Политэкономическая встреча Семена Уралова с читателями в Академгородке Новосибирска

Аудиоролик на канале Семена Уралова

Семен Уралов. Уважаемые друзья, без одной минуты, поэтому начнем даже раньше, запишем себе в плюс.

Здравствуйте.

Во-первых, с чего начать? Я хотел бы, чтобы мы поблагодарили Алексея Ивановича, без него бы это точно не состоялось. Это мой принцип. Мне более всего интересно наблюдать за тем, как все в каком городе организуется. Как человек, который сам очень много раз все организовывал, я понимаю, что самое сложное — это самоорганизация. Даже когда 10 человек собираются, они могут неделю выяснять, что вообще делать.

Ну кто с ТСЖ имел дело, те понимают, как это. Для меня это деятельность общественная, вы меня правильно поймите изначально. Сейчас мы познакомимся. Если вы заметили, про Украину я роликов не снимал до 24 февраля, у Дмитрия Юрьевича. Не то чтобы мне это не хотелось. Я просто понимал, — кто прочитал первую книгу, — что кризис, в который мы вползем, будет кризисом мировоззренческим. В 2014-м году это была отложенная история, которая сейчас у нас воспроизвелась. Что, что вы говорите?

Из зала. <…>

СУ. Ну так можно еще и 70-е взять. Есть острые фазы кризиса, а есть затухающие. Я имею в виду острую фазу, которая была. Ну так можно говорить о 2008, грузинский кризис, тоже был пролог этого. Аналогий много.

Я хочу объяснить вам свою позицию. Почему я езжу и встречаюсь. Я на самом деле к родне приехал, если по-честному. 80% моей родни живет в Новосибирске. Не только в Новосибирске, в Сибири. По одной линии. Даже на Украине намного меньше. Почему я и трачу время. Как бы это ни звучало, как гордыня, может быть. Я считаю, что те кто у нас по долгу службы занимается информационными делами, они еще недопонимают, что с нами идет иная игра, которую я описываю как когнитивные войны.

Если мы сойдем с ума, как сошли общества уже во многих странах СНГ, то Россия не выживет.

Изначально ставка, которая сделана, и кризис, внутри которого мы находимся, — это кризис не про 2022 год. Это кризис про год 2050, плюс-минус. Этот образ не мой, это метафора моего товарища Сергея. Что истинный смысл этого конфликта по отношении к России заключается в следующем. Втянуть в бесконечные конфликты на периферии, чтобы сдержать ее развитие, а году к 2050 прилететь «на летающих тарелках».

Максимально сдержать развитие за счет периферийных конфликтов, а потом это забрать голыми руками. Никаких секретов. Прелесть наших бледнолицых братьев в том, что у них все это расписано концептуально. Бжезинский давным-давно заявил их концепцию, что миропорядок XXI века будет строиться на месте России и за счет России.

Они этого не скрывали, не скрывают и скрывать не собираются. Но их главная была проблема – наличие ядерного оружия, то есть та страховка, которую нам оставили товарищ Сталин с товарищем Берией, потому что нельзя взять извне. А не взяв извне, можно взять только [разрушив] систему изнутри.

А учитывая, что наши оппоненты — носители протестантского мышления… В чем его отличие? Мы являемся носителями права континентального, а есть право островное, его еще называют протестантское, или еще называют прецедентное. Я говорю не про ситуацию, про право именно.

Смешные законы, над которыми мы смеемся в США. «В этом штате нельзя ходить с зелеными шариками». Откуда оно взялось? Сам принцип, откуда такие дурацкие законы? Да, прецедентная система. Их мышление — прецедентное. Что такое право? Право — это то, что формирует наше мышление. И для цивилизации с протестантским прецедентным мышлением — логика следующая: если эта штука получалась, значит она получится еще раз точно.

То есть, если нам удалось разрушить Советский Союз путем доведения его до саморазрушения, значит, эта схема работает. И они как люди с протестантским мышлением будут ее долбить, они не остановятся. Они в этом смысле отличаются от нас. Потому что континентальное право — иное, оно через законы.

То есть, в этом столетии у нас можно крепостных розгами пороть. А в этом столетии — нельзя. Это самый радикальный пример.

Слушатель. Можно вопрос? А то, что вы говорите про их протестантское мышление. Такое следование скриптам, по сути дела, в этом же есть что-то магическое. Когда культ самих себя, только прошлого. То есть мы уже забыли, как это работало. Мы повторим, потому что это работало. По сути дела, они отрицают то, что они будут в разное время сталкиваться с чем-то разным. В этом же суть.

СУ. Нет, так не пойдет. Во-первых, вы для начала себе внутри вопрос проговорите. Вы свои размышления начинаете под видом вопроса. Во-вторых, вы начинаете: «А можно вопрос?» Идет онлайн-трансляция, нужно ближе [к теме]. Давайте будем двигаться в какой-то логике.

Хорошо. Это был пролог. Объясняю вам, почему я считаю, что это очень важно. Потому что сведение общества с ума — это основание для саморазрушения страны, в данном случае нас. Напоминаю, — я это еще хорошо помню, — состояние общества 1987-1989 года. С радостью все шли в крематорий сами. «Государство — неэффективный собственник». Ну, ведь вы помните это все, да? Конец 80-х. Такое впечатление было. «Россия, ты сдурела», — было выражение.

И наши коллеги, люди с высшим образованием, на Манежной площади требовали Ельцина. Абсолютно искренне это делали. Это и был результат того, что сейчас называется когнитивной войной. Дезориентация человека и в первую очередь дезориентация интеллигенции.

Мы начнем с того, что мы познакомимся, потому что это немножко нечестно — в каком смысле: вы обо мне что-то знаете, а я о вас почти ничего не знаю. Мне нужно понимать, кто вы, с кем и как говорить.

Давайте, чтобы на уровне логики я понимал, «Украинскую трагедию» [на канале] Дмитрия Юрьевича Пучкова, скажем так, всю кто посмотрел? 60%. Отлично. От 5 до 10 серий, то есть значительную часть? 100% у нас, короче, Пучкова [посмотрели].

Когнитивные войны со Стасом «Ай Как Просто», первую часть? 50%. Понял. Скоро выйдет вторая. А всем остальным рекомендую посмотреть первую, потому что без нее вы не до конца поймете вторую. Потому что я эту тему сам прорабатываю. Отлично.

Так, книги мои кто вообще читал? Ага. Ну, кто не читал, я не буду просто останавливаться. Первая, «Два капитала», которую я писал в 2015-м году, а сегодня об этом пост сделал. Она о том, что происходит с нами сейчас. Тот конфликт, в который нас втянули, он называется «Два капитала. Как экономика втягивает Россию в войну». Поэтому те, кто не читал, если вы хотите понять, какие механизмы нас затянули в этот конфликт, прочитайте. Она написана в 2015 году, вы скидку на время, конечно, делайте, потому что много прошло политических новостей. Но схема описана там. А вторая книга. Опять же, я их писал для себя. Первая написана в 2015 году, вторая в 2018. «Миропорядок по-русски» — она о том, как Россия выходила из кризисов, подобных тому как сейчас. Это кризис почему? Потому что это кризис внутри себя. Мы прекрасно понимаем, что

украинская трагедия — это конфликт самих с собой.

То есть как было, было уже очень много раз. Кто не прочитал, рекомендую, очень много вопросов отпадет.

Дальше. Про вас хочу понять. Высшее образование. У кого техническое? Где-то половина. Высшее гуманитарное? Естественнонаучное? Врачи и прочие. Химики, да, да, да. Кто — без высшего образования? А, ну все нормально.

Так, ну что я вам скажу. Мы, конечно же, не являемся никаким срезом общества. Вы это понимаете, да? Вот мы здесь, коллектив — не являемся срезом общества. А кем мы являемся, вы понимаете?

Из зала. Подписчиками Гоблина? — Не все.

СУ. Правильно. Мы являемся той самой интеллигенцией. Аналогичная была история в Москве, в Краснодаре. Я всегда провожу перекличку для понимания. Иначе о чем говорить? Было бы 90%, допустим, без высшего образования, мы по-другому, о других вещах говорили бы. Мы интеллигенция. Поэтому разговор у нас будет из следующей позиции. И я вам буду доносить.

В чем есть функция интеллигенции?

Из зала. Осмысление.

СУ. Правильно. И еще?

Из зала. Рефлексия.

СУ. Правильно. Рефлексия и донесение. Кто такой интеллигент по своему социальному происхождению? Это человек, которому общество дает возможность иметь свободное время. Для того, чтобы как Васисуалий Лоханкин думать о своем месте в русской революции. Но это — плохая интеллигенция. В этом смысл.

Общество дает возможность иметь свободное время, читать книжки. Попробуй пожить жизнью на производстве. Не будет у тебя времени никакого этим заниматься. Времени не будет, сил не будет. И методологии нет. Книжки тоже надо уметь читать. Их же много, нужно понимать о чем. Это и есть функция интеллигенции.

Но в рамках общества потребления, о которых мы будем говорить, интеллигенции немножко функцию сместили. Она выродилась, с одной стороны, начала еще и развлекать. Мы это видим. А с другой стороны, из нее начали формировать политическую прослойку, которую мы видели на примере наших блогеров. То, что называется ЛОМы и прочие остальные. То есть участие в косвенной пропаганде.

И большая часть интеллигенции утратила поэтому свои базовые функции. То есть — осмыслять и рефлексировать, понимать и доносить понимание до всех остальных. Вот на понимании и донесении до всех остальных интеллигенцию поймали на гордыне. Ну тебе же дают трибуну? Излагай. К чему это приводит, мы все видим. Кто смотрит наши — в которых я сам участвую, потому что надо участвовать — политические форматы, вы сами видите, что они все больше и больше превращаются в театр. Там не про содержание больше, а больше про форму, про конфликт. Это результат перехода к шоу-политике. У меня много есть статей еще на «Однако». То есть это переход в стадию шоу-политики.

Политика XX века заканчивается, и мы постепенно переходим. Политика XXI века — это в первую очередь шоу. И в этом смысле Зеленский — это яркий пример. Не только Зеленский, Макрон — точно такой же тип политика. Это новый тип политики, где власть принадлежит реально дип-стейту, это корпорации, олигархические структуры, старая аристократия, если мы говорим про европейскую часть, спецслужбы. А политики — это петрушки, как Дмитрий Юрьевич их называет. То есть это люди, которые изображают политику.

У нас иная политическая культура. Мы дойдем до образа нашей политики и партии власти. Чтобы взломать систему, нужно чтобы шоу-политика стала приводным ремнем. И ответ на вопрос, почему побежала наша интеллигенция в феврале и в марте — потому что они в виде Зеленского видели свое будущее. Трансформация проходит постепенно, всякие слепаковы и прочие себя видели зеленскими. Потому что эта система позволяет зачистить национальную элиту.

Что такое переход под глобальный суверенитет? Всеми процессами у тебя занимаются умные люди в виде советников из Лондона. Есть петрушки, которые изображают шоу и отвлекают общество. А серьезные люди в это время в тени кабинетов занимаются серьезными делами: земельными реформами, ядерными отходами, если в случае с Украиной. И если человек находится в состоянии эмоционирующем, для него шоу-политика идеальна. Его развлекают.

Об этом в культуре отрефлексировано. Я рекомендую, помните, была песня дискотеки «Авария», 2008 год. «Зло», конечно. Она об этом. Вот и 2008 год, помните, там:

Легкое порно и жёсткое видео,
Жизнь прекрасна и удивительна.

Я одну фразу вспомнил, но вся песня об этом. О том, что человека нужно поместить в комфортное состояние, когда он будет эмоционировать, кто-то по поводу компьютерных игр, кто-то по поводу шоу, кто-то по поводу тридцати полов. Каждого можно заставить как-то эмоционировать. И он это будет делать спокойно.

И такое общество у нас было построено в Москве. Болотная 2012 года — это и было. Вспомните, кто это был, креативный класс. Мы увидели это зеркало, что у нас такое общество построено.

Поэтому позиция интеллигенции, стоящей на иной позиции, на позиции того, что политика должна быть содержательна, а не шоу, что двигаться надо от смыслов, — это последний бастион, потому что функция интеллигенции — разъяснять.

Если не будет людей, которые будут разъяснять истинное состояние дел, общество будет слушать тех, кто ему разъясняет.

Как наша пропаганда разъясняет, вы сами видите. Не очень она все это разъясняет, больше кричит и агитирует. Типа: «все — за, враги — плохие».

Ну, оно как-то работает какое-то время, но потом любой думающий человек хочет понять: а что это вообще такое? Ну, враги — понятно, а — куда мы движемся? Поэтому вопрос сложный, вопрос, который стоит остро и вопрос, на который в ближайшие 5 лет предстоит ответить, — потому что идет переход от последнего советского поколения, — кто является реальной властью. Это последнее поколение, которому сейчас от 60 и выше.

А дальше переход к моему поколению, я 1979 года рождения. Это уже — Зеленский, посмотрите на него, это поколение, лишенное стержня. Кто сверстник, прекрасно помнит, как формировалось наше поколение в 90-е. Это поколение начала русского капитализма XXI века, где центральная идея — идея личного успеха — заработать здесь, свалить туда. Я не говорю, что она доминирующая, но это является критерием, маркером показателя успеха. Для моего поколения, там, где я рос, было даже такое выражение: «подняться». Подняться — то есть «найти тему», даже в языке было отражено. Не организовать производство. Схема правильная. О чем это говорит? О том, что критерий успеха связан с тем, насколько ты обманешь социальную структуру. «Поднимешься» — значит, все останутся в грязи. А я — «поднялся».

Даже слова такие выбраны были. И это поколение я считаю самым опасным, моё поколение. Оно, с одной стороны, понимает, как устроена голова родителей наших, и поэтому моё поколение может спекулировать на советских ценностях. Как Зеленский, посмотрите на его творчество до всего этого: советский мальчик, пионер, он в этом образе был. Он как раз 1978 года. С другой стороны, это поколение, которому не досталось ничего в 90-е. Оно жадно смотрело на поколение старших братьев, которому всё досталось. На материале «Украинской трагедии» — это зеленские завидовали коломойским, потому что те были старше, и им досталось всё, а этому поколению уже ничего не досталось. Не то чтобы ничего, но по сравнению — тем заводы, а этим всего лишь цеха, как-то обидно. И это поколение, которое формировалось в середине — конце 90-х, на абсолютно внеидеологической основе. Внеидеологичность — это был основной стержень, то есть это правильно было. Не просто «мы внеидеологичны, так получилось», а – «не надо этого, это лишнее». У нас остатки в Конституции до сих пор записаны, те остатки из 90-х.

Я смотрю на этих своих сверстников, коллег, которые много чего достигли и в министерствах, и в корпорациях, и в самоуправлении. К сожалению, у значительной части установка, что здесь надо заработать, а туда нужно свалить, имеет место быть и продолжается. Это была социальная практика, если ты на протяжении двадцати лет привык отдыхать в Испании или в Греции, и ты там еще что-то приобрел себе, организовал, тебе плевать, что эта страна НАТО, тебе плевать, что к тебе на дачу могут прийти офицеры спецслужб, и придется тебе работать с ними, если ты деньги туда с детьми вывез.

По поводу кейса, по поводу Польши смеялись: а что там Польша. А вспомните, года два или три назад взяли помощника полпреда в Уральском федеральном округе как польского шпиона, был завербован еще вице-губернатором Калининградской области. С нами работают, понимаете, с нашей интеллигенцией работают через прокладки восточноевропейские. Стать мальчишом-плохишом и взять бочку варенья и ящик печенья у американца или у британца — это внутри попахивает предательством, как бы ты ни был воспитан. А вот взять ящик печенья у поляка, который умеет говорить по-русски, учился в Советском Союзе и учился, например, в МГУ, или у украинца, или у грузина, это уже внутренним предательством не попахивает. Он такой, как мы, говорит тоже на русском языке, и он тебя не склоняет… Это как происходит: сначала тебя постепенно затягивают, что-то предлагают, а потом ты становишься на путь предательства.

А путь предательства в чем заключается? Не все же имеют доступ к секретам. Как это происходит — мы видели в конце февраля. Когда люди, которые, например, были бьюти-блогерами или флористами, как по мановению палочки одновременно превратились в пропагандистов. Раз! — и они превратились. Как это так? Все очень просто. Что такое была система построения сетей влияния, то, что мы называем НКО, иноагенты. В этом нет супертехнологий, это просто система подкупа интеллигенции.

А что такое система грантов? Ну вот есть человек, он занимается вязанием, государство на него забило, кружков нет, ничего нет. А он любит вязание. К нему приходят и говорят: ты классно вяжешь, вот тебе сто тысяч рублей в месяц зарплата, занимайся кружком. Это происходит годами, а потом он выезжает на семинарчик в Польшу, общается с такими же вязальщиками из других стран. И вот они как бы вяжут, вяжут, а когда наступает нужная точка – щелк! — переключилось, они начинают выполнять функцию возбуждения общества. А когда это устроено сетевым образом, то вам кажется, что вся страна взорвалась.

Этот эффект виден в 2020 году в Белоруссии. Казалось, вся Белоруссия восстала. Я жил и работал много в Белоруссии, изучал, накануне как раз, с 2017 по 2022 год. 2021 год был уже наш проект Сонар, и я это видел. По факту, во-первых, в Белоруссии был раскол. Мы до конца не понимаем, сколько там в процентах туда-сюда. Провинцию устраивала нынешняя политэкономическая модель, а вот столичную буржуазию – нет. Как у нас налоговая система устроена… Если бы вы в Белоруссии поработали, вы поняли, что у нас либерализм и абсолютно все, что хочешь, можно. Очень жестко в Белоруссии, там есть отдельная спецслужба, называется Комитет госконтроля. Ее коммерсы боятся больше, чем все КГБ и налоговых. Это страшная история, это комитет с подчинением прямым Лукашенко, его задача все проверять, насколько соответствует. Вот ты — чиновник, у тебя галстук должен быть там, и все, уходит, а дальше уже все начинают работать.

То есть, коммерсы были недовольны, особенно мелко-средние, потому что крупные все так или иначе интегрированы с государством. И та самая интеллигенция, которую скупали поляки десятилетиями, они оказали [сопротивление]. И журналисты, что еще очень важно. И вот одна часть общества, более подготовленная, более мобилизованная, увеличенная за счет медиа-машинки… Митинг на 100 человек в условиях картинки превращается в митинг всего города. Это же как снять, надо правильно снимать. Я как политтехнолог сам знаю, как из небольшого митинга показать большой. Это не является проблемой, но это нужно сделать. И вот всем казалось, что вся Белоруссия…

Тут работает эффект похода за меньшинством.

В условиях коллапса организованное меньшинство всегда ведет за собой аморфное большинство.

Это было всегда, так будет и так есть. Иллюзия тех наших начальников, которые ставят себе KPI в виде рейтингов… А у нас почему ничего никто не разъясняет? Все считают, что все хорошо. Рейтинги же высокие? Высокие. Ну, что переживать.

Но в условиях общественного коллапса по типу белорусского кризиса, по типу украинского Майдана, консенсус большинства очень быстро рассыпается, потому что люди дезориентируются. Этот консенсус основан на вере в начальство. Начальство говорит: все нормально, все идет по плану. Ваша задача — соблюдать спокойствие, голосовать раз в 4 года и верить в то, что все идет по плану. Такая иллюзия приятная. И многие люди на эту иллюзию добровольно идут, и это нормально, не надо никого обвинять.

Но в условиях кризиса происходит то, что происходило — я напомню судьбу КПСС, где никто вообще не встал на борьбу. Их отменили, их роль правящей партии. Они даже не попытались. Или <…> тоже, но это уже следующий этап, сначала отменили роль правящей партии, из Конституции убрали. И взломали систему через выборы 1989-го года, когда запустили эти межрегиональные группы, Ельцина и так далее. А потом уже взломали.

Слом происходит всегда в несколько этапов. Кто смотрел «Украинскую трагедию», помните, как ломали систему. Сначала сломали на президентско-парламентскую, а потом уже доломали. Нельзя так сразу взять и разломать. Вскрывают постепенно, вскрывают системно и вскрывать нами будут. Наше государство всегда действует как государство, оно выставляет границы. Иноагенты — это что такое? Это клеймо. Вот ты — миледи теперь, вот тебе лилия, чтобы все знали, что ты воровка. Это инструменты действующие. Но есть проблема, что кроме иноагентов никто ничего особо не разъясняет. Пропагандировать — пропагандируют, разъяснять — не разъясняют.

Как «Эхо Москвы» ушло, но «Эхо Москвы» отвечало за публичную рефлексию той самой интеллигенции. Я сейчас не говорю о том, что они обсуждали. Сам факт, что они вообще хоть что-то обсуждали, что происходит. И «Эхо Москвы» слушали не потому, что сильно любил кто-то Венедиктова, а просто никто другой ничего подобного не делал. И получается, что той самой рефлексии, то есть продукта для интеллигенции у нас нету. Где вы можете посмотреть подлинную [рефлексию]?

Есть точечно: Клуб «[Улица] Правды» есть, где собираются, наше «Однако» в свое время было, но это все спорадически, это все не имеет никакого отношения к реальности. И я утверждаю, что, если наша отечественная интеллигенция, то есть мы, не даст свою картину мира и мировоззрения, мы не взлетим. Мы саморазложимся, самонацифицируемся, и как прогнозировал, к сожалению, Александр Зиновьев, мы как мировой народ и мировая культура уйдем в небытие.

Это судьба очень многих культур. Не надо испытывать иллюзий. Нет, мы доживем, лично мы. Но как мировая культура мы уйдем, как мы уже практически ушли. Мировая культура — она потому и мировая, что охватывает все сферы деятельности, от литературы до высоких технологий.

Например, в сфере технического развития мы уже давно периферийная культура. Что у нас с подшипникостроением, что у нас со станкостроением, и это результат 30 лет. Нет, вы ошибаетесь. Подшипникостроение у нас было развито, оно не закрывало полностью все производство, оно было высокоразвито, как и станкостроение было высокоразвито.

Слушатель. <…>

СУ. Во-первых, говорил Иван, он готовился к докладу. Во-вторых, у нас все доклады на базе исследований. Вы можете скачать исследование, где все подробно расписано на 30 страницах, но это же надо почитать, а тут все людям рассказывают в устном виде. А люди-то не хотят читать. Нельзя все рассказать в устном формате.

Это я привел пример. Я хотел бы, чтобы мы двигались блоками. Блок, по нему несколько вопросов, и следующий блок. Иначе, если вопросы только в конце, все наслоится и потеряется.

Это блок о том, на каком этапе мы сейчас находимся. Настоящая ставка, которая сделана нашими оппонентами, заключается в том, что Россия не сможет провести свою естественную модернизацию, не опираясь на германские технологии. Особенность нашей страны, еще такое есть в Канаде, наверно, и в Скандинавии, — наше положение. Нам нужно постоянно все модернизировать, и гражданскую инфраструктуру. 70% [территорий] у нас находится в крайне неблагоприятных условиях, и если не проводить модернизацию, все наши города, производства ждет судьба Мангазеи.

Представьте Новосибирск без отопления на год. Это будет артефакт. И у нас большинство городов – так, мы не в Европе. Только Южный Федеральный округ находится в условиях, где можно реже проводить модернизацию. В Крыму кто бывал, вы могли обратить внимание, особенно в 2014, в 2015 году, что там вообще все осталось советское. Оно как-то жило, работало. В Крыму же климат как в Греции. Там что построили в 70-х, еще триста лет простоит. А в северных условиях – если дом оставил, через два года – все травой заросло. В условиях Севера по-другому даже природа себя ведет.

Без постоянной модернизации Россия развалится сама по себе. Разорвутся внутренние связи, как это было в 90-х, когда перестали летать самолеты. И сразу попер сепаратизм, это естественно. Это ключевая ставка. И наши бледнолицые не-братья считают, что наше начальство, будучи германоориентированным по своему мышлению, по своему социальному происхождению, по своим действиям, по своей практике… Все наши высокоскоростные поезда – с опорой на немецкий капитал. И в нефтянке. В основном все туда уходит. Скажем, германо-нидерландским. Очень важна функция корпораций Shell, BP, транснациональных, на стыке капиталов Германии и Британии.

В этом идея санкций. Идея в том, что Россию можно на десятилетия загнать в условия, когда она не произведет модернизацию, здесь все внутри хлопнется.

Модернизацию с опорой на Юго-Восточную Азию, как они рассчитывают, провести не смогут, потому что не умеют. И через 10-15 лет, когда наступить этот этап, — когда внутри все будут собачиться, интеллигенция будет дезориентирована и будет это все на общество распространять, модернизация не проводится, в начальство приходит мое поколение, которое лишено нравственного стержня, — и тогда можно будет брать тепленькими.

Но это не 2022-2023 год. Это повестка 2040-го,

мы еще лет 15 помучаемся, и потом сами с радостью будем ждать бледнолицых братьев и генерал-губернаторов.

Как ждали в 1990 году «ножек Буша». Мы действительно ждали «ножки Буша», искренне, потому что своей курятины не было.

То, о чем мы сегодня говорим, станет не то чтобы реальностью, станет важным лет через 15. Модернизация инфраструктуры – это то, что надо проводить раз в поколение. Раз в 20-25 лет. А в условиях Севера даже чаще. 25 – это максимум. Такой расчет. Мой отец – выпускник НЭТИ. Мама – выпускница НИИЖТа. Я родился на Красном проспекте в Новосибирске, меня увезли в три года. Отец был военный ученый. Я хоть и гуманитарий, но многое знаю, о чем говорю.

25 лет, давайте на это рассчитывать. Последняя модернизация, которую нам не мешали проводить, была в 2014 году, до санкций. Ну вот, считайте. До конца не прошла, но в каких-то сферах прошла. Посчитайте – 14 плюс максимум 25. 2039 год. Вот это – настоящие ставки в этом кризисе. И Украина – это только [часть плана]. По расчету. Планировали и в Белоруссии такой же кризис, январский кризис в Казахстане. Задача была, чтобы пояс был вокруг, и Россия оказалась в ситуации XVII века, Московского царства, которое конфликтует со всеми. Это – задумка.

Это первая часть, давайте по ней вопросы.

Слушатель. Вопрос следующий. Вы сказали, что модернизация в целом нужно за счет <…>

СУ. Не нужно. О том, что наши [оппоненты] сделали ставку на это в начале нулевых.

Слушатель. То есть, эту ставку <…>

СУ. Нет, сейчас нас выгоняют из этой ситуации.

Слушатель. <…> тогда украинская территория становится нашей, мы продаем ресурсы, и собственно говоря, опять нам…

СУ. Ну, круто. Вы накидали им работы лет на 10. А модернизироваться нужно в процессе. То есть, турбины нужны — уже. Компрессоры нужны — уже. Подшипники нужны — уже. Поезда «Сапсан» нужно ремонтировать постоянно.

Да, пожалуйста. Только представляйтесь, пожалуйста, мне тоже знакомиться интересно.

Слушатель. Я про Юго-Восточную Азию. Модернизацию <…>, там же Китай, как я понимаю.А почемуне подразумевается вариант найти <…> Китая, они же очень сильно развиты теперь уже, и подшипники у них есть. И как-то так…

СУ. Конечно, это единственный выход, о чем вы говорите. Но там не только Китай, там еще Южная Корея, Япония, если говорим про Юго-Восточную Азию. Тайвань. Там есть где черпать развитые технологии. Давайте разберемся, вы задали вопрос, где есть источники технологий для модернизации в Юго-Восточной Азии. Это Китай, Япония, Корея и Тайвань. Японию нам обрезают? Корею нам пытаются максимум обрезать? Тайвань нам обрезают?

Ну вот вы сами себе ответили на вопрос, что там они тоже пытаются нам обрезать. И Китай остается единственной пока что последней точкой входа. То есть раньше-то рассчитывали, что можно будет и с Японией, и на Корею была очень серьезная ставка.

Из зала. Сингапур.

СУ. Да, да, да. Нет, выбирать у нас есть где. Это надо перестраивать мышление в первую очередь свое. Если ты опираешься в модернизации на Китай, то извини меня, у тебя основные ресурсы должны быть направлены на развитие всех регионов с этой стороны Урала. А как по-другому? Это будет естественно. Понимаете? За счет чего развился Петербург. За счет того, что его подключили в свое время к самым современным технологиям голландским. То есть: судостроение… То что было тогда самым современным.

Поэтому если вы опираетесь в модернизации на Юго-Восточную Азию, то у вас самыми продвинутыми городами сначала станут Владивосток и Хабаровск и дальше, дальше, дальше, дальше, дальше, дальше.

Никакого иного выхода у нас нету. Но чтобы пойти по этому пути, нужно сменить мышление с европоцентричного.

Главная проблема наших элит — это абсолютная европоцентричность.

Они дачи там десятилетиями покупали, замки, налаживали отношения. Они все последние 30 лет из себя строили новую аристократию.

Из зала. А судьба Романовых – их что, ничему не учит?

СУ. Вы это у меня спрашиваете? Что меня об этом спрашивать?

Из зала. Судьба Романовых — классический пример.

СУ. Ну давайте так. Романовы к этой судьбе пришли за 300 лет своего правления. За 300. Понимаете? И ни у кого, кроме последнего Романова, никаких проблем не было.

Из зала. Нет, ну они как здравствуют. Они же задолго как здравствуют. Они же не входят в <…>

СУ. Так, сейчас вот там был вопрос. И ваш, давайте ваш вопрос.

Слушатель. Вы знаете, по поводу Северной Кореи вопрос. Вот существует такое мнение, что из-за длительной изоляции, в общем, у них с технологиями как раз порядок. И сейчас такой момент, когда <…> обмен в плане модернизации…

СУ. Вы абсолютно правы.Проблем нет. Но надо в голове сначала изменить. Если ты привык всю жизнь, что для того чтобы решить свою задачу, должен обратиться туда-то…

Слушатель. Да, да, да. Как вы думаете, вот в этом плане смена местоположения столицы? Вообще-то не просто так это.

СУ. Я вообще давний сторонник, — кто еще меня читает со времен «Однако», — кочующей столицы России, чтобы элиты не прирастали. Вы же понимаете, почему в Москве все есть, как есть? Потому что ты врос туда, в Подмосковье. Раз в пять лет перенос столицы, ну, десять. Приехали, чтоб не успели корнями обрасти. Почему Петр переносил в Питер? Почему Назарбаев — умнейший человек — перенес в Астану? Потому что время от времени правящую элиту нужно вырывать. Короче, надо, чтобы они были дворянами, а не боярами. Как только они станут боярами, пиши пропало. Поэтому надо кочевать, как нам Чингисхан завещал. Тут, тут, тут. Никто никогда не простаивает.

Был тут вопрос, потом тут.

Из зала. Ну, а почему бы не вернуться на собственные силы?

СУ. Никто не может опираться на собственные силы. Даже Америка не производит всех технологий. Кооперация международная неизбежна. Советский Союз к этому пришел. И холодная война… Все равно пришли к тому, что все равно какое-то [взаимодействие нужно]. [Только на себя -] это невозможно. Та же Корея опирается на тот же Китай. Корея закрыта политически. А технологически Корея — это как мы с белорусами. Это самостоятельное государство, но находящееся под защитой. Без доступа на рынок китайский они бы ничего не могли. В этом смысле Северная Корея — не первичный источник технологии, вторичный. В целом вторичный.

Погодите, давайте еще два вопроса, и мы пойдем к следующей части. Я хочу много рассказать. Там дальше были — вы и потом — вы.

Слушатель. Позвольте уточнить, зовут Женя, я вот последние 20 процентов как раз-таки, и только два года пытаюсь в общем этом разобраться. Поэтому извините, если глупый вопрос. Грубо говоря, вот то, что вы описываете сейчас, что круг у нас происходит. Что одно восстание Белоруссия и так далее. Не похоже ли это на то, с чем столкнулся в свое время Сталин, когда нас брали в «железный занавес», когда на границах с Советским Союзом бомбили наши посольства и так далее? Не является ли это попыткой загнать, как вы сказали, нас в самостоятельность? И не является ли спасением тогда эта новая индустриализация, модернизация общества и так далее? Хотя бы в рамках.

СУ. Да. Вы ответили на вопрос, но — теперь вопрос о проведении этой модернизации. Как мы будем? Модернизаций — две. Я не случайно спросил у вас, откуда вы. Есть модернизация технологическая, но точно так же нужна модернизация общественно-политическая. Потому что, как мы видели с советским обществом, общество Советского Союза изменилось, а политическая модель не изменилась. Уже возникли миллионеры и первые биржи, а обществу еще говорили: ходи на партсобрание.

Модернизировать нужно и политический контур, и общественный. Это то, о чем я говорю у Дмитрия Юрьевича.

Есть специальная военная операция, и должна быть еще специальная общественно-политическая операция.

Если эти операции не будут проходить одновременно, и где-то они не сопрягутся, будет конец. Потому что вот это общество сойдет с ума, оно не поймет, что происходит в этой спецоперации. Как и произошло, и еще сейчас происходит.

Вы ответили, но теперь нужно двигаться дальше. А что для этого нужно сделать?

Ваш вопрос и двигаемся дальше.

Слушатель. Виталий меня зовут, у меня вопрос. Почему постоянно возникает такая ситуация, что Россию нужно откуда-то технологии выбрать? Почему нельзя создавать здесь? Мне кажется, именно в этом вопросе, что нужно делать в России и делать все у себя.

СУ. Во-первых, сделать все у себя не может никто. Поэтому — это отвечает нам на вопрос – поэтому нужно делать у себя то, что будет нужно тем, у кого есть то, чего нет у тебя. Понимаете на уровне схемы? Правильно же? Правильно. Как нас учил [Матроскин], для того чтобы продать что-нибудь ненужное, сначала надо купить что-нибудь ненужное.

Слушатель. Это вопрос времени еще.

СУ. Ну не спешите, я же структурно отвечаю на вопрос. Это предпосылки к ответу на вопрос. Теперь ответ на вопрос. Для этого нужно выйти из политэкономического консенсуса, в который мы вошли в 1990 году. А консенсус заключается в следующем. Напомню, что есть глобальный рынок, где у каждого есть свое место, своя ниша. А все остальное вы купите на глобальном рынке. И эта сделка была заключена под то, что элиты входят в мировую аристократию. В этом была сделка с Горбачевым. Вы включаете экономику в мировой рынок, становитесь операторами вашей экономики. И в качестве операторов вашей экономики вы становитесь глобальной аристократией. Значительная часть пошла по этому пути. Как, например, наш банкир Лебедев, который сейчас… Граф Кентский, или кто он там?

Из зала. Сибирский.

СУ. Точно! Сибирский. Барон Сибирский. Точно. Простите, как же я мог забыть? Конечно. Что это такое? Это человек, который готовится стать генерал-губернатором. Вернее, не генерал-губернатором, у них другая схема. Они хотят сделать Ост-Сибирскую компанию. По схеме. Которая будет оператором точно так же, как была Ост-Индская компания. Да, правильно. Это тот индеец, который уже… Он рассчитывает. Вот вам пример. Поэтому нужно выйти из этого консенсуса.

У Путина уже появилось — пока что легкое – в риторике про антиколониальную борьбу. Что-то появилось. Ну я понимаю, как проходят процессы реальные. Мы видим Путина, а есть подводная часть айсберга. И у этой новой, как они считают, аристократии, сейчас проходят страшные процессы.

У тебя дачка на озере в Италии. А тебе нужно быть… И как? Ну это же приводит к [шизофрении]. Ты же на дачку хочешь. А если у тебя замок во Франции? Нет, это прямо отвечает. Скажите мне, где богатство ваше. Я скажу, где сокровище твое и душа твоя. Так же? Это парафраз библейский. «Где твое сокровище, там и душа твоя». Если не ошибаюсь. Так же звучит? Там и сердце твое. Неточная цитата.

Вы правильно говорите. Нужно: первое, выйти из консенсуса глобального. Ну как минимум из ВТО. Ну мы в нем находимся. Нам вводят ограничения, а мы в нем находимся. И второе. Той самой, в кавычках, новой аристократии, элите, в биологическом смысле слова «элита». Которые — управляющая прослойка, скажем так. Им нужно выйти из этого консенсуса. Либо согласиться с тем, что мы — бароны сибирские, в цилиндре, пособники бледнолицых братьев. Либо, что это наш лес, и тогда мы должны относиться к этому лесу. Ну, это наши джунгли, правильно?

Сталинская модернизация, на которую мы до сих пор опираемся, в основе своей, это 30 лет вкладывания в первую очередь в науку, технологии. Вы сами лучше меня знаете,

чтобы через 30 лет получить гражданские технологии, тебе сначала нужно в НИОКР 10 лет вкладывать, потом еще 10 лет это будет в ВПК апробироваться.

Это как мне батя рассказывал. И только через поколение та технология, которая была придумана, станет гражданской.

Когда я отцу показывал всякие мобильные телефоны, он говорил: да, это мы еще в конце 70-х на учениях все это тестили. И везде так. Чтобы пройти тот путь, о котором вы говорите, нужно сейчас начать и дай бог, к 2050 году мы получим выхлоп. Ну, тогда надо новые колеса делать. Так вы говорите: нам будут ставить палки в колеса. Я говорю: нужно новые колеса прикручивать. Вот и все.

Модернизироваться нужно здесь и сейчас. У вас ездит «Сапсан», и в нем нужно менять что-то. И это нужно делать здесь и сейчас. Чтобы у вас это произвести, лет пять должно пройти. Вспомните, сколько лет Китай сначала копировал, и очень долго, и только потом перешел к производству. Нас такой же путь ждет. Сначала нужно начать копировать.

Мы правда много вещей уже [делаем]. У меня брат производством занимается. Все нормально.

Слушатель. Друзья, общеизвестно, что в Российском мире, чтобы что-то сделать НИОКР, на гражданку, нужно очень большой рынок иметь. <…> миллионов человек. У Китая выгодные позиции, миллиард и больше. Они внутри могут много что делать, и будут все продавать. А мы не можем столько денег вкладывать в нашей теперешней парадигме, чтобы это все прибыльно было. Арьергарду, владеющую капиталами, это просто не нужно. Это не нужно.

СУ. Давайте мы эту часть просто закроем. Я с вами согласен. Анатолий Вассерман много об этом говорит, что минимум 300 миллионов нужно, чтобы гражданские технологии стали… Но у нас иная ситуация. У нас до 60% в экономике доминирует государство. Поэтому Россия, в отличие даже от Китая и от США, может проводить форсированную модернизацию.

Это было уже и при царской России, и в СССР. Нам нужно построить железную дорогу в Арктике? Мы ее построим. Тому, кто будет строить, это может быть экономически невыгодно, но его никто не будет спрашивать. Мы такая страна, вы поймите, мы — Север, но если в образах этого всего мира Вестер Росса, то мы северяне, хотя у нас есть южных пару регионов, но в целом мы страна северная.

Из зала. <…>

СУ. Так это и ставка на самом деле, нас хотят вытеснить за стену. И я буду сегодня рассказывать вам, что есть истинный украинский национализм. Да, все правильно, ставка на то, чтобы нас сделать одичалыми. Но по факту мы – Север. Мы организованы? Организованы. Власть у нас есть? Есть, система. Мышление у нас государственное есть? Давайте закроем уже эту часть по поводу образов. И те, и те — жители Севера, но одни жители организованы, а вторые дезорганизованы. Ну вот на это и есть ставка.

Двигаемся к следующей части, иначе мы не успеем, уже 16:54, я иду по плану. Так, следующая часть. Я хотел бы вам немного рассказать о когнитивной войне, немного о том, куда я сам продвинулся, и привести парочку цитат для понимания.

Смотрите, друзья, ну, во-первых, кто не посмотрел, посмотрите у Стаса «Ай Как просто», там очень много я это разбирал, о предпосылках. Наши бледнолицые братья стоят на пороге открытия нового военного домена, как они это называют. Домен в нашей терминологии — это называется театр военных действий. У нас это так называется, у них называется — домен. Это земля, воздух, вода, космос и в XX веке — информационное пространство, появился пятый домен, появился в XXI веке.

Я очень глубоко погрузился. Литературы на русском языке про когнитивные войны нет. Есть работа киевского, кстати, политтехнолога Георгия Почепцова, которого я с детства знаю как офигенного сказочника, может быть вы даже читали прекрасную книжку, называется «Золотой шар». Посмотрите: «сказки Почепцов», очень крутые сказки были, [времен] конца Советского Союза. Он потом переквалифицировался и работал в администрации у Кучмы. Ну, это единственная работа, именно книга, но там рассказывается о том, что когнитивные войны есть. А меня же интересует понять, как технологию — я же политтехнолог — как это механизм работает. То, что будильник есть, мы понимаем, хочется его раскрутить, и — как там пружинка, как там шестеренки. Я очень много ковыряю всего.

На данном этапе наши бледнолицые братья, — а я их только так называю, потому что мы должны себя индейцами осознать, если мы этого не сделаем, мы проиграем, это очень важно, — находятся на этапе понимания: есть лоббисты того, что они отстаивают, что нужно делать отдельный домен, как театр военных действий; есть противники. У них проходит дискуссия прямо сейчас, нужно это выделять или это составляющая часть информационного домена. Но в информационном домене выделилось это направление, они называют PSYOPS, мы называем ЦИПСО. И, судя по заявлениям генералов и начальников…

О чем говорит заместитель директора НАТО, генерал-майор Филипп Монтоккио. Цитата.

Когнитивная война — это наиболее продвинутая на сегодняшний день форма манипулирования человеческим разумом, позволяющая влиять на индивидуальное или коллективное поведение с целью получения тактического или стратегического преимущества. В этой области действия человеческий мозг становится полем битвы. Преследуемая цель — повлиять не только на то, что думают мишени, но и на то, как они думают.

Не что, но и как, это важный тезис. И то, как они действуют.

И как он завершает. Он сообщает, как это будет у них устроено. «В тесной координации взаимодополняемости с объединенным командованием НАТО по трансформации», — у них есть отдельное направление, которое исследует трансформации, то есть как что меняется, — «IST, организация НАТО по науке и технологиям, STO проводит исследования технологий, которые должны позволить НАТО сохранить технологическое преимущество перед своими потенциальными противниками». STO, это про технологию, что из себя представляет? «Представляет из себя мощную сеть из 6 тысяч ученых из стран-союзников и некоторых стран-партнеров, в частности, из Австралии, Финляндии, Японии, США. STO охватывает весь спектр наук и технологий, связанных с безопасностью и обороной», — и описывает группу по человеческому фактору медицины, IHFM, группа по технологиям информационных систем, IST. Эти уже созданные структуры, где работают около 6 тысяч ученых по всему миру, они скорее всего будут выделены в отдельный домен. Почему это, они считают, нужно выделять в отдельный театр военных действий?

Наши бледнолицые братья считают, что они научились взламывать сознание человека. Почему именно когнитивные войны? Я не очень люблю это слово, оно отсылает, на уровне словоформы, к новомодным психологическим [терминам]: когнитивно-поведенческая терапия… Одинаково называется, но не об этом. Чем психологи занимаются, что такое психология? Это философия, развернутая внутрь, психе – душа, то есть они человеком занимаются. А когнитивные войны — не о человеке, они о том, как понимая особенность когнитивного мышления человека, поражать его. От этой психологической путаницы нужно сразу отстроиться. Они употребляют это слово, нет аналога русского.

Они под когнитивным мышлением одновременно понимают и познание, и знание. Чувствуете разницу между знанием и познанием? Знание ты можешь черпать откуда угодно. А познание — это процесс, который с собой в первую очередь. Как выглядит траектория любого человека. У него есть самоопределение, то есть точка, от которой он движется, есть целеполагание, есть траектория, по которой движется. Нормальный, здоровый член общества, который движется. И на этом пути у человека постоянно возникают вопросы.

Я куда-то двигаюсь, я хочу стать академиком, я самоопределился в 18 лет, и дальше у меня постоянно возникают вопросы по этому пути. И человек обращается либо к внешним факторам — к авторитетам, библиотекам, и к факторам внутренним. Факторы внутренние — это самоорганизация, то есть, ты можешь учиться не обязательно ходя в институт. Можешь проявиться, как нас учил Бонч-Бруевич на примере Владимира Ильича Ленина — на берегу Волги стать… И процесс черпания — больше знание, когда опираешься на внешние источники, а когда ты больше работаешь над собой — этот процесс больше познание. Вот так у вас сформировано мышление.

И когнитивная война, и когнитивное воздействие направлены на то, чтобы поломать процесс познания. Как это устроено, как это ломается. То, что я буду и у Дмитрия Юрьевича рассказывать, это такой зачаточный конспект будущего рассказа. Как это устроено и почему это происходит, и почему они выделяют это в отдельный театр военных действий именно сейчас и не выделяли ранее, и почему это отличается от войн информационных.

В десятых годах XXI века впервые во всей истории произошла смена медиапотребления.

Что именно имеется в виду: любой современный человек, даже не подготовленный, живет в таком информационном потоке, в котором еще десять лет назад жил профессионал.

Давайте я проверю. Кто подписан больше, чем на десять телеграм-каналов информационно-политических? Ну вот, почти половина. Больше десяти — это вы живете в режиме, в котором еще 10-15 лет назад жил профессиональный редактор. Вот он приходил на работу, у него не было никакой другой работы, кроме как сидеть на ленте новостей и следить, это десять источников информации.

Это первое – про медиапоток. Второе: впервые в истории человечества у человека появилась дополнительная идентичность, которую он не отделяет от своей основной. Вот он [- гаджет]. Почему я говорю про идентичность? Здесь ваши деньги, здесь ваши друзья, здесь ваша учеба, здесь всё, вплоть до того, что карта. Вы сейчас не пройдёте по городу родному [без гаджета]. Что такое идентичность? То, с чем я себя связываю. Я русский — моя идентичность, значит, Пушкин, то, то, то, то. Вот — моя цифровая идентичность, тут мои бабки, мои друзья, родители, всё. Отними у вас эту штуку, и это 80% того, что делаете в реальной жизни. Вы окажетесь слепыми.

Такого не было никогда в истории человечества. Бывали истории, когда у гасконца вторая идентичность — шпага, его иначе убьют. Ну это шутка, конечно, но — не было такого. Человек всегда был основной идентичностью. Цифровой костыль, который нам поставили в начале 2000-х — это то, что нам придётся ещё осознать. Я смотрю на поколение детей, подростков, там уже трансформация, особенно у тех, кого родители не контролируют, сразу с детства им выдали эту идентичность, они уже не могут отделить себя от этого мира. Наше поколение всё-таки отличает: вот одна наша идентичность, вот вторая.

Вот Андрей, мы познакомились в цифровой идентичности, когда он приехал в лагерь Донузлав добровольцем, мы познакомились в реальности, я разделяю. А если бы мне было 14 лет и Андрей, может быть и вообще — не надо этого. Я сужу по своему подростку, наблюдаю за этим.

Эти два фактора запомним, они взаимосвязаны. Первое — появление цифровой идентичности, и второе — сверхинформационный поток, которыми неподготовленный человек неспособен управлять. К чему это приводит? У человека пробивается порог познания. Ты не можешь отличить правду от лжи. Когда огромное количество сообщений, а — работают профессионалы, они их ещё и оформляют правильно. У нас это называется война с фейками. Я считаю, это неправильно. Дело не в фейках, дело не в обмане. Дело в том, что сознание… Доказано психологами, что и рацио наше, и эмоцио — живут в мозгу. Когда-то [считалось], эмоции и чувства живут в душе, как говорилось. Нет, мозг — это мышление, так или иначе интерпретирует и то, и другое.

И информация имеет свойство воздействия одновременно и на рацио, и на эмоцио. Когда ты читаешь новость, кроме совсем телеграфной сводки, что что-то произошло, всё равно у вас есть какая-то эмоция, личное отношение. И если тебя правильно бомбардировать, вот что происходит. Вот эти два фактора. Первый — эта штука всегда с тобой, то есть в тебя попадают даже с утра. Я сам такой, отучаюсь. Ты проснулся, и первым делом – особенно, помните, конец февраля, начало марта — ты только проснулся, и: что там? То есть тебя достанут везде, это твоя мишень, по тебе везде бьют. А у меня три мишени одновременно, у меня все аккаунты согласованы, я вообще не могу никуда убежать.

Что делают с отдельно взятым человеком. Отдельно взятого человека бомбардируют этим бесконечным потоком, который он не может профессионально отфильтровать, отсечь. И после того, как мозг перегружается, происходит эффект, что ты не можешь отличить правду от неправды, истину от лжи. А рано или поздно ты не можешь отличить уже и добро от зла. Ты не можешь понять, расстрел на камеру — это хорошо или плохо? Если наших, то, наверное, плохо, а если наши — что, хорошо получается? А если [рацио] у тебя отключено, и ты эмоционален, то ты превращаешься в футбольного фаната. Чем отличается тот, кто пришел на футбол, от футбольного фаната? Тот, кто пришел на футбол, пришел следить за обеими командами. И даже если ты болеешь, ты все равно [следишь одинаково]. А если ты футбольный фанат, ты пришел с иной целью. Ты пришел на драку, на сплочение.

И когда у человека отключается рацио, и начинает бомбить эмоцио, во-первых, а во-вторых, когда тебя постоянно прогружают эмоциями пиковыми, либо ты должен сильно грустить, либо страх, либо ненависть, либо радость. Проверьте по себе. Я это очень четко отметил, что после отхода из Харьковской области как все политизированное меньшинство начало радоваться ракетным ударам. Я знал, что это неизбежно: ты либо контролируешь [чувства], либо не контролируешь. Но — радоваться? А люди просто испытали такую негативную эмоцию после событий в Харькове, что чтобы восстановить свой баланс, им нужно именно радоваться. Я говорю про эмоции.

И в этой ситуации человек превращается в кровожадного ублюдка, всего через год. И рано или поздно он будет аплодировать тому, что нужно топить детей, увидите. Именно так произошло с нашими [людьми].

В конце этой части тоже пройдемся по вопросам. Мы с одним из моих ассистентов занимаемся анализом того, что говорит украинская интеллигенция сейчас. У нас телик следит за пропагандой украинской, что там вякнул какой-то политик, глупости. А меня интересует, что делает интеллигенция, к чему она готовит общество. А она готовит к очень страшным историям. Она готовит к религиозной войне. Именно к религиозной. Нет, их, их. Они этот кризис ведут очень надолго. Религиозная, да, конечно. Мы — орки. Это война по типу религиозной, это самая страшная война. Это война с ересью. Это война, которая не имеет конца.

Мы дойдем до цитат умнейших людей, академиков. Наша интеллигенция так себя не ведет. Завершаю вводную часть, сейчас еще будет пара тезисов. Это вопрос о будущем. Хаксли «О дивный новый мир» кто читал? Вот вы молодцы. Мы когда говорим об утопиях, как наши западные, бледнолицые братья видят, мы все время от Оруэлла отталкиваемся, «1984». Но это утопия в рамках конкуренции систем. То есть, если бы сохранился Советский Союз, США как-то [противостояли бы]. А Хаксли — это то, как они видят мир глобалистски, то есть, когда он будет единым. Почитайте, там очень подробно описано, как кормят плебеев эмоциями, как выводят отдельный биологический вид. На уровне схемы это все у Уэллса в «Машине времени» описано, элои и морлоки. Это то, что называется неофеодализм или новое средневековье, но в условиях цифровых технологий.

Опять же, наши братья бледнолицые этого не скрывают, это все отрефлексировано у них в фантастике. Обратите внимание, фантастика 60-х годов, она о покорении миров, о каких-то открытиях, о гуманизме. Посмотрите, почитайте, моя любимая «Билет на планету Транай», кто читал? Вот люди самые правильные. Нет, это не Гаррисон, это Шекли. «Билет на планету Транай», считаю, лучшее произведение в жанре фантастической антиутопии. И обратите внимание, насколько жизнерадостна фантастика 60-х, 70-х годов. А что такое фантастика? Это продукт интеллигенции, попытка заглянуть в будущее той самой интеллигенции. Братья Стругацкие наши, феномен, что это такое? Как раз и были вожди советской интеллигенции, братья Стругацкие, разве не так? Так.

И обратите внимание на фантастику, начиная с 90-х годов. На самом деле, со второго «Терминатора». Если мы говорим про массовую, о чем она? Она вся о будущем, которое очень… Ну, можно и с первого, без разницы. Это средневековье. Вы не видите там средневековье? Я вижу очень четкое средневековье. Что такое Средневековье? Вы же помните учебники по истории? Три правящих сословия и массы, которые загнаны. Но для того, чтобы построить средневековье, нужно ликвидировать самое большое завоевание Нового времени, которое было связано с модернизацией.

А когда простому люду дали доступ к образованию? Ну, когда? Конечно, все правильно, потому что нужны были люди, которые обслуживают станки более сложные, когда уже крестьянин не справится. И дали доступ сначала части, в виде инженеров. А XX века – это уже завоевание. Ну, собственно, и революция во многом была из-за этого. Пропасть между правящими элитами и [народными массами] – это же трагедия Тараса Шевченко. Многие не понимают, почему Тарас Шевченко так упоролся по поводу царя. Его выкупила элита. И взяла его в свой мир. Ему же все дали? Так он же вышел из мира украинского крестьянства. И [будучи крестьянином], попал в [верхние слои]. Ну, конечно, он обалдел от этого. Поверьте мне, если вы сейчас кого-нибудь возьмете из Новосибирской области, неблагополучного района, например, и куда-нибудь на дачу каким-нибудь братьям известным, нашим нынешним, ленинградским, и посмотрите, в каком мире живет то, что называется Политбюро 2.0. Он себя будет вести точно так же, как Шевченко, он возненавидит этот мир.

Принцип средневековья – это огражденный мир высших, правящих элит от всей остальной массы. Но для того, чтобы построить новое средневековье, нужно ликвидировать нынешнюю систему образования, которая основана на познании. Это же этот великий чех, который [основал] всю нынешнюю систему образования, монахом был, точно, Коменский. Вся наша система образования заложена еще в XVI или XVII веке всего лишь, а до этого были 5-6 систем образования. И значительная часть — это тебя научили [управляться с] граблями, лопатой, следить за лошадью, больше тебе ничего не надо. Но тут стоит задача цивилизованной деградации общества, то есть надо откатить на несколько шагов назад.

Из зала. <…>

СУ. Согласен. Очень правильное замечание. Но нужно построить систему следующую, то есть будет ойкумена, обитаемый мир, и мир тех самых орков и варваров. Но для того, чтобы никто особо не возмущался, нужно взломать систему образования, а соответственно и мышления. Внимательно следите за руками. Как нам сейчас говорят? Компетенции. У нас теперь готовят человека с компетенциями. Это подразумевает, что у тебя есть какие-то навыки базовые, это, кстати, лучше всего видно по нашим айтишникам. Он вроде бы такой: деньги у него есть и продвинутый он, и шарит в новых технологиях, но начнешь говорить о каких-то культурных вещах, — видно, что человек выпал. Прошло мимо. Но навыками современными, к которым я даже приблизиться не могу, [он владеет отлично].

И — вспомните советского инженера, даже когда его готовили, все равно: философию будешь учить, нравится тебе, не нравится, а это все равно отразится на тебе. И вот экономика компетенций и, соответственно, образование компетенций подразумевает, что у человека для познания будут внешние источники. Ты что-то не понимаешь, лезешь в Википедию. И возникает вопрос: а кто будет редактировать эту Википедию? То есть задача — человека вернуть к средневековому подходу, когда тебе нужны только компетенции, то есть должен знать, как ухаживать за лошадьми, и тебе больше не надо ничего думать.

Цифровой мир тебе дает развлечения, и ты с детства приучен, что лучшие развлечения там. Ну, посмотрите, наши дети во дворах уже не хотят гулять, не хотят, ну а зачем? Все друганы — там. Даже встречаясь во дворах, обсуждают, что они делают там. Все, то есть за развлечениями — туда, знания тебе не нужны, познание тебе не нужно, потому что компетенциями ты обладаешь, денег ты заработаешь, больше-то ничего и не надо. А за всем познанием ты уходишь во внешние источники. А учитывая, что культура глобализирована, все внешние источники понятно кем управляются.

У такого человека в принципе нет различения добра и зла, у него происходит смещение моральной картины мира. И тут я что хочу объяснить, что единственный способ борьбы с таким человеком внутри себя — это опора на нравственность, а не на мораль. Модель нового средневековья подразумевает доминирование общественной морали, именно морали.

В чем разница между моралью и нравственностью? Верно, верно. Мораль можно смещать.

Посмотрите, как у нас сместилась мораль за последние 30 лет. Ну, это оценочная штука, а тут не вопрос оценки.

Знаете, как говорил Пушкин, его как-то попрекали, что его предок, по-моему, запорол кого-то на конюшне. Он говорил, что не нам из нашего просвещенного века судить наших предков. И поверьте мне, если поведение Салтычихи было нормальным в XVIII веке, то никто ей слова плохого бы не сказал. Потому что это мораль, это нормально — пороть крестьян. Кто-то до смерти запорол, ну что поделать? Что очень много наших дворян отпускало своих крестьян? Да хренушки, единицы.

Все это описано в романе «Яма» Куприна. Там описано, как благими намерениями вымощена дорога в ад. Там вокруг проституток все крутится. Рекомендую почитать. Там о морали и нравственности. Лейтенант Шмидт — помните, на ком был женат? Ничего вы не помните. Это было такое движение у русских офицеров — жениться на проститутках, потому что считалось, это вывод их, спасти заблудшую душу. Собственно, роман «Яма» об этом. Куприн офицером был, у него и «Поединок». Он рефлексирует то, что проходило с русским дворянством. Это была мораль, что, значит, злой царизм довел до падших женщин, а мы как офицеры должны сделать свой вклад. Ну, не всегда получалось. Короче, в «Яме» все описано.

Если человек нового типа, человек-потребитель, — как наш министр образования Фурсенко говорил: нам нужно воспитать грамотного потребителя, — человек такого типа опирается на внешнюю мораль, то есть он как за знаниями идет, точно так же он идет за моральными ориентирами. И это то, что происходит в нынешнем западном обществе. Обратите внимание, как они быстро превратились в оскотинившуюся массу, в ходе этого кризиса, несмотря на все культурные связи с Россией, многолетние, имеется в виду — европейские страны. Мораль в этом смысле победила. Нравственность — то, что находится внутри себя, и нравственность — от слова «норов», то есть то, что у тебя внутри, норов, нрав — это единственное, что удерживает якорем в этом страшном мире Хаксли. Больше ничего у вас нет. Где вы будете черпать, я не знаю, но я отталкиваюсь от завета Владимира Семеновича Высоцкого из «Баллады о борьбе», нужные книги нужно в детстве читать. Это надо формировать. Каждый сам себе ищет.

Это не наша тема, но нужно понимать, что работа над нравственностью — это ключевая задача в рамках глобальной трансформации. Дело не в России, дело не в Украине. Это проект, то есть, это технологические шаги по реализации идеологии Фукуямы, обозначенной как «конец мира». То есть, это построение того самого, если говорить в православной категории, мирового царства или как оно там называется.

Центры извлечения прибыли. Смотрите, мы с чего начали. Они же протестанты, они в Первую мировую войну поднялись на том, что этот континент друг друга уничтожал. Они прагматичны. Надо, чтобы были везде конфликты, тогда люди с деньгами, с влиянием будут отправлять себя, своих детей в центры развития мира, а там будут управляющие, вот и все. Было очень правильно про Римскую империю. Что такое неофеодализм? Неофеодализм — это когда есть элитки, которые гарантируют порядок на своей территории, бароны. И они являются вассалами сюзерена.

Почему важен неофеодализм? Я сейчас объясню на примере Украины и России, почему важно осознать себя индейцами. В рамках неофеодализма — и вообще феодализма — конфликт двух вассалов между собой не является конфликтом с сюзереном. Но они могут между собой конфликтовать, а сюзерен для них — внешний арбитр. И на нынешний конфликт между Украиной и Россией США смотрят с этой позиции. У них нет цели, чтобы победила Украина или чтобы победила Россия. У них есть цель, чтобы эти два вассала между собой как можно больше собачились, потому что целью является зачистка слишком расплодившихся людей на территории, где слишком много ресурсов.

В Африке в этом смысла особого нет. А там, где есть ресурсы, у них тоже аналогично происходит. И как вы абсолютно правильно [сказали], именно так расширялась Римская империя. Нужно, чтобы вестготы воевали с остготами. Когда одни одержат верх, мы поддержим тех, кто проигрывает. Они начали выигрывать. Мы поддержим этих. И так постепенно границы все очистили. А вожди сами приедут в Рим. Сколько ж можно? Они же за поддержкой. Они на это смотрят [именно так]. К сожалению, значительная часть наших элит, я вижу по заявлениям, в этой иллюзии находятся, что они что-то такое сделают, что американцы потом остановят своих марионеток. Если мы будем находиться в этой иллюзии, нам — конец. Единственный выход из этого — поменять картину мира.

Но пока что наши ведут себя как в рамках вассалитетов. Что мы что-то такое сделаем, и они что-то осознают. Они все осознали давным-давно. Но они по-другому осознали. И эта достаточно сложная аналитическая конструкция, она и является подлинной картиной украинской трагедии, которая является составляющей частью русской трагедии.

Вы же понимаете, что украинский случай — локальный, а есть культура мировая. Если мы останемся в этой картине мира, нам конец. И когнитивная война — об этом. Люди с этим мышлением, с отсутствием познания, этого понять не способны. Это то, что произошло с нашей интеллигенцией в двадцатых числах февраля. Это туннельное мышление, как психологи это называют. Они забыли все, что происходило. Человек в такой картине мира видит только то, на что работает его короткая память. Все забывают, забывают. В целом, все направлено на это. И концепция тридцати полов на это же направлена. Чтобы человеку вместо того, чтобы работать с его познанием, давать ему ненужные вещи, о которых он будет думать. Вот какой у нас спектр всей этой дряни. Это о том, как работает когнитивная война.

И мой последний тезис, что в ней самое страшное. Не то, чтобы самое страшное, а самое опасное, что, к сожалению, я не вижу отклика и понимания. Что она, в отличие от войны информационной… Война информационная ставит свою целью убедить, или переубедить, воздействовать на кого-то: правда-неправда, доказать что-то.

Когнитивная война ставит целью превратить человека в оружие.

То есть, человек является одновременно и мишенью, а как только он поражен, он становится оружием. Что это, как это выглядит? Это когда вам пробили ваше эмоциональное состояние, и вы начали всем знакомым рассылать это сообщение. Вас что-то поразило, и вы: ты посмотри! Еще родителям можете позвонить, или еще кому-то. Вы одновременно стали разносчиком.

Вспомните, это, мне кажется, все переживали такое. Кто переживал такое состояние? Когда вас что-то поразило. Мне кажется, что все. То есть, я не знаю ни одного человека, который рационально: так, стоп, а может это [намеренно]? Я сам много раз ловил, мы же только в телеге, но и в фейсбуке. Если не посмотрели? Вы же разобрались, посмотрели и отрекомендовали. А тут, я имею в виду те быстрые удары, которые эмоционально наносят. Особенность когнитивной войны, что тебе пробивают мышление, отрубается функция познания, и ты не только превращаешься в мишень, но на втором шаге ты становишься и сам оружием. Грубо говоря, ботом.

А вот когда в обществе… Это анонс из книги, которая скоро выйдет, она посвящена трансформации общества, но в ней есть и глава по когнитивным войнам. А вот когда в обществе формируется критическая масса людей, находящихся в таком состоянии, сколько, я не знаю. По моим профессиональным прикидкам, порядка 15% — это уже достаточно. Люди в таком состоянии начинают вибрировать.

Интеллигенция нудить начинает. Бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу. Ты в дискомфорте, тебя постоянно поражают. Бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу. И когда таких порядка 15%, вибрации — вы представляете, то все общество погружается в такое состояние. Игнорировать это невозможно.

Первой поражается интеллигенция. Поразили профессора, он пришел читать лекции, он все это передал своим студентам. Не за раз, но через энное количество раз передал. И начинается эта вибрация. И что самое страшное, они в исследованиях это описывают, в таком состоянии человек неспособен к длительной конструктивной и созидательной деятельности. Ты ничего не можешь сделать в таком состоянии, кроме выполнения каких-то технических функций. Если общество поражено таким образом, оно неспособно…

Из зала. <…>

СУ. Ты сколько в НИОКР ни вкладывай, ничего сложного ты не можешь произвести. Кто был в таком состоянии, вспомните, способны ли вы что-то [делать в нем]. Еду приготовить, убрать, наверное, какие-то простейшие функции. А на творческую деятельность ты не способен, потому что оно у тебя в голове, ты поражен, ты ходишь и думаешь об этом, думаешь, думаешь. А тебе еще друганы присылают. И это и есть самоуничтожение в ходе когнитивной войны, и это является целью. То, что вы наблюдаете в обществе постУкраины, то, что сейчас происходит, это и есть постоянные бури. Человек не может успокоиться, в принципе не может успокоиться. Сколько возвращать в состояние покоя такого человека, я не знаю, потому что нет таких прецедентов.

Что делать, я предполагаю, но до этого я дойду в конце нашей пьесы. Давайте по этой части вопросы. Вы уже задавали вопрос, давайте вот вы, вы и вы тогда.

Из зала. <…>

СУ. Нет, про религиозную мы дойдем, про украинских нацистов, не забегайте вперед.

Из зала. <…>

СУ. Это в принципе вся работа с Востоком об этом. То есть работа Западной Европы с Востоком заключается в том, что все, что за Болгарией, это все плюс-минус Тартария. А это то, что не ойкумена. Что такое ойкумена? Это упорядоченное пространство, где живут цивилизованные люди. Что такое цивилизация? Это искусство жить в городах, civil — это же гражданский. И те, кто цивилизован, имеют право жить в городах, а варвары не должны жить в городах. Именно то, что Боррель говорит: «сад и джунгли», это и есть. На уровне их картины мира.

Дальше, вы, пожалуйста, представьтесь. Тогда давайте следующие.

Так, вы были, да.

Слушатель. <…>

СУ. Я абсолютно с вами согласен, я постоянно привожу [в пример] «Зимнюю вишню», это был один из самых ярких [примеров], не просто ярких, а который все увидели. Она не отрефлексирована, эта история. У нас назначили виноватым Вольнова, пранкера, «опять хохлы виноваты». А по факту мы так и не разобрались в этой истории.

Вы уже задавали, вы теперь.

Слушатель. <…>

СУ. Наши братья бледнолицые говорят, что трансформация Советского Союза — это то, где они отрабатывали технологии high-hume. Они мыслят технологически, они говорят, что с 80-х годов, с развитием активного маркетинга и цифровых технологий, выделилось отдельное направление high-hume, то есть высокогуманитарное. То есть гуманитарные политтехнологии, — то, чем я специально занимался, — это одно из направлений high-hume. Это технологии работы с массовым сознанием с использованием средств массовой информации. Это началось в нулевых, почему? Потому что основой когнитивной войны является СМК, а не СМИ. Что такое СМИ? Это одностороннее информирование. Вот оно, телевизор. А СМК — средства массовой коммуникации, они дают иллюзию сопричастности. То есть лайкнул, репостнул, — я сделал взнос в политическую борьбу. Это иллюзия, но человеку приятно жить в этой иллюзии.

То, что будет переход к СМК, это еще обсудили наши игротехники. Я читал доклады игротехников, много в Новосибирске было игротехников. Это было движение методологов, Московский методологический кружок, и были вычленены игротехники. Я читал статьи игротехников еще конца 80-х, начала 90-х годов, они описывали, что мы находимся на переходе к СМК, к средствам массовой коммуникации. Этот переход произошел в нулевых, и это открыло возможность того, о чем я рассказывал. В Советском Союзе это была переходная фаза. Но вспомните, какая была важная роль «взглядов», которые давали иллюзию [интерактивности]. Невзоров, кстати, это был феномен, который сейчас мы видим повсеместно. А тогда «600 секунд» — это была чистая бомбежка по сознанию, а он еще и талантливый.

Так, так, давайте вы.

Слушатель. <…>

СУ. Прекрасно. Погодите, у Юрьева, земля ему пухом, это антиутопия, и как любая антиутопия или утопия — это рефлексия будущего через шаржированные, доведенные до [абсурда образы]. Единственная, считайте, русская современная попытка в будущее заглянуть. Да, Юрьев ровно об этом и говорит, о неофеодальных тенденциях. «День опричника» сорокинский, там чистые эмоции.

Тут вопрос про русское видение. Кто не читал Юрьева, кто читал Юрьева? Мало, прочитайте обязательно, это антиутопия, «Третья империя».

Отличие утопии от антиутопии — утопии завлекают, антиутопии пугают, но по принципу своему это одно и то же.

Давайте вы, вы, и пойдем к следующей части.

Слушатель. <…>

СУ. Вы имеете в виду, как бороться? Не забегайте вперед, это у меня последняя часть, я хочу поделиться, но я хочу довести. У меня есть план доклада. Давайте последний вопрос, и будем двигаться по этой части.

Давайте вы, да.

Слушатель. <…>

СУ. У вас путаница в посыле, и он не соответствует вопросу. Китай не является частью индоевропейского [языкового дерева]. У них мышление устроено по-другому. Наша особенность, что у нас и у американцев, у всех носителей индоевропейских языков, базовое мышление плюс-минус похоже. И крестьянство, которое сформировало наши нравственные основания. Как они работают с китайцами, я не знаю. Я думаю, что под эти задачи и есть альтернативные китайские государства, вроде Тайваня, в Сингапуре огромная китайская община. Я думаю, что они выполняют для них функцию как против нас всякие эстонии, потому что основные тролли, которые «я сама крымчанка, дочь офицера», сидели очень давно в Таллине и очень много на них русских людей работает, сейчас еще в Киеве сидят, которые понимают, как мы мыслим.

Тут смысл — подобрать такой эмоциональный аргумент, чтобы надавить на тонкую струну, которую только мы друг у друга можем понимать, потому что мы учились на одних учебниках, смотрели одни фильмы. И когда я какой-нибудь образ [использую], допустим, я вам скажу: «робот Вертер», вы все: «о, понятно, о чем идет речь». Мне не надо вам объяснять. А у кого не было советского детства, ему нужно сказать — был такой фильм. У китайцев все еще сложнее, начиная с того, что у них иные представления о душе человека, о внутреннем состоянии. Как они работают против китайцев, я не знаю. Но то, что Китай полностью ограничивает свое медиапространство, — они очень правильно делают. Я надеюсь, что наши тоже до этого дойдут, начиная с мессенджеров. Я помню, с чего они начали, с большого файрвола, а потом с WeChat’a. Люди должны общаться в нашем [пространстве]. И там сразу удобно было деньги переводить. Надо учиться у китайцев. Как они будут против них действовать, я не знаю, я не понимаю познания китайцев.

Так, давайте по этой части – все. Иначе у нас все смажется.

Итак, про это я вам рассказал, про это рассказал, теперь я хочу вам немного рассказать о специфике идеологического вызова, с которым мы столкнулись.

Давайте так. Кто на Украине до 2014 года бывал? У кого есть родственники, с которыми активно общались? У кого близкие родственники, с которыми поддерживалось общение до кризиса? Немного. Я думал, в Сибири больше, по статистике судя.

Друзья, национализм украинский, с которым мы столкнулись, у которого мы увидели все это нутро — это продукт, по своей внутренней организации ничем не отличающийся от национализма белорусского, казахского, киргизского, армянского и всех остальных. Не русского, потенциально сибирского, например, или архангельского.

Он основан на следующей идеологической картине. «Последнюю тысячу лет Москва всегда всех угнетала». В случае с Украиной это еще — князь Андрей Боголюбский в XI веке разграбил Киев, украл патриарха, перевез во Владимир. Потом были казаки, потом Мазепа. Короче, всегда Москва это делала.

Казахский национализм — я его глубоко изучал — тоже об этом. О том, что была великая Золотая Орда, прогрессивная мировая держава. И тут подлое самодержавие сначала ногайцев, наших братьев, дрюкнуло, а потом и до нас добрались. А потом еще казачков привезли, они наши земли все забрали, казачки, начали крестить наших казахов, которые — наследники Чингиза. И что такое белорусский национализм, он тоже об этом, он похож на украинский. Но там более сильное влияние польско-прибалтийское. Грузинский национализм. Они все об этом. Причем — не просто Россия.

У национализмов есть две рамки. Первая рамка: Москва всех всегда насиловала, забирала все ресурсы и забирала детей в заложники, чтобы они строили петербурги по приказу московских царей и гибли на болотах, прокладывали Транссиб. Забирала у нас все ресурсы, а потом делала из нас русских. Особенность русской идентичности в том, что она открыта. Ты родился где угодно, хочешь быть русским — добро пожаловать, как потом это было и с советским. С русским было чуть сложнее в Российской империи, там были инородцы. И в этом смысле у казахов есть основа, потому что инородцы были… Зато инородцев в армию не призывали. Почему в 1916 году было восстание в Туркестане и в Казахстане, в Средней Азии? Это было нарушение договора между самодержавием и кочевыми племенами. Потому что — вам не даются такие права, как местному тяглому населению, крестьянам, зато вас не призывают. А дела так пошли плохо на фронтах, что решили призывать уже и кочевое население. Оно ответило. Триста лет у нас был договор, что — только добровольно можно.

Все эти национализмы основаны на том, что русская идентичность есть идентичность, насильно привнесенная несчастным покоренным народам, что русских делали насильно. Русские на самом деле живут на территории Московского княжества. Москва и шесть областей вокруг – это русские. А дальше все — угрофинны, мокша, сибиряки и все остальные, которых империя русифицировала, обманула и заставила стать русскими. Они объясняют на примере своих деятелей. Говорят: был хороший хохол Микола Гоголь, попал к русским, во что превратился? Тарас Шевченко был хороший украинец, во что он превратился? Казахи точно так же говорят. А русский национализм — это реакция на малые национализмы. Русским более свойствен империализм, то есть: хочешь быть русским, добро пожаловать. Но империя говорила: православие, самодержавие, народность. Принимаешь православие — получаешь права вместе со всеми. Присягаешь… Там две присяги: с одной стороны присяга церковная, с другой стороны присяга суверену.

Все национализмы на постсоветском пространстве виктимны.

«Либо мы уничтожим этот вечный источник угроз, либо он снова нас русифицирует». И это объясняется на примере Нового времени. Я не хочу сейчас разбирать этот дебилизм любого национализма, потому что они берут события средневековые и начинают распространять наши представления о нации, которые родились только в XIX веке, [на всю историю]. По переписи — в Белоруссии проходила самоидентификация. Вы кто? Мы — тутэйшыя, то есть местные. На Западной Украине тоже – мiсцевi.

Но в Сибири, насколько я знаю, там — чалдон, идентичность была. В чем была идея того же областничества, которое запрессовали в свое время? Что у нас есть идентичность, она не противоречит, но она другая. Или как сейчас появляется, например, чтоб никого не обидеть, кубаноиды. Понятно, что это негативная коннотация, но она же о том, что есть особая идентичность, которая отличается. Я, например, сибиряков везде отличаю от не-сибиряков, по поведению социальному, по манере вести спокойнее, конструктивнее.

Из зала. <…>

СУ. Я вас еще не настолько знаю, чтобы сделать выводы. Я ж не по форме черепа. Какие внешние признаки?

Я считаю, что конструктивность — это одна из базовых черт сибиряка. Мы здесь так живем, что если не будем конструктивными, просто поубиваем друг друга. А народу мало. Как я понимаю сибирскую идентичность, как я объясняю ее всем. У сибиряка есть две точки самоопределения. Когда едешь за рулем, видишь голосующего человека на трассе, у тебя две мысли. Первое: если я не подвезу, человек скорее всего умрет. Но вторая мысль: это может быть беглый зэк, и он может меня убить. И поэтому у сибиряка две дилеммы, то есть ты не можешь поступить не как человек, но поступая ты должен понимать, что тебе конец. Как сибиряк, выходя в лес из своего города, понимает, что может не выйти из него, а москвич или любой другой, выходя в лес, не парится, потому что понимает, что [в случае чего его] найдут.

Я пытаюсь сохранить эту идентичность и понять, в чем отличие. Это такая особенность людей, живущих в очень неблагоприятных внешних условиях, которая заставляет самоорганизовываться. Это нормально. Мы много рассуждаем про современную Америку, а была Америка XIX века, которую мы видели у Джека Лондона в рассказах. Обратите внимание, там была и другая американская идентичность, североамериканская. Как по мне, рассказы Джека Лондона отражают характер, похожий на сибирский характер. Вы проверяйте, но мне так кажется.

Тоже люди, которые были в тяжелых условиях, все так или иначе переехавшие, или корнями своими переехавшие, [оказавшиеся] перед серьезными испытаниями. Хороший еще есть Брет Гарт. Мы читаем в основном Джека Лондона, а еще есть Брет Гарт. Он больше про калифорнийскую золотую лихорадку. Если Джек Лондон про Аляску, про север, то Брет Гарт… Мне очень нравится рассказ, очень короткий, как маленький поселок старателей и единственная женщина в этом поселке, она же и танцовщица, и проститутка, а поселок маленький, на 15 человек, и она рожает, и внутри этого маленького поселка, как все мужики-старатели себя отцами почувствовали. Мы даже понять этого не можем.

Дурацкий фильм «На Игле», в начале двухтысячных, там похожая ситуация. Но это я не для того, чтобы вам — что почитать, это я к тому, что люди, поставленные в пограничное состояние, — и почему мы любим таких писателей, — там включаются другие социальные механизмы, как позитивные, так и негативные. В Сибири, когда бегут зэки, они берут с собой одного человека в виде «консервы», правильно? В центральной России, когда они совершают побег, у них даже мысли такой нету. А это тоже формирует мышление, такое поведение. Я специально привожу примеры крайние максимально, самые яркие. Можно ковыряться в бытовых, но крайний пример всегда иллюстративный.

Друзья, про национализм будет пара цитат. Я буду немного цитировать, а те, кого я буду цитировать, это люди, которых я не то, чтобы хорошо знал, это люди, с которыми мы много денег заработали в свое время, которым я помог в свое время, в том числе стать политтехнологами. Как у Высоцкого: «Он был мне больше, чем родня, он ел с ладони у меня». Я не буду называть фамилий, потому что я считаю, что эти люди должны быть преданы забвению, их имена. Я вам опишу их социальные роли, что это за тип, чтобы вы понимали. Для чего я хочу процитировать, чтобы вы понимали, что национализм, особенно украинский национализм — внеидентичен, не в русских дело, дело в том, что надо резать русню и сжечь Москву как источник вечных обид.

Опасность русско-украинского национализма в том, что мы не можем отличить носителя. К вам приедет родственник какой-нибудь через пять лет, вы его примете как своего родственника, а он является идейным сторонником этого. А вы работаете в главке каком-нибудь. Он скажет: давай я к тебе в гости приду, это ж ваш родственник…

Есть три стадии украинского национализма, я не буду на этом останавливаться. Есть три стадии: стадия мазепинства — это когда ты находишься внутри России и, изображая лояльность, добиваешься максимальных высот для того, чтобы, когда наступит час Ч, удар в спину нанести. Леонид Кравчук, первый президент, вспомните: «я делал карьеру в партии, потому что еще в детстве понял»… И Кучма перешел на эти позиции. Это внутри России.

Есть вторая, еще одна стадия украинского национализма, мазепинщина — это то, что происходит у нас здесь сейчас. Вооруженные массы во имя борьбы с внешним супостатом занимаются грабежом местного населения, но с них снимаются все моральные [грехи], потому что они заняты борьбой с вечным супостатом. И это стадия, в которой мы сейчас находимся.

И есть третья стадия, стадия бандеровщины, когда уже организованные формы, даже плохо организованные в виде петлюровщины, проиграли. Переход к подпольной террористической [деятельности], длинной-длинной борьбе уже изнутри. И когда к этой стадии перейдет…

Это мы тут в Новосибирске такие расслабленные, а вы посмотрите, сколько убили новых чиновников на новой территории, чиновников рядовых. Подначальник управления в Херсонской области, я сбился со счета где-то на двадцатом человеке. Я вел [счет] сначала, а потом понял, что уже сбился со счета. И это пока что происходит только там. А к каждому охранника не приставишь.

И если, не дай бог, носителей подлинного украинского, этого виктимного, кровавого национализма будет большое количество, то это будет перманентная угроза. Почему? Потому что там люди потеряли родителей, братьев, сестер. А нашей картины мира нет, мы же не даем им мировоззрение. Мы говорим: денацификация и демилитаризация. Это «де-», это все от противного, а что это? Мы даже не говорим, что мы империю строим. Сказали бы хоть: православие, самодержавие, народность, может, кто-то хоть порадовался бы. Про социализм никто не скажет, это понятно, страшно просто. Никто ничего не говорит. «А как тебя поймешь, если ты ничего не говоришь», правильно? Тогда ложится то мировоззрение, какое есть.

А теперь представьте, поставьте себя на место людей — я же их вижу — которые даже были нормальными. Летают ракеты, память у тебя короткая, она только с февраля начинается, хаос, непонятно, что происходит. Со стороны России [что-то] невнятное, то одно, то второе, то третье, планы меняются. То — Киев уже взяли фактически, сдавайтесь. То — жесты доброй воли. То есть, фуфло какое-то. А тут у тебя — полноценное мировоззрение, украинский национализм, который тебе объясняет, что все твои проблемы — это вечные проблемы, и существуют они только потому, что по соседству есть Россия. И сколько лет есть Россия, эти орки по соседству, столько они нам гадят, поэтому никакого иного выхода.

И тут мы переходим к цитатам. Смотрите, это человек, очень хорошо образованный, из Харькова, одного из самых русских регионов, человек, с которым я полгода жил в одном номере гостиничном, с которым заработал нормально на всяких выборах, я его постоянно подключал. Мы с юности познакомились, лет по 20 было. Не хочу называть фамилии, потому что я считаю, что они недостойны, их как Герострата надо забыть. Хотя не забыли.

У нас все предсказуемо, поэтому работа с этим варварским пространством, для нас она, исходя из предсказуемости тех угроз, которые [они нам] несут, наша работа должна быть нацелена на десятилетия, пока мы не угомоним то, что там, на Востоке, находится.

Теперь — как они это видят:

Выход из ситуации — когда будет переломлен хребет у государства, и это и есть наша задача. Пока они не сломаны до конца, они будут мутировать постоянно, и еще больше нести соответствующую угрозу. К сожалению, у них там все так запрограммировано.

И теперь он говорит правильные вещи:

Мы должны им это объяснять, картину мира, где они смогут достойно занять свою позицию. Смотрите: нам нужна не Россия, нужна постРоссия, которая будет иной, она не будет в таких территориальных границах, как сегодня, поэтому мы ни в коем случае не должны оставлять Россию предоставленной себе. Даже возврат к границам 1991 года — это не победа, а промежуточная выгода. Для нас победой в этой войне будет ситуация, когда Россия перестанет существовать.

Кстати, многолетний участник Селигеров, которых приглашали, из украинской делегации. Меня не приглашали, когда я жил в Украине.

Это у нас патриотическая молодежь вся, движение «Мы», нулевые года, когда государство наше решило креативных патриотов создать.

Из зала. <…>

СУ. Конечно. Нет, смотрите. Большое количество людей там же на Украине, с которыми я общался, в этой ситуации закрыли рот и сидят молчат. Потому что понимают, если они будут говорить что-то, их убьют. А для чего убили Олеся Бузину? Для того, чтобы всем показать, что если кто будет вякать, тебя ждет эта судьба. А это целенаправленный выбор, потому что за это платят, понимаете?

Мы про интеллигенцию в первой части разобрались. Ну, что вы? Они нацифицируют, у них контракт, у интеллигенции украинской, — нацифицировать большинство, а в первую очередь нацифицировать тех, кого вооружают. Тут схема какая? Одни вооружают, раздают всем оружие, а другие нацифицируют. Что такое нацификация? Это объяснение, что ты должен убить. Я объясняю это. Чем национализм отличается от нацизма. Национализм — это идеология, но когда ты в голове прошел путь к убийству… Национализм: «я ненавижу русских», это в анекдоте может отражено быть, еще где-то. Нацизм – это: «я готов убить русского». Этот шаг сначала в голове проходится, правильно? А потом — надо снять себя грех преступления: «не убий». Мы же все знаем, надо снять с себя этот грех. Как это сделать? Простой человек не может понять, а интеллигент ему объясняет, как ты должен это сделать. Для того, чтобы это не было преступлением против себя, в первую очередь. Как Гитлер говорил: я снимаю с вас [ответственность], этим занимается интеллигенция, они для этого говорят.

Слушайте, это трудно, на самом деле очень. Вы думаете, цитата где-то опубликована? Нет. Интеллигенция это все производит в разговорном жанре. Это бесконечные эфирчики, не которые мы видим в виде украинской пропаганды. Это то, что их блоги, их диалоги, их обсуждения, это как у Навального деятельность была. Мы его в телике не видели? Конечно, а еще и украинским языком. Это мой ассистент, Настя, спасибо ей. Мы следим, я слежу за тем, я же понимаю этих интеллектуалов.

Вы не представляете, не хочу я этого говорить. Ладно, потом, когда все закончится. Что они в Москве рассказывали в свое время. У них контракт, и это контракт осознанный, потому что они привыкли к этому. И они, помните, про мораль и нравственность? Они не считают это чем-то безнравственным, потому что они опираются на мораль, а мораль сейчас такая. Ну и все.

Теперь еще один человек, это вообще человек с русской фамилией, у которого отец из Пермского края, и всю жизнь там прожил, и умер там. Это открытый гомосексуалист, у которого муж или жена, я не знаю, как правильно, я с ним очень хорошо был знаком, работал он тоже, из Свердловска, и долгие годы был гражданином России. Человек наполовину уралец, а его «второй половин»… Это лидер общественного мнения, очень авторитетный человек, к которому прислушиваются. Вот что он объясняет. То есть в их гомосексуальной семье на 3/4 русские. Один на 100%, второй наполовину.

Крымский мост не имеет никакого значения, и без Крымского моста они для нас враги, причем сатанисты и бешеные, террористического и диверсионного характера, враги. Не военные, потому что военный враг может даже иногда вызывать уважение, а к этой скотине никаких уважений не может быть.

И теперь он объясняет, человек наполовину русский, о причинах. Он говорит: «я понимаю масштабы и глубины тех метастазов зросийщення», — то есть русификации, такой в негативном [контексте] «зросийщення», это как бы насильная русификация.

На это 300 лет работала тоталитарная машина, где за то, что ты просто носитель украинского языка, тебя физически уничтожали, включительно до 2022 года.

Ну это бред, да? Это бред, но для нацификации это не бред.

Это я вам рассказал про картину, что «с Андрея Боголюбского», — то, что называется нарратив. Знаете, что такое нарратив? Это постоянное повторение об одном, рано или поздно оно таким и станет. Интеллигенция производит нарратив.

Дальше, это я в Москве это цитировал, ну я хотел бы очень важное процитировать, это про джунгли, лес и все остальное. Это историк, которого очень много издавали. Он с Западенщины, западенский историк, в России его много издавали, он специалист по Австро-Венгрии большой. Австро-Венгрия, Россия, их соприкосновение. Вот как он объясняет, что такое нация, в его националистическом прочтении.

Условно говоря, если народ есть трава, то нация — это газон. Если народ — это чаща, то нация есть сад или парк. Нация — это то, что требует время, уход, усилий, причем непрерывных. Нельзя создать нацию раз и навсегда, ее как газон надо постоянно подстригать.

Вы понимаете, что за этими метафорами стоит? Какая-то тварь с автоматом, чтобы объяснить себе, почему он кого-то на Донбассе убил или ограбил, говорит: я аж газон подстригаю. Вот умный человек, профессор, в Венском университете преподает. Он говорит: надо ж газон-то подстригать. Это все из фильма «Убить дракона», помните: «все мы учились в школе, но почему ты, падла, был самым лучшим учеником?» Это — вот лучшие ученики, пересмотрите этот фильм, это ровно они и есть. Это очень умные люди.

Но, погодите, эти люди нам создали империю, откуда был Феофан Прокопович? Феофан Прокопович — это деятель греко-латинский, то есть на стыке, из этих краев, — там хорошее образование у людей, вы не думайте, я сам учился в Львовском университете, университет 1661 года.

Дальше. Этот же человек:

Очень важный тезис — Украина, украинские земли никогда не испытывали враждебности к Западу, а наоборот считали себя частью этой территории.

Ну это бред. Я-то учил украинскую литературу. Борьба с поляками, она в 10 точно раз выше отрефлексирована в культуре, чем вражда с Россией. А этот человек, пользуясь своим авторитетом, он как историк знает это, это все знают. Это уровень средней [школы], ты в школе учишься на Украине, ты видишь, сколько было антипольских восстаний казаков и сколько было антимосковских — несравнимо. Просто по количеству. Тараса Шевченко читайте. И как он объясняет, почему так.

Да, давайте следующее.

Это человек, которого я тоже очень хорошо знал. Есть очень хороший украинский, — он русский философ, просто писал в том числе на [украинском], Григорий Сковорода. Кто слышал, читал, знаете. Он — кочевник, он мне очень близок, он постоянно путешествовал, у него очень хорошее есть выражение: «Каждому городу нрав и права». Он объяснял, что в Харьковской губернии так живут, в Москве — так, здесь — так, ничего страшного в этом нет. И вот человек, украинец этнический, прямо украиномовный, и мы с ним работали. Я же политтехнолог, многие политологи, журналисты, мы не вместе работали, просто постоянно подряды: тут подработать, там подработать, они нужны, нанимаешь, со всеми общаешься.

И он убежденный был сковородинец, мы на этом с ним сошлись, что «национализм — это выше этого, я философ», вот до чего он докатился уже. Он говорит:

У нас антироссийское уже в природе, у меня трое дочерей, и я пришел к выводу, что, возможно, придется их учить ненависти к русским.

«Придется», то есть он видит, что его дети, им это несвойственно, он говорит: «придется», это значит, что это неестественно, придется это делать.

Почему я говорю, что они хотят из этого сделать войну по типу религиозной, то есть они хотят это представить каким образом, что русские считают украинцев ересью и поэтому высвячивают всяких наших националистов, уродов, которые: «украинцев не существует», эта вся хрень откровенная, тоже нацистская. Как это не существует? Если есть хотя бы один человек, который считает себя украинцем, значит, украинцы существуют.

Из зала. <…>

СУ. Нет, он сказал, что мы — один народ.

Из зала. <…>

СУ. Украинцев? Ну так вот, смотрите, вы даже сейчас внесли вклад в когнитивную войну, я же говорю про украинцев, а не про Украину. А Украину вообще-то придумала Екатерина Великая, потому что Харьков, Слободско-Украинскую губернию с центром в Харькове она основала, и именно украинская, именно в таком формате это зафиксировано еще при Екатерине II.

Слушатель. Между прочим, у Михалкова в книге, которая описывается после военной истории, написано, что США говорили о том, что Украины не существует. То есть их офицеры утверждали, что Украины не существует, поэтому если ты украинец, то ты должен оставаться на немецких землях, а не быть репатриирован в Россию.

СУ. Там был рейхскомиссариат Украина.

Слушатель. Нет, после войны. Те, кто был в концлагерях, если говорить, что ты украинец, ты не русский, то ты не должен возвращаться в Россию, потому что Украины не существует. Вот такая интересная вещь.

СУ. Надо разобраться. Я не очень понял, может быть, тех, кто был на территории Польши, довоенной, да, может быть.

Слушатель. То есть, по крайней мере, эту идею они продвигали, не мы.

Давайте послушаем.

СУ. Я уже завершаю, это последняя цитата, мы должны понимать очень важную вещь.

Неофеодализм возвращает религиозное мышление.

Я сейчас не про веру говорю, а про религию. Когда очень сильно возрастает роль мистицизма. В этом смысле у нас есть очень серьезный идеологический противник, может быть, самый главный идеологический противник — это униатство.

Вы не знаете самый главный секрет украинского национализма про униатство. Это переходная идентичность из мира варваров в мир цивилизованных людей. Дело в том, что, когда они пришли на Восток, наши — еще европейские тогда — бледнолицые братья, они споткнулись о Западную Русь. Тогда они столкнулись с очень серьезным сопротивлением. Не хотели православные быть под польскими. Так же, как поляки потом не хотели быть под православным царем. Не хотим.

И была придумана такая интересная схема под названием греко-католическая церковь или униатство. Это была Берестейская уния, подписанная в Бресте-Литовском. Провели следующую схему: мы сохраняем вам все православные обряды, чтобы на жизни простого человека это никак не отразилось. Все как было, так и есть. Но вся церковная иерархия уходит в структуру Рима. И вы получаете метрополию. Для нас это кажется все неважным, потому что сейчас для нас [церковнослужители] не являются такими авторитетами. Мы не ходим по воскресеньям на службу, проповедь не является для нас политинформацией. В те времена такое было: ты в воскресенье пришел, тебе рассказали новости, рассказали, как это понимать, что это происходит. Еще и зачитали указ царя, потом все это обсудили на выходе. Церковь выполняла функцию и клуба, и места, где встречались, где потом обсуждали. И, безусловно, [был] авторитет того, кто это все разъясняет. Тут все от личности зависит.

Я не спорю. Я говорю, что это не массово. Где вы в городе такое найдете? Сколько процентов населения живет в таком укладе? А вы побывайте на Западной Украине и посмотрите, какой там уклад. И что такое польский городок в воскресенье? Магазины не работают. Потому что все сначала — в костел, до сих пор. Да, конечно. В городах – нет, поэтому Варшава оппозиционна, например. Кстати, если вы приедете, например, в город Львов, вот я больше всего любил бывать во Львове после Пасхи. Потому что местные жители все уехали на рiднi села. И город пустой. Остались в основном только оккупанты и русскоязычные, потому что у них нет рiдних сел, некуда поехать. Это родные деревни, родные села.

Униатство — это продукт очень умных людей, а именно иезуитов. Это «отцы политтехнологии». Это то, обо что споткнулась сначала Российская империя, а потом и товарищ Сталин. Специфика этой идентичности следующая. Это переходной этап из орка в цивилизованные люди, в эльфы. Но долгие годы униатство было ограничено только Галицией. Его внедрили для всей Речи Посполитой, для православного населения. Это было распространено и на территории нынешней Белоруссии, и на территории Западной Украины. Но потом начались разделы Польши, Белоруссия попала к нам, и там еще Николай I ликвидировал униатство. Просто запретил им.

Кстати, товарищ Сталин, когда взяли Львов в 1946 году, всех архиереев униатских собрал, они все отреклись, дезавуировали унию и влились в состав Русской Православной церкви. А Горбачев в 1989 году первое, что сделал, — восстановил униатскую церковь.

Униатство — это идеологическая основа объяснения неправильности выбора Владимиром веры. Нам это тоже кажется, особенно в России, светским [людям], нам это кажется неважным.

Из зала. <…>

СУ. Владимиром Великим, крестителем.

Из зала. <…>

СУ. Да, но на полном серьезе в украинском национализме утверждается, что наша главная проблема – что мы сделали неправильный цивилизационный выбор. Мы сделали ошибку, к сожалению. И до сих пор эти ошибки, то, что у нас происходит, — это последствия неправильного выбора, сделанного нашими предками.

Из зала. <…>

СУ. Да, да, я вам объясняю.

Национализм имеет свою картину мира. Она может быть извращенная, но она есть.

И для того, чтобы сделать правильный выбор, то есть исправить неправильный выбор наших предков, есть эта промежуточная форма, униатская. То есть обряды все сохраняются, но ваша задача — стать эльфом. А мы вас научим, как это делать.

И вот тут я процитирую. Это вообще мерзопакостный человек. Я даже его фамилию назову. Это гражданин США. Ректор специально созданного во Львове вуза под названием Украинский католический университет, где работают лучшие интеллектуалы Львова на данный момент. Это частный вуз. Была семинария, которую отдали униатам, а потом из нее развили большой частный вуз.

Если вы посмотрите, как там кампусы организованы, на каком все техническом уровне. Ректором является, его фамилию назову, это Борис Гудзяк, гражданин США. Родился там, служит там, является архиереем, в США. Одновременно является ректором этого католического университета. Очень активный, постоянно везде. И вот его прямая цитата, я нашел, я знаю, где искать.

Это война, которая отзеркаливает Адамов грех. Какая суть греха? С первых страниц Священного писания мы видим, что Бог дал Адаму все и сказал: с этого дерева не бери овощ, потому что умрешь. Адам хапнул и захватил. Этот захват и есть немощь человеческой природы. Путинский захват — это и есть тип такого же греха. А украинцы хотят быть свободными божьими детьми. Это борьба Давида с Голиафом.

Хотя почему он Новый, это же Старый завет, ну да ладно.

«Это любовь, огромная любовь, что когда-то кто-то готов отдать свою жизнь за друзей своих».

Я вам цитирую. Дальше. У них главная задача, вот я вам подчеркиваю, у униатов есть идеология. Уничтожить в первую очередь… Единственная сейчас организационная структура, которая действительно является авторитетной внутриукраинской общества и является организационной структурой с ресурсами — это то, что называется УПЦ Московского патриархата. Больше нет ничего. Все остальное либо разрушено, либо захвачено, либо посажено. Поэтому создавали ПЦУ порошенковское, то есть сначала раскалывали. Первый раз раскололи, — еще был Киевский патриархат, когда хоронили, в 1990-м году было побоище.

Потом откололи Филарета, по личным амбициям. Он был очень авторитетным, он донецкий, кстати. Раскольник Киевского патриархата сам — с Донбасса. Он был очень авторитетный архиерей, и он планировал участвовать в выборах, когда Алексия избрали, не Кирилла нынешнего нашего, Алексия. И когда образовалась УПЦ МП, Московского патриархата, он претендовал, чтобы стать главным, а его не выбрали, выбрали Владимира другого, Сабодана.

И он: ах так, меня не выбрали, тогда я свою организую церковь. И так возник в свое время Киевский патриархат. Его за амбиции взяли, донбассянина. Донбасские — они с амбициями люди, а тут сразу тебе — и священник, еще и с амбициями. И под него создали отдельную церковь, откололи.

А задача униатов – добить эту последнюю [церковь], а самое главное — паству к себе переманить. Потому что для православной идентичности единственная, которая осталась… Там осталось две идентичности, которые — наши. Это — советская идентичность и православная. Все остальные идентичности уже не наши, там советские люди за нас и православные люди за нас. И люди, которые просто человеками остались, которые все понимают. Но они везде, они и в Штатах такие остались, и в Германии, и везде. Я имею в виду — на территории Украины.

И вот что он говорит, какая цель: «Я хочу пожелать всем братьям православным единства, чтобы была одна объединенная Украинская православная церковь». И как он объясняет про УПЦ. Он объясняет, что демонтаж православной церкви есть истинная цель этой войны, потому что это самый сильный агент Кремля, который есть внутри, и пока мы это не уничтожим, ничего не будет.

Я утверждаю, что они ведут все к войне самой страшной, войне религиозного типа, сейчас они на этапе, когда говорят, что мы их считаем ересью.

Ну, а наши идиоты, особенно из телевизора, сами дают этому повод. Ну, что, вон есть Красовский, пожалуйста, крутили его на всех каналах. У нас своих хватает конченых.

Если им это удастся, то с учетом того, что я вам описал, то есть создание человека нового типа, неспособного, повышение роли мистицизма, всякой прочей ереси, культурной ереси, я имею в виду, нацификация и плюс моральные авторитеты интеллигенции с русскими фамилиями.

Они что говорят: я же сам русский. Как мэр днепропетровский говорит: я же сам русский, Филатов фамилия. Я русский писатель, я ж вас орков! Вы не русские, вы — орки. Русские — они же на Руси, а мы Русь, Украина. А вы — орки.

И последнее. А это уже человек с русской фамилией, уроженец Луганской области, всю жизнь прожил в Луганске, сын прокурора, переехал в Киев, сейчас очень модный блогер.

Взорвали прокурора в ЛНР, помните, была история? Вот он пишет, описывает:

И я считаю, что Луганску это позарез необходимо. Луганск просто находится слишком далеко от линии фронта сейчас, и вот такие перформансы, а я не могу это иначе назвать, нет, это скорее хепеннинги, — как произошло с этим прокурором Горенко, — и вот такие пылающие хепеннинги вечером, есть такой жанр флуксус, и я бы даже сказал, что это очень круто.
Я считаю, что луганчанам нужно все-таки привыкать. Понемногу, понемногу привыкать, потому что, когда Луганск будет освобождаться, это все будет намного громче, ярче и активнее, и ничего вы с этим, уважаемые, не сделаете.
Уважаемые земляки, к неуважаемым я не обращаюсь, потому что неуважаемые будут или бежать в Россию, или будут сидеть в наших тюрьмах, но, уважаемые, придется вам немножко привыкать. Не пренебрегайте.

И вот он дальше объясняет:

Я вообще не понимаю этого нытья. Ну что вы ноете, что вас уже 8 лет бомбят? Должны были уже привыкнуть. Все знают, что в Донецке есть так называемая Аллея ангелов, там будто какие-то дети погибли. Я не исключаю, что какие-то дети, конечно, погибли от российских обстрелов, безусловно.
Но вот если в Донецке есть Аллея ангелов, то в Луганске нужно сделать Аллею чертей и увековечить память шахтеров, которые пошли воевать в составе армии так называемой ЛНР. И представляете, такой извечный донецко-луганский антагонизм. Там Аллея ангелов, здесь — Аллея чертей.

Что-то нужно объяснять? Зачем это делается, вы понимаете?

И последняя цитата, не хочу вам забивать голову, это человек, который себя называл гопником православным. Человек, который жил у меня, которого я очень близко знал. И как он объясняет, какая была ситуация, когда отпустили этих деятелей с «Азовстали». Они вернулись на Украину, начали давать интервью. И часть из них — не то чтобы уважительно. Я много общался и раньше, когда жил в Донецке. Те, кто воюет на передке, они по-другому к врагу относятся. Они его противником чаще всего называют. Именно «противник», не так как мы. Не то чтобы нет ненависти, но в принципе по-другому.

Как это у Никулина, «Когда деревья были большими»: «На фронте проще: свои — чужие. А как тут сориентироваться?» Помните? «А руки-то помнят», — вообще прекрасно. А у этих тоже руки помнят. Голова. И те, которые вернулись, начали уважительно о российских, о том, как с ними обращались в плену, — как о противнике.

И вот негодует он, и это все публично. Большое количество людей это все смотрит. Там же как: медийная интеллигенция нацифицирует немедийную интеллигенцию, а немедийная интеллигенция — уже общество. Есть преподаватели университетов, но в телике всего несколько преподавателей университетов. И те, которые не в телике, ориентируются на тех, кто в телике, и так формируется тренд. И вот он возмущается: «Что это такое, эти азовцы? Что это?»

Он говорит:

Смотрите, нет. Мы с вами — военкомы. Представьте себе такую картину. Киевский военком делает заявление, а настроения общества иногда могут быть паническими. И тут рассказывают о том, что со стороны России — не орки. И тут человек, который дрожал на улице, у подъезда начинает дрожать еще сильнее. Мне бы не хотелось такое услышать. Возможно, у вас сложились отношения с врагом. Возможно, вы начали уважать ФСБ-шников. Не хочется в это верить. Но не нужно нам…

Причем эта тварь сидит в Киеве в спокойном месте.

Но не нужно нам сюда транслировать, для нас это — враг. Мы занимаемся другим делом. Оставьте эту историю про уважение к врагу там. Хотите там кого-то уважать — уважайте. Не тяните это сюда, не тащите в это общество.

Там тоже есть процессы осмысления, что происходит. Но — нет. Это черно-белая картина мира.

А для чего это? Я нашел большой файл. Для чего они это все делают? Тот самый, которого я называю, Гудзяк, потому что он все-таки священник, себе такие вещи позволяет. А для чего они это все делают? Как они это видят?

Много украинцев, сознательно или бессознательно, начали вечно жить, потому что они перестали бояться. Их достоинство сегодня говорит в Париже, или в Нью-Йорке, или в Ванкувере. На Майдане в 2013-2014 году я старался поделиться таким тезисом. Мы хотим в Европу, мы хотим ассоциации с Европой, но наше достоинство станет зрелым, когда мы поймем, что мы идем в Европу как доноры. Сегодня Украина дала новые смыслы в Европе и объединила Европу, которая трещала. Украина объединила североамериканский альянс. Украина помогает людям, которые в невозможных обстоятельствах, верить, что мы можем быть людьми. Понимаете, сегодня Украина стала донором.

Понимаете, для чего это? То есть то, до чего мы дошли, — это наш путь в эльфы. И то, что по пути многие станут мучениками, ну, это религиозная война. У нее должны быть мученики.

Дорогие друзья, завершая эту часть, которая является последней, пройдемся по вопросам.

Слушатель. <…>

СУ. По совокупности факторов раскола наших элит, того, что не привыкли объяснять. Надо же сначала объяснить объясняющим. Даже так: надо сначала объяснить объясняющим объясняющим. Говорят: надо сначала объяснить мне, чтобы я объяснил вам, чтобы вы объяснили дальше. У нас никто ничего не объясняет, у нас только агитируют, непонятно за что. За рейтинг – ну ладно. Никто же не против. Бог с вами и с вашим рейтингом.

Меня это вообще не волнует. Меня волнует то, что я не знаю, куда дальше «тикать». Я не хочу, во-первых, этого. Я видел, как это в Львове начиналось, в 90-х. Потом я видел, как Киев оскотинился в нулевых. Потом я видел, как изнасиловали Одессу с Харьковом. Я все это видел, я видел, как общество превращается в скотов. Скотов, которые сначала призывают в соцсетях, а потом это приводит к гражданской войне. И то, в чем мы сейчас участвуем, я был против того, чтобы называть это войной, до того, как мы включили новые регионы. Я всегда это считал гражданской войной, но в ней Россия участвовала гибридно. Здесь — участвовала, а здесь – как-то так. Как отпускники: наши, но не совсем наши. А теперь это полностью гражданская война, потому что Херсон – город двойной юрисдикции, Мелитополь – город двойной юрисдикции. Мы считаем его Россией, они считают его Украиной. Из этого нет выхода.

Ну и гражданская еще потому, что гражданский человек не имеет никаких гарантий безопасности теперь. И не имеет значения, где он находится. Ты мог жить в Херсоне и быть, например, водопроводчиком. Просто хорошим водопроводчиком, аполитичным. Хлоп! – к тебе сначала Россия пришла и начала: «Мы здесь навсегда, навсегда, навсегда»… И ты такой: «О, класс!» И вроде бы ты ничего не делал, просто продолжал быть водопроводчиком. Ни за тех и ни за тех. А сейчас к тебе пришли другие: «А что это ты был водопроводчиком при оккупантах?» И то, что ты ответишь, что я просто был водопроводчиком, не является аргументом.

Это все отражено в: «белые пришли — грабят, красные пришли — грабят, некуда бедному крестьянину податься». Потому что конфликт — это государство. Общества, особенно в зоне конфликтов, предоставлены само себе. К сожалению.

Друзья, мой доклад и так затянулся.

Вопросы по этой части.

Из зала. <…>

СУ. Почему верить? Вера — это же иррациональная категория. Во-первых, нужно верить в свои силы. Я сейчас не беру религиозную часть, это личный выбор, во что и в кого верить. Верить в свои силы. Второе: развивать когнитивные способности, которые позволяют [попасть] в точку целеполагания. Потому что, если не будет познания, во что бы вы ни верили, вы будете все время тыкаться. Нужно на уровне веры верить в себя, в первую очередь. Вести себя нужно, как в фильме «Чародеи»: «Цель вижу, в себя верю, препятствия не имеют значения». Только так. Я не вижу других способов. И самомобилизоваться нужно на уровне личности.

Из зала. <…>

СУ. На уровне общества — нужно говорить об этом. Ну, это отдельная тема. Я могу об этом порассуждать, но не в формате ответа на вопрос. Я не являюсь морально-нравственным авторитетом, я вообще очень циничный человек. И если я вам буду за веру задвигать, это будет ложь.

Из зала. <…>

СУ. Что? Я буржуа, вы что? Какой я пролетарий? Мы же по-честному говорим. А, нет, я — рантье скорее. Но который потерял все в 34 года. Я себе поставил цель к возрасту Христа прийти к уровню доходов, чтобы не думать о работе и заниматься творчеством. Чего я и добился. У меня на Украине была кормовая база. В Одессе я мог зайти к мэру, знал половину депутатов горсовета, в Харькове с Кернесом тоже [знаком был]. И пришел к ситуации, когда к 30 годам проехался, покочевал: Харьков, Одесса, Днепр, заработал денег на полгода вперед. А потом в «Однако», занимаюсь творчеством. Казахстан, Киргизия. И в 34 года потерпел личный крах экономический. Потому что [исчезла] та кормовая база, которую я создавал с 20 лет, не вылезая из командировок. Был выбор: ты либо соглашаешься, что изменилась политическая модель… Мне много раз предлагали договориться: приезжай в Одессу, все тебя знаем, договоримся. Я ни разу не пролетарий.

Из зала. <…>

СУ. И вот Херсон — это яркий пример, что с ним случилось. Одесса — точно так же. Конечно. Ну, посмотрите, какая политика у мэра Львова. Там каждый мэр превратился в маленького [феодала].

Давайте по этой части вопросы. Давайте. <…>

Слушатель. <…>

СУ. Я не писал, я читал.

Слушатель. <…>

СУ. Профессионалы работают, понимаете.

Слушатель. <…>

СУ. Вы так красиво, хорошо [говорите]. Я этих людей знаю. Они профессионалы своего дела. В свое время я им платил, и они мне рассказывали, что нужно в Таможенный Союз вступать, точно так же красиво. Это профессионалы своего дела. Им заказчик формирует задачи по их уровню. А наша политическая [сфера] – вы думаете, у нас нет толковых людей? Есть, конечно. Но к ним требование – хвалить начальство.

У нас нет общественно-политической коммуникации. У нас есть общественно-политические приказы. Есть приказы, которые не обсуждаются, но, чтобы они не вызывали раздражение, мы это обернем в приемлемую форму. «По просьбам трудящихся ЦК пошло [навстречу]». У нас такая культура, к сожалению, политическая. Но вы знаете, что у нас была другая.

Например, культура политического управления в ЦК. Я читал мемуары Рыжкова «Трагедия великой страны», очень рекомендую почитать, про крах Советского Союза. Он описывает, как в Политбюро принимались решения. Они собираются что-то сделать, — проводили социологию по всем трудовым коллективам. А к концу Советского Союза была очень развита социологическая наука. Я вам напомню фильм «Самая обаятельная и привлекательная», героиня Васильевой. Помните, чем она занималась? В 80-е годы в каждом крупном предприятии внедряли социологов. Они реально понимали, что в трудовых коллективах… Не в смысле, насколько они партию поддержат. А вот, у Рыжкова, — они собирались повысить цены на что-то. И мы проверили, и поняли, что рабочие отреагируют так-то, эти — так-то. Но нам в бюджете это экономия — столько-то миллиардов рублей. Поэтому мы решились на этот непопулярный шаг. По-моему, он повышение цен на водку анализирует. С 3р. 62к. до 5р., был такой момент, когда она прыгнула.

А у нас, потому что KPI, — не люблю я это слово, но оно уже везде используется, — потому что KPI политической модели советской была работа с тем, кого они считали своим, то есть пролетариатом. Была партия и пролетариат. И интеллигенция — как союзник. И советским управленцам было плевать, что о них думают, например, цеховики. Были оппоненты внутри советской системы, которые прорастали. А к сожалению, нынешняя политическая система направлена на то, чтобы как червонец нравиться всем.

Я считаю, что так не бывает. Можно только создать такую шоу-иллюзию. Либо всех чем-то так сильно напугать, чтобы они – оп! — и все объединились, но это краткосрочный эффект. Я считаю, что общество наше намного сложнее, чем описывают его наши… Почитайте Зубаревич Наталью. Она четко раскладывает, что есть четыре разных России. Почитайте ее, она все это описывает.

Или, например, почитайте Симона Кордонского. Он хоть и иноагент, или ему не присвоили иноагента. Очень хорошая. Про сословную Россию. Он пытается разобраться в обществе, я с ним согласен. У нас нечто похожее на сословия формируется. Конечно, еще не оформилось, но если эти тенденции на неофеодализм продолжатся, поверьте мне, у нас будут сословия. И рано или поздно, если это будет реальность, ее опишут.

Как она будет выглядеть? Ну, посмотрите, Собчак. Читали ее сообщения на днях? Как она: «Мои ребята сильно раскаиваются, извинения». Вы же понимаете, что скорее всего, ей сойдет с рук. Почему? Потому что она из высшего сословия. Ну конечно. Мы понимаем это. Все мы понимаем, не надо нам рассказывать, я не хочу в прямом эфире под запись об этом говорить. Мы все понимаем. И будучи людьми понимающими…

Из зала. <…>

СУ. Конечно. Кардинально ничего не получится изменить, потому что мы идем в рамках общих трендов. А общий тренд таков, что роботизация не требует такого количества людей с образованием, они нафиг не нужны. Нужны операторы машин. А получать подлинное образование будут все в Массачусетском технологическом. В Новосибирске не надо этим заниматься. И тогда это все естественно придет. Сначала перестанут шутить физики, потом перестанут шутить лирики. Их не останется просто. Останутся только резонеры, что уже и происходит в культуре. Вот, например у нас даже юмористической передачи нет ни одной своей. Это все адаптированные форматы штатовские.

Из зала. <…>

СУ. А это все советские, извините меня. Вы обратите внимание, что даже в шоу у нас ничего нет. В Советском Союзе – плохо или хорошо, но даже «Что? Где? Когда?» — это была своя, какая бы то ни была, разработка.

Важен не телевизор, это формат общественной коммуникации. А у нас все — повторение. И фильмы наши стали голливудскими. Почему? Потому что мы освоили форму и потеряли содержание, которое было в советском. Советский кинематограф в чем был уникален — в нем от театра были роли, сюжеты, развитие. А картинка была вторична. Ты домысливал все это. Главное — – что происходило с героями. А голливудский — другой кинематограф. Он направлен в первую очередь на шоу, на быструю картинку, быструю смену планов. Посмотрите, как Бондарчук снимает. Это же набор клипов. А это формирует мышление следующего поколения. И второе, наши артисты были — плоть от плоти общества, и ты им верил. А нынешние артисты — это миллиардеры, или как минимум миллионеры. Они не могут сыграть простого человека, потому что они не живут нашей жизнью. Если Никулин…

Так, мы сейчас опять к диалогу. Это неправильно. Давайте два вопроса. Да, вы уже задавали. Давайте два вопроса. Да, давайте.

Слушатель. <…>

СУ. Вы что-то все смешали. Погодите, смотрите.

В национализме есть несколько фундаментов. И экономический в том числе. Как ты будешь объяснять национализм? Через экономику, через… Это уже вопрос дискурса. Национализм – это комплексное явление. Это действительно мировоззрение. Оно устаревшее, оно из XIX века. Наций нету, в том виде, в котором их пытаются представить. Что такое национализм? Национализм – это был политический инструмент буржуазии для взламывания аристократических обществ и монархий. В этом была функция национализма в конце XIX — начале XX века. Потом взломали с помощью национализма. И чтобы его поставить в какие-то рамки, и появилась многопартийная модель. Вот вам — националисты правые, как у нас. Вот вам Жириновский, земля пухом ему. Я не знаю, националист он или нет. Как система локализации интересов националистов, — туда. Или Ле Пены, уже второй срок подряд во Франции, они власть не берут, но для спуска пара — вот вам националисты.

А в украинском случае это национализм виктимный, то есть переходящий в нацизм. У него есть вектор агрессии. Это не национализм для внутреннего употребления. Раньше они пока сидели в Верховной раде, да и фиг бы с ними был. Сидят и сидят, флаги жгут. Его выпустили, понимаете? Откармливали, откармливали, готовили, дразнили, дразнили. И вот клетку открыли и — коридорчик, куда бежать. Наша задача — тут коридор закрыть, разрушить, и чтобы он вообще побежал.

Украинский национализм — двухвекторный. Он и антипольский, и антирусский исторически.

Я утверждаю, что антипольский намного более сильный. И когда, как вы правильно сказали, коллега, по поводу того, что люди очень талантливые. Когда произойдет тот самый катарсис, а я утверждаю, что выхода нет, кроме катарсиса, из этой трагедии, как из любой другой трагедии. Когда произойдет осознание того, как ксёндзы в очередной раз охмурили козлевичей…

Для меня «Украинская трагедия», то, что я делаю у Дмитрия Юрьевича, — это попытка восстановить всю эту картину, начиная с 1991-го года, потому что никто этим не занимается. Я планировал выпустить три передачи: о прошлом, о настоящем и о будущем. Но потом, когда увидел комментарии, отзывы, что люди вообще ничего не знают. Я-то думал, что все об этом все знают. Я-то знал. А потом увидел, что никто ничего не понимает. Даже коллеги мои, политологи, историки, на Тупичке том же.

Из зала. <…>

СУ. А мы что, сейчас не умываемся кровью? Но все равно мы когда-то кровью умоемся и перейдем, наконец-то, к умиротворению.

Большевики тоже были в ситуации гражданской войны. И они не убили всех противников. Сколько военспецов было. Алексей Толстой — красный граф. Что вы мне будете рассказывать о советской власти? Или Михаил Грушевский, первый президент Украинской народной республики, преподаватель, умер на курорте в Минводах. Или Александр Довженко. Кто такой был? Он вообще петлюровский активист был. Он был кинооператором у Петлюры. И потом — великий советский режиссер.

Нам нужно зерна от плевел отделять. Есть люди убежденные, которых я вам цитировал, скоты, которые целенаправленно это делают. А есть люди, которые по-разному… Тебя призвали, ты живешь в Харькове, тебе повестку вручили, автомат дали, все, вперед. И что? И куда? А тебе ногу оторвало. И даже ты никого не убивал, не участвовал, ты попал в госпиталь. И ты всех ненавидишь, тебе ногу оторвало. А есть люди, которые объясняют, что тебе ногу оторвало не потому, что вы все это устроили, начиная с 1999-го года на самом деле, и как постепенно лягушка варилась. А ему объясняют, что дело в том, что потому что и дальше – вот цитаты. Наша борьба — за картину мира, за мировоззрение.

Так, где-то у нас еще было два. Давайте вы. А зовут вас?

Слушатель. Меня зовут Александр. В каком случае для нас угроза перестанет существовать в этом направлении? То есть какая стратегия успешного завершения конфликта? Кто-то говорит, что достаточно от моря отрезать. Кто-то говорит, что только до западной границы, если дойти.

СУ. Вы путаете, вы берете географические показатели и пытаетесь их распространить на вопросы гуманитарно-мировоззренческие. Это никак не связано, не имеет значения. Нам нужно бороться за то, чтобы там носителей такого мышления было как можно меньше. Чтобы те, кто еще сохранил рациональное сознание… Вы мне говорите про государство как основной носитель всех этих идей. Вы говорите про государство. Доходить до Черного моря или еще до чего-то. Будет государство, мы-то — общество.

Процесс нацификации, который сейчас идет, приводит человека к какому состоянию: если я не убью русского, то русский либо сейчас, либо его внук, убьет меня, либо моих детей. В этом смысл войны. Как католиков с гугенотами. Помните сюжет из «Трех мушкетеров», когда Портос говорит: «я не понимаю, почему я должен убивать гугенотов». Бред же. Ну нет, будешь. Почему это произошло, не будем говорить, там же и Варфоломеевская ночь была. Гугеноты тоже имели свою правду. Их вырезали в Париже за одну ночь, правильно? Потому что их лидер решил, что «Париж стоит мессы». То есть, я сменю веру и получу политическую власть. А всем его сторонникам устроили «вирванные годы».

Там есть три аудитории. Первая — наши. Сколько их – отсылаю к первому сезону, где я разбираю социологию. Украина была нормальная, нормализованная и ненормальная. До 2004 года мы считаем ее нормальной, общество до того, как его начали сводить с ума. Нормализованная – это когда его свели с ума на первом Майдане, спровоцировали имитацию гражданской войны, а потом оно вернулось в относительно бесконфликтное состояние. И ненормальная – это 2014 год. И всем надо слать свои месседжи.

Вторая категория – не просто не-наши. Не-наши, те, кто нас не любит, состоят из двух частей: националисты и нацисты.

И есть обыватели, из которых есть хатаскрайники, а есть прагматики. Они пересекаются, эти два большинства. Я, когда жил на Украине, был абсолютным прагматиком, но не уходил в хатаскрайничество.

Вопрос в том, какие месседжи мы будем посылать. В каждом городе эти группы [распределяются] по-разному. Нашим надо посылать месседж, что мы придем, ждите. Они ждут от нас уверенности. Но для этого нужно самоопределиться, куда мы собираемся дойти. Если мы куда-то не собираемся доходить, тогда нужно заниматься выселением, забирать людей к себе.

Я не афиширую свою деятельность, связанную с этой частью, но я последнее время занимался тем, что помогал выезжать оттуда. Там было несколько путей, один через Польшу, не хочу публично рассказывать, через Запорожье можно было выехать.

Из зала. И что, много выехало?

СУ. Достаточно. Там люди в ситуации оказывались, когда денег вообще нет, или подсказать, как вообще ехать. Но сейчас хуже стало. Есть одна схема через командировку, айтишная. Но это надо иметь 10 тысяч долларов, которые тебе потом не вернутся. Ты вносишь это в залог, что ты едешь в командировку, выскакиваешь, но потом все в фонд армии идет. Эта плата — налог на выезд из Украины. Сейчас по курсу поменьше. Сейчас 5-6 тысяч долларов. Короче, много.

Не-наши, нацисты и националисты. Разница, как я вам говорил, в том, что одни в голове прошли этот шаг, говоря языком православия, к греху. Нацистам нужно посылать месседж о том, что наказание неизбежно. Им нужно показывать судьбу Степана Бандеры. Ты, падла, думал, что ты в Мюнхене отсидишься? Нет. Ты думал, что за тобой будут охотиться русские? Нет. Кто убил Бандеру, знаете?

Из зала. Судоплатов.

СУ. Судоплатов убил Коновальца. Бандеру кто убил? Ничего вы не знаете. Его убил Богдан Сташинский, такой же западенец, как и Бандера, из такой же деревни, которого он знал сто лет, еще со времен украинских националистов. Он не знал, что с ним это произойдет. И

нужно объяснять тем, кто прошел этот путь, что наказание неизбежно.

И у нас исторических примеров очень много. Они исходят из своей безнаказанности.

А те, кто находится на националистических позициях, не на нацистских, я таких знаю очень много людей. Мы с ними нормально общались. Они типа так: Сэмэн, ты кацап, я тебя не люблю. Я говорю: слушай, я тебя тоже не люблю. Но дело будем делать. Ну, давай. Но я тебе не доверяю. Я говорю: слушай, я тебе тоже не доверяю, поэтому давай по предоплате. Ну, нормально, по рукам. И все. Вы наверняка знаете националистов, которые не нацисты. Они странные люди, но можно с ними что-то делать.

Вот националистское ядро надо расколоть.

Украинцы — люди очень прагматичные. Одним нужно показать, что это невыгодно.

Невыгодно и самое главное — опасно. Когда они увидят, что если наказание неизбежно, то они поймут, что — то, что я вам читал, — это стрёмная штука. Получат за это тысячу долларов, а издержки — ну, зачем это надо?

Другой части нужно показать, что это — деградация.

Там очень много интеллигенции, если показать, что это путь деградации… То есть вы думаете, что вы модненький? Да нет, конечно. Лошьё вы педальное.

Я как-то у Дмитрия Юрьевича покажу, как я одному лидеру украинских националистов доказывал, что он продукт деградации, в прямом эфире в передаче Евгения Киселёва, который сбежал в Киев. Я покажу, прикольно. Я доказывал ему, что он – Тягнибок, лидер «Свободы», — что он есть продукт деградации. Очень злой был на меня.

А третью часть надо переключить на Польшу.

С обывателями что делать? С прагматиками всё просто. Им просто нужно показывать, что Россия лучше организована. Это то, что происходило с крымчанами. Материнский капитал, ипотека. Это издержки, да. Но налоги — пожалуйста, ИП-шник, это удобно. Большинству, кто занимается бизнесом, ИП-шки достаточно. Организовано лучше. То есть — прагматичный выбор. Ты прагматик, отталкивайся от прагматичных [доводов].

А хатаскрайников нужно нещадно критиковать.

Нужно показывать, что именно они и являются причиной попустительства. Это с их попустительства произошло. Это мой пафос всей украинской трагедии. Я это и доказывал.

Из зала. <…>

СУ. Ну погодите. С одной стороны кредиты, а с другой стороны — пропали накопления в банках украинских. И тут вопрос. Получается, что тот, кто брал кредит, выиграл, а честно занимался бизнесом, и у тебя были оборотные средства в украинском банке, и тебя ограбили. Понимаешь? Я ответил на вопрос, что делать?

Из зала. <…>

СУ. Не, на Украине вообще такого понятия, как ипотека, не было. Были только коммерческие кредиты. И они еще, учитывая, что Украина была страна би-, а на самом деле даже может тривалютная… В России когда за доллары перестали машины и квартиры продавать? Я помню где-то в 2001-м, в 2002-м.

Из зала. В десятых.

СУ. Да нет, какое – «в десятых»? Начало нулевых. На Украине до сих пор все продается. В Белоруссии, кстати, тоже. В долларах, в евро. В договоре ты фиксируешь курс в национальной валюте, но все происходит в иностранной валюте. И кредиты, в том числе на квартиры, давались валютные. Причем они давались так. В гривне это может быть 18%, а в долларе 6-7%. Естественно, народ шел в доллар, но потом получал привет после курсовой [разницы]. У нас разные системы, сравнивать нельзя.

По этой части понятно, что и как нам делать с разными аудиториями, как моя гипотеза?

Слушатель. Может быть у меня ошибочное мнение складывается, но вы не считаете, что вся эта схема работала, ну там, условно, с февраля, февраль, март, апрель, май. Вот до того момента, когда мы начали лажать. Потому что условно говоря, вы говорите, что нашим нужно говорить, что мы придем. Ну они спросят: ребята, так же как вы пришли в Киев, Красный Лиман, как сейчас случилось с Херсоном, вы так же придете?

СУ. Сейчас нам не верят, конечно.

Слушатель. Но дальше идем: наших, мы этих не убедим этим. То, что мы с нацистами.

СУ. Когда я говорю «наши», что я имею в виду? Вот я общаюсь с такими людьми, которые в Харькове, в Одессе, в Киеве. Они прекрасно понимают, откуда это все началось. Они ни о чем не забыли. И знают. Но им нужно объяснить, почему случилось то, что в Киеве, то о чем ты говоришь. В данном случае, нашим нужно объяснить, что произошло в Харькове, что произошло в Киеве.

Вот нам же никто не объясняет, что произошло в Киеве. Ты понимаешь, что произошло?

Слушатель. То же самое. Почему шли через Красный Лиман, Херсон, это все. Как им объяснить, почему мы ушли. Я спрошу у ребят, кто понимает, почему мы постоянно отступаем, кто объяснит? Почему мы не дошли до Киева?

Из зала. Сохранение личного состава. Так практически происходит все.

СУ. Ничего вы не понимаете. Давайте на этом и завершим. Сейчас я восстановлю картину мира. В этом и является главная проблема. Я думал, вы, может, московскую [встречу] смотрели, я там это подробно объяснял.

Дело в том, что мы находимся сейчас в ситуации СВО 2.0.

У нас никто об этом не говорит. А, нет, пока 2.0. Ну, 2. Тут не в IT-шной штуке дело, не в прошивке, а в последовательной [нумерации] версии.

Спецоперация 1.0 своей целью явно [ставила]… Это моя реконструкция. Но это тогда объясняет, тогда нам объясняет, почему арестовали Медведчука, что делает Кива у нас, который сбежал. И это объясняет, почему мы так легко взяли Херсон.

Сейчас следите за руками, смотрите.

Судя по всему, ставка была сделана на госпереворот в Киеве.

Это объясняет, что делали олеги царевы и все остальные в лесах под Киевом. Что мы сейчас сделаем, ну, они сделают переворот в Киеве. Это будет поддержано стрельцами московскими, которые прибыли, и гетьмана сменят. Вот тебе булава, и ты, гетьман, сам у себя внутри наводишь порядок, а стрельцы тебе просто в помощь.

И зашли с трех сторон. Зашли с севера на Киев, с востока на Харьков и с юга на Херсон. Теперь следим за руками. Половина Запорожской области и практически вся Херсонская — как были взяты? Бои там были? Не было. Там были перестрелки с самообороной в отдельных городах.

Кто такой нынешний губернатор Херсонской области, помните? Я о нем рассказывал. Это не чиновник, это многолетний мэр Херсона, депутат Верховной рады. Человек из системы. Очень богатый человек, которого оранжевые отодвинули.

Кто такой губернатор Запорожской области, Евгений Балицкий? Это многолетний депутат Верховной рады, потомственный коммерсант мелитопольский. Кстати, боролся за русский язык всегда, насколько мог. Как так получилось? Он – раз! — и сразу… Судя по всему, заходили с трех сторон. С одной стороны — получилось. Как? Это осел, груженный золотом, шел в крепость.

Шло три осла, груженных золотом. Один осел свое дело сделал. А там — не получилось.

Почему, я не хочу сейчас анализировать.

Из зала. <…>

СУ. Ну, тогда это объясняет, почему мы сразу оказались на правом берегу в Херсоне. Потому что если бы это были бои… Мы же в других местах не оказались на правом берегу? Не оказались. И этот этап — это был риск, ставка на госпереворот явно не сработала. Мы увидели это в мае. Уже было это видно. Это — политическая часть 1.0. Часть 1.0 военная — это было сражение двух контрактных армий. На Украине тоже была контрактная армия. И у нас была армия контрактная. На первом этапе общественно-политическая операция не сработала. Вернее, сработала с эффективностью 33%. Как я шучу, фильм «Операция Ы», 33. Вот как было, 33%.

На той части, где сработала военная операция, контрактная армия была разбита либо отогнана. Вот ее отогнали. Но начался переход к СВО 2.0, когда 1.0 не сработала. На Украине переход к СВО 2.0 в чем заключался? В массовом вооружении неовом, чего у них никогда не было, и к переходу к армии призывного типа. Уже не контрактного, а призывного типа. А мы-то так и остались на этапе СВО 1.0. «У нас все идет по плану, не переживайте». У нас же не сообщалось об этом первом этапе.

Патриоты, когда начался переход из 1.0 в 2.0, — я отсылаю к Игорю Ивановичу [Стрелкову], — исходили на пену. Я это не комментировал, потому что не разбираюсь в военных делах. У меня привычка такая, если я не разбираюсь, я об этом не говорю. Но я видел реакцию патриотов, которых я не заподозриваю в иноагентстве. Было видно, что это порыв. И получилось, что где-то

с мая по сентябрь Россия находилась в дискурсе СВО 1.0, а Украина находилась в дискурсе СВО 2.0. Наше общество начало сходить с ума.

А теперь что такое СВО 2.0? СВО 2.0 – я у Дмитрия Юрьевича рассказываю, — это конфликт вооруженных масс, когда уже очень много народу вооружено. И в момент, когда это перешло в конфликт вооруженных масс, начал играть самый главный фактор – физическая география. О чем я говорю постоянно, повторяю. Вся история Украины – это история про правый и левый берег Днепра. Когда мы перешли к СВО 2.0, ставкой стал вопрос контроля над левым берегом Днепра.

Если не будет контроля над всем левым берегом Днепра, то тогда придется строить оборонительные сооружения на правом берегу Дона.

Либо ты вытесняешь с этого берега, либо у тебя — степь. Там не построишь границы, как у Донбасса все эти годы с Украиной не было границ. Ты можешь там только все заминировать, и там жизни не будет, превратить в безжизненное пространство. На уровне схемы — либо ты контролируешь Харьков, либо не будет Белгорода. Потому что между ними 60 километров. И наоборот, если ты хочешь безопасности Белгорода, ты должен контролировать Харьков. И так везде устроено.

Почему у нас не объясняют этого? Я не знаю. Я когда эту картину мира для себя восстановил, мне стало понятно. Про медведчуков, про всю эту политэмигрантщину, которую я знаю еще, когда мы их депутатами делали. Я знаю уровень этих людей, они коммерсанты в основном, там мало политического мышления, там есть животная хватка борьбы за власть. Им тоже ничего не объясняют. А это отсутствие политической работы.

Нужна политинформация, нужно, чтобы собрали, объяснили: так, так и так. Как это работает? Я сейчас приведу пример на ракете, которая упала в Польшу. Когда увидели, что упала украинская ракета, как включились бледнолицые братья? «Ракета-то украинская, но виновата-то все равно Россия». Вы заметили, сутки была пауза, когда они не могли понять, как это интерпретировать. Фуфло откровенное, что это российская ракета, не проканало. А это и есть нарративность, когда ты объясняешь эти вещи. Если это не объяснить, у той стороны произойдет своя шизофрения. Что это, мы по Польше стреляем, что ли? Нет. Все нормально, но виновата все равно Россия.

Поэтому то, о чем ты говоришь, Андрей, абсолютно правильно. Правильная постановка вопроса. И если мы не будем восстанавливать картину происходящего и формировать мировоззрение, то мы расколемся внутри. Потому что будет все — зрада, предатели.

Слушатель. <…>

СУ. Что-что? Нет, когда читаешь комментарии, ты читаешь мнение политизированного меньшинства, которое – такое, заведенное.

Слушатель. <…> Я посмотрел последний, но это — фиаско.

СУ. Ты сразу делаешь вывод: это фиаско. Нет, это не фиаско. Человек превращается в кровожадного кликушу в течение долгого времени. У него этот моральный барьер пробивается не быстро. И на Украине это произошло не быстро. В 2014-м году начали создавать. В 2014-м году с «жареных сепаров» хохотали только самые конченые. А к 2022 году привели уже значительную часть общества.

И это то, с чего я начинал. Я не хочу, чтобы так произошло с нашим обществом. И лично я на своем месте пытаюсь с этим бороться. Поэтому вместо того, чтобы со своей родней, которую кучу лет не видел, бухать в субботу и общаться, я трачу [время] на то, чтобы мы с вами обсуждали.

Я не хочу того, о чем ты говоришь. Но это не значит, что оно неизбежно произойдет. Но если мы не будем этому противостоять и бороться за мировоззрение и картину мира, это точно произойдет. Гарантированно произойдет. Но необратимости еще нет.

Сейчас есть процесс украинизации, то есть эти качели. А есть последующий процесс нацификации. Потому что когда ты украинизирован и эмоционируешь, тебя проще нацифицировать. Но украинизация не значит… Каждый квадрат — прямоугольник, но не каждый прямоугольник квадрат. Мы может быть и украинизируемся, но не факт, что мы нацифицируемся. Поэтому сначала надо противостоять украинизации, а среди тех, кто украинизировались, надо противостоять нацификации. Как это делать, я не знаю.

Но лично я, когда эту хрень от того же Красовского услышал, [я действовал]. Мне пришел, кстати, ответ от прокуратуры Василеостровского района, что все, отдано, мы вас известим, насколько это нарушает закон. Слушайте, потому что одно дело возмущаться в телевизоре, как это сделали все: «а, плохо!», когда он призвал [топить украинских детей]. А другое дело — попытаться запустить государство, чтобы оно выполняло свои функции. Я этого просто так не оставлю. Не потому, что у меня есть цель что-то ему доказать, я не знаю этого человека. Потому что нужно показать, что это нужно пресечь. И не стоит цель посадить. Штраф заплатить. Я изучил закон, нормально, можно 300-500 тысяч заплатить, нормальный штраф. Чтобы потом думал.

Цитаты, о которых я говорил, людей, которых я знал прекрасно, это все еще от безнаказанности. Потому что их никто ни разу не оштрафовал, не объяснил, не дал в лицо. Разные есть методы объяснения. И поверь мне, если это сделать, очень многие остановятся. Потому что это же подростки, мы с чего начинали, что это состояние взрослого подростка. А с подростком как? Ему надо либо подзатыльник, либо объяснить.

Так, был вопрос там, и давайте его.

Слушатель. У меня очень короткий вопрос. Когда будет примерно срез по ботам?

СУ. Вы из прагматиков, я понял. Смотрите, по поводу бота. Расклад следующий. Так как мы первую версию сделали на базе конструктора, именно конструктора бота, там после того, как появилось больше там тысячи человек, он, если вы заметили, начал немного [барахлить]: два раза разошлет… И так как это конструктор, на это повлиять практически невозможно. Есть же авторы конструктора.

Мы сейчас находимся на этапе пусконаладочных работ. И когда я увижу, что данные точно верифицированы, в которых я уверен, тогда я буду знакомить с данными. Первые данные о нашей аудитории в целом, без расклада на корреляции, я вот сейчас в Сибири закончу дела, и мы сделаем первый доклад. Я пока что могу рассказать… Был бы экран, я в Москве показывал, про аудиторию нашу, кто откуда, и какие больше всего эмоции испытывают. Это то, что можно считать верифицированным. Сейчас это все-таки не социологическая панель, вернее, скажем так, это социологическая панель читателей Семена Уралова. Если быть честными.

А для того, чтобы это было верифицировано – мы же не являемся обществом, точно так же сейчас это пока что не является социологией российского общества, это пока что [социология] нашего коллектива. А для того, чтобы оно было по срезу, нужно его на панель положить, чтобы было: столько-то пенсионеров, [других групп населения], тогда это будет.

Отвечая на короткий вопрос сложно, сначала будут верифицированные данные наших сторонников, ну, как это у нас: сколько читателей Семена Уралова испытывают ненависть и по поводу каких вопросов. Это будет скоро. А действительно подлинные данные, до которых я хочу дойти, это…

Слушатель. <…>

СУ. Нет, это нужна социологическая панель, то, что ты специально выстраиваешь. Когда мы читаем: опрошено две тысячи человек. Это же не просто две тысячи человек, это специально подобранные по квотной выборке люди, столько-то пенсионеров, столько-то учителей и всех остальных. А бот для них будет инструмент, где они будут отвечать на вопросы.

Не будем спорить. Ответил?

Так, еще был у вас вопрос, или давайте у вас?

Слушатель. Сергей, Омск. У меня вопрос следующий. Вот Татьяна Монтян нам говорит о проблеме создания институций и принятия коллективного решения. Вы говорите о том, что вам интересно, как самоорганизуются сами люди. И вся глобальная такая повестка, на мой взгляд, состоит в том, что люди разобщены, и у нас является театрализованное представление по созданию всей вот этой выработки коллективного принятия решения. А на низовых структурах этого нет. Вы над этой проблемой как-то задумывались, не знаю, как-то искали решение?

СУ. Я не очень понял.

Слушатель. Я плохо описал. Эта проблематика существует?

СУ. Конечно.

Слушатель. Коллективов как таковых нет.

СУ. Есть, но недостаточно.

Слушатель. Но они формируются по мелкодисперсному формату. Как это? Когда начальник цехов, где, например, на примере своего рабочего места, начальник цеха организует вокруг себя подкулачника, потому что он на этом месте, потому что он единственный, кто может на этом месте хоть как-то руководить, по текущему моменту. А вокруг него, то есть и у него есть защита своей хаты, в которой он хоть как-то выстроил, хоть как-то он дальше ведет. А об эффективности глобально не идет никакой речи, о всей системе? Она как-то существует.

СУ. У нас система существует до тех пор, покуда она прибыль приносит, давайте не путать. Вот если выгодно этим заниматься, у нас система начинает работать. Если невыгодно, то все как с образованием, по остаточному принципу. И, наверное, ваш начальник цеха поступает тоже, потому что это несет…

Слушатель. Потому что он еще и является сторонником того поколения, 60 лет. То есть…

СУ. Скажите, он выгоду получает от этого?

Я говорю, когда говорю о самоорганизации, я говорю об общественной деятельности, вы поймите. Если вы…

Слушатель. Общественная деятельность и принятия каких-либо коррективных решений ведь всегда создается, когда учат тому, как это все принимать.

СУ. При чем тут общественная деятельность и принятие решений? Я хочу разобраться, я не то, что вам закрываю рот, я хочу вам показать ответ на вопрос.

Смотрите, вы смешиваете. Решение всегда принимается узким коллективом лиц. Это политбюро, двор, называйте это как хотите, это всегда так. А то, о чем вы говорите, это о том, как повлиять на принятие решений с помощью инструментов самоорганизации общества. Правильно я вас понял? Тогда это — повлиять, то есть вы не сможете поучаствовать, вы можете повлиять.

А повлиять вы можете только двумя способами. Если вы будете лучше организованы и если вас будут лучше слышать. Организованы — это значит, у вас будет правильный коллектив единомышленников, а лучше слушать вас будут, если вы будете обладать содержанием и будете медийно активны.

Когда я говорю, что мне интересно наблюдать за тем, как самоорганизуются, я даже специально не прилагаю усилий, чтобы прикладываться к организации. Я прихожу с содержанием, я к нему готовлюсь, а я хочу посмотреть, как [действуют] люди с той стороны. У нас же общественная деятельность, я не беру деньги за это, у меня это не бизнес.

Я хочу посмотреть, насколько это соответствует. Точно так же вопросы мне интересны, как подготовили. А что с этим делать? Ну, слушайте, самоорганизовываться на том месте, на котором вы можете. То есть вы можете тратить 20 минут времени на какую-то деятельность, любую добровольческую. Шить носилки или помогать чему-то. Но самое главное, сколько вы можете постоянно тратить.

90% людей… Это я понял ещё в 20 лет, когда моя первая общественная деятельность, это был Русский молодёжный центр во Львове, когда ещё студентом был. Ну, я как бы попытался, будучи ещё студентом, понял, что это путь в никуда: бегать и выпрашивать какие-то ресурсы. Я после этого на всё плюнул, ушёл в политтехнологи, потому что сфера деятельности меня интересовала, но быть попрошайкой я совершенно не хотел.

Я буду сам зарабатывать деньги и буду сам. У меня есть база, где я зарабатываю, есть деятельность. Поэтому сколько времени? 90% людей сдувается на этапе добрых желаний. «Да, я хочу, конечно, конечно, да, да, да!» А когда нужно раз в неделю прийти хоть столы подвигать, хрен там. Сдувается 9 из 10.

Из зала. <…>

СУ. Что, что? Ну, это же не общественное, это же бизнес. Но это не выгодно, она полезная. Выгода всегда имеет материальное выражение. А полезность — она не всегда имеет материальное. У нас даже язык отражает, он говорит: общественно-полезная деятельность, а не общественно-выгодная. Выгода — всегда личная, так или иначе, ну, либо выгода для маленького коллектива, а польза — всегда общая. Поэтому, если вас это действительно интересует, вам надо занять позицию организатора.

С чего начать? Смотря чем вы занимаетесь. Если в цеху, занимайтесь профсоюзом, наверное, если вы на производстве. Если в школе, какой-нибудь кружок философский для старшеклассников организуйте, чтобы им мировоззрение формировать. Но я не знаю, сколько у вас времени. Ну, что я решил сделать? Я политтехнолог, я человек очень прагматичный. А кто со мной работал, я еще и достаточно неприятный к подчиненным. Я требовательный человек.

Я давно пришел к такому выводу, что грош цена человеку, который не способен потратить на свои порывы деньги и время, и не имеет значения, сколько. Ценность же относительна. Для кого-то 100 рублей ценность, а для кого-то 100 тысяч не является ценностью. А многие испытывают порывы и думают, что они тем, что скинули донатик, поучаствовали в общественно-полезном деле. Неправда. Это во многом индульгенция.

И я не говорю, что не нужно этого делать. Я сам это делаю, но это не является соучастием. Если ты не потратил одновременно время и деньги, и не имеет значения, сколько, — тут важно для тебя, насколько ты оторвал свое время и свои деньги на общественную деятельность, — тогда что-то получится. А так — это разговоры в сети. И вот лично я для себя определил… А кто, кстати, у меня на sponsr.ru подписчик? Раз, два, — о, два человека, три. Там взнос от 300 рублей. Мне не имеет значения, сколько, что. Просто мне интересна реакция человека.

И потом я предлагаю общественную деятельность. У нас есть один клуб с профессиональными читателями, есть второй, когнитивные войны. Не имеет значения. Есть и добровольцы внутри.

Но когда человек выложил средства и потратил время, он к этому начинает относиться по-другому. Это начинает быть «его». Это мое, я ценю это. Так человек устроен. Поэтому Советский Союз развалился, я это хорошо помню. Люди перестали ценить общенародную собственность. Вспомните, ведь несуны — я помню карикатуры. Перестали ценить. Перестали.

Их на этом обманули, сказали, что частный собственник эффективнее. Но они не рассказали правду, что частный собственник эффективнее и по выкручиванию соков из тебя.

То есть он и с точки зрения бизнеса эффективнее, и с точки зрения эксплуатации. Но все-то подумали, что они станут акционерами. А тут — хренушки. Акционеров только два процента.

Но возвращаясь к вопросу. Любая деятельность, направленная на общественную пользу, получается только когда ты чем-то жертвуешь. То есть отказываешься от чего-то, что тебе комфортно, в пользу того, что тебе некомфортно, но нужно. Я сейчас сидел бы с братаном своим. И уже бы… Но — надо, значит надо. Это я про свой пример.

Слушатель. Семен, меня зовут Евгений, у меня такой вопрос. На основе ваших наблюдений, куда дальше пойдет клубок событий, куда дальше пойдет украинизация по Европе?

СУ. Про Европу ролик смотрите с Юричем предыдущий. «Про больших и малых игроков». Я там подробно это разобрал. Европу сейчас обезжирят за счет украинизации. То есть они должны настолько ненавидеть Россию, чтобы отдать деньги на базу. Мы же понимаем, что

это в первую очередь бизнес по выкачиванию денег в США из старой Европы. Это первая цель украинизации.

Вторая цель украинизации — это то, что я цитировал, показывал Фридмана, Stratfor, еще с 2015 года. Он же четко сказал, что наша цель –

Европа должна снова начать немножко воевать внутри себя.

Кто с кем будет воевать?

Я-то знаю и польский национализм. Он двухвекторный, как и украинский. У него есть вектор антирусский, а еще есть вектор антигерманский. Вот сейчас они антигерманский вектор немного снизили, но если это чудовище вырвется на свободу, то… У поляков с немцами намного хуже отношения исторические, чем с русскими.

Слушатель. Я когда смотрел фильм «Волынская резня», там был такой момент, когда либо украинцы напали на Польшу, либо поляки на украинское село. И отобрали ребенка у женщины и говорили: сейчас я тебе покажу, что поляки с нами делают. И тогда я не понял, про поляков идет речь, либо про украинцев.

СУ. Она потому и резня, что друг друга резали. Просто поляков на Волыни было меньше, поэтому их вырезали те, кто [численно] больше. А зверства были страшные. В этом регионе зверство – это исторический [факт]. На самом деле это — вся культура Центральной Европы. Просто мы к Западной Украине относимся как к Восточной. Типа это как Восточная, а — немножко Западная. А на самом деле по своему внутреннему социальному устройству она больше похожа на весь этот регион, от Балкан до, собственно, Западной Украины. Это территория густонаселенная, с исчерпанными еще в XVIII веке ресурсами. Грубо говоря, всю нефть в Галиции выкачали еще австрийцы. Ну а потом еще Советский Союз докачал.

Европа – она вся такая. И эти национализмы постоянно конфликтовали. Смотрите, сербско-хорватские истории, Польша, гуситские войны с Германией, чехи с немцами…

У нас такого не было. Почему? Потому что у нас, когда какие-то зверства начинались, — взял и уехал отсюда. Как от казаков бежали. Вы режете друг друга, крестьянин собрался и уехал. А там ты не вырвешься из этих [границ территории], маленькая территория, замкнутая, этническая. И еще это похоже на наш Кавказ, дисперсное проживание: грузинское село, осетинское, еще два грузинских, еще осетинское. И когда выпустил этого джинна, то пошло село на село. У нас такого нету. А там так: село польское, пару украинских. Там уже есть украинцы-русины православные, а были русины-униаты, греко-католики. То есть там еще был свой такой заплет.

Давайте последний, будем тогда завершать. Да.

Слушатель. Можно ли украинский национализм России обернуть на свою пользу, то есть внутрь его обратить, или против поляков? Или это все равно что тушить пожар бензином?

СУ. На свою пользу обратить можно, но в перспективе национализм… Я лично считаю национализм в XXI веке одной из форм культурной деградации.

Национализм в конце XIX века — это прогрессивное явление, когда взламывали монархии, когда покончили со Средневековьем. Но

в XXI веке национализм — это такой же атавизм, как в духов верить или в привидения.

Мы же не верим в привидения, правильно? Хоть и смотрим фильмы про привидения, глупо же в них верить. Точно так же национализм.

Из зала. <…>

СУ. Мы тоже все рассказывали про «белую простыню», эти рассказы пионерские. Это-то я знаю. Но в условиях когнитивной войны и общества разложенного будут верить в привидения. Ну поверьте, здесь народ деградирует. Я-то считаю национализм одной из форм деградации. И надо вырывать из этого. Нет, а использовать, все я вам объяснил. Он двухвекторный. Нам надо перенаправить от нас — туда.

Товарищ Сталин это и сделал в свое время. И цари точно так же поступали. Вот одни из самых ярких борцов за православие на Западной Руси, вообще имперских деятелей, — это галичане. Есть такая Русская троица, мало кто о ней знает: Яков Головацкий, [Маркиан Шашкевич, Иван Вагилевич].

Первый — ректор Виленского университета. Это сын униатских священников. Потом стал он ректором Львовского университета. Его за пророссийские [взгляды] выгнали. Он переехал в Российскую империю, принял православие, получил сан и стал основателем Виленского имперского университета. Почитайте Феофана Прокоповича.

На землях, где конфликт цивилизаций, очень много пассионариев. Когда тебя давят, то у тебя включается… Каждое действие рождает противодействие. Потому что, например, если бы я жил не в Львове, а в Новосибирске, хрен бы я занимался организацией Русского молодежного центра. Зачем мне это надо было бы? Мотивация, зачем? А в условиях давления включается противодействие. Вот и все.

Давай, Алексей, я уже подустал.

Слушатель. На самом деле предлагаю Семена отпустить к родственникам. Он уже три раза намекал.

Хочу от всех присутствующих поблагодарить. Хорошо по интернету, но живьем намного интереснее. Спасибо большое.

СУ. Спасибо, дорогие друзья. Завтра еще будет Новосибирск.

Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка

Was this helpful?

YesNo

3 / 0

#информационная война #когнитивная война #общество #постукраина #сво #семен уралов