Стас «Ай Как Просто» Васильев: Что ж, сейчас наша регулярная рубрика «Когнитивные войны» или, я бы всё-таки её назвал, «Беседы с Семёном Ураловым».
Семён Уралов, российский политический технолог, медиатехнолог, журналист, писатель и блогер, шеф-редактор проекта «Союзный нарратив-2050». В 2014 году с началом Евромайдана на Украине выступил сторонником Крымской весны и в мае организовал эвакуацию в Россию активистов, пострадавших во время пожара в Одесском доме профсоюзов.
Загоревший, отдохнувший, давно не виделись.
Семён Уралов: Так точно.
СВ: Уже говорил тебе до съёмки, очень рад тебя видеть. Заряжаешь своим внешним видом на позитивное настроение и на желание, конечно, съездить отдохнуть уже.
Собственно, Семён, с того момента, как мы с тобой не виделись, к чему я пришёл в своей работе на телевидении — я начал пропагандировать то, о чём ты говорил, что чтение книг, причём даже чтение книг не как получение даже информации, а как сама форма получения информации, я пришёл к выводу, что ты был прав, действительно имеет большое значение. Когда читаешь, даже если читаешь какую-то муру, всё равно соображать начинаешь лучше. И к тому же, ты у нас сегодня не с пустыми руками, а со своей новой работой.
СУ: Так точно. Был в Евпатории, моей любимой, отвечу словами Владимира Владимировича, только Маяковского:
Очень жаль мне тех, которые
Не бывали в Евпатории.
Провёл продуктивно 25 дней, написал второй том «Украинской трагедии», первый у тебя уже есть — про общество. Второй том посвящён государству, потому что для того, чтобы разобраться и в когнитивных войнах, и в манипуляциях, нужно принципиально разделять процессы в обществе и в государстве, и у нас всё смешано. Мы это много раз обсуждали, из-за этого вся путаница и происходит. Так что черновик написан, осталось доделать, сейчас соберусь, уже вернулся, будет и второй том, издательство «Питер» готовится выпускать. Я знаю, о чём будет третий том — он будет о власти, мы сегодня об этом поговорим, это отдельная тема в когнитивных войнах.
И книги. С момента, когда мы с тобой первый эфир записали, мы начали делать список. Я теперь ко многим эфирам — и с Дмитрием Юрьевичем, и разборы книг у нас начались уже, — я добавляю [упомянутые книги] в список литературы. Уже у нас с добровольцами портал 2050.su, и там отдельный раздел около 250 книг, которые помогают разобраться в том, что происходит, с точки зрения нашей профдеформации, нового воздействия на человека, то есть как его запутывают.
Ты абсолютно прав. Я ещё раз убедился, что чтение не просто помогает. Давай разберёмся с самой механикой процесса: фильм, допустим, видеопродукция, аудиопродукция, даже книжка с картинками, комиксы, они все дают человеку определённые костыли для сознания. Режиссёр даёт картинку, что-то рисует. Чтение и вообще текст — это единственный способ деятельности человека, когда мы зашифровываем наши сложные метафоры в абсолютно лишённые эмоций, формальные буквы. У буквы нет никакого чувства, ничего, их всего — сколько там.
СВ: В разных алфавитах по-разному.
СУ: В разных по-разному, но их немного, их счётное количество. А на выходе, получается, проходит процесс очень сложной шифровки — дешифровки. Задача автора — зашифровать свои метафоры в, казалось бы, общие для всех слова, а задача читателя – расшифровать эти метафоры.
СВ: Подожди, ведь так же можно и про кинематограф сказать, да? Многие не обратят внимания на знаки. Знаешь фильм «Сквозь снег»?
СУ: Нет.
СВ: Он как раз-таки про классовую борьбу на самом деле, там типа постапокалипсис и поезд, который по этому постапокалипсису едет, и я только недавно, с третьего просмотра обратил внимание, что один из персонажей – это Айн Рэнд. И внешне узнаваема. И оно там всё зашифровано. Есть ли отличие от книг? То есть, раньше я думал, что типа какая разница? Из книги я получаю то же, кино тоже можно смотреть умное, но сам способ именно чтения?
СУ: Да, всё верно, конечно, для гармоничного развития человеку нужно потреблять и книги, и одно, и другое, и третье. Но именно с точки зрения работы над собой эта ежедневная шифровка — дешифровка позволяет бороться… Я напомню базу: одно из воздействий – это подкладывание автоматических мыслей или то, что в народе называют, мозговых слизней. То есть думай, думай о чём-то, думай. Когда ты берёшь книгу автора, у которого цель – о чём-то тебе рассказать, то есть раскрыть что-то, то он тебе вкладывает сложную картину мира. Поэтому если ты подсаживаешься ежедневно, например, на просмотр кого-то, с Кацем ты общался, я смеялся, ты тратишь час на него, соответственно, твоё мышление настроено думать каждый день о том, что думает Кац. Если он будет каждый день предлагать сдаться, то рано или поздно ты будешь думать [об этом].
А когда ты работаешь с длинным текстом, в нём есть сюжет, очень много фактуры разной, ты не можешь за час прочитать, и поэтому ты на протяжении долгого времени дешифруешь: а что ж тебе, собственно, хотел автор сказать? И в этом заключается гениальность авторов, например, Дюма — он может удерживать с первой минуты до…
СВ: «Граф Монте-Кристо» — сколько раз мы ни говорим, всегда, до сих пор.
СУ: Держит, как хороший фильм, а какой-нибудь… Я, например, в своё время попытался прочитать «Майн кампф» — интересно же, что это такое. Его невозможно читать, это нудота, это неинтересно написанное страдание, и все виноваты. Казалось бы, вроде бы — идеологический труд. А в то же время есть другой. Сейчас занимаюсь разборами, в том числе, книг, например, «Доктрина фашизма» Муссолини — очень интересно написано, динамично, и, например, «Маленькая красная книжица» товарища Мао. [Разбор Семёна Уралова]
СВ: То есть ты хочешь, чтобы мы уже присели наконец с тобой за такие размышления?
СУ: Нет, я сейчас рассказываю о том, как идеологию на базовом уровне в XX веке учились внедрять в массы. Что важно? Мы сейчас находимся на более высоком техническом уровне, а на самом деле революция в пропаганде и идеологии произошла с изобретением телеграфа. Всё дальше — это уже производные, и интернет — производное. В тот момент, когда человечество в конце XIX века научилось мгновенно передавать смыслы, те самые слова — первые были слова, первая [азбука для передачи в эфир] была морзянка, [азбука для компьютеров — это] нолик-единица. Но слова… В этот момент появился новый тип воздействия на общество, трансграничный, который можно осуществлять незаметно, а дальше вся пропаганда только тренировалась: как бы это делать? С помощью телевизора, с помощью радио, с помощью компьютерных игр — сейчас новый тип, заманивание.
СВ: Call of Duty.
СУ: Конечно, а наша тоже неплохая вышла.
СВ: Atomic Heart.
СУ: Atomic Heart. Стилистика, по крайней мере, очень стильная.
СВ: Великолепная игра, да.
СУ: Это все — заманивание. И я специально взял пример, специально у себя разобрал: одно, второе, третье. Все технологии, которые мы с тобой разбирали на примере Бернейса, не меняются. Вопрос в скорости технологий. Я утверждаю, что отличие современной пропаганды от классической — исключительно в скорости, и больше ни в чём. Если ты научишься сам себя тормозить, — пропаганда тебя пытается загнать в этот безумный поток, чтобы ты ни о чём не думал, не рефлексировал, ехал, ехал, ехал, — если ты учишься и умеешь тормозить, то у тебя все эти мороки развеиваются. И закольцовываемся, к чему я это всё начинал: книга – это способ затормозить это безумное медиавремя.
СВ: Я тебе скажу, что на самом деле эмоции всё равно у людей сильнее, потому что я недавно прогуливался как раз-таки по Красной площади с одной своей приятельницей, и мы там типа с ней: «Да, пацифизм, типа: вот, капиталисты с…аные стравили русских и украинцев», и прочее.
А потом ей друг с фронта пишет что-то, и она: как к ним после этого относиться, они такие гадости пишут в интернете? Мы с ней понимаем, что там по большей части пишут не украинцы, это боты, это аккаунты, которые созданы для аккумулирования ненависти, но в какой-то момент она попадает в эту воронку, и всё, всё равно: как к ним после этого нормально относиться как к стране, когда они такое пишут, когда там есть Вольнов, когда там есть прочие плохие люди. Вот частный пример всё равно у людей сильнее, и это, конечно, обидно.
СУ: Это постоянно пробивает очень тонкий слой гуманизма, который очень сложно сохранить.
СВ: Как будто мы по природе склонны всё-таки ненавидеть кого угодно, найти просто и ненавидеть. У меня иногда такое ощущение.
СУ: Оскотиниться намного проще. Очень долго человечество шло к тому, что мы достигли в XX веке, хотя бы уровня всеобщей грамотности. На протяжении всего [опыта] человечества большая часть населения была на положении скота, а все нормы, правила были только у высшей прослойки, у полутора процентов. И, с моей точки зрения, особенность XXI века в том, что мы катимся в новое средневековье, когда такое количество образованных людей не нужно, люди были нужны в XX веке как производители, и поэтому открывали школы массовые, людям давали, открывали возможности…
СВ: Борьба с безграмотностью.
СУ: Да, борьба. Важна роль Советского Союза: никогда бы этого не было у американцев, если бы мы этого не сделали. Теперь этот проект закрывается, он не нужен, и поэтому человек [возвращается в состояние] как был житель первого средневековья, так и житель второго средневековья, — это суеверия, это ненависть ко всем чужакам.
СВ: Матроны.
СУ: Это очень удобная система, в которой очень просто манипулировать. Американцы строят интересное [общество] с языческой особенностью, постхристианскую историю, когда уже и христианство ни к чему, они подменяют свои базовые американские ценности, которые были им нужны в XIX-XX веке, разлагают человека, кто современный — все эти «соевые» мальчики. Они сейчас пришли к ситуации, которую зафиксировали ещё в 90-е годы. Они считают, что построили модель глобализации, когда они могут манипулировать в принципе чем угодно. И поэтому им не нужны никакие прямые методы воздействия, то есть они считают, что косвенными уже могут всё делать. И для них в этом смысле пример украинского конфликта — это и пример того, что они довели до нужной им цели.
Они не ставят себе цели победы Украины над Россией, они ставят целью, чтобы как можно больше было убито с одной и с другой стороны. И они своих целей достигают.
И нам надо не ненавидеть инструмент, а искренне и с полновесной ненавистью и презрением относиться к тому, кто делает из людей этот инструмент.
СВ: Я с тобой согласен, но, знаешь, когда ко мне друзья приезжают с Донецка, они сейчас воюют, и рассказывают ужасные истории, как-то тяжело. И понимаешь, я не могу им, знаешь, объяснить, что я сижу в Москве, а они на линии фронта, и я им должен объяснить: «Ну, ты не должен ненавидеть украинцев, потому что они такой же инструмент, как и мы».
СУ: Нет, знаешь, почему у них так происходит?
СВ: Личная вовлеченность.
СУ: Потому что безнаказанны начальники с украинской стороны. В чём трагедия этой ситуации? Наша пропаганда говорит: «Мы — один народ. С той стороны есть преступники, которые продались американцам».
Это в моей картине мира правильно, я говорю: «Мы индейцы, у индейцев есть вожди, это конфликт наш, индейский».
Но если это правильная картина мира, тогда они должны быть первыми мишенями: все, зеленские, будановы — вожди, которые перешли на сторону бледнолицых братьев, должны быть уничтожены, с ними не ведут никаких переговоров. А шизофрения почему получается у нашей политизированной части, в особенности [когда] у тебя родственник, знакомый находится там непосредственно? Потому что с одной стороны ему говорят, что мы один народ и виноваты вожди, а с другой стороны оказывается, что с этими вождями ведутся какие-то переговоры, могут вестись какие-то переговоры, потому что они являются вождями. Эта история тянется ещё от Порошенко, когда мы с одной стороны: «это легитимный украинский президент и с ним заключаются Минские соглашения», а другой стороны пропаганда орёт, что всех надо наказать.
У политизированного меньшинства разрушается картина из-за того, что это империалистический конфликт. Потому что, с одной стороны, мы хотим «надуть» Великую Отечественную войну, а с другой стороны на мировых рынках спокойно продолжает проходить много товаров.
СВ: «Газпром» — главный спонсор, по-моему, украинского режима, с которым вроде как Россия воюет.
СУ: Нет. Главный спонсор — США.
СВ: Не, я имею в виду экономики, потому что всё равно же торгуют, у всех баблишко мутится.
СУ: Нет. У нас есть исследование, я до этого тоже дойду, называется «О влиянии СВО на экономические связи Украины с Россией». Практически всё рухнуло, продолжается транзит, пытались через третьи страны торговать по отдельным позициям. Нет, уже всё рухнуло. Транзит остаётся, ничего больше не осталось, осталась серая зона, где идут боевые действия, где непонятно, что с товарооборотом, как в ДНР было. Поэтому нет, единственное, что может измениться, это если потенциально возникнет что-то типа перемирия, тогда это будет серая схема, как была в ДНР, это будет просто серая дыра. Поэтому мы в этом никак не заинтересованы, а газ будет идти, потому что [участвует] в том числе Венгрия, и потому что [учтены] интересы очень крупных игроков.
И империализм сведёт с ума. Понимаешь, Стас, что меня больше всего беспокоит? Я когда готовился, себе пометил пару моментов. Надо понять, из какой позиции ты говоришь — каждый из нас. Когнитивные войны воздействуют на каждую часть по-своему: на государство они воздействуют с точки зрения провоцирования конфликтов. Я, например, никак не могу воздействовать на это государство. Как? Оно сейчас закапсулировалось: «всё идёт по плану», ничего лишнего не разъясняем. Поэтому, как когнитивные войны действуют на общество — это уже вопрос наш, потому что я себя ощущаю только частью общества, я непричастен к государству.
И внутри общества нам нужно самоопределиться. Ведь с чем я столкнулся? Я столкнулся с тем, что у тех, кто рулит нашим государством, с моей точки зрения, неверное представление об обществе. Наши начальники всё-таки ещё люди советские, а советское представление об обществе, что общество у нас «пирамидное»: что есть основа, были рабочие и крестьяне — пролетариат, примкнувшая к ним интеллигенция, и пирамида выстроена, и наверху находится партия. В 1991 году эта пирамида перевернулась в их представлениях, и теперь в основании лежат ИП-шники, буржуазия. Теперь они в основании, и [отношения] стали другие. Но это не так, советское общество было отформатировано советским государством, советское государство лезло в советское общество, в каждую дыру, оно не давало советскому человеку нигде угомониться.
Постсоветское общество иное. В 1991 году новое государство сказало обществу: «Иди нафиг, мы сами по себе, вы сами по себе».
Как случился 1993 год? Создали своё маленькое государство, и даже Верховный Совет попросили от него подальше, и даже вице-премьера оттуда попросили. И в этом была идеология. О чём —монетизация льгот, закрытие всей социалки — о чём? Что мы, государство, отдельно, а вы отдельно, есть [только] какой-то минимум. Пенсионная реформа — о чём? Она тоже об этом, что государство и общество отдельно. И теперь, когда у нас случилась СВО, государству нужна опора на общество, оно начало звонить в колокольчики пропаганды и идеологии, в том числе госмедиа тебе площадки предоставили в кои-то веки. Не было бы СВО — всё было и так у них хорошо.
СВ: Здесь не соглашусь, потому что, судя по тому, что сейчас происходит с ТВ, просто больше некому, и они даже уже боятся быть хоть как-то связанным с государством — это сейчас сразу потеря всех контрактов и карьер, поэтому я далеко не единственный, кого они звали, и все, кому они что-то предлагают, от Первого канала какие-то стримеры даже просто отказываются, им предлагают на Первом канале передачи вести, поэтому — нет.
СУ: Это отчуждение уже?
СВ: У нас это типа лютый зашквар — вообще хоть как-то быть связанным с государством, ты теряешь всё. Я сколько друзей, приятелей потерял, только «кремлёвские» вроде тебя у меня и остались.
СУ: Ой, «кремлёвские», да…
СВ: Мне нравится, что тебя все записывают как кремлёвского эксперта.
СУ: Ой, да, при том, что все мои попытки этим самым кремлёвским экспертам что-то донести сводятся к тому, что «ты что такой слишком умный?»
СВ: Ну да, да.
СУ: И представление о том, что это перевёрнутая пирамида, где лежат в основе ИП-шники, и приводит к тому, что оно мимо кассы, потому что общество устроено по-другому совершенно. Я очень всем рекомендую перечитать базу — Александра Зиновьева книгу «Запад». «Русскую трагедию» я уже рекомендовал — это про наш крах, а эта книга написана им ещё в эмиграции. Зиновьев, я напомню, это русский философ, которого выгнали из Советского Союза, потому что он был излишне большевиком, потому что он в своих трудах предсказал через свою логическую социологию, что — ещё чуть-чуть, и мы рухнем, наше советское общество рухнет. Засекретили его труды и вынудили его [уехать], но при этом он, как и Лимонов, хоть и был в эмиграции, никогда не был против страны, и как только [появилась возможность], вернулся сразу же.
Есть его базовая работа — «Запад», очень её рекомендую. Почему она важна для нас? Написана нашим человеком, и она объясняет, чем общество и государство Запада отличается от нашего. Можно читать западную социологию, написанную для них же, но это очень сложно, мы не живём в их культуре, а написанную Зиновьевым для нас — очень просто и понятно.
И базовое отличие, основа: государство западное построено по принципу биополитики. Об этом много Фуко пишет, его «Надзирать и наказывать», на уровне схемы – это Варфоломеевская ночь. Вся история Европы – это история взаимного уничтожения в городах. Посмотрите, как устроены города европейские. Они живут [в режиме] гетто, до сих пор. В Америке почему — итальянские кварталы? Обратите внимание, чем отличаются города западные от городов наших русских. В основе лежит вечная история, что западноевропейская цивилизация – это цивилизация, где не хватало земли, и поэтому там шло перманентное уничтожение друг друга. Отсюда их мальтузианство, модель рабства отсюда.
Наша культурная модель: почему наши города по-другому развивались? У нас бесконечное пространство, можно от государства убежать, то есть мы можем взять и убежать от государства.
СВ: Причем, внутри государства.
СУ: Внутри государства, то есть нам никуда бежать не надо.
СВ: Ищи меня в Якутии, удачи тебе.
СУ: Да. И в этом особенность их пропаганды, когнитивная война растёт из пропаганды, она родом из Средних веков, а именно от иезуитов. Конгрегация пропаганды — это когда они занимались уничтожением Реформации. В чем основа? Что такое когнитивные войны и воздействие? Это — заставить подчиняться добровольно, через манипуляции, чтобы ты даже этого не почувствовал. В этом и была [суть] иезуитской пропаганды, направленной на то, чтобы переманивать королей. Там стоял вопрос о власти светской и власти духовной. И светская власть начала от Рима отчаливать, и придумана была Реформация как политическое движение, и это было покушение на политическую власть Рима. И, собственно, Конгрегация пропаганды, которая [основывалась] на книгопечатании, это была идеология и технология провоцирования постоянной резни.
Сначала они это отработали в Нидерландах, когда была война за независимость от Испании, потом это было отработано во Франции — стравливание католиков с гугенотами. Сюжеты, о которых Дюма писал. Потом это доведено было до совершенства в Тридцатилетнюю войну. Почему французы являются такими специалистами по когнитивным войнам, мы же их цитируем, все эти дю Клюзели? У них [отработаны] технологии. Я сейчас в эту историю, культуру погрузился: читаю отличную книжку Нила Фергюсона, британского историка, книга 2019 года, называется «Площадь и башня», о том, как сети влияния противостоят иерархиям. Как раз о когнитивных войнах, то есть как государство вскрывают, начиная от масонов. Я еще дошел только до XX века, я сейчас в Первой мировой войне.
Методы пропаганды, которые были отработаны в Средние века по созданию гражданских войн, сначала религиозных, внутри Европы, были доведены до совершенства уже к XX веку, об этом книг написаны тонны. А в конце XIX — начале XX века с изобретением телеграфа американцы перехватили пальму первенства — начинается их вход в мир глобальных коммуникаций, в мир большой связи, где они на коне. Чтобы разобраться в подлинных манипуляциях, с сутью того, как с нами работают, мы должны помнить: в основе лежат наработки Рима и одного из мощнейших орденов иезуитов. Они Парагвай, целую страну организовали.
Чем занимались иезуиты? У них было два направления. Первое – идеология, как всё должно быть устроено. А второе – подготовка кадров для светской власти. Они проникали в университеты, в университетах делали кафедры госуправления, назовём это так. Чему в первую очередь обучали своих подопечных? Работа с текстами, риторика, то есть убеждение, и основы манипуляции придворными, то есть умение быть во дворе. Потому что власть отличается от государства, особенно феодальная власть, там двор и своя система отношений. Эти образы и выведены в классической литературе.
Если мы Дюма вспомнили, Арамис — по типу своему он тонкий, он образованный, он настроен на карьеру, в отличие от его друзей: один мечтает просто бароном стать, у него примитивные мечты; второй – о славе, а Атос вообще ни о чём не мечтает. Человек, выросший в системе католического монашества даже в развлекательной литературе показан как очень политический человек.
Идея политической манипуляции меньшинством. Как устроено настоящее западное общество? Общество фрагментировано и состоит из мириад коллективов — база, Бернейса откройте, он очень плотно [пишет] об этом. И эти мириады коллективов — есть и горизонтальные, и вертикальные — между собой находятся в постоянной коммуникации, человек может одновременно состоять в нескольких коллективах: мы с тобой здесь записываемся, потом пошли играть в волейбол, другой у нас коллектив, но — [у каждого человека их] счётное количество. И у каждого коллектива есть, назовём так, ЛОМчики, то есть люди, которые берут на себя функцию в этом коллективе комиссара, политобозревателя. Как в классе, в школе, в институте, на работе люди собираются, что-то произошло — произошёл тот самый когнитивный удар, люди сразу начинают [обсуждать].
СВ: «Ты что думаешь по этому поводу?»
СУ: И всегда есть один или два человека, которые разъясняют…
СВ: «Не, ну, очевидно, что это Путин убил его, ну, понятно».
СУ: И всё, и пошло, и поехало. По статистике таких людей от 5 до 15%, в зависимости от того, большой город, какой коллектив. Понятно, что в коллективе уборщиков их будет меньше, в коллективе профессоров их будет больше. И цель пропаганды — советская модель воздействия на общество, так как оно было вертикально интегрированное — был принцип воздействия больших излучателей, которые просвечивают эти классы, как считалось. А западный принцип пропаганды над западным обществом – это работа над политизированным меньшинством.
СВ: Вспоминается, ЦРУ как раз-таки и начали создавать троцкистские журналы, маленькие тиражи, они боролись с Сартром, с его коммунистическим журналом, и они боролись как раз-таки, настраивая именно это самое учёное меньшинство, но те уже распространяли на всех окружающих. Я в коллективе, там есть какой-то умный профессор, он мне сказал, что типа: «Да вообще, советская идея – это г…вно», а я же человек умный, и я уже, пытаясь быть таким же умным в кругу тех, кто пониже меня по интеллектуальному уровню, уже им буду говорить: «Да это г…вно», — потому что кто-то выше мне об этом сказал. Отчасти Советский Союз так и разрушали, путём таких маленьких троцкистов.
СУ: Именно. Андропов же сказал:
«Мы не знаем общества, в котором мы живём».
Как произошла трагедия Советского Союза? Фактически в 60-е годы мы начали строить такое же общество потребления, как на Западе, но только оно у нас регулировалось не деньгами, а дефицитом: в Советском Союзе, чтобы достать то, что ты хочешь, вопрос был не денег, вопрос связей, но принцип был такой же. И советское общество сильно западнизировалось: оно стало похожим на западное; и на него воздействовали через то самое меньшинство. Зачем были нужны все эти академики сахаровы? Для чего они были нужны? Почему такой [значительной] была роль Яковлева, ближайшего соратника Горбачёва? Почему нанимали всю эту интеллигенцию, эстраду? Она была нужна для того, чтобы облучать большинство.
Пропаганда западнистского [общества]… Не просто капиталистического, потому что есть восточное капиталистическое общество, например, Сингапур — оно другое, тоже капиталистическое, но другое. Не буду ничего говорить, я про него ничего не знаю, только в общем, вкратце. А есть западнистское капиталистическое общество. У нас прошли процессы западнизации, поэтому мы изменились, поэтому Запад все эти годы вкладывал в ЛОМов наших. Зачем им были нужны блогеры? Многие недоумевали: типа, зачем им эти поцы? Они же какие-то кривые, косые. Они именно для этого и нужны, потому что таких людей немного в обществе, их счётное количество. Если они их выпылесосят себе и начнут возбуждать это меньшинство, то рано или поздно оно возбудит всё большинство, потому что большинству несвойственно политизироваться. А что это за меньшинство? Давай опишем его характеристики.
СВ: ЛОМы.
СУ: Не просто ЛОМы. И учителя туда относятся. Это в широком смысле интеллигенция. В широком. Это люди, у которых есть свободное время, чтобы подумать о политике, об истории, почитать книги.
СВ: Согласен, согласен. Потому что сейчас именно в свободное время ты начинаешь всем этим г…вном интересоваться, до этого мне было абсолютно плевать на политику. Мне бы куда бы сказали, я бы туда и пошёл. Да и когда было свободное время, сперва мне и Навальный казался, что, типа, лучше, чем Путин.
СУ: Так и работает. Вопрос пропаганды – это вопрос работы с разными целевыми аудиториями, как внутри, так и извне. Первое — с политизированным меньшинством, той самой интеллигенцией. Я его называю политизированным меньшинством, туда не только они входят, туда входят представители бизнеса, государственные люди. Или, например, Абрамович. Он кто такой? Он же вроде не нашего общества, живёт за границей, он — часть того общества. Он вроде не наше государство, он не чиновник, но был губернатором, всё-таки был госчиновником. А с точки зрения власти, он всё-таки — власть, он имеет большое влияние. И вопрос, как потенциально [следует] и нужно ли воздействовать на это меньшинство? Абрамовича я специально символично обозначил, таких людей много, которые туда отчалили и продолжают сохранять какие-то связи с нами. Это тоже потенциальное, очень сильное воздействие меньшинства.
Чтобы понять, как на это меньшинство воздействуют, его нужно разложить на разные целевые группы. Одной части этого меньшинства нужны аргументы, ему нужно объяснить, что происходит. С другой частью нужен честный разговор и беседа, коммуникация, им недостаточно лозунгов. А [третьей] части этого политизированного меньшинства нужна деятельность, потому что это люди, у которых есть порыв, они хотят быть к чему-то причастны, они хотят себя как-то проявить. Политизированному меньшинству не нужна просто пропаганда излучателей. Они сами в них нормально ориентируются, они сами с этим работают. Там нужна иная работа — коммуникативная, им нужны средства массовой коммуникации, а не информации.
Я пришёл к этой мысли: для массовой работы нужны излучатели на миллионы излучателей, а для работы с политизированным меньшинством нужны тысячи излучателей на тысячи единиц. Там не работают массовые. Это как — почему книга выходит тиражом пять тысяч? Это не говорит, что она плохая, просто у неё есть свои пять тысяч читателей, а остальным эти пять тысяч должны рассказать, что они прочитали. Пропаганда [нужна такая], которая не сводила бы с ума. Потому что самое страшное, — тут я подхожу к своему тезису, он есть в книге про украинизацию России,
самое страшное, что может произойти — это украинизация России, когда наше общество превратится в такое же, как украинское до СВО, когда никто никому не доверяет, все друг друга ненавидят, интеллигенция вся переругалась.
Посмотри, что происходит среди наших ЛОМов, они уже мочат друг друга, причём абсолютно, вчера ещё были по одну сторону баррикад.
СВ: Это мне больше в претензию вменят сразу, потому что я обычно этим занимаюсь.
СУ: Это происходит, какая разница? Оно происходит, значит, фокус сместился, почему? С точки зрения законов пропаганды,
когда на внешнем контуре перемога не гонится, начинаются поиски, кто мешает ей внутри,
это законы человеческие.
Но для работы с политизированным меньшинством недостаточно информации, для работы с политизированным меньшинством нужно работать с мировоззрением, потому что политизированное меньшинство, та самая интеллигенция — это часть общества, которая своей моделью поведения задаёт поведение для всех остальных. Как они себя будут вести, так будут себя вести и другие. Поэтому наша задача не просто насыщать [их] роликами, [материалами], а максимально объяснять, что только от их деятельности будет что-то зависеть.
Я пришёл к выводу, что после того, как стало понятно, что контрнаступ, которым запугали, — чисто медийный, американцы окончательно, — и для этого был визит Блинкена сейчас и в Армению, и везде, — перешли к сценарию, который я называю «Тридцатилетняя война, или Бесконечный контрнаступ». Для этого им сейчас надо пооткрывать другие проблемные точки по границам с Россией, ещё Арктика на подходе, Средняя Азия — сейчас визит Байдена [проходит] по всей Центральной Азии — и затянуть Россию в бесконечный конфликт, который будет тянуться на протяжении поколения, и чтобы на протяжении поколения мы саморазложились. Я подобрал цитату, они это прекрасно понимают.
СВ: И по-моему, у них-то, учитывая беспокойство, неплохо получается так-то.
СУ: Да, смотри, 7 сентября прошлого года [2022], как раз когда они начали, текст Дэвида Шедда, директора разведуправления Министерства обороны США, «Психологические войны против России». Цитата:
«Борьба за Украину будет выиграна не только на поле боя. Несмотря на всё высокотехнологичное оружие, поставляемое Западом, психологическая война против России остаётся ключевой возможностью для США. Исторически такой подход был направлен на то, чтобы убедить россиян в американской мечте».
Это 90-е.
«Но эта стратегия — пережиток холодной войны, плохо подходящей для современной России. Вместо того чтобы рекламировать преимущества Левиса и Голливуда, информационные операции США должны использовать русский национализм, чтобы поменяться ролями с Кремлем, подчеркнуть ущерб, нанесённый Россией войной, разоблачить коррупцию в правительстве и несправедливость внутри России, а также использовать недовольство среди этнических меньшинств России. Эта тактика принесёт больше плодов, чем рассказы о чудесах американской демократии».
Прелесть наших оппонентов в том, что они многие вещи обсуждают у себя, потому что там идёт публичная дискуссия, потому что они за нас взялись всерьёз и надолго.
Меня пугает самооблучение нашей пропагандой, возгонка нашей перемоги, надо готовить себя и политизированное меньшинство [к тому], что этот конфликт очень надолго.
И этот конфликт не решаем только военными методами, потому что стратегия — это моя гипотеза, основанная на совокупности наблюдений, плюс очень хороший доклад RAND’a в прошлом году вышел: США и Китай на заре нового феодализма, нового средневековья и концептуальный обзор [того], что происходит в разных частях света.
Американцы прямо говорят, что они перешли к стратегии сдерживания чужого развития.
Как они сделали в XIX веке: можно обогнать, пока все тормозят, а так как теперь у них это не получается, надо всех затормозить, и тогда даже твоё стояние на месте – будет обгоном. Поэтому они перешли к фазе «Уходя, гасите всех», это вскрывание военных конфликтов по всей периферии Евразии, нашей части, и в Африке мы видим уже тоже. И это партия всего глобального Запада, мы видим, в этом и французы заинтересованы.
Это борьба за сохранение своего империалистического доминирования.
Они бы хотели переиграть и вернуться в условный 1914 год, где просто нет России. Глобальные игроки, как они были до этого, и слабая, попавшая в зависимость Россия. Как говорят, что Крымская война – это была первая репетиция Первой мировой, когда они всем гуртом били Николая I и Россию. Они это видят так.
Их задача — не убить нас, а довести до состояния внутренней гражданской войны.
СВ: А разве не Китай всё-таки? Типа, они бы хотели, наверное, мир, где Китай не такой могущественный, что им эта Россия? Население 140 миллионов, ядерка — да, но военная мощь не такая уж, чтобы прямо вау, как мне кажется.
СУ: Нас же меньше, [на] нас проще [воздействовать]. Такое количество населения: Россия — 140 миллионов, и по периметру от Эстонии до Монголии, до Казахстана — ещё около 100 миллионов. Задача в том, чтобы Россия воевала со всеми постсоветскими республиками, представьте: 140 миллионов воюющих.
СВ: У них, по-моему, отлично получается.
СУ: Пока не отлично, но где-то получается, где-то нет.
СВ: Украина — получилось. Армения — я не знаю, какие там реальные настроения, но сколько людей вышло и обвиняют Россию в том, что та не защищает республику, страну, которую они сами не признают никак, я про Нагорный Карабах, то есть они вообще никак не признают — тоже странно. Казахстан — меня смутило то, как они отменили концерты комиков только за то, что те съездили в ДНР и там выступили перед людьми, я говорю про Азамата. В Грузии — этот закон про иноагентов, какое количество людей вышло — тоже меня смущает. Многие говорят, что это однополярный мир разрушается, а мне кажется, что здесь речь идёт о том, что моя страна в котле геополитическом, и дело идёт об её уничтожении. Пока что я вообще не вижу никаких поводов для оптимизма, на мой взгляд, всё идёт к уничтожению нашей страны. Пока что.
СУ: Давай так. Это как и любая драка. Ты же, когда ввязываешься в драку, ты не знаешь, глупо, ввязываться в драку и считать, что ты сразу проиграешь. Нет. Это идёт острая фаза.
СВ: Тем более, когда ты загнан в угол, тебе бежать-то некуда. А Россия бы убежала, она же бежала все эти годы. Вот наконец-то я понял эту фразу Макиавелли:
«Войны нельзя избежать, её можно только отстрочить к выгоде своего соперника».
СУ: Да.
СВ: Теперь, мне кажется, все поняли.
СУ: Специально разобрал недавно Макиавелли, потому что мало кто читает всё равно, но основные тезисы я взял, получилось на 50 минут, в телеграм-канале есть. Макиавелли обязательно нужно перечитать всем, потому что там выжимка [о сути] власти, без всяких сантиментов. Как удерживать провинции с лояльным народом, как удерживать провинции с нелояльным.
СВ: Это всё актуально до сих пор?
СУ: Там много исторических примеров итальянских, их нужно пропускать, мы не помним, как во Флоренции было. А когда он переходит к базе: как вести себя правителю с провинцией, где иная культура, он раскладывает — нужно действовать так, так, так и так. А если одна культура, надо действовать так, так и так. Очень технологично, а завершается всё идеологической главой — призыв объединить Италию.
СВ: Там один вождь потом будет, который объединил, собственно говоря. Что бы Макиавелли об этом сказал, интересно?
СУ: Кстати, Макиавелли, обрати внимание, — как раз пример долгосрочного когнитивного воздействия. Человек написал книжку о власти 700 лет назад.
СВ: Хорош.
СУ: И до сих пор, до сих пор нету никого, кто бы написал бы нечто подобное. Дмитрий Юрьевич говорит, это его мнение, про «Протоколы сионских мудрецов»: если оттуда выкинуть весь антисемитизм, они тоже очень честные. Но у них нет автора, это анонимка. А тут есть автор. Я считаю, что надо обязательно перечитать, потому что мы сейчас находимся на важнейшем этапе, когда мы [многого] не понимаем. Мы сейчас прирастаем новыми регионами и новыми гражданами. Какое у нас было голосование за вхождение в Россию? 90, по-моему, процентов, да? Но если мы поднимем результаты выборов 2019 года в этих же регионах, которые тогда были ещё старыми регионами Украины, у них было голосование, я смотрел, по-моему, Запорожье по второму туру за Зеленского под 60 процентов. У меня вопрос: это одни и те же люди?
СВ: Просто те, которые были против референдума, многие не пошли голосовать.
СУ: То есть это пример того, как политизированное меньшинство может стать большинством. Это и Пашинян. В чём его особенность? У него своих сторонников — 10-15%, но они есть, а все остальные ещё более расколоты.
И тогда меньшинство, даже 10 %, с помощью медиатехнологий — это же увеличительное стекло — превращаешь в 30%.
И таким образом ты можешь манипулировать любым обществом, это американцы, собственно, везде и отработали. Если у тебя организованное меньшинство, и его хотя бы порядка 10-15% , то расколов общество, подорвав авторитет государственной власти, чтобы ей не доверял никто, то тогда с этим 10%-м меньшинством ты можешь захватить власть и её бесконечно долго удерживать. Понятно, что страна будет в кризисе, никакого развития не будет, люди будут убегать, но внешний управляющий сможет её удерживать бесконечно долго.
Латинская Америка. Я всем рекомендую изучить современную историю Латинской Америки, недавно мы разобрали тоже из книг базовых, которые всем надо прочитать, американский политолог, и главное, что он лингвист, он в первую очередь лингвист, Ноам Хомский, у него есть книга «Who rules the world?» — «Кто рулит миром» («Кто правит миром») управляет, как устроен мир. Она начала 2000-х, но в чём её прелесть? Что он даёт эти прогнозы из начала 2000-х, и сейчас они дошли до нас. Это американский автор, марксист, университетский профессор, считается одним из величайших интеллектуалов, сейчас живущих в США. Он конформист, — если Берни Сандерс в легальной политике, — то он из научной среды.
Он очень подробно разбирает Латинскую Америку, мы же не заинтересуемся всеми этими никарагуа — пару фильмов иногда посмотрим, что там было. Всё, что творит Зеленский с точки зрения создания мафиозного государства…
СВ: Мафиозник.
СУ: Это мафиозное государство, всё отработано в Латинской Америке. Они берут готовые технологии, адаптируют их к реальности, добавляют идеологически местный колорит. У них и марксисты есть, партизаны, у них в Латинской Америке кого только нет, и маоисты, бывает, у Америки деньги получают. У них задача, чтобы было как можно больше коллективов, они между собой конфликтуют, рано или поздно конфликт переходит в политическую фазу. Когда переходит в политическую фазу, нужно появиться с ружьями и сказать: «Вперёд, братва!» и уйти в позицию наблюдателя. И только ждать, пока они друг друга уничтожат. Так идёт уже много лет работа Боливия — Венесуэла, бесконечное управление этим конфликтом.
Так идет управление, как только где-то придёт какой-то марксист левый в Латинской Америке, у него сразу начинается конфликт либо внутри, либо с соседями, где конкретные праваки. Модель Латинской Америки, которой они не дают объединиться на протяжении уже 100 лет. Я напомню, что процессы объединения в Северной и Южной Америке проходили одновременно, и в Южной Америке они чуть опаздывали. Есть фигура Симона Боливара и идеология боливарианства, которую поднял на знамёна покойный Уго Чавес, — это же идеология, что мы должны в Южной Америке объединиться наконец-то. Потому что это безумие — все объединяются, а мы что-то друг с другом выясняем бесконечно. И американцы уже более 100 лет [занимаются ими], у них работают институты, они подкупают местных политиков во всех латиноамериканских странах, чтобы, не дай бог, идеология объединения не стала доминирующей.
То, что у нас сейчас происходит, на уровне схемы, украинский кризис — это применение их лучших практик, отработанных на протяжении 100 лет. Нам, чтобы этому противостоять, недостаточно: «ААА!!!», нам нужно эту технологию на винтики разбирать, потому что они эти винтики закручивали десятилетиями. Они этих людей [подолгу готовят]. Я на примере Турчинова напоминаю. Когда началась нацификация СБУ. В 2005 году внезапно Турчинов, непонятно кто — протестантский пастор, в прошлом комсомольский активист, а вообще специалист по приватизации, соратник Юли [Тимошенко], — вдруг стал главой СБУ. И его первый визит был в США — к директору ЦРУ. Вот так они ведут людей.
Что я рассказывал про иезуитов, хочу напомнить. Практики когнитивных войн имеют два больших направления: направление массового воздействия на общество, для того самого сведения с ума, и технологии точечного воздействия на ключевые управленческие узлы, особенно в государстве, которые могут поломать всю иерархию. Сейчас — это мы в первые две части разобрали — можно почти к каждому человеку подобрать ключик. А теперь посмотрите, сколько у них наших людей находится, которые знают нашу систему изнутри, сколько вице-премьеров находится в Израиле наших, сколько ключевых министров находится в Израиле.
Вы представляете, какой информацией обладает вице-премьер? И, например, Хлопонин, он был — ни фига себе — красноярским губернатором, потом он же был представителем на Северном Кавказе. Насколько глубоко человек понимает, как устроен Северный Кавказ? Он же сейчас у нас гражданин Израиля. Я не хочу предполагать плохого, что там с ним работают какие-то спецслужбы, я не знаю этого; но предполагать такие вещи мы обязаны. Для меня казус Дарьи Треповой, убийцы Владлена Татарского — это показатель того, как можно подобрать ключик персонально к человеку. Я слежу за ней. Она же никакого отношения к Украине не имела.
СВ: Да.
СУ: Её прямо завербовали, нашли ее тонкое место, она с парнем поругалась. Подкатили, сделали, что это все будут хиханьки-хаханьки, флешмобик, ничего страшного, и вот человек превратился в убийцу.
История Дарьи Треповой – это пример технологий когнитивной войны, использованных персонально.
И это меня очень пугает, потому что, знаешь, недалек час, когда бомбы могут приносить люди, одетые под сервис еды.
СВ: Так уже, коктейли Молотова-то кто в военкоматы кидает?
СУ: Пример. Ты постоянно пользуешься заказом какого-то сервиса еды, да?
СВ: Ну, да.
СУ: Перехватывают твой сигнал, твой заказ, и тебе приносят то, что ты ждешь, человек в форме курьера, ты у него берешь и приносишь к себе домой.
СВ: Да, я думаю, это произойдет рано или поздно.
СУ: Понимаешь, да? И бороться с этим только запретами невозможно. Это невозможно. Есть большое количество идиотов, а пример Дарьи Треповой, по ней видно — это идиотка, человек с отсутствующим мышлением, каким бы то ни было.
СВ: Соевая.
СУ: Да. И тогда мы не взлетим. Эти вознаграждения, которые [назначаются] террористам: 20 тысяч, 10 тысяч. Это же не вопрос денег, это вопрос манипуляций. На этом этапе длинной войны, который они нам предлагают, на уровне общества мы ещё как-то можем противостоять сами, что называется, что-то придумывать, — я сейчас перейду к конспекту, где у меня есть ряд идей. А на уровне государства — я считаю, надо поднимать вопрос. Проблема в том, что самые высокие начальники даже хвастаются, что у них нет смартфонов. Они хвастаются этим, да? Я считаю, что они не осознают вообще весь масштаб трагедии, но не сейчас, а через 10 и 15 лет. Сейчас ничего, это же как первый Майдан. Как смотрели на первый Майдан: да что там такого? Но без первого Майдана не было бы второго, то есть государство разрушается постепенно. И общество рушится постепенно.
СВ: Короче, у нас власть – это прокрастинаторы вечные: мы решим эту проблему, но когда-нибудь потом. А пока пипец не наступит.
СУ: Я считаю, что нужно самоопределяться и в том числе заниматься. Приведу пример. Как действуют против власти когнитивные войны? Главная характеристика власти – это авторитет, все остальное вторично. Если власть авторитетна, то тогда будет порядок в обществе. Начиная с того, [что когда] призовут пойти в бомбоубежище, то послушаются. И авторитет власти – это то, что формируется годами. Годами. Разрушение авторитета власти в условиях кризиса, когда общество хочет, чтобы ему что-то дообъяснили, дорассказали, а ему не объясняют, то государство само разрушает, власть сама разрушает свой авторитет. И получается, что наш
Дмитрий Анатольевич, который выдает угрозы: «в ядерный пепел», часть наших эмоционирующих патриотов радует, а по факту он подрывает авторитет власти.
СВ: Да.
СУ: Подрывает авторитет власти.
СВ: Когда в итоге они продолжают, и ничего не следует, все такие: «А, ну, понятно».
СУ: А эффект подрыва авторитета – это эффект поверхностного натяжения. Когда [добавляют по] капельке, мы помним, что одна — ничего страшного, ничего страшного, ничего страшного, а в какой-то момент, когда авторитет власти будет подорван, выступать против нее не будут, произойдет следующее – как только обрушивается авторитет, падает доверие до нуля. Оно сразу падает до нуля. Да что вы чешете? Зачем? Я не понимаю, как можно участвовать в ситуации подобной нашей многолетней СВО без постоянного укрепления авторитета и доверия. Это у них, у государства должно быть [заложено как] база. Для нас, в обществе базово должна быть коммуникация и требование от государства [адекватной] коммуникации: «Объясните!» Не наезжать, типа: «Ах, все пропало!» Объясните, что за фигня!
Как Макс Горшенин, шикарно с впаянным в мониторе. Он не наезжает, он говорит: «Объясните, что за фигня?» Вот так надо себя вести: «Объясните!»
А государству нужно ежедневно бороться, именно за авторитет и за доверие. Оно считает, что оно у них вечное, потому что они, знаешь, что путают?
Они путают рейтинг и авторитет.
Социологи постоянно меряют им рейтинги. Они видят, что рейтинг большой, и думают, что рейтинг равен авторитету. Нет, рейтинг не равен авторитету. Рейтинг — это как из меню. В меню есть рейтинг тех, кто в меню. А авторитет — это многолетнее сформированное отношение, которое приводит к добровольному подчинению.
Что важно: общество организовано многомерно, не иерархично. Государство для общества является элементом организации. Но так как у нас общество, как я говорил, западнистское, которое государство послало нафиг в 1991 году, то общество может подчиняться только добровольно. Нет институтов октябрят, пионеров, комсомольцев, профсоюзов, где человека ловят в любой точке его жизни и говорят: привет, пошли. Сейчас такого нет. Поэтому только добровольное подчинение. И если они будут разрушать абсолютными эмоциональными качелями, это будет иметь очень нездоровый долгосрочный эффект и, к сожалению, это потом разрушит доверие между нами, внутри общества.
Какая-то часть нашего общества в русской культуре [привычно думает], что начальство всегда право. Не надо ни о чём думать, начальство всегда право. И она будет защищать эту позицию. Но защищать будет не потому, что позиция права, а потому что начальство всегда право, и это будет приводить к конфликтам. Они уже сейчас происходят. «Патриоты на зарплате» сейчас активно мочатся с другими патриотами, которые не на зарплате. Хотя конфликт на самом деле в том, что одни проникли к государству, а вторые, наверное, хотят и обижаются, что государство их не замечает. Вместо того чтобы включать инструменты цеховой и профсоюзной солидарности. Я всё советую: кто-то поднялся наверх — действуйте как евреи, «вытягивай своих». Так же надо действовать.
Наши же по-другому действуют, они залезли куда-то — и всё, главное ничего особо не менять и подольше посидеть. Это логика тех сытых годов, когда можно было годами ничего не делать. Сейчас мы стоим на месте, мы отстаём, всё. Поэтому задача ЛОМов – постоянно самообразовываться. Это то, что меня бесит, — непонимание ЛОМами своей ответственности за аудиторию, на которую они вещают. Они сами не хотят развиваться. Я могу судить по этому — поймали технику «зрада — перемога»: надо обгадить немного Зеленского, посмеяться над тупыми и порадоваться, что контрнаступ не получился. Всё, и так качать людей. Наши увидели, как просто работает их модель, адаптировали её для нас и считают, что это — работа. Да нет, они же специально сводят с ума. Вы что, тоже хотите свести с ума? Я этого не могу понять.
Они используют западную технологию провоцирования собственного общества, не понимая, что таким образом сами сведут его с ума.
Мне это в голову не укладывается. Я с парой пропагандистов об этом поговорил, но меня не услышали, и у меня это в голове не укладывается. Я сейчас нахожусь в страшном тупике. Я не понимаю, как нашему политизированному меньшинству, то есть интеллигенции объяснить, что она должна сначала сама разобраться в том, что происходит, а потом объяснить тем, кто на неё ориентируется. Они сейчас ждут. Как ЛОМы говорят: «Нужно больше делать материалов таких-то, таких-то, таких-то».
Да нет, вам объяснять нужно, а материалов — выше крыши. Вы с ними работайте, они есть уже, все эти материалы, вы работайте для своей аудитории, переводите на свой язык. ЛОМы возомнили себя политиками. Нет, вы не политики, вы — просветители. Задача ЛОМа, как школьного учителя — знать, кто такой твой класс, твоя личная аудитория, и для неё объяснить то, что важно. С одной стороны, ЛОМ должен отделить зёрна от плевел, мусор очистить от важного, взять важное, переосмыслить через тех, кто на тебя ориентируется, профессор — своих, кто-то [другой] — своих. И через неё донести то, что, как ты считаешь, сохранит здравость нашего общества. Вместо того, чтобы загонять его в фальшивые качели.
Я сейчас приведу пример. С Польшей очень хорошо произошло. Нашу пропаганду разыграли. Этот искусственный конфликт между Дудой и Зеленским, который им нужен в предвыборных целях, потому что рейтинг партии ПИС падает, они разыграли, что якобы идёт конфликт, для внутренней политики.
СВ: То есть, ты думаешь, это не по-настоящему вообще?
СУ: Нет, конечно.
СВ: А кто-то ещё примкнул, уже тоже собираются запретить украинское зерно?
СУ: У нас все кинулись на заявление, первое.
СВ: Про утопающих.
СУ: Запрещена временная продажа зерна на территорию, транзит никто не запрещал. Но так как транзит не запрещен, вся претензия к зерну была в чём? Что под видом зерна попадает всё. Так как транзит не запрещен, точно так же будет всё попадать на территорию Польши. Претензия была к контрабанде, а не к зерну. Второе, заявление о том, что Польша не будет вооружать Украину, так она уже давно и не вооружает Украину. Её другие вооружают. Польша только предоставляет транзитные хабы.
И шоу в ООН. Это с чем связано? Объясню. Надо чуть знать внутреннюю политику Польши. Партия ПИС опирается на сельский электорат, в первую очередь, востока Польши, [на территориях,] примыкающих к Белоруссии и к Украине. Там растёт острое недовольство этим кризисом, что польская сторона больше помогает украинцам, чем своим. Они сейчас теряют рейтинги слегка, плюс подрастает другая правая партия, более правая, которая их удерживает. Они колеблются, у них сейчас в районе 40-45 процентов, им нужно получить 50 плюс 1 процент, чтоб сохранить власть, у них же парламентская республика.
Поэтому они сейчас вместе с Зеленским разыгрывают предвыборный спектакль, как всегда разыгрывают на выборах, чтобы показать внутрипольскому электорату, что они борются за их права, украинцев наказывают, что они для них вторичные. Вот этот цирк, и всё. А Украина им подыгрывает, потому что в ответ ввели антипольские санкции, ничтожные, против лука и капусты, которые не оказывают никакого воздействия. Если бы хотела вводить санкции украинская сторона, то она бы для начала запретила то, что сейчас все госучреждения украинские могут иметь счета в польских банках — они фактически передали казначейство в Польшу. Это надо в первую очередь забирать. Нет, этого не происходит.
В Польше, например, в 2011 году был убит политик, который потенциально мог стать про-нашим, Анджей Леппер, который фермеров будоражил, он на выборах 2005 года набрал уже около 15%. В 2011 году его убили в Варшаве, и полиция: «всё, всё, всё». А он мог составить очень серьёзную конкуренцию ПИСу, потому что нынешняя Польша — шовинисты, то есть там правые.
Надо интересоваться ближайшими соседями, потому что ключик к украинской трагедии лежит в разрешении и польского и румынского кризиса, — американцы подтягивают [соседей].
СВ: Нам надо было защищать бы этого чувака и приводить к власти.
СУ: Конечно. Поэтому играть нужно очень вдолгую. Я убеждён, что рано или поздно мы придём к ситуации, когда их стратегия афганизации… Моя гипотеза на основании массы переработанных материалов, как американские стратеги видят афганизацию: пока возможно, насыщать территорию Украины как можно большим [количеством] оружия, любым. Насыщать, насыщать, насыщать. В это же время там должно появляться как можно больше вооружённых людей. Эту вооружённую массу я называю казацкой. Есть армия, а это — казачки, которые бегают. Вся эта вооруженная масса удерживается вместе только двумя вещами: бесконечной пропагандой и тем, что это хороший бизнес — можно поживиться, заработать. Больше там нет никакого стержня. Как только эти стержни выдёргиваются, эта вооружённая масса превращается в хаотическую массу, и тогда начинается сценарий Афганистана.
Что было в Афганистане. Когда ушли советские войска, все моджахеды были объединены борьбой с общим врагом. Есть очень хорошая книга пакистанского журналиста Ахмеда Рашида «Талибан», как приходил к власти Талибан в 90-х. Он сам из Пакистана, с другой стороны, — чем она и интересна. Ушёл общий враг, и одновременно все, кто против него воевал, — отдельно были таджикские, отдельно были пуштунские полевые командиры, — стали воевать между собой. Началась игра в «царя горы».
История украинской гражданской войны начала XX века — точно такая же. Когда была выдернута фигура Скоропадского, тогдашнего гетьмана, который удерживал управление Украинской республикой на германских штыках, всё сразу разложилось в панов-атаманов, и началось безумие, которое на территории Украины на протяжении пяти лет продолжалось, эта гражданская война.
У них задумка такая: пока возможно, создавать там вооружённую массу как можно больше, поэтому они так делают, поэтому военкоматы бесконечно работают. Зачем им это нужно? Как можно больше людей через это пропустить, завезти [побольше] любого оружия и перейти к дистанционному конфликту. Это то, что они уже сделали. Дистанционный конфликт – это то, что наносит экономический ущерб и сводит общество с ума, потому что каждый день, когда это происходит, доверие падает, авторитет власти падает страшно, особенно когда власть в телеге сначала пишет: «только вы подумаете ударить по Крыму, мы в ответ…», а потом: здрасте, по Крыму.
Тщательнее надо подходить к вопросам пропаганды. И когда они выдергивают эту штуку, на этой вооружённой массе — в чём стратегия афганизации — и уходят, и говорят: «занимайтесь сами». Так же, как они из Афганистана ушли. Они ушли, всё — это теперь ваша внутренняя проблема, делайте, что хотите. И к этой ситуации, я считаю, надо готовиться, потому что у нас будет [так же].
Сейчас мы убедимся в том, что контрнаступ невозможен, та сторона не может сделать контрнаступ, мы это видим, это бесконечная история, потом появится соблазн с нашей стороны контр-контрнаступа. Я не знаю, сколько это будет, но, знаешь, после очередного контр-контр-контр-контр-контр-контр- что-то должно произойти, после чего придёт осознание того, что без разложения тыла победа на фронте невозможна.
И тогда придёт осознание, что несчастное общество постУкраины, какое бы оно ни было, требует особого типа пропагандистского воздействия в разрезе каждого города, в разрезе особой ситуации.
У нас сейчас идёт эта кампания пропагандистская — частота «Волга», где надо сдаваться. «Волга» — универсальный позывной, который будет воспринят военными РФ как желание противника выйти на связь с целью сдачи в плен. В каждом российском подразделении дежурный радиотелефонист в случае выхода на связь по частоте 149.200 тут же докладывает своему командиру об этом. А тот уже должен довести до украинского военнослужащего порядок выхода и сдачи.
Она должна из каждого утюга быть, она должна быть во всех форматах, как законы пропаганды — минимум в семи форматах она должна быть, оно должно быть везде, только тогда это пропаганда. Посмотрите, как они пиарили свой контрнаступ как бренд. Он был из каждого утюга. Самая сила продвижения бренда – это когда ты заставляешь оппонента продвигать твой бренд. Наша пропаганда купилась на их контрнаступ и сама начала его продавать своей аудитории.
Наша пропаганда будет эффективна, когда про позывной «Волга», частота 149.200, будет говорить их пропаганда.
Тогда это и будет победа, потому что задача, я напоминаю, и искусство когнитивной войны – это создание иллюзий, когда оппонент сам начинает в эту иллюзию верить и сам начинает быть инструментом твоей пропаганды. Это как твое прекрасное интервью с Кацем, например, это когда ты его загнал на ситуацию, когда он был вынужден фактически твои слова повторять. Потому что по существу ты…
СВ: Все говорят, что я обоср…лся, и Кац меня уничтожил своей невероятной риторикой.
СУ: Так он повторял, как долдонил: одно, второе, третье, одно, второе, третье, и выдал из себя именно такого пропаг…ндона.
СВ: И идиота.
СУ: Есть пропагандисты, есть пропаг…ндоны. Пропагандист – это человек, который хочет убедить тебя, а пропаг…ндон – это человек, который талдычит одно и то же. Он сидел, талдычил одно и то же.
СВ: «Давай поговорим о войне у нас».
СУ: Поэтому, ты раскрыл его образ, ну…
СВ: Жаль, что те, кто понял, что именно конкретно я делал, в том числе и вопросом про Певчих и прочее, их меньшинство было. Это, конечно, обидно, но ладно, работаем.
СУ: Люди базу забывают, что важен не Кац, а все, кто смотрит ваш диалог.
Итак, смотри, Стас, к чему я пришел. Самое главное, какими мыслями я хотел с тобой поделиться, что меня беспокоит. Нам нужны новые учебники о том, что происходит в новых форматах, именно учебники. Нам нужно заново отрефлексировать и осознать все, что было с 1991 года. И с Россией, и с Украиной, со всем нашим общим пространством. Но не учебники классические. Я книгу свою тоже пытаюсь написать в формате учебника. Но они должны быть во всех форматах: и ролики, и фильмы, потому что я убедился, что у наших людей разрушено мировоззрение.
Тут очень важная вещь, я сейчас хочу сослаться. Много у нас говорят: информационные войны, когнитивные. Есть советник Шойгу, Ильницкий, он про ментальные войны говорит, то есть — следующий уровень. Я спорить не буду, но есть устойчивость к когнитивной войне, а есть противодействие.
Устойчивость – это то, что ты можешь выработать сам лично, тебе никто для этого не нужен. Есть два типа воздействия: волны и удары. Волны — там, где вам подсаживают слизня — лучше всего читать и обсуждать с людьми. Удары — мы говорили, [для противодействия требуется] профилактика, рационализация. Личное ПВО создать возможно.
Но когда у тебя нет картины мира завершенной, тобой можно очень просто манипулировать.
В основе любой манипуляции — много есть книг про манипуляции — тоже диалектическая штука. Есть желаемое, есть действительное.
Манипуляции сводятся к двум приемам: либо когда выдают желаемое за действительное, либо когда действительное — за желаемое.
Всё, больше нет никаких основ манипуляции, поэтому ты должен либо создавать виртуальное желаемое, то есть: «Купи новый телефон, купи новый телефон», либо создавать виртуальное действительное. Что всё не так, как на самом деле, и всё это в современной цифровой среде можно создать: и желаемое, и действительное, потому что люди перешли на цифровое потребление.
В этом смысле я пришёл к выводу: когнитивные войны направлены на разрушение нашей коллективности, — обрати внимание, они всё время подчёркивают: «будь лидером», «будь особым», «будь…», — все коучи на этом [строят свою работу]. А у себя они, если посмотрим на британское элитное образование, развивают как раз коллективность. То есть нам они коллективность разрушают — она вам не нужна. А в своих корпоративных культурах и в реальных структурах те, кто занимается управлением, сохраняют коллективность.
Подлинная профилактика когнитивных войн – это коллективность, развитие в себе навыков, которые тебя делают частью коллектива.
Что такое коллективность? Это способность находить конструктивное сотрудничество с другими людьми.
Я пришёл к такой формуле: сделать что-то подлинно коллективное можно только, если ты вложишь три своих личных ресурса. Это своё личное время, это свои личные силы и свои личные деньги.
Именно эти три составляющих, потому что всё очень относительно. Если на добровольное дело какой-нибудь директор банка, предприятия 15 минут в день потратит – это будет очень много для дела, а безработный может потратить 15 часов – это будет ничтожно. Поэтому тут принцип такой — от тебя требуется ношу брать, с одной стороны, по плечу, а с другой стороны помнить эти три вещи.
Потому что очень многие, особенно коммерсанты, они: «да, я патриот, но я откуплюсь, скину сотку-две, короче, откуплюсь». Нет, дело не в объёме денег, которые ты потратил, дело в том, что одновременно и силы потратил, и время, и только тогда это будет труд. Почему твои передачи [работают]. Когда ты продукт делаешь, программу — это твоё детище, ты потратил время, силы и деньги.
СВ: И нервы.
СУ: Время — нервы. Поэтому, если вы считаете, как адекватные люди должны считать, что это конфликт надолго, то мы должны понимать, что выживет только коллектив коллективов. Потому что страна большая — это коллектив коллективов, которые очень сложно организованы: вертикально, горизонтально. Эти коллективы, какая-то часть, — как мы обсуждали на примере айтишников, — подвержена воздействию, другая часть менее подвержена, тогда этот коллектив коллективов нужно разобрать. Для интеллигенции, я говорю про своё место, — каждый должен копать то, что он может копать, — я понял, моя функция – больше разъяснять интеллигенции.
Я к какому выводу пришел? Надо делать продукты. Я благодарен и тебе, и Дмитрию Юрьевичу, тебе особенно за микрофончик: у меня нет возможности в студии работать, я постоянно перемещаюсь, а звук должен быть хороший. Я запустил специально для нашей интеллигенции отдельный подкаст по расширению мировоззрения под названием «Философский субботник» с русским философом-методологом Тимофеем Сергейцевым, мы там разбираем русскую власть, западную власть, сейчас мы разбираем украинский кризис сквозь призму рабства.
Заметь, у них тоже про рабовладельцев была история, как [они себя] позиционировали. Психология рабства очень глубоко сидит в западной культуре — именно рабства. И русский философ утверждает, что только деконструкция самой модели рабства, которая у нас зашита, — и есть подлинная победа в этом кризисе. Это сложная штука, поэтому у нас на полтора часа аудиоподкаст, расшифровка есть [для тех], кто читает, это для той самой интеллигенции. Уже больше 20 выпусков вышло, мы когда не виделись, я с октября начал этим заниматься.
Потом ещё дальше углубление у нас с Хагуровым Темыром, это проректор Кубанского госуниверситета, социолог-девиантолог. Очень интересное направление — девиантология — проблема нормы, отклонений. Тоже у нас подкасты, «Социология здорового общества», направленная на подробный разбор, как меняется норма. Окна Овертона — то, что в народе называется — это и есть, как потихоньку сдвинуть норму. Раз, раз, а через 10 лет — глядишь, уже и всё изменилось. Это тоже одна из основ когнитивных войн — постепенная сдвижка нормы.
Третье направление, тоже для того, чтобы умнеть — это разборы книг, которые я поставил на поток. Я понял, что люди не будут читать — нет времени, нет сил. Поэтому отдельно у нас есть клуб «Внеклассовое чтение», десяток коллег набрался отовсюду: и из Сибири, и из Питера, и из Москвы, наши люди из Европы. Мы разбираем книги из разных ракурсов, в частности, Хомского, про которого я тебе говорил. Что было в Латинской Америке, как устроена пропаганда. Книжка же здоровая — на 600 страниц. Это разбор коллективный: 3-4 человека, каждый берёт свой раздел, берёт цитаты, подбирает текущие примеры, и мы за 1,5-2 часа, онлайн без видео, к сожалению, потому что у меня только звук, разбираем, и это тоже важная вещь.
Третье направление, тоже в разборе книг, но это мы с Дементием. Сейчас, когда буду у Дмитрия Юрьевича в Питере, продолжим подробный разбор книг. И у меня на базе телеги это всё в открытом доступе. Отдельный разбор — это «Закат экономики потребления», это мы разбираемся в политэкономии. В чём проблема в пропаганде, как я считаю?
У нас — отдельно политика, отдельно экономика. В капитализме не так, в капитализме нужно разбираться, как живут и развиваются хозяева экономики и главные капиталы.
Если ты не понимаешь, как работала Ост-Индская компания, ты ничего не поймёшь про Британскую империю. Если ты не понимаешь, как устроен «Газпром», «Роснефть» и их размещение на IPO, и почему они покупали футбольные клубы Schalke, ты ничего не поймёшь про современную Россию.
Но это тот аспект, который власть прячет. Никто же не хочет обсуждать, почему Schalke финансировался «Газпромом», да? А это аспект политэкономический, о котором не любят говорить. Михаил Васильевич Попов, например, — это мастер политэкономического подхода. Пытаюсь его практиковать, и тут я очень благодарен всем подписчикам, которые поддерживают, потому что это позволяет коллективу аналитиков работать, в том числе, и на Украине, внутри наши люди.
Для тех, кто совсем глубоко погружается, ещё много исследований. Какого типа исследования? Например, об импортозамещении пищевых добавок, тары и упаковки после начала СВО. Что происходит на очень специфическом рынке. Как оказалось, у нас была одна из самых больших проблем – это проблема с мюзле.
Знаешь, что это такое мюзле? Это такая проволочка, которой на шампанском крышка закручена. Оказалось, что у нас не было вообще этих заводов, мы были на 100% импортозависимы, и спасибо ростовским коммерсам, которые, не получив разрешения на это, втихаря выкупили в Европе старый завод, втихаря его завезли в Россию, не получая никаких лицензий на это. И только с начала СВО — хлоп, у нас нету, оказывается. Мы бы сейчас без шампанского были, потому что на них наложили санкцию. Но спасибо ростовским коммерсам, которые, — я не знаю, почему, ещё в 2014 или 2015 году [сообразили], и это у нас единственный такой завод. Это и есть политэкономия: погрузиться внутрь очень специфических процессов, которые показывают [суть].
На самом деле, то, что [продвигает] Макс Горшенин со своей идеей — это тоже политэкономия, потому что там интересы очень крупных [компаний].
Дальше, например, о водном кризисе в Николаевской области, ДНР и ЛНР: что происходит с водоводами по-настоящему, не с войной. Кто как стреляет, в каком состоянии инфраструктура, сравнение [ситуации] в наших областях и, например, в Николаевской области. Например, о перезагрузке российского гражданского авиастроения, импортозамещения Боинга и Эйрбаса, что происходит. Промежуточные итоги разрушения инфраструктуры на территории постУкраины и примерная оценка стоимости восстановления. И отдельно мое любимое исследование о сельхозпотенциале северного Приазовья и Причерноморья, то есть, эти новые регионы, какой там потенциал. Это все, с одной стороны, по открытым источникам, по официальным данным, но это на 15-20 страницах для тех, кто действительно хочет политизироваться.
У нас уже много говорят: «А, благословенная земля, Херсонская область, Запорожская!» А по существу, какие там культуры? Человек захочет даже денег вложить потенциально, что там с орошением, какие риски? И какие доставки, какое плечо? Вот такая, собственно, политэкономическая информация, которая всем полезна.
И самое главное, последнее — это то, на что я сейчас вышел, и то, с чем я экспериментирую. Эти продукты, которые я начал выпускать, мировоззренческие — они полностью открытые. В открытом доступе, пожалуйста. Но есть штука под названием коммуникация. Без коммуникации невозможно справиться с когнитивными войнами. Учитывая, что мы находимся в ситуации войны, не вся коммуникация может быть публична, мы очень часто не можем понять, что делает начальство, это рождает эмоции. Если мы эти эмоции выплескиваем вовне, на публику, это вредит всем, как мы и разбирали, но не делать этого нельзя. Нужно то, что называется очень условно, рамочно — клубная деятельность, но она же коммуникационная. Я не мудрствовал лукаво, взял советские практики и поместил их в среду телеграм.
Рабочее название НЭП — «На эмоциях, но по понятиям». Это закрытая телеграм-группа, где три раза в неделю я провожу большие эфиры. По понедельникам мы начинаем политическую неделю, по субботам закрываю. А по четвергам с утра провожу [эфиры] для Дальнего Востока и Сибири. Принцип открытого микрофона, небольшое количество людей, поэтому он закрытый. В чем принцип: принимать участие могут либо мои добровольцы, кто участвует в наших проектах; либо мои товарищи, знакомые; либо подписчики — платные люди. Полностью открытый микрофон у человека, любые ситуации мы обсуждаем честно, предметно, с фамилиями, но запрещено копирование и цитирование. Это важно, это не вытаскивается на паблик, люди есть разные, есть наши люди в США, в том числе инженеры наши, которые сейчас собираются в Россию возвращаться, в том числе пришли найти своих.
Это как у Балабанова: «Найти своих и успокоиться».
В условиях, когда государство отчуждено, общество раскалывается, еще и сама пропаганда его раскалывает, украинизирует, нет иного способа кроме как налаживать свою политическую коммуникацию. Какой эффект я вижу? В первую очередь, люди сами разбираются, даже когда человеку поможешь сформулировать вопрос. Человек приходит: все, дочка — все, уезжать собирается. Какие-то проблемы или накрыло коллег. Человек из Иркутска потом может подсказать человеку из Иваново. Коммуникация получается. Я-то, получается, как центральное звено в данном случае, как коммуникационный узел, а люди потом начинают связываться между собой и коммуницировать. И в силу того, что они знают, что это не будет вынесено на паблик, то есть их не используют, [они могут обсуждать свои проблемы открыто]. Что важно в когнитивных войнах? Нас ловят на эмоцию, мы подвергаемся минутной реакции, а оппонент это потом разносит на публику.
СВ: Короче, сообщество анонимных марксистов у вас.
СУ: Не марксистов, у нас три направления.
СВ: Пассионариев.
СУ: Может быть. Русской интеллигенции, назовем это так. Я это назвал НЭП — «Новая эмоциональная политика, или На эмоциях, но по понятиям». Я там в том числе рассказываю, как мы в 90-х жили, какие были понятия. Я часто слушаю [наших] пропагандистов, — блин, он в нашем дворе не выжил бы. Так себя нельзя вести, реально так себя нельзя вести. Я считаю, что нам нужно вернуть многие понятия. Причем слово «понятие» имеет как дворовое значение, так и научное. Я свою деятельность вижу в возвращении понятий среди широких масс хотя бы. Чтобы были понятия, как у нас в позднесоветском обществе, хоть какие-то понятия, как надо себя вести в обществе. А в пропаганде и в идеологии, которой мы занимаемся, — чтобы там были хотя бы какие-то базовые научные понятия, а не просто представление, что пропагандист что-то себе придумал, и [исходя] из этого начинает вещать.
Чтобы наши ЛОМы начинали читать книжки, погружаться глубже, изучать [наше] общество; и не забывали, что если ты ЛОМ и если тебя не понимают, то есть ты неясно выражаешься, ты тем самым сводишь с ума человека. Он же пришел к тебе — ЛОМу — для того, чтобы чистота появилась в понимании, а ты ему сам эмоцию загнал в голову вместо чистоты понимания. Закрывая вопрос, важно, чтобы меня поняли, я не призываю ни в коем случае биороботами стать, нет, но
в эмоциональной сфере нужно переходить на следующий уровень — уровень чувства.
А уровень чувства открывается нам с помощью культуры и искусства. Смотри, когда человеку плохо, человек переживает разрыв с близким, с девушкой, например, какой путь эмоций? Выговориться у психолога, если он западный [человек]; если наш — напиться с друзьями и найти новое приключение. Выход чувств — подобрать книгу на эту тему в зависимости от того, какая у тебя ситуация. Классическая — Мопассана, еще кого-то, кто писал об этом, и посмотреть, как великие переживали подобную ситуацию. Я когда первый раз это испытал в 2015 году, когда погибли [люди]. Там меньше, конечно, гибло, понятно, локальные [действия] были в ДНР. Когда человека, которого я знал, не стало, я помню, читал «Три товарища».
СВ: Ремарка.
СУ: Погружение в «Три товарища», которые позволяют пережить именно чувства, понимаешь, не эмоции. Эмоции ловят нас на короткое время. Я отэмоционировал, и — все.
Эмоция – это индульгенция.
Я купил индульгенцию, и все, я отэмоционировал. Нет. Когда ты настраиваешься на волну чувств, ты настраиваешься на волну сопереживания, и ты не становишься черствым рациональным биороботом. Чтобы не складывалось впечатление, что я всех призываю стать биороботами. Нет. Я всех призываю — в той части, где политика, где нужно искать смыслы, которые прячут, как с поляками, мы сейчас разобрали, нужно уметь включать особый режим поиска тайного, где эмоции мешают, но где нужны чувства. Там тоже нужны чувства, потому что в политике надо чувствовать, что за персонаж [перед тобой].
Там очень много волков в овечьих шкурах, это тоже нужно чувствовать. Вот Зеленский – яркий пример: человек выдавал себе за одного, оказался совсем другим. Там нужна чувственная часть, и тогда, если человек — тот самый интеллигент или политизированное меньшинство — будет в себе развивать оба этих направления: интеллектуально-рефлексивное, то есть мыслительное и чувственное. Тогда есть шанс, что у нас появятся подлинно идеологические продукты, которым, например, я считаю «Тихий Дон». Это подлинно идеологический продукт, это вершина. Или шедевры кинематографа. Тогда — да.
То, что в СМИ – это всё разминка, тренировка, подлинная идеология и подлинная победа должна быть закреплена в произведениях искусства и культуры, которые будут лежать в основе русской культуры XXI века, которая должна отрефлексировать: что это было, почему эта трагедия завела нас в себя, и — самое главное: что нам нужно сделать для того, чтобы эта трагедия не повторилась.
Мы находимся в переигрыше ситуации 100-летней давности.
Проблему сепаратизма национальных окраин большевики уже решили один раз, она была решена. Может быть, советскому обществу не нравилось, что были закрыты границы, это была плата за то, что решена эта проблема. И это нам тоже стоит отрефлексировать: где граница свободного мира и глобализации, на которые мы купились, и подлинной свободы.
И где свобода в плане — быть самим собой, потому что безопасность – это базовая характеристика свободы, ты не будешь никогда свободным, если не чувствуешь себя в безопасности. Вот о чём я думаю сейчас очень много, и что меня беспокоит. О подлинной свободе.
Россия — очень свободная страна, на самом деле.
СВ: По сравнению со странами Запада и, мне кажется, нам надо почаще об этом самим себе напоминать. В общем, читайте книги, дорогие друзья, развивайтесь. И главное — найти, мне кажется, ту грань между тем, как это там говорилось, дай мне сил понять… Забыл я поговорку. Вот что, значит, надо читать, память уже стала нечего.
СУ: И отделить одно от другого.
СВ: Да. Спасибо большое Семёну, обязательно читайте «Украинскую трагедию», спасибо вам, друзья, за просмотр, прослушивание, и — до встречи совсем скоро. Надеюсь, будет у нас с тобой повод ещё раз встретиться.
Но про поляков, конечно, надо обдумывать.
Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка
Was this helpful?
5 / 0