — кто Александра Зиновьева «Социологию» читал, — это способность трансформировать и управлять и временем, и пространством. Империя способна производить трансформации, отражающиеся во времени. И как оно вылезет – непонятно.

За счёт чего советская система образования была и считается приближённой к идеальной? Она готовила личность, не просто какие-то знания. Но она возникла на базе чего? Она возникла на базе классического дворянского элитарного образования.

Фактически Крупская с Луначарским сели, взяли гимназическое классическое образование, доступное полпроцента общества и его упростили. Например, мой родственник, обучавшийся в военном училище до войны, рассказывал, что у них были бальные танцы и фехтование в Суворовском училище. После войны уже отменили. Это было дореволюционное наследие, для гармоничного развития советского офицера.

Убрали греческий язык, латынь из школы убрали. Мы не знаем, какие наработки социальные или научные, те, что сейчас являются экспериментальными, нам помогут.

На этом я хотел закончить.

Я считаю, что это вопрос открытый и внутри этой открытости у нас вызовов больше, чем ответов.

А самое главное, что в ходе трансформации украинского кризиса очень сильно трансформируется Россия. И массу всяких изъянов, я уверен, мы изживём. Украина — это наше кривое зеркало, в которое надо смотреть и на него ни в коем случае не пенять, мы помним, «у кого рожа крива».

На этом всё.

Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка

Was this helpful?

2 / 0

Добавить комментарий 0

Ваш электронный адрес не будет опубликован. Обязательные поля помечены *