[Семен Уралов. …но те, кто пришел вовремя, должны пользоваться эксклюзивными правами, поэтому вы будете решать первые вопросы, пока они там еще раздеваются.
Смотрите, у меня программа разделена по 15-минутным частям, просто обычная вечная проблема с вопросами какая: они либо накапливаются до конца, и потом халоймес какой-то получается, что человек что-то еще в начале…
Поэтому мы можем выбрать правила игры. Либо мы работаем по частям, и тогда – стоп, и по части несколько вопросов. Либо копим до конца, и потом вопросы. Но тогда я попрошу вас отмечать, к какой части был вопрос.
Я буду говорить название части, вы себе помечайте. Поэтому те, кто позже, они не участвуют, они примут выбор наш, те, кто дисциплинирован.
Так, по первой схеме: части, а после них вопросы. Так, сейчас я прикину, приближаю, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7,… Есть. По схеме все вопросы в конце. Ну вот, вот. Ну извините, правила были в самом начале оглашены.
Нет-нет-нет. Как нас учит великий жидобандеровец Игорь Коломойский, что жизнь — это супермаркет, расплачиваться все равно на кассе. Поэтому все, вы выбрали. Не, мне на самом деле так удобнее, потому что они накапливаются.
Значит, по поводу правил технических расскажу, учитывая, что у нас идет трансляция. Поэтому вопросы, пожалуйста, только в микрофоны. Хорошо? Потому что иначе нас никто не услышит. Динамик потише. Давайте попросим чуть-чуть. Не надо? Вот сейчас громкость как? Норм? Прекрасно. Хорошо.
Да, у нас будет два микрофона, будут передаваться по зрителям. Так, ну что? 19:05. Дорогие друзья, тут у нас еще есть, кстати, впереди свободные места. Я бы… А зря. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь мест я вижу. «А вы покупаете или продаете?»
Ну вот видите, вроде школу давным-давно закончили, а это «на первой парте не сидеть» — все равно работает. Все, все уселись, кто-то там у нас. Вот смотрите, сколько мест. Ну можете… Отлично. Вот еще есть места. Кому-то сзади, смотрите, как вам — удобно, или нет.
Итак, дорогие друзья, погодите, погодите, погодите, погодите, еще рано, рано. Во-первых, если бы не Ольга и — нет сейчас, в командировке — Гузель, этого бы ничего не состоялось, потому что у меня принцип: вы организовываете, я подготовлюсь и приду.
Поэтому давайте в первую очередь мы поблагодарим Ольгу и Гузель, которая сейчас в командировке. А теперь будем начинать.]
Семен Уралов. Итак, сначала я хочу просто познакомиться, я всегда это делаю для понимания. Итак, кто был на нашей первой летней встрече? Меньшинство. Понял, понял. Второе, кто читал обе моих книжки? Понятно, понятно. Может, я сейчас тему поменяю вообще? Может, первую пересказать актуальнее?
Ну, потому что я опираюсь, исходя из того, что то, что происходит сейчас, описанное в «Двух капиталах» в 2015 году, — это то, что сейчас разворачивается. Поэтому я буду… Еще раз, а кто прочитал обе? Хорошо, так, «Два капитала» кто прочитал? Все, есть.
Коллеги, значит смотрите. А «Миропорядок по-русски»? Ну, вот это будут приоритеты. Приоритеты вопросов у вас, коллеги. Потому что вы находитесь больше в материале. Не обижайтесь никто, остальные.
Просто иначе это будет Ахиллес, который никогда не догонит черепаху. Понимаете? Я многие вещи уже переобсудил. Хорошо, Дмитрия Юрьевича Пучкова… Нет, тут не всё, смотрите. Все серии «Украинской трагедии» кто смотрел? Ооо, ооо. У вас уже больше шансов посмотреть.
Кроме «Украинской трагедии», серии по СНГ «Союзники, соседи»? О, большинство, отлично. Значит, будем пользоваться инструментарием сравнительным, в том числе с Молдавией, с Белоруссией и с Польшей.
Так, про ваше медиапотребление я понял, то, что вы книжки не читаете, на самом деле это позор вам. Потому что я очень старался. Потому что эта книга «Два капитала», — я не то чтобы хвастаться, не хвастаться, — но когда в 2015-м году все мои коллеги обсуждали, что сейчас это все немножко успокоится, — хитрые планы, шмитрые планы.
Я в общем-то разложил, почему это невозможно, и дело не в Украине, а дело в глубинном конфликте элит, которые очень образно обозначены как финансовый капитал и промышленный. Грубо говоря, те, кто вывозят из России и те, кто что-то пытаются делать.
И поэтому конфликт был неизбежен. И Украина вообще ни при чем. Это просто повод. Была бы Украина, была бы и не Украина. В конце концов, нам разные поводы предлагали. В начале года Казахстан предложили, да? В 2020-м году Белоруссию предложили. Правильно же, да? Сути конфликта это не меняет.
Но я не буду на этом останавливаться. Теперь я хочу понять, кто вы есть. Давайте по образованию пройдем. У кого высшее гуманитарное? Так, ну где-то… и учится, и закончили. Так, где-то, где-то, где-то треть, да? Высшее гуманитарное, 30%.
Значит, высшее техническое, ну чуток побольше, где-то процентов 40. И соответственно, высшее естественнонаучное. Врачей много у нас тут? Ну, так, процентов пять. Среднее специальное — тоже. Где-то у нас что-то еще потерялось. И просто среднее образование — два человека.
Что-то потерялось, или я неправильно посчитал? 30, 40… не бьется. Ну ладно, это приблизительно. В общем, короче, гуманитарии и технари — 70%. Ну в общем-то, логично. Теперь про занятость вашу. Кто трудится на государство, так или иначе, в разных формах? Ну, значит, занятость государства, наемная… Давайте я по своему плану пойду, не сбивайте меня. Значит, государевы люди у нас где-то процентов пять.
Частный капитал, где вы являетесь наемным… Ну, 70%. И то, что называется сам себе капитал в любых формах, там ИПшники, ОООшники, процентов… Что-то потерялось у нас. Ну да, да, да, сейчас я по занятым.
Пенсионеры? Ну, тоже ничтожно. Ну а что, а бездельники, короче, кто не работает, безработный? Безработный, нет, по социальному статусу безработный, правильно? Ну кто не трудится вообще? У нас что-то прячется, кто-то скрывает о себе данные.
Мне просто важно понимать, кто у нас есть. Итак, в общем-то, так-то мы все интеллигенция и работаем в частном секторе. Плюс-минус по занятости, это где-то соответствует [тому, что] у нас в Москве.
А давайте про москвичей поймем еще, просто для понимания. Кто родился в Москве и вырос, всю жизнь прожил? Ого. Так, значит, москвичи — около 20%. Кто более 20 лет уже живет в Москве? 10%. Более 10, но менее 20, то есть так тоже. Более 5, но менее 10. Ну тоже где-то столько же. Мы сейчас узнаем. До 5 лет. Недавно переехал. Всего 5 человек. И гости города, менее года. Кто вообще не москвич? Тоже где-то процентов 5. Короче, кто-то что-то скрывает. Ну ладно. Это могут быть те, которые на государство [работают], но не могут об этом рассказать, да.
Но это в Белоруссии чаще всего так бывает. Да. Хорошо. Так, друзья, мне это нужно для чего — понимать. Значит, среза города мы не представляем, конечно, по высшему образованию. По экономике, в общем-то, занятость плюс-минус такая, какая и есть, ну и москвичей у нас больше, чем обычно в городе.
Поэтому буду говорить через образы московские. Хорошо. Пошли. Еще мне важно понимать, кто подписчик в Телеграме. А, ну все. Отлично. В Ютубе «Супер. Уралов» — тоже все. Все. Будем идти, значит, через медиа.
Итак, теперь я буду отбивать по 15 минут, потому что я могу говорить долго. А это никому не нужно.
Итак, на каком историческом этапе мы находимся сейчас? Вот — конец 2022 года. Никто не объясняет вообще, где мы находимся. Потому что «все идет по плану». Это приводит к тому, что все начинают искать, а в чем план. И если на первом этапе… у нас была СВО 1.0, и вот сейчас СВО 2.0.
На первом этапе СВО 1.0, в общем-то, всех устраивала. Перемога же была сплошная. Так-то, в общем-то, все, надо было только следить, может быть, иногда лайков подбрасывать, и в принципе все работало.
Что, вы хотите мне возражать? Нет, так не пойдет. Понял, я понял, вы просто цыкаете и реагируете на мои слова. Хорошо.
Значит, это мы видели повсюду, да? То есть появились, — шоу-бизнес даже перестроился, вы все видели, — какие-то там гламурные мальчики появились, которые, оказывается, у нас патриоты. Ну и какая разница, кого им в ротацию ставить?
Одни сбежали, поставим других. В принципе, машинка-то работает. И в общем-то, те, кто отвечает за то, что называется общественно-политическая коммуникация, на первом этапе расслабились. Почему?
Потому что какой КПИ относительно политики? Это рейтинги. А других-то нету. Вообще КПИ. Ну все хорошо, рейтинги прекрасны, народ доволен. Все.
Давайте в эту же шарманку, которую мы 25 лет крутили, просто что-то другое засунем. Будет не «Зулейха открыла глаза», а кто-то другой открыл глаза. Какая разница? Мы туда все это засунем, и в общем-то, общество на первом этапе это и нормально восприняло.
Все же любят побеждать. Это всем приятно, все хорошо. Но что-то пошло не так. Что-то пошло не так, это пошло летом. Так как лето всегда — расслабленный период, я это наблюдал, кстати, в Крыму. Это меня поражало. Как раз, когда мы провели первую встречу, кто был?
Я поехал писать книгу, и как раз история в том же аэропорту в Саках произошла. Было очень видно два типа общества, как в приграничном регионе, вы оттуда. Одна часть общества уже заведена, уже все абсолютно серьезно, все всё понимают, а у другой вообще ничего не менялось.
Ну как были пляжи в том же Крыму, так и остались. Что вообще напрягаться. И эти две действительности, которые вроде существуют в одной реальности, но никак не соприкасаются, это было, наверное, самое интересное. Это еще исследователям предстоит изучить, этот период три-четыре месяца российское общество, когда сформировалось на одной реальности несколько действительностей.
И люди не то чтобы не поняли, им все равно было. Где-то там волонтеры уже упахиваются по 20 часов в сутки, а где-то в принципе: «Ну и чё, и ничего не меняется». Это странный был этап, переходной из этого 1.0.
Что был этап 1.0? Он был такой: «Уважаемое общество, мы вас за 20 лет приучили, что все под контролем, ваша задача быть за, еще не любить пятую колонну с иноагентами, в виде лояльности, а больше ничего делать не надо».
Дальше вам расскажут, когда надо радоваться. Но оказалось-то, что нет ответов на вопросы. И вскрылась эта реальность где-то в районе событий в Харьковской области. И тут моя собственно картина: а что это было? Что было?
Мы всегда говорили только о специальной военной операции. А о специальной общественно-политической нам не говорили. Все под контролем, обозначали две цели: денацификация, демилитаризация.
А в чем она была, эта собственно политическая информация? И до сих пор никто ничего не отвечает. Если попытаться восстановить, — это мы с Дмитрием Юрьевичем обсуждали, еще не вышло в этой серии, — то есть если восстановить, что за зверь прошел, по следам и по фекалиям, — нам же не объяснили ничего, она ж явно была.
А на то, что она была, указывают косвенные данные. Какие? Медведчук, которого арестовали, все эти судебные дела, которые там проходят. Что люди под Киевом делали? Правильно, что они там делали?
Были же какие-то [сведения] про какую-то атомную бомбу на базе. Когда нет объяснения, то разум рождает вообще какие угодно версии. А что в Харькове делали? На окружной, в частности. Нет ответа на вопрос.
Но если мы попытаемся восстановить зверя по следам и по фекалиям, то поймем, что скорее всего было следующее. И тогда это нам объясняет, почему так с лету был взят Харьковский регион и часть Запорожья.
Обратите внимание, там как-то – раз! и все произошло, в течение буквально двух недель. То есть, судя по всему, — просто эту рамку надо удерживать, — СВО 1.0, почему она происходила так быстро, так оперативно, вообще никто не скрывал, — целью ее было, собственно, что-то типа госпереворота. То есть, есть силы внутри, к которым подходит внешняя поддержка, они с помощью этой внешней поддержки… И все. Было сделано, и уходит сила поддержки.
Грубо говоря, царь московский стрельцов прислал, правобережных казаков загнали, гетьману левобережному булаву дали. Все, как это все время и бывало.
И тогда это объясняет нам, что — нам же говорят только о специальной военной операции, а скорее всего, — опять же это мое предположение, у меня нету фактов, у меня в голове была такая же шизофрения. Я не мог понять, почему под Харьков полиция поехала, как так получилось, что делали эти политики, иммигранты украинские под Киевом, которые там селфи все делали.
В такой реконструкции это объясняет. Но тогда мы можем вычислить КПД этой специальной операции, скажем так, я ее назвал тайная общественно-политическая операция.
Тогда понятно КПД. Смотрите, то есть явно было три направления, то есть направление южное, направление восточное и направление северное, в самом начале. Правильно же, так было. И вот учитывая, что в Херсонской области, в Запорожской получилось, то есть было три направления, на одном получилось.
Получилось же, ну кто такой нынешний губернатор, ИО, да, это же все люди, представители, в том числе бывшей элиты, легальной, украинской, и глава Запорожской области, в Херсонской. И тогда понятно, как мы оказались сразу на правом берегу Днепра, вот так, раз — и там оказались.
Но это нам дает главный ответ на вопрос, какой КПД? 33%. Правильно, если по трем направлениям в одном получилось, значит наш КПД 33%. Из этого можно сделать вывод, что КПД всего остального, ну наверное у нас где-то такой же, вряд ли больше, если тут такие были собственные планы.
И тогда, в этой схеме, то есть если мы воспроизводим, что это скорее всего так оно и было, потому что оно тогда объясняет, если не так оно было плюс-минус, тогда это бред какой-то. Или полное самооблучение пропагандой, что там будут встречать с флагами, ну нет, я не верю, не может быть так, правильно?
Наверное, люди на что-то рассчитывали, скорее всего, на это. И тогда это всё объясняет, тогда это объясняет и все передислокации, я это понял, воспроизвёл для себя где-то к концу августа, началу сентября, оно как-то склеилось по пониманию.
И тогда становится всё понятно, что спецоперация 2.0 переходит уже в естественные границы, то есть вся естественная история этой территории, это про право- и левобережье. Все люди с высшим образованием, ничего вам не буду объяснять, сами всё знаете и сами всё понимаете.
Наверное, если бы изначально ставить себе цели про право- и левобережье, сразу ставить себе такие цели, наверное можно было тоже их сразу добиться, но теперь мы находимся в ситуации, где у нас везде… то есть, это проклятие украинского кризиса, правого и левого берега Днепра, теперь будет нас преследовать постоянно.
Всё, это наше проклятие, потому что либо мы будем контролировать левый берег Днепра, либо мы будем держать оборону на Дону. Давайте, будет без иллюзий. Почему это будет, я объясню дальше, но на уровне схемы, потому что эту вооружённую массу уже просто нельзя остановить, не то что это… грабёж, то есть открывайте карты и смотрите, что лесная зона под Харьковом начинается и где-то уже под Москвой, аж до Вологды тянется, это всё единый регион, точно так же, как Степной регион начинается в районе Херсона, в Олешках, на том береге, и тянется до Ростова и дальше.
То есть это, это проклятие этого региона, оно всегда таким было, и мы влезли в эту историческую кутерьму. Я не знаю по какому пути пойдёт, будут договариваться, я дальше объясню по этой части, что это невозможно, но я точно понимаю, что без контроля Харькова — Белгорода не будет как города, ну его не будет.
И дальше точно так же, по всей границе. Поэтому СВО-2.0 входит в исторический этап для России, потому что если наши пойдут по пути каких-то, скажем так… дело не в договорённостях, по пути иллюзий того, что у той стороны есть возможность контролировать то, что она замутила, то это будет путь в тупик, потому что самое главное в этой схеме, что управляющие политическими процессами, с которыми нужно вести переговоры, не имеют никакого отношения к реальным управляющим.
А реальным управляющим бессмысленно разговаривать с нами, потому что это, в том числе и огромный бизнес. Потому что Украина, как и Ирак до этого, как и Афганистан, превратилась в отличный бизнес, который уходит корнями туда, откуда им даются деньги. Вы же понимаете, как это работает, выделение и потом сразу возвращение.
И это большая-большая прачечная, на которой прекрасно работать. А когда в таких интересах завязаны серьезные игроки, то эта музыка может быть вечной. Она будет вечной, по крайней мере до тех пор, пока есть деньги у Европы, которую обезжиривают. Потому что она в первую очередь за это все платит. Сколько это будет, я не знаю. Поэтому если наши будут играть, то есть если наши не поймут, что начался традиционный украинский этап кризиса про право- и левобережье, то мы еще будем очень долго харкать кровью.
Потому что теперь при нынешнем этапе СВО 2.0 вопрос контроля над левобережьем – это вопрос безопасности всех наших регионов. Я сейчас говорю не про военную, я вообще никогда не говорю про военную составляющую, я не являюсь экспертом. Но я понимаю социальную составляющую.
Это у меня по первой части СВО 2.0.
Все, кто будет следить дальше, вы должны всегда у себя в рамках удерживать эту часть: правый и левый берег. Почему, что это будет значить? Потому что правый берег – это будет большая база военная, для обучения и для того, чтобы вести террористические действия на левом берегу. А там есть не только Россия, напоминаю, и Белоруссия. Днепр, он же еще и кусочек Белоруссии захватывает.
То есть, там все входит в новый этап. Эта часть у меня закончена. Есть ли по этой части вопросы? Или по этой все понятно? Так, вопрос один, вопрос два. Сейчас будем с микрофонами. Вот тут.
Зритель. Добрый день. Семен, скажите, а кто наши? Это хороший вопрос. Кто — наши? Здесь сидящие – наши. А вы говорите, кто должен понять?
СУ. Еще раз, кто наши? Наши — где?
Зритель. Вы говорите, наши, если поймут, что [есть] правобережье, левобережье – это станет базой. А кто — наши? То есть, понимают ли это руководители нашего государства? Являются ли они нашими?
СУ. Тут хороший вопрос. Давайте так. Если наши руководители не поймут, я надеюсь, что они это понимают, что с ними идет игра на выживание, что конечный приз – это судьба Милошевича, Каддафи или еще кого-то, тогда шанс есть. А если они находятся в понимании, что рано или поздно будут договариваться, то шансы очень невелики.
А по поводу кто наши или не наши, есть очень хорошее, не мое выражение, Алексея Чадаева, политолог, он очень хорошо говорит, что неправильно относиться к власти, как к некому субъекту. Власть – это ландшафт. И как в любом ландшафте есть то, что тебя пугает, что тебе опасно и все остальное.
Я ответил на вопрос? Все, давайте дальше. У нас же не диалог, вот была девушка.
Зрительница. Добрый день. Я хотела уточнить, как учитель географии по образованию, я понимаю историю про правый и левый берег. И еще некоторое время назад, лично мне было очевидно, что так будет. Но у меня вопрос в том, если это было очевидно мне, то есть ли у вас предположение, с какими целями тогда мы официально присоединяли Херсон, именно сам Херсон как город, при этом как человек, работающий на государство, я точно могу знать, что и образование там, то есть вся инфраструктура там уже начинала налаживаться. И у меня вопрос, который меня не оставляет, с какой целью это делалось на таком уровне?
СУ. Очень правильный вопрос, у меня это тоже рождает шизофрению. Да, я понимаю, я сам не мог понять. У меня есть два объяснения, они разные, почему это было? Первое, потому что, как я и говорил, так как это спецоперация, и одна была военно-политическая, а другая общественно-политическая, как любая спецоперация, одна жила своей жизнью, а вторая жила своей.
Когда произошел этот этап — щелк, уже когда перешли, то становился вопрос, а что делать? И вы вспомните, что происходило после отхода в Харьковской области, как политизированное меньшинство выло. Если бы не произошло еще и этого, присоединения, с моей точки зрения, политическая цель, знаете, что это такое? Это похоже на то, чтобы сделать невозможным именно кулуарные договоренности в дальнейшем, потому что попадание в состав Российской Федерации, я напомню, при новой Конституции, у нас же изменили Конституцию, теперь даже призывы о том, чтобы что-то можно было бы отдать, у нас антиконституционны.
Поэтому, с моей точки зрения, это сделано для того, чтобы той партии внутри, которую называют партией переговоров, партией слива, еще как, короче, те, кто бы хотел договориться, что теперь это невозможно сделать, то есть функция приблизительно такая же, как я понимаю, как заседание, опять же моя гипотеза, Совбеза в прямом эфире перед спецоперацией, для чего это было?
Для того чтобы все публично, чтобы потом уже не сказали: я был против, я был за, мы же понимаем уровень влияния людей внутри Совбеза. Вот с Херсонской историей, ну и присоединением то же самое, но получилось шизофренично.
У меня у самого товарищ, мы скоро поговорим с ним по аудио, Михаил, кстати, западенец, из Ивано-Франковска, работает сейчас замминистра цифрового развития в Херсонской, в правительстве российском. Он за два дня накануне приехал показать, что все нормально, все спокойно, а потом его самого как обухом, я так понимаю, по голове. Почему, я говорю, потому что эта одна — специальная военная, вторая — общественно-политическая, идут параллельными путями.
Поверьте мне, я с этим сталкивался уже, я уверен, что и вы сталкивались, когда одно ведомство чем-то своим занято, но это история наша про многобашенность. Я с этим сталкивался сотню раз, когда раз-раз, по работе имеется в виду, особенно выборы какие-нибудь, задача с одного придет, потом с другого, и как это сопрячь — вообще не очень понятно, потому что одним нужно повышать явку, другим сушить и что с этим делать, вообще непонятно.
Вот как-то так, это моя реконструкция, у меня нету… но это единственное, что объясняет, почему так и произошло. Так, и третий вопрос по этой части давайте. Давайте по три вопроса.
Зритель. Продолжая этот же вопрос… вы заговорили о конституции, и вот вопрос, а если вдруг властям постоянно удобно, они по идее могут так же легко и убрать из конституции Херсон, так же как они его и добавили. Откуда такая уверенность в том, что это как-то кого-то остановит, потому что мало того, что, если будут какие-то договоренности, которых мы не знаем, они передумают и так же легко его уберут, то есть особо даже спрашивать не будут.
СУ. Погодите, вы имеете в виду, что исключение для Херсона сделают?
Зритель. Ну, как в конституцию его добавили, так же легко могут исключить, нет?
СУ. Нет, нет, вы путаете, матчасть путаете. Тогда нужно изменять правила, что есть, что можно из России исключать субъекты Федерации, не Херсон, понимаете, да, а вообще. Ну, тогда это путь к концу. То есть это мы откроем этот самый… «добро пожаловать»… «всем, всем на выход». Да, это, собственно, и было заложено в основе.
Так, эта часть не самая важная, она была вводная, это просто рамка, которую нужно всем понимать, потому что мы в этой рамке будем жить ближайшее, по моим оценкам, ну, сколько было вход острый, вот где-то он и будет, надо рассчитывать на 8-10 лет. Я к этому готовлюсь. Вот что, кризис будет плюс-минус, и рамка «право- и левобережье», это на ближайшее время.
Поэтому все, кто, особенно, бегал в перемоге, в зраде и во всем остальном, не надо. Я исхожу — 8-10 лет. Нет, нет. Нет. Нет. Про месяцы мы… ну, спецоперация 1.0 была рассчитана на месяцы, потому что целью была смена правящей верхушки. А теперь идет смена установления, взятия под контроль, причем под контроль именно левобережья.
Так, двигаемся дальше. Следующая часть. Следующая часть у меня называется «Общество России, специальная военная и странная общественно-политическая спецоперация». Я так их называю для себя. Что происходит с нами на данном этапе? Я всегда возвращаюсь немного назад для того, чтобы понять, где мы находимся.
Итак, 24 февраля происходит первый внутренний раскол нашего общества, выделяются те, кому стыдно. Они прям… как откол, вернее, если быть точным. Но если мы посмотрим на сферы социальные и деловые, то там не факт, что это откол, это даже большая часть айсберга могла отойти. Ну, если мы посмотрим всякие там шоу-бизнесы, еще что-то, я отсылаю — очень неплохое было исследование, по-моему, на Регнуме, еще предыдущего коллектива, как раз о том, как эти молодежные ЛОМы, культурные, как они отреагировали, как они поддержали.
Там противников было больше, вы сами это все видели. Но произошла стабилизация, потому что большинство, не очень разделенное, оно все поддерживает, да-да, государство увидело, что общество стабильное, расслабилось и начало его поглаживать и кормить перемогой. Ну, вы помните, брали уже… Польшу штурмовали. Но, начиная с лета, политическое меньшинство начало постепенно радикализовываться.
Началось это все с ультрапатриотов, мы наблюдали: с Игоря Ивановича, вы все это видели. А начиная с Харькова, к этому уже подключилось уже меньшинство, политизированное, но не такое медийно-активное. То есть, оно уже началось. А общество, ему было приятно, большинству, находиться в ситуации, все мы поддерживаем, все хорошо, все прекрасно. Оно впервые получило этот удар обухом, конечно же, с мобилизацией. Потому что мобилизация — это легкое нарушение общественного договора, которое было заключено в нулевые с обществом. Ему же как сказали: дорогое общество, ты никуда особо не лезь. У нас курс на либерализм, то есть государство отовсюду выходит, вот тебе удобные сервисы, под конец — вообще удобно, ты становись там ИП-шником, кем угодно. Уходи от государства. Не нужно это все.
На это же был курс. И образование шло на это. Я объясню сейчас, как это связано прямо с когнитивными войнами. На протяжении 20 лет, вспомните, что наш министр образования говорил, Фурсенко, что нам нужны качественные потребители, они ровно этим занимались. То есть, мы воспитывали потребителей на протяжении там 30 лет, но первые 10 лет плохо это делали, не очень эффективно. А потом начался восстановительный экономический рост, и мы это делали с удовольствием. Ну, мы находимся сейчас на месте, какое-то было явно промышленное производство. Правильно? И вся Москва является для нас живым памятником построения этого общества во имя потребителя. Все ради того, чтобы потреблять.
Конечно же, потребителю приятно быть патриотом, когда особенно в телевизоре. Но когда к потребителю залезают в личное пространство, ему это очень не нравится. Ему это очень не нравится. А когда потребителю еще говорят, взывают к каким-то нравственным призывам, он вообще говорит, не, что вы, мы так не договаривались. Ну, погодите, а как же пенсионная реформа? Вы же мне объяснили, что я должен помереть… ну, возраст дожития уменьшился. Значит, я должен жить на всю катушку. Правильно же? А вы мне тут какой-то патриотизм, какой-то русский мир, зачем это надо?
И это вызвало естественную реакцию, и общество, собственно, раскололось. Оно сразу раскололось по нескольким вопросам. Первое, первый вопрос пошел вой, типа, нам ничего не объясняют. Что, что происходит? Это попытались, сейчас пытаются, как я вижу, компенсировать такой легкой: «пора говорить правду, сколько можно врать»?
Себе, наверное, надо такой вопрос задать. Я себе его, по крайней мере, задаю. То есть, вот он, первый мировоззренческий конфликт внутри российского общества, — я объясню, почему это очень важно, почему я сейчас буду говорить именно о морали и нравственности, в чем разница, — произошел по вопросу сокрытия происходящего сначала вокруг Харькова, потом повторение мы увидели недавно в Херсоне, когда тебе одной рукой пропаганда говорила: все нормально, все нормально, все нормально, все нормально, бац – «реально, как, я ж подписан на все патриотические каналы, мне же все объяснили, как так?», и все, и нет человека, и пропал.
А второе — это по поводу потребительских отношений между обществом и государством. Потому что, по большому счету, это есть немного нарушение общественного договора, того самого негласного, которое было: «денег нет, но вы держитесь». Ну, как же человек ориентируется, он с одной стороны читает Дмитрия Анатольевича, который сейчас у нас назгул, то есть он… Кстати, судя по 080808, он такой у нас, а с другой стороны, мы-то помним про «денег нет, но вы держитесь». И это, конечно же, рождает шизофрению у человека, это неизбежно, как бы вы ни относились, и у нас длинная история, и все мы это видим, мы это все слышим, мы все помним.
И этот конфликт с потребителем на самом деле — ключевой. Он ключевой, потому что вся деятельность Запада по отношению к нам направлена на то, чтобы причинять дискомфорт потребителю. Обратите внимание, против кого направлены все эти действия, они направлены против двух социальных типов у нас внутри России. Против сверхпотребляющей элиты и против потребителей, которые подсели на этот… которых большинство, кстати, находится в столицах, в Москве, а в частности в столицах всех.
Я утверждаю, что это и есть изначальный идеологический план политической глобализации, который заключается в том, что в каждой столице любой вообще страны мира создать максимально, пользуясь терминологией Александра Зиновьева, западнистское общество. А как только ты его создаешь внутри столицы, ты контролируешь политику всего государства. Как это было, я это видел на примере… я про Украину это все рассказываю. Процессы, которые мы увидели потом после майданов на Украине, сначала произошли в Киеве. И Киев сначала сошел с ума.
Я всегда об этом рассказываю. В Киеве кто жил, работал, кто мало, пара человек… Я понял, что общество свели с ума, когда оно избрало Леонида Черновецкого мэром. Кто жил, помнит, да? Ну так произошло же, его избрали, потом его отправили в отставку, а киевляне его переизбрали. Потом он сам ушел в отставку, но в ответ киевляне избрали Кличко. Это было за 10 лет до Зеленского. И я наблюдал разложение, в этом смысле. А почему я объясняю это? Потому что это было очень потребительское отношение. Вот как Черновецкий выиграл выборы в Киеве, очень просто.
Я жил, кстати, на Оболони, мне приходила от него бесплатная газета, достаточно долго. Он создал сеть для бомжей, но с киевской пропиской. Несколько десятков тысяч бомжей у него кормились, причем очень все было хорошо организовано. Не разворовывали деньги менеджеры, а прям контроль, электронная база. Сначала он так создал целый округ, куда он проходил в парламент.
Его выбирали вообще. Там все было организовано. Главное было, чтобы была киевская прописка. У кого не было, они, в том числе, — он же очень богатый человек, — они их прописывали, в том числе, по Киеву. И учитывая, что народ в общем-то вообще не ходит на выборы, когда у тебя есть округ украинский, это порядка 220 тысяч избирателей, при явке в 50 процентов это 110 тысяч, но если у тебя есть 30 тысяч своих людей, то ты вообще вот так заходишь в парламент. Ну, явка маленькая, всех остальных нет.
Он это попробовал, это прекрасно работает на уровне парламента. И он эту систему на весь Киев распространил. То есть, сначала он бомжей организовывал на одном районе, Оболони, а потом распространил на весь Киев. Стало уже более 150 тысяч у него таких, «пехоты с паспортами». И он стал мэром Киева. То есть, у него ядро есть радикальное, гарантированные его голоса. Все остальное он нарастил с помощью пиара.
И когда его Ющенко попытался выпилить из… он же отправил, а в чем конфликт — не конфликт, парадокс. Есть киевский мэр, а есть киевский глава горадминистрации. Это конфликт украинской конституции. Горадминистрация — это президентская вертикаль, а мэр — это муниципальная. И всех, кого избирают мэром, президент автоматически назначает главой горадминистрации. Ющенко его отправил в отставку, а все его переголосовали и выбрали. И никуда Ющенко не делся.
А потом избрали такого же пустого Кличко. Ну, я анализировал все эти выборы. Вот это и есть общество западнистского типа. Киевлянам вообще было плевать на все, как столичным жителям. Вообще все равно. Медийно-привлекательный образ, больше ничего не надо. Европа, все дела, какая разница. А при этом в Харькове совсем по-другому выбирали. Вот тут, из Харькова. Потому что, допустим, к Кернесу было совсем иное отношение. К нему было… важно, что он ливневкой [занимается], дрючит всех чиновников. Именно хозяйственный подход, сугубо хозяйственный.
То есть, столичных жителей сводят с ума первыми. Почему? И поэтому не зря у нас и была тренировочная на Болотной. Потому что столичные жители являются западнистскими по своему типу, наиболее по, сравнению со всей страной. И поэтому основные действия Запада направлены на вас. В первую очередь на столичных жителей. Вы — первая-первая-первая мишень.
Но что происходит? Вот мы обозначили пару линий сначала, «отколов-расколов». Меньшинство, естественно, начинает политизироваться. Ему же ничего не объясняют. Политизироваться. Тут я покажу первый слайд. Там патриот, картинка. Да, смотрите. Это, собственно, рыбаревский опрос патриотической аудитории Телеграм. Это один из самых крупных наших…
Ну все. Наше политизированное меньшинство. Вот на что я хочу обратить внимание. Женевская конвенция запрещает удары по госпиталям и больницам, где оказывают помощь военнослужащим. Украинские формирования регулярно наносят удары по российским военным госпиталям. «Оправдано ли нанесение симметричных ударов с российской стороны?» 47,6 [процентов] — «Полностью одобряю». В общем-то, половина. Для меня это показатель.
Вообще я рекомендую изучить этот опрос. Он что, самое главное, показывает? И, собственно, про ядерный удар. Это — здесь. Вот эта часть, кому не видно. «Учитывая последние события, как вы считаете, возможно ли применение тактического ядерного удара?» — В общем, 9 процентов считают, что высокая. Это наше надо… По моим прикидкам, то же и по другим. Эти 10 процентов — это которые вообще вперед готовы. И это тоже показатель, конечно, политизации. В любой войне есть такое понятие как «эскалация насилия». То есть, оно всегда происходит. И вопрос в том, меньшинство — будет тянуть за собой большинство, или не будет?
С моей точки зрения, с меньшинством сейчас этим нашим политизированным происходит следующая ситуация. Оно находится на перепутье, потому что оно раскололось. И раскололось оно по следующему принципу. Первое: нам врут, ничего не объясняют, все пропало, и конец. А вторая часть — это те, кто пытается как-то рационализировать и объяснять, что происходит. То есть, одна часть – все уже. У нее то «все пропало», то «все хорошо». Она – все, уже украинизирована полностью.
А, соответственно, то, которое пытается рационализировать, меньшинство — не понимает, что делать в данном случае. Потому что когда ты много в голове крутишь, то ты либо сойдешь с ума, либо ты найдешь единомышленников, с которыми будешь это обсуждать и вообще понимать. Почему это происходит с меньшинством? Тут я подхожу к концу нашей второй части. Потому что у нас нет картины мира: а что это такое, где мы оказались.
Смотрите. Изучите, там показательное. Я тоже, в том числе, выложу. Смотрите. Вот сериал про Зеленского, о котором я рассказывал… сейчас неважно. Какую картину мира они нам рисуют… то есть, они нам хотят… У нас нет мировоззрения. По этой ситуации у нас нет мировоззрения. Потому что у нас есть обрывки дружбы народов, у нас есть обрывки самодержавия, православия… в общем, один народ. У нас есть обрывки мрачного черносотенца о том, что украинцев не существует. У нас есть какой-то, по существу, правильный, но я считаю, что непонятный обществу антиколониальный дискурс, попытка его…
Но это все обрывочно: то про нацистов, шайки наркоманов и нацистов, то еще… Как-то все обрывочно, а мировоззрение — это же картина. А у наших оппонентов картина есть. И картина, которую они нам предлагают, на самом деле очень простая. Они нам предлагают мир Толкиена, где есть добро, а есть зло. В принципе, самоопределиться как орк, тоже, наверное, не самое плохое. Я бы в тролли пошел. Лично я. Насколько я помню, из этого мира они дольше всех держатся, и никто им особо не нужен. Чего толпой бегать?
Но в этой картине мира — что очень важно. Если мы примем это, в этой картине мира очень просто действовать. Как на этой сцене. Просто сначала самому загнать [себя] в это колесо генотьбы. А потом начать просто ненавидеть. Точно так же, как ненавидят тебя, и все. И ты будешь каждый день взрывать Польшу, атаковать Чехию. Это прекрасный мир. Если его еще дополнить чем-нибудь еще… Начать самому вести какой-то безумный Телеграм-канал. Так можно и пару лет провести, реально.
На Украине, кстати, с нами проходят процессы самые страшные. Похожие, как на Украине в 2014 году. Я сейчас не даю нравственных оценок, но с точки зрения нашего сейчас отношения к тем, кто ненавидит, — очень похоже на их отношение к Донбассу в 2014 году. Я сейчас не беру идеологию. Но имеется в виду: «сейчас мы вас за три месяца»… Ну, сейчас, сейчас мы вас, за три месяца… Оп, — не получилось. И часть [граждан] — тоже оскотинилась.
У нас – тот же процесс. Как это… Происходит процесс зачистки в Херсоне, ищут коллаборантов и так далее. У нас тоже очень многие заняли позицию, — я сейчас говорю пока про сетевых персонажей, — «все пророссийские оттуда уехали, а кто остался, значит, так ему и надо». Так это же то же самое, что «из Донбасса все проукраинские уехали, остались только сепары».
Вообще речь не об этом. Ты вообще к этому никакого отношения не имеешь, когда так рассуждаешь. Ты вообще кто такой? То есть, эта картинка — удобная. Но она создает иллюзию, что ты сопричастен каким-то историческим процессам. Никаким историческим процессам ты не сопричастен. Но если ты уйдешь в эту иллюзию, ты очень быстро, через полгода, превратишься в кровожадного кликушу. Что ты не заметишь сам, как будешь в комментариях призывать: больше крови, больше, больше, больше.
И ты сам — и это естественно, — обрастешь таким же кругом общения. И — до свидания. В последней части я подготовил специально пару высказываний наших коллег, которых я очень хорошо знал. Я расскажу об этих людях. Я не буду называть фамилии. Я просто покажу социальный тип, во что можно превратиться. Это люди, которые, помните, как это: «он был мне больше, чем родня, он ел с ладони у меня». Расскажу.
Поэтому, если мы согласимся на этот мир… хотя появляются даже очень юмористические, то есть «родился орком, защищай Мордор», всякие такие вещи, — саркастично и весело. Но если мы согласимся на этот сценарий, то мы должны быть готовы, что наше политизированное меньшинство будет нацифицироваться. Это неизбежно. Потому что в этом сценарии невозможно вести себя по-другому.
Для того чтобы не нацифицироваться… А я напоминаю, что такое нацификация. Нацификация — это когда человек прошел в голове путь к убийству. То есть, ты пришел к мысли, что убить того, кого ты считаешь «не таким», — внесудебно, ты сам, — это норма. То есть, во имя нации. Я расскажу, как украинский историк… у нас последняя часть будет посвящена цитатам. Я хотел, чтобы вы поняли, что творится… цитатам интеллигенции нынешней украинской. Потому что функция интеллигенции… мы до нее дойдем.
А какая же иная картина мира? Ну, какая иная картина мира? Сказать: нет, это мир Толкиена наоборот, то есть, нет, это мы – эльфы, так что ли? Нет, не получится, во-первых, потому что это не наш мир, а во-вторых, потому что 90 процентов мировых медиа принадлежит не нам, и никому мы ничего не объясним, а в-третьих, потому что это неправда, по массе вопросов. Потому что мы всегда говорили, начиная с 1990-го, что идем в глобальный мир, что мы за то, чтобы сократить… в общем, эта картина мира невпихуема, в том числе даже в голову наших начальников.
Не будет черно-белой картины мира, а главное она ничем хорошим не закончится. А если мы поведемся на чужую картину мира, нашему обществу – конец. А какая же картина мира верная, какая картина мира правильная? Которая нам, во-первых, позволит не нацифицироваться, которая восстановит мировоззрение полноценное, и которая может быть перспективной.
Потому что в чем проблема пропаганды? Это когда если ты наврешь, то через три месяца пройдет встреча с реальностью, как с ракетой сейчас в Польше произошло. Вы же видели, что с ними случилось, вот это и произойдет. А тут, я считаю, надо рисовать следующую картину мира: а что же это происходит? А происходит следующее: происходит конфликт между дружественным Риму племенем, назовем их вест-русов или вестготов, и не дружественного Риму племени ост-русов.
Но Риму плевать, кто победит, цель Рима — чтобы ост-русы с вест-русами как можно больше друг друга уничтожили, а сохраняет он эту позицию тем, что обе стороны к нему апеллируют. Ну к нему же апеллируют? К нему. И поэтому логика какая: поддерживать ту сторону, которая будет больше проигрывать. В смысле, вот она сейчас проигрывает, мы ее поддерживаем; мы ее подтянули, о, не-не-не-не-не, давай теперь вот этим чуть-чуть поможем, немножко этим, немножко этим…
Все западные империи, — имеются в виду западноевропейские, — я напоминаю, что наши братья бледнолицые себя считают реинкарнацией Римской империи, это их идеология. Ну, слушайте, у них Капитолий… Погодите, это их идеология, они говорят, что старый мир загнил, ну, когда они еще уезжали… и «мы поедем в правильную империю, которую невозможно [устроить] в этой Европе, которая между собой постоянно воюет, конфликтует, «град на холме» мы там построим, вот мы построили град на холме».
И их идеология глобализма – это не идеология, как мы думаем, деньги, еще что-то. Нет, послушайте, они повторяют так же, как это сделал Рим: есть город, где «град на холме», есть ойкумена, где пристойные условия для жизни. Настоящая жизнь, она — понятно, где, а все, что вокруг ойкумены, должно находиться в постоянных конфликтах между собой.
Кто смотрел Дмитрия Юрьевича, я приводил 2015 года [слова] Фридмана, где он прямо говорит, что всем предстоит между собой воевать. Этого не скрывал никогда Збигнев Бжезинский, что это является целью. И об этом, собственно, говорят их все экономисты, что нынешняя модель… а для чего это нужно? это нужно для создания двух экономических контуров. То есть, будет один экономический контур, где в принципе никогда не будет развития, вообще. Там нельзя вообще производить некие товары с высокой добавленной стоимостью, как в Афганистане, в принципе, и будет другая часть экономики, где будет производиться, собственно… где будет наука и техника.
А следующий шаг — это возврат, но опять же этого никто не скрывает. То есть, где-то будут сохранены государства, а в остальной части национальные государства отмирают, экономическим управлением занимаются корпорации. А что делают племена, — в общем-то, плевать. Ну есть ООН, которая воды привезет и еще что-то организует, и когда это понимание [придет], тогда у вас все укладывается в голову, почему оружия дают немного Украине. Они же не привезли сразу много всего.
Тогда ты понимаешь почему вчера так стопанул Байден того же Зеленского по поводу Польши. То есть, не время, не путайте, вы — казачки. Задача казачков — воевать со стрельцами, польские гусары пока сидят в засаде. Да, сейчас время Андрия воевать против Тараса Бульбы, а потом, когда уже все это произойдет, тогда уже выйдут польские гусары.
И стратегия поэтому — постепенного скармливания, именно постепенного. И если мы такую картину мира не нарисуем, мы не победим в этой войне, потому что у нас будет вечный мир Толкиена, и мы сами в результате сойдем с ума. Мы реально сойдем с ума, потому что невозможно объяснить это, невозможно объяснить, как патриотам: почему не проходило ударов по инфраструктуре раньше. В логике того, что белый господин дирижирует, оно, в общем-то, понятно. Потому что с ним пытаются вести разговоры. То есть, обе стороны апеллируют к арбитру, а это не арбитр.
Ну, посмотрите, идет бокс, а у вас не арбитр, у него задача — вам в перчатки гайки подкладывать. Ну вот, представьте себе, а обе стороны считают, что это арбитр. Это на самом деле… я докопался до истинно шизофренической картины мира. Все вопросы, которые были у вас дальше, это следствие из этого. По этой части у меня все. Собственно, она для того, чтобы нарисовать мировоззренческую рамку, о чем я много думаю, мне эти встречи нужны, в том числе. Чтобы себя, в том числе проверить, мне никто об этом не говорит, это я сам воспроизвожу.
И вот, истинная борьба, если говорить о ценностях, о воспроизведении этой мировоззренческой картины мира. Потому что в ней становится понятно. Потому что в ситуации, когда мы – то, что я называю и Дмитрий Юрич: осознать себе индейцами… потому что, когда ты осознаешь себя индейцем, ты понимаешь, что есть другие индейцы, пусть даже из другого племени, а есть их вожди, которые изначально совершили предательство. Какое? Во-первых, они пустили бледнолицых братьев в наш лес, правильно? Это же наш лес, а они их туда пустили. Второе, они взяли у них оружие, ну что это такое? Третье, они надели ливреи английские и форму, то есть они стали англичанами, но претензии у нас к кому, — претензии у нас к тем, кто это сделал.
То есть, у нас нет к братьям гуронам претензий. Ну тогда понятно, что с Зеленским невозможно [договариваться]. Я доказывал весь первый сезон, что это бессмысленно, с ним договариваться, а теперь даже если бы это было, — не надо этого делать, потому что он — тот самый там гурон, который надел английскую ливрею и осмысленно все это сделал. И привел не только он, это до него это многие сделали. Но тогда стоит вопрос, что предателей нашего гуронско-делаварского племени надо казнить как предателей, правильно? А второе — нужно обозначить границы нашего леса, а иначе не поймут наши бледнолицые братья, понимаете? Они-то нас воспринимают как индейцев, а мы из себя строим, что мы ровня.
Так невозможно договариваться, если тебя воспринимают как еду, а ты говоришь: нет, давай поговорим. Ну это же бред, поэтому борьба за эту мировоззренческую картину является условием победы в той самой когнитивной войне. Я перехожу сейчас, это будет следующая часть. Давайте с этой частью по мировоззрению пройдемся по вопросам. Вопрос — раз, вопрос – два, вопрос – три, давайте. Только представляйтесь, чтоб я запоминал тоже, как зовут.
Зритель. Меня зовут Кирилл, у меня два вопроса по существу.
СУ. Хитрый какой.
Зритель. На самом деле, вы озвучили по сути ответы на эти вопросы, но тем не менее все вокруг нас насущное крутится, первое — это как объяснить той части общества, нашего окружения, которая после очередного когнитивного удара откололась, и для них возникает вопрос, а почему я должен умирать «за Майбах»? То есть, тут же один человек мобилизуется, и в первых рядах идет, а второй человек, такой же, всю жизнь вместе прошли он говорит нет и уходит в тень, убегает за границу или неважно, это первый вопрос. А второй вопрос — это парадоксальная ситуация в СМИ, что удивительно, но с февраля когда начались события, там, несмотря на все те попытки дезавуировать или дискредитировать себя для масс, для москвичей, которые читают и смотрят не только телевизор и газеты, начали говорить правду, а их уже никто не слушал. И людям непонятно: им сейчас говорят вроде бы… действительно что-то дельное простреливает иногда периодически, все-таки всякая ерунда непонятная происходит, но в целом там по большому счету в правильном русле всех направляют. И там говорят ключевое: война на выживание, и из первых лиц: война на выживание, там такое тоже бывает, и это основной лейтмотив, но на мой взгляд, могу ошибаться.
И люди, наблюдая все это, говорят: что-то не так. Я сегодня ехал, и для меня было удивлением, когда мне сайт мэра Москвы прислал голосование для москвичей, а надо ли проводить праздники в Москве в такой период? Для меня это вообще вопрос уже десятый, наверное, зачем эти праздники проводятся, когда у нас не все [в порядке]?
СУ. В вопросах теряюсь.
Зритель. Два вопроса: первое, нам говорят: «война за выживание» по телевизору, но люди этого не видят, то есть вы говорите: «за выживание», а никакой мобилизации нет, ни в экономике, ни в обществе, ничего. То есть, что-то происходит, какие-то течения, но у народа явный диссонанс налицо. И второе: а надо ли умирать «за Майбах», как этим людям объяснить? Для меня ответы на эти вопросы все очевидны, и это для меня вообще не вопрос, а эти люди, под ударами павшие? У меня все, спасибо.
СУ. Сейчас отвечу. Первое, конечно же, за Майбах умирать не надо, даже если он у вас есть, лучше жить за него, правильно? Но это манипуляция, потому что за что и кому умирать [решение каждый] принимает сам. Когда вам такое говорят, значит, вам сразу навязывают. Это первое. Второе. Никого ни в чем убеждать не надо, потому что главный принцип таких тяжелых моментов — это самоопределение, потому что, если ты кого-то слишком долго будешь в чем-то убеждать, он потом еще будет тебе предъявлять: что ж ты меня обманул. Нет, нужно человеку объяснить, что выбирать придется, вопрос – когда.
То есть, либо тебя догонит обухом потом по голове, либо ты сейчас как-то организуешься и начнешь менять образ жизни. По поводу «умирать — не умирать» — это тоже вопрос личный. Способов приложения сил достаточно. Вопрос ключевой — ты считаешь, что наступило время, когда нужно твоё приложение сил, либо ты не считаешь, что оно нужно. Судя по образу жизни большинства, то, что я вижу в Москве, — они считают, что ничего не поменялось, но, если они займут такую позицию, ну и знаешь, что вернет в сознание?
Когда события были — земля пухом – с Дарьей Дугиной здесь в Москве, не дай бог, я ни в коем случае, — но то, что я вижу сценарий, как они готовят работы на территории России, это в первую очередь удар именно по Москве. Я слежу за… Вообще в идее, в идеологии украинского национализма даже не Россия является главным злом, а именно Москва, Московщина. Именно Москва, подчеркиваю, то есть именно Москва «поработила» сначала все северо-восточные земли, а потом западно-русские. Именно Москва не дала развиться вольному великому княжеству Литовскому, которое было русским европейским княжеством.
То есть, именно Москва, и даже есть история про Новгород, что был шанс европейской России, — это великий Новгород, это идеологическая картина, Донцов об этом все написал, я рекомендую почитать «Дух России». Есть такое произведение, где он все написал о том, как оно все и есть. Поэтому москвичи могут сейчас радоваться своему высокому потреблению и всему остальному, но они должны понимать, что основной мишенью являются именно вы, москвичи. И тот, кто это не осознает, он потом встретится… А самоопределиться придется. Это единственное, что можно говорить, — самоопределиться придется.
По поводу того, что и как ведет, не ведет в мобилизационном режиме, я уже давно, на самом деле с 2014 года, живу в режиме, что мобилизация — это вопрос личный. Лично я мобилизован. Мы заканчиваем, завтра в 6 утра я в Новосибирск улетаю, у нас там встреча, в Томске. В общем-то, надо работать. Потому что единственный шанс для мобилизации страны – это когда каждый отмобилизуется на своем месте. И подаст пример, что очень важно.
Потому что последние 20 лет мы подавали пример, что нужно расслабиться. То есть, нужно срубить бабла и расслабиться. Вот такая модель. То есть нужно «найти тему». Так в 90-е называлось: нашел тему. Тему застолбил, тебя не убили, не отжали, тему защитил, а потом надо расслабиться. Кипр, короче, есть варианты для расслабления. Такая же была модель успеха в Москве, правильно? Я же давно в Москве, тоже живу уже наездами. Такая была модель. Приехал, размутился.
Ну, так. А ради чего еще мучиться вот так? Каждый день по два часа туда-сюда — это реально мучение. То есть, так и есть. Плюс отчуждение в Москве. Это очень чувствуется. Люди не знают соседей по дому. Я сейчас живу в режиме Москва — Питер очень активно. В Петербурге я живу все-таки более в режиме, где я знаю соседей, понимаю, кто паркуется рядом со мной. Потому что постоянные люди. А здесь я живу в спальничке, в Москве. Я вижу, что никто вообще никого не знает. Вообще никто не знает. А как? У тебя такой ритм жизни, офисный. Ритм тебя загоняет. Поэтому не знаю, кто, что и где и как мобилизуется. Я знаю, что я отмобилизован, и всех, кто со мной, я тоже всячески мобилизую. Другого способа нет.
Следующий вопрос.
Зритель. Семен, здравствуйте.
СУ. Как вас зовут?
Зритель. Меня зовут Чингиз. Я пытаюсь проанализировать, попытался проанализировать первую часть и вторую. У меня вопрос такой. Как вы полагаете, вот эти КПД, которые мы достигли в 33%, можем ли мы с помощью мировоззрения достигнуть оставшихся 77? Либо же мировоззрение для нас, и та работа, которую вы, в том числе проводите, — это вопрос самообороны, а не нападения. То есть, грубо говоря, можем ли мы те территории, которые остались на левом берегу Днепра, освободить за счет этого мировоззрения? За счет того, что мы сможем объяснить и самим себе его, и людям, которые там проживают. Либо же эти 8, условно 10 лет, — это вопрос постоянного конфликта, который то замораживается, то размораживается. Спасибо.
СУ. Спасибо, Чингиз. У вас тем более такое имя. Яса нужна. Понимаете, помните, что такое Яса Чингисхана? Очень жесткие правила. Предателю — смерть. Ну, это же было мировоззрение. Каким образом он создавал империю? И почему у него получилось, а у других [- нет]? Там же много было всяких кочевников, по соседству, всякие меркиты, кого там только не было. Почему именно монголы это сделали? Потому что у Чингисхана было мировоззрение. Я вам рекомендую почитать «Жестокий век». Читали, не читали? Очень советую. Это как раз про Тэмуджина, наш писатель сибирский Исай Калашников, там 700 страниц, как раз про детство и формирование Чингисхана.
Он там действует как Тэмуджин. Там много об этой идеологии. Да, это и было мировоззрение. Именно поэтому вашему тезке, точнее, вы — тёзка великого своего тёзки, — именно поэтому у него получилось. Без мировоззрения вообще ничего не получится, объясню. Потому что наши оппоненты, тем жителям на этих регионах, и нашим, в том числе, они делают это мировоззрение Толкиена, понимаете? А если не будет другого, то будет только это. То есть, понимаете, свято место пусто не бывает. Человеку нужно мировоззрение. Не будет нашего, будет другое. Если будет другое, то все дети с той стороны погибших, там уже сколько людей, представьте, погибло в спецоперации, все их родственники, они все будут мотивированы отомстить.
Потому что в черно-белой картине мира. Потому что надо отомстить оркам, понимаете? То есть, если у нас не будет мировоззрения, этот конфликт будет на поколения. Это то, о чем мечтают украинские националисты, потому что они рисуют следующую картину. Начиная с Андрея Боголюбского, который, Владимирский, Суздальский князь, сжег Киев, «с 11 века москали нас уничтожают». Тысячу лет, понимаете? У них есть мировоззрение, у нас — нет.
Поэтому это не вопрос победы. Это вопрос миропорядка, в том числе и внутри нашего общества. Потому что оно теперь у нас едино. Ну, а в моем мировоззрении есть понимание, что такое Херсон, когда мы в такой картине мира. А в черно-белой картине мира: его, значит, освободили, отдали, потом еще освободили. А в моей картине мира никто ничего не освобождал. Мы свое забрали, потому что это наш лес. Правильно? Вот и все.
Вообще никто никого не освобождает. Все гуроны, которые хотят жить с белыми людьми, имеют право собрать манатки и уехать к ним, правильно? Все. Считаешь ты себя гуроном, — иди, пожалуйста, живи, какие проблемы? Поэтому вопрос мировоззрения – это не вопрос войны, это вопрос мира после того, как придется этим заниматься.
А нам — мы же все интеллигенция, мы разобрались, — задачи основные будут потом. Сейчас решает человек с ружьем, человек, который делает ружье, человек, который наводит это ружье, и так далее. Но потом все равно наступит главный момент. А к нему лучше уже все равно [начинать] заниматься. В том числе работать с тем обществом, которое там есть. Поверьте мне, я даже в Одессе связывался с коллегами. Есть радикальное меньшинство, которое мы просто вообще сейчас не слышим. Потому что их убьют просто. Как мы можем их услышать?
Так, еще один вопрос у нас был. Вот.
Зритель. Меня зовут Андрей. Первый вопрос: а не может быть так, что наши руководители сейчас просто не могут предложить хорошего образа будущего для жителей Украины, и они стесняются действовать более радикально. Не считают ли они обузой этих людей для себя? То есть, что нефтяные доходы надо тратить на большее количество людей. И поэтому не хотят так радикально демонстрировать, что они нам нужны. И второй вопрос. Вот это: «орки», «эльфы». То есть, как я понимаю, это продолжение «1984», по сути?
СУ. Вы знаете, вы прямо к следующей части меня подвели. Я не знаю, что думают начальники. Я реально не знаю, что они думают. Я вообще с ними не общаюсь. Ну, я общаюсь с начальниками, скажем так, среднего, низшего уровня, которые работают, так сказать, в поле. Они погружены, знаете, как лошадь: чтобы она быстрее бежала, ей надевают шоры, и она хорошо идет внутри этого коридора.
Вот они на 80% находятся в такой ситуации, потому что образовалась новая ситуация, к которой они не были готовы. Действовать надо с мест, а по привычке действуют, как все 20 лет привыкли. А для того, чтобы переосмыслить ситуацию, нужно подняться над ней. То есть, нужно остановиться. Той лошади, чтобы понять, куда она бежит, нужно остановиться, осмотреться. А окажется, я по кругу бегу?
Она-то думает, что она бежит далеко, а она все время бежит по кругу. Это общая проблема. Ну, «Миропорядок» прочитайте. У меня последняя глава как раз о [том], почему советская система была эффективна. Потому что есть управление деятельностью, а есть управление развитием. У нас проблема с управлением развитием, потому что советская модель власти — в чем заключалась? Была хозяйственная вертикаль, была политическая, то есть, партийная.
Партийная занималась вопросами развития, ну, то есть, парткомы, а исполкомы занимались текущей деятельностью, и за счет этого была гармония. …можно и так сказать, там еще все-таки войны, это упрощение, потому что там каста, тут не было кастовости, оно было открыто: добро пожаловать, хочешь — туда, хочешь — сюда.
А в 90-е годы у нас произошла управленческая революция, у нас аппарат съел политическую надстройку, то есть, поэтому у нас сейчас нет органа… не органа власти, скажем так, структуры власти, которая бы занималась не только идеологией, которая над ситуацией той же самой, вы представляете начальника даже уровня района любого, любого, сколько у него задач?
Вот он приходит с утра, у него оперативка, тут прорвало, тут одно, тут третье, тут пятое, тут десятое, когда ему задуматься о чем? Он максимум вечером придет, включит какое-нибудь ток-шоу, они покричат ему 20 минут, он поймет, что кричат, как уже 10 лет кричат, и что, и все?
Вот такая ситуация. Наши братья бледнолицые выходят по иному пути, то есть, они пошли по пути, скажем так, синктенков так называемых. То есть, есть отдельные структуры, которые как раз занимаются попытками осмысления, куда оно выходит, что такое эти все стратфоры и ему подобные.
У нас, к сожалению, я не видел структур, которые занимались бы вопросами развития. Я с этим столкнулся, когда у нас был проект «Сонар-2050». Мы попытались траекторию будущего союзного государства посмотреть, в России и Белоруссии, и я перезнакомился со всеми, кто работает в теме, аналитическими центрами, еще, что там, комитет союзного государства.
Ну, нет у нас понимания, что кто-то, кроме административной вертикали, может формулировать и заказывать такие вещи, поэтому это привело… Вот такая у нас страна. Но это все связано с KPI, то есть, политическая система стабилизировалась, рейтинги давным-давно стабилизировались, все расслабились, посчитали, что эта политическая кампания под СВО может пройти по такому же сценарию, как все они привыкли, отсюда эти все билборды, которые сейчас очень патриотов оскорбляют, когда над ними издеваются, когда их жгут в Херсоне: «Навеки с Россией»… Но это же была кампания хэппенинга: шарики, фонарики, все прекрасно, все хорошо, как привыкли.
А вот либо появятся такие центры, которые будут, в том числе говорить, может быть, неприятные вещи, потому что они, тот же Стратфор, очень много неприятных вещей говорят, в том числе и для администрации, то есть шанс. Если нет, будем как-то через вечные ошибки, через вечную имитацию. Главная проблема, я считаю, нашей системы, — это имитация. Потому что у нас же нет партии власти, у нас Змей Горыныч власти, то есть это четыре головы, но единая пищеварительная система. Головы между собой ругаются, изображая политическую конкуренцию, но тело у него одно, и оно никогда не нанесет себе, одна голова другой, никогда не нанесет смертельное, ну, и никто не ставит себе цель.
То есть это имитация, в мирное время все на эту имитацию согласны. Ну, что, все перестали ходить на выборы массово, — всё понятно. А тут новый вызов, а ты по привычке старыми инструментами начинаешь его решать. Давай, давай, ещё, ещё что-то. А тут нужна не имитация, нужно переходить к коммуникации и разъяснению.
А я утверждаю, что у нас не очень умеют разъяснять, потому что для того, чтобы разъяснять, нужно самому что-то понять. А у нас, к сожалению, медийщики сами, — это я в следующую часть перехожу, про когнитивные войны, — они сами соучастники этого всего, потому что вводить людей в истерику намного проще и намного эффективнее. Не эффективнее, а быстрой эффективностью.
Ну, ты своей цели достиг. Проще, конечно, проще, проще. Я не знаю, кто сколько готовится к своим передачам на телеканалах, которые час, два идут. Лично у меня, например, на двухчасовую у Дмитрия Юрича, — [уходит] порядка 30-40 часов. Поэтому она и получается содержательная. А я не знаю, кто у нас, сколько к чему готовится. По-моему, больше просто обсуждают текущую повесточку.
А так как обсуждение текущей повесточки, это превращается в белый шум, такой: «пш-пш-пш-пш-пш». О чем? Ты посмотрел какую-нибудь там политическую, — которая должна разъяснять, — программу. А что тебе разъяснили? Да ничего не разъяснили. То есть поэмоционировали, повозмущались. Поэтому нужен иной тип средства массовой коммуникации. Я это очень много разъяснял на примере белорусского кризиса.
Потому что мы повторяем путь, в который зашла Белоруссия накануне 2020 года. Очень похоже. По принципу своему — закапсулированное государство, откуда мало чего выясняется. Все процессы проходят в режиме полузакрытом. Непонимающее общество. А оно не могло понять. Общество не могло понять, какого выпустили этого Бабарику с Тихановским.
То есть, они до июня вели себя так, как никто в Белоруссии никогда не вел. Тихановский бегал, кричал: «тапок, тараканы». Ему давали организовывать митинги. И народ, то есть сторонники государства, смотрел и не мог понять, что вообще происходит. Вообще, в нормальной Белоруссии его должны были закрыть. Он первый раз это сделал, его должны были закрыть.
Что вообще происходит? Он точно… понимаете, да? И ситуация очень похожа. Ну, просто Белоруссия маленькая. А у нас это все проходит в огромных масштабах. Поэтому — коммуницировать и разъяснять. Если это не сделает государство, у него будет очень серьезный конфликт с обществом. Я же постоянно говорю, разделяем общество и государство. Это разные все-таки сущности между собой. Поймут, не поймут, не знаю. Кто не понимает, тому через кризис все приходит. Я разъясняю то, что я понимаю. А дальше я ничего не могу говорить.
Так, по этой части все, вопросов нет? Двигаемся дальше. Ну, собственно, про начальников я рассказал. Что я вижу?
Часть четвертая у меня называется «Про истинные цели когнитивной войны». Это то, в чем я разобрался, чем хочу поделиться. Много я пообщался с разными людьми. Все находятся еще в рамке информационной. Реально находятся в этой рамке. То есть, они считают, что нужно кого-то агитировать, переагитировать, убеждать. Я пока не смог достучаться, потому что слишком это все находится в «коридоре».
Надеюсь, что, в том числе и серия передач у Юрича и с тем же Стасом продолжение. Потому что читают и смотрят, в том числе и начальники. Поверьте, им самим не хватает содержания. Реально не хватает.
Про философские цели когнитивной войны. Мы привыкли, когда мы говорим о глобальном сценарии, который видят наши братья западные, мы говорим про Оруэлла чаще всего. Да, о «1984». Как тоталитарная модель рождается.
Но это неправильно, понимаете, потому что эта антиутопия, она применима к миру многополярному, двуполярному, потому что оно на этом основано. Я всем рекомендую перечитать… нас двигают, я считаю, к иной антиутопии. Нас двигают в антиутопию Хаксли. «О новый дивный мир». Кто читал? Давайте проверим. О, прекрасно, 30 процентов. Кто не читал, я вам очень советую прочитать и для себя сделать отметки.
Это как раз о создании двух типов человека… в том числе и те, кто его анализировали… это вылилось у Герберта Уэллса в «Войне миров», про элоев и морлоков. Морлоки, которые живут под землей, обслуживающие, элои — аристократы. Но потом все выродилось. Мы помним. Ой, это «Машина времени», прошу прощения. «Война миров» это про пришельцев, конечно, «Машина времени».
И закончилось [тем, что] он потом непонятно куда улетел и все, связь с ним прервалась.
И Хаксли объясняет, что — этой нишей биологической… он объясняет, что надо, в том числе и людей скрещивать, выводить специальный тип. И — как раз кормление эмоциями. Он об этом прямо не говорит, но это и есть один из типов управления. В общем-то, если говорить на уровне философии, вернее так, исторической, философии исторических процессов, то это — тренд на неофеодализм.
Что это значит? И причем здесь когнитивная война? Смотрите. Образование всеобщее, социальные блага. Это то, к чему мы привыкли, это только продукт 20 века. И это только продукт конкуренции двух систем. Ничего этого никогда у человечества не было. Открываем Диккенса, открываем Джека Лондона и смотрим, как жило общество. И Максима Горького… и никакой разницы не было в жизни общества, в России и в США.
И самое главное, что конкуренция двух систем дала, — доступ к тому самому классическому образованию, которое мы называем классическим, которое раньше было доступно только очень узкой прослойке людей. Почему это произошло? Это произошло, во-первых, во время промышленной революции, потому что для обслуживания этих станков и вообще для их появления, нужно было начинать образовывать людей.
А второй раз это произошло с конкуренцией: Советский Союз, расширение массового образования. В модели глобалистской этого ничего не нужно. И поэтому, если вы заметите, теперь у нас образование разлагается на два типа. В массы продвигается образование компетенций. Обратили внимание? Компетенции, компетенции… А что это такое?
Компетенция — это как раз принцип отсутствия мировоззрения. Что это значит? Я должен что-то уметь, а все остальное я узнаю на внешних источниках.
Реплика из зала: (неразборчиво)
СУ. Ну наверно, может быть, так называют их. Вообще, идиотами в Греции называют людей, не разбирающихся в политике. Так что вы… Не услышат без микрофона зрители.
Образование компетенций превращает человека в эффективную экономическую единицу, потому что он умеет… Чем-то же он владеет, умеет что-то продавать, но в единицу, у которой отсутствует… Когнитивистика в их понимании, это познание, это знаниевые…
Нет у нас слова, которые полностью… Я это называю — чистота понимания. Это не совсем знание, когда ты много знаешь, а именно — на стыке знания и понимания. Когда ты что-то знаешь, но при этом это тебе позволяет раскрывать более широкие процессы. То есть это то, что нам позволяет метод дедукции.
Реплика из зала: (неразборчиво)
СУ. Нет. Во-первых, мы договаривались не говорить с места. А во-вторых, компетенции — это из другой сферы. И это образование компетенции и появление этого нового типа человека, — и тот, кто читал Хаксли, вспомнит, — это идеальный экономический субъект, потому что он потребляет, он производит, но он не задает лишних вопросов, потому что как только у него появляется лишний вопрос, он идет в условную Википедию.
Возникает вопрос, а кто редактирует Википедию, а кто ее пишет, и не изменится ли там что-то. А самое главное, что такой человек лишается нравственности. Тут мы подходим к очень важному моменту, между моралью и нравственностью. Человек, лишенный того самого «знаниевого понимания», знания и понимания, того, что наши бледнолицые братья называют «когнитивное мышление», cognitive, перестает отличать правду от лжи, добро от зла, потому что граница стирается, ее в принципе нет.
Можно пример? Конечно, все истории с 30 полами и всеми половыми извращениями. Как общество подвинуть к тому, что это нормально? Мы создадим 30 полов, а потом они станут все равноправными. Раньше же было равноправие мужчины и женщины, правильно? А если мы создаем 30 полов, то тогда нам нужно обеспечить равноправие для всех 30 полов, правильно?
Что получается? У нас есть 2 пола и 28 разных полов, в общем-то, это все одни и те же люди, правильно? Но тогда мы должны им представить равноправное количество мест в парламенте, в логике равноправия, понимаете? Всего что угодно. То есть, когда у вас разрушено… когда вы не понимаете, что есть добро, что — зло, вас очень просто подвинуть. Это то, что у нас в пропаганде называется «окна Овертона», технология, когда тебе чуть-чуть, чуть-чуть, чуть-чуть, чуть-чуть, а — хлоп, — а ты уже и упоролся, если применить к нашей истории.
И когнитивная война — это то, о чем я сейчас очень много изучаю методичек 2020-2021 годов, конференций, очень много проходит у них конференций, потому что у наших бледнолицых братьев есть такое понятие как домены, это театр действий, по-нашему говоря.
Они утверждают, что скоро они выделят в отдельный домен, — они называют доменами: воздух, земля, космос, море, информационный отдельный [кибер], их 5, — они считают, что надо вводить шестой, — это сознание человека. Потому что они утверждают, что достигли такого уровня понимания как работать с сознанием, что могут его уже менять.
И теперь вопрос, как они это делают, то есть, что очень важно… Каждый человек из себя представляет то, что — мы направлены в себя, когда мы пытаемся разобраться в себе, и когда мы пытаемся разобраться с кем-то из нас, когда мы что-то не понимаем.
Вот сначала база, это подготовка из нас носителя компетентности, этой новой науки, чтобы мы в принципе перестали ориентироваться на себя, на свою нравственность.
И второе — это создание виртуальных коллективов, где мы якобы будем черпать, что мы считаем — извне, а нам это собственно ловушки. Как это работает, объясню. Помните, 24 февраля, как по мановению палочки, люди занимались цветами, спортом, блогеры, — вообще были аполитичны. И тут — хлоп, «мне стыдно», а это поражение. Почему? Потому что человек смотрел его как флориста, этого блогера, компетенцию от него эту черпал, ему остальное [неважно было], а ему — хлобысь, здрасьте, и у человека…
А особенность того, что человек современный, 21 века, ищет себе виртуальные коллективы, то есть выходит из реальной жизни. Вот москвичи не знают своих соседей, зато сколько контактов в Телеграме, сколько вы общаетесь в соцсетях и сколько вы общаетесь с соседями, — сравните. Наверное, в полторы тысячи раз больше, если посмотреть по контактам. Не все, наверное, вы — знаете…
И эти две составляющие, первое — нарушение когнитивного мышления, что у тебя нет полноценной картины мира и тебя научили черпать компетенции извне, создание виртуальных общностей, куда тебя в них заманивают — добро пожаловать. Как Фейсбук, помните, когда он: «а вы этим интересуетесь?» Это киберпсихология, то есть я изучаю твои социальные запросы, что ты спрашиваешь, что ты смотришь. На основании этого тебе предлагают комьюнити, говорят: «добро пожаловать в комьюнити, хочешь такое, хочешь сякое». А по схеме – потребительское, об одном и том же, но — это черное, это – белое. Об одном и том же, выбор между Кока и Пепси, мы знаем, это классика, маркетологи этому всему научились.
И вот в этом состоянии, — а мозг человека не ограничен, — и третье, почему они говорят, что нужно вводить шестой домен: потому что это революция, которая произошла последние буквально десять лет, этого не было в истории человека, что каждый человек добровольно стал потреблять такое количество информации, которое его мозг не способен обработать.
Я с этим на триста процентов согласен, потому что я в онлайне работаю с 2003 года, то есть я старичок онлайна, и я помню, как эти два мира сращивались. И я помню, что был профессиональный редактор, который читал двадцать лет назад столько же, сколько читает сегодня любой человек у себя в ленте Телеграм, по количеству информационных сообщений. И какой это был матерый редактор двадцать [лет назад], как он всем разбирался. Ему приходит… он сидел на пяти лентах новостей, например, у него поток был такой же, как у вас сегодня в кармане, и все равно, даже двадцать лет назад, редактор работал сутки, потом двое суток отдыхал, потому что у него был информационный перегруз.
Такого никогда не было, потому что до этого было дозированное медиапотребление. Плюс, что произошло, какая революция произошла в медиа, — это переход от СМИ к СМК. Это, кстати, еще у Щедровицкого обсуждали в конце 1980-х, что будущее за СМК. Средство массовой коммуникации, — то, что дает тебе иллюзию обратной связи, где ты лайкнешь, напишешь комментарий, именно обратная связь. Потому что СМИ не доверяют не только потому, что они старые, они врут. Оно одностороннее, оно на тебя, как ушат помоев, льется, льется, льется, а ты только телевизор можешь выключить, отреагировать, правильно? Нет у тебя другой реакции.
А СМК дают иллюзию, что я дизлайк поставлю. Ну, вот.
И совокупность этих трех факторов: формирование незнаниевого мышления, компетентности, сдвижка… тут еще я на этом хочу остановиться для понимания, в чем разница между моралью и нравственностью. Понимаете, мораль — это штука, которую можно сконструировать. Обратите внимание, как за 30 лет эволюционировала наша мораль, просто кардинально, чего далеко ходить. И мы это приняли, правильно же, приняли так или иначе, согласились. А нравственность — это то, что связано с тобой лично. Понимаете, нравственность это от слова «нрав», то есть норов. Что такое норов? Если ты нравственный человек, то тебе с помощью морали, особенно общественной, они объяснят, что убивать «сепаров» — это хорошо. А если ты идешь вслед за моралью, то ты нацифицируешься, если ей стоит в этом цель. То есть, если ущербна именно мораль. Это все обсуждено, герой пастора Шлага об этом как раз и рассуждает в своих [размышлениях].
И это — самый острый конфликт культурный, который стоит перед каждым из нас, потому что наши бледнолицые братья, как я говорил, рассматривают сознание человека как отдельный домен, то есть, театр военных действий. А учитывая, что каждый из нас, — я отсылаю, мы у Стаса это обсуждали, — что особенность когнитивных войн в том, что ты одновременно являешься и мишенью, а после того, когда тебя поражают, становишься оружием. Ты начинаешь биться в истерике и всех остальных начинаешь поражать.
Поэтому это — не информационная война.
И тут вопрос нравственности — ключевой, потому что он тебе дает то самое различение добра и зла. «Правда – ложь», «добро – зло», «бежать — не бежать с истерикой»… А вопрос, откуда черпать нравственность, — это всегда вопрос культуры. Откуда ее черпать? В данном случае наша русская культура — очень хороший базис, и нам очень повезло, что у нас в истории очень много было, — повезло — не повезло, а так получилось, — было отрефлексировано [много] подобных ситуаций. Поэтому я считаю, что борьба за нравственность — это в первую очередь популяризация нашей классической культурой тех исторических событий, похожих [на происходящие].
То есть нам нужно переотрефлексировать ту же гражданскую войну, потому что я считаю, что то, что сейчас происходит, — это гражданская война, гражданская война между ост-русами и вест-русами, назовем так. И не является она национально-освободительной, как там пытается пропаганда, и не является она антиколониальной, потому что у нас внутри элит куча людей, которые хотят сохранить колониальный характер экономики, и это правда, они все для этого делают.
Поэтому война гражданская, но гражданская война за сохранение сознания, то есть, у нас есть часть общества, которая готова сойти с ума, и которая с радостью это сделала, я в данном [случае] имею в виду кровожадных. Есть, которые боятся сойти с ума и убегают в хатаскрайники, но им может «прилететь», и есть часть общества, которая понимает, что если мы таки сойдем с ума, то мы исторически проиграем.
Потому что, как говорит мой близкий друг, товарищ и кум, айтишник Сергей Тиньков: самый страшный сценарий, — я с ним полностью согласен, — что мы будем сами с собой ковыряться 30 лет, а в 2050 году к остаткам тех, кто от нас остался, прилетят уже на космических тарелках бледнолицые братья. То есть, они достигнут такого уровня превосходства технологического, пока мы будем ковыряться, что вопрос снимется сам собой. Поэтому я считаю, что данный кризис… и они ведут с нами один конфликт, связанный с созданием гражданской войны внутри себя, а следующая рамка, — более длинная, этот конфликт может быть 8-10 лет, но задача этого конфликта в ходе этих 8-10 лет свести общество и России, и Украины с ума с помощью когнитивной войны.
Кстати, они постоянно говорят, что отличие когнитивной войны от всех остальных — что она никогда не заканчивается, просто у нее меняются цели. Когда идут открытые военные действия, — у [войны] одни цели, когда они заканчиваются, — у нее иные цели, вот и все. И это, с моей точки зрения, является самым страшным. Для когнитивной войны не нужен сильный конфликт, не нужны миллионы, он должен быть ярким, поэтому Зеленский так важен. Кстати, когда его избрали, я сразу написал, это было в виде поста, «Зеленский как медиа-таран стареющих элит Евразии». Да, это таран, с помощью которого будут вскрывать, как их в пропаганде называют, «дедов». И не только в России, это и для Белоруссии, и для Казахстана, и для всех остальных. Да, так и есть.
Не буду дальше на этой части останавливаться. Что очень важно для нас, в этой ситуации первой жертвой когнитивной войны становится интеллигенция. Почему? Потому что интеллигенции свойственны, как любой интеллигенции, колебания, она потому и интеллигенция, что она размышляет, рассуждает, а в условиях отсутствия мировоззрения, и когда начальство ничего не объясняет, интеллигенция расстраивается. А когда она расстраивается… а функция интеллигенции — либо учить, если она знает, что делать, объяснять, а если не объяснять, то – нудеть.
Правильно же, два состояния есть у интеллигенции: если она не может объяснять, она начинает нудеть, это то, что мы видим. Я понимаю, почему она так, я сам так делаю, приходится бороться с собой. На данном этапе, дорогие друзья, именно вы, как интеллигенция, ну и я тоже, являетесь главными мишенями когнитивной войны, вы должны это понимать, именно вы. Потому что дальше вы — по задумке наших оппонентов — должны смущать дальше, потому что у обычного человека нет времени интересоваться политикой, заниматься, разбираться, ему не нужно это. Для этого и есть функция интеллигенции, а в чем еще функция интеллигенции?
Общество поэтому делится с ним ресурсами, чтобы у интеллигента было свободное время, чтобы он мог подумать о России, как Васисуалий Лоханкин, правильно, «о моей роли в русской революции». Поэтому, друзья, смотрите: это нарушение мышления, мы должны понимать, что борьба за мышление начинается внутри себя, а нацификация проходит по следующему пути. Первое: это война с агрессором, то есть включение короткой памяти, чтобы забыли все, что было до 24 февраля, чтобы началось все только с 24 февраля, вот он – агрессор. Второе: то, что я говорил, мир Толкиена, «весь мир с нами», это то, с чем нужно бороться, чтобы не попасть в чужую картину мира.
Вот три ключевые: война с агрессором, короткая память, то есть надо расширять эту память, это ловушка, второе — разрушение черно-белой картины мира, и третье — это то, о чем все говорят, про образ будущего, про идеологию, нужно. Все говорят: нужно, нужно, нужно, но она от того, что «нужно», не появится. Я исхожу из того, что идеология появляется только в деятельности.
Тут я хочу перейти к последней части доклада, тут я хотел, чтобы мы позадавали вопросы именно про деятельность, потому что без деятельности нет никакой идеологии. Давайте по этой части вопросы: вопрос 1, вопрос 2, вопрос 3. Ну, уже давайте три вопроса.
По очереди, без разницы, мы передадим микрофоны. Только представляйтесь.
Зритель. Добрый вечер, Альберт. Семен, вы сказали про три ключевые. Я хотел услышать по поводу… Недавно мы все, наверное, увидели документ 9 ноября по духовно-нравственным ценностям и деятельности государства. В связи с этим хотел бы вас спросить, какие три значимые ценности вы видите для русского человека и, может быть, для себя?
СУ. Хороший вопрос. Имеется в виду, которые отличают русского человека от других, да? Три? Ну, давайте я про себя скажу. Во-первых, гимном должна быть, конечно же, «Баллада о борьбе» Владимира Высоцкого, чтобы нужные книги в детстве читать. Это про ценности. Второе, я считаю, это, конечно, сам погибай, а товарища выручай. А третье — то, что Россия не имеет границ. Ну вот так.
Так, у нас был следующий вопрос.
Зритель. Семен Сергеевич, здравствуйте. Меня зовут Алексей. Про деятельность можно вопрос уже задать, да?
СУ. С удовольствием.
Зритель. Вот смотрите, я небольшой introduce сделаю. Вы говорите, медийщики у нас не умеют, они облажались. Вы говорите, мы… Ну, я как бы резюмирую. Вы говорите, что, особенно в Москве, в Питере, наверное, тоже, мало общаемся вживую, соседей не знаем и так далее. Вы говорите, что те кулуарные интриги башен Кремля порождают шизофрению у масс и потом, непонимание этих интриг. Так может быть нам, в силу того, что мы не можем повлиять на эти самые башни Кремля, начинать эти самые горизонтальные связи развивать?
СУ. Мне вам нечего ответить, вы сами на все ответили.
Зритель. Так я вот хотел бы у вас, знаете, спросить, понятно, как у Чернышевского «Что делать», некую схему, что ли, некую систематизацию, пускай даже грубую.
СУ. Вот у меня в конце есть «что делать» и три пункта. Ну тогда об этом в конце и поговорим.
Зритель. Хорошо, спасибо. Ну честно, просто мне не хотелось бы в конец передвигаться.
СУ. Так, да, вот вопрос.
Зритель. Когда наступила…
СУ. Как зовут?
Зритель. Я Борис, и я много контактирую с людьми интеллектуального толка, и когда наступила реальность, они до этого смотрели на Запад, и тут их прихлопнуло. Они обмякли, как вы сказали. И вопрос: как нам поднять тонус интеллигенции? Это первое. А второе, что делать с той интеллигенцией, которая прокисла и протекла куда-то за рубеж?
СУ. Спасибо. Я как интеллигент вам отвечу. Только своим примером можно повлиять на интеллигенцию. Потому что профессиональное заболевание интеллигенции – это горе от ума. Мы же знаем это. Каждый интеллигент внутри немного Чацкий. Либо Печорин. Кто ушел в загул, тот Печорин, а кто еще надеется, что он что-то изменит, тот Чацкий. Я к чему? Это отрефлексировано в нашей культуре давно. Это вечный вопрос. На него тоже отвечали. Какой был образ попытки ответить, что делать? Это образ Рахметова. В произведении «Что делать». Я в принципе с Чернышевским согласен, только личным примером. Я так делаю. Ты включаешь свой мобилизационный режим, а товарищу своему говоришь: а ты — поц расслабленный. Это на уровне личности.
На уровне общества без появления самоорганизованных субъектов, которые будут генерировать те самые смыслы, — потому что задача интеллигенции — генерировать смыслы и разъяснять их две вещи: понимать, генерировать, разъяснять. Наша, в том числе деятельность, которая внутри, это и есть деятельность по пониманию и последующему разъяснению.
Почему я сегодня пришел, в том числе?.. Потому что я надеюсь, что часть понимания передастся вам. Вы еще додумаете. Какие-то свои добавите… У вас же свое есть мировоззрение, да? И какими-то находками, которые вы считаете правильными, вы тоже поделитесь. Работает это… Недавно пересмотрел фильм «Интервенция». Всем надо его пересмотреть. Вспомните финальную беседу героя Высоцкого с Жанной Барбье. Когда: вот, ты сагитировала сотню. Каждый из них — еще десятерых. Вот и жизнь не зря прошла. Поэтому не вижу иного способа, в условиях кризиса государственного, того, что должно разъяснять, кроме как действовать самому. Не вижу.
Инструментов более чем достаточно, в том числе медийных. И мы видим, что, в общем-то, огромное количество людей, которые, будучи личностями, эффективнее целых медиамашинок, которые пожирают кучу… Грубо говоря, каждому надо стать немного Сократом. Ну а что? Собирать в садах людей и разъяснять. Ну а как? Это еще дойти надо до того, чтобы так достать начальство, чтобы тебя принудили выпить яду. Можно пойти по пути Аристотеля, воспитать императора. Тут разные есть варианты.
Так, вопросы? Все, по-моему, по этой части. Нет, по этой части. Ну, мы много… Вы по этой части хотели? Давайте. Вот, предыдущий тянул руку, коллега, давайте уже…
Зритель. Вопрос следующий. Вопрос о том, что прилетят наши бледнолицые братья и все индейцы будут уничтожены. И исходя из этого вопрос: индейцы могут объединяться. И единственное, что они могут — это объединяться, и, соответственно, массово как-то пытаться задавить своего бледнолицего…
СУ. Выгнать из леса. Пусть идут в свой лес.
Зритель. Выгнать из леса. Значит ли это, что единственный вариант того, что нам нужно делать, это объединяться, милитаризироваться и не давать жизни бледнолицему хозяину.
СУ. Вы очень далеко сразу пробежали. Прямо сразу 10 шагов сделали. Надо сделать первый шаг. Осознать себя индейцем. Понимаете? Вот он еще не проделан. Большинство, в том числе интеллигенции, находятся в иллюзии, что можно вернуть все в состояние 23 февраля 2022 года. Как они 8 лет находились в иллюзии, что можно вернуть состояние 2013 года. Это иллюзия, понимаете? И после того, как мы пройдем первый шаг к осознанию, у нас произойдет самоопределение. Потому что тогда к нам и потянутся. В том числе и те, кто тоже это понимают.
Это, кстати, проблема нашей интеграции с той же Белоруссией. Там не очень верят, что это все всерьез. Ну все равно Россия в ВТО, никто экономические… не отменял.
Давайте, вот еще, коллега, вопрос. Давайте, и пойдем к последней части.
Зритель. Семен, спасибо большое. Как раз по этой части…
СУ. Как вас зовут?
Зритель. Константин. Возможно, виделись в компании Дмитрия Юрьевича.
СУ. Точно. Я смотрю — знакомое лицо, не могу понять, где были. Постоянный, кстати, гость «Цифровой истории».
Зритель. Семен, скажите, пожалуйста, я согласен, что шестой домен, в принципе, возможен. Вы немножко обозначили, что, если ноосфера — пятый, соответственно, домен появился, и обозначен был, как только при участии человека стали перемещаться радиоактивные материалы по планете, чего не было, в принципе, это обозначило наступление ноосферы. Здесь, грубо говоря, появление первой развитой соцсети, условно говоря, Фейсбука, запустило этот механизм, который мы сейчас имеем. И нет ли здесь логического заблуждения, которое топит, в принципе, наше построение в том, что мы все равно еще существуем в том мире, который нам привычен, иначе и быть не может, где два пола, где мужчина и женщина, условно говоря.
Но вот эти 30 полов однажды запущены, как по законам диалектики, — что-то, однажды появившись, будет развиваться, если кажется, что оно исчезнет на каком-то этапе. Скажут, что, как говорится, есть, опять, что называется, молиться, поститься, слушать известное радио. Но это попытки затолкнуть джинна обратно в бутылку или захлопнуть ящик Пандоры. Оба процесса можно вести с одинаковой успешностью. Соответственно, и получается, что мы мыслим, как говорится, в парадигме здорового человека, а вокруг, как говорится, дурдом распахнул двери, и, как говорится, кто первый халат надел, тот и главврач.
Ну, собственно говоря, борьба, о которой вы говорите, что называется, — сначала разобраться с собой, осознать себя и дальше вести просветительскую работу. Я знаю, как это происходит на практике, и вот как раз соседям только что пытался сказать о том, что да, ты такой красивый, ты такой успешный, ты делаешь все правильно, на тебя смотрят и говорят: а ты вообще-то как-то не пример ни разу, у тебя нет того-то, того-то, того-то, а вот я живу так, как мне хочется. И на примере соседнего государства именно так и происходит.
То есть показать норму – это еще не факт того, что с ней согласятся и будут ей следовать. Вот в чем секрет? Того, чтобы именно пошли за тобой.
СУ. А я что, вождь, чтоб сказать?
Зритель. А каждый должен быть маленьким вождем.
СУ. Нет.
Зритель. А как иначе?
СУ. Нет, это разные функции. Я вам говорю про разъяснения.
Зритель. А это все равно вождизм, потому что ты проносишь идею, которая должна довлеть.
СУ. Мы уйдем сейчас в другую дискуссию, потому что есть деятельность политическая, да?
Зритель. Да.
СУ. Целью политической деятельности является борьба за власть. Правильно?
Зритель. Да.
СУ. А я, когда рассказываю о политике, рассказываю о политике как о части культуры, то есть в месте, где мы живем. Меня, лично меня, не интересует политическая власть. Знаете, почему?
Зритель. Догадываюсь.
СУ. А почему, как вы считаете?
Зритель. Потому что тот вид деятельности, которым занимаетесь вы, для вас более комфортен именно по состоянию морали и нравственности. Это взагалi.
СУ. Нет, не в этом дело.
Зритель. А я думаю, что поэтому.
СУ. Мораль везде можно придумать. Сейчас мораль, знаете, при рынке…
Зритель. Но ваш нравственный выбор в том, чтобы этим не заниматься, Семен.
СУ. Нет, нет, не в этом дело. Я же очень много наблюдал за политиками, в том числе, извне. Они тратят 80 процентов времени на борьбу либо за завоевание своего поста, либо его сохранение. Я не хочу тратить свою оперативную память на конфликты, которые мне не очень интересны. Ну, это ужасно. Это человек сначала 10 лет мучается, чтобы стать мэром, со всеми конфликтует, борется, собирает деньги, занимает этот пост. А потом оказывается, что ему надо тратить время на то, чтобы сохранить это. Мне это просто не интересно, потому что это пустая трата времени.
Поэтому, например, в советской политической системе, партийной, где была, например, партийная вертикаль, которая занималась развитием, мне было бы интересно позаниматься. Может быть, в китайской было бы. А в нашей гибридной, когда административная вертикаль, она же и политическая, и поэтому человек вынужден заниматься только сохранением своей позиции, мне это бессмысленно.
Как этого можно избежать? Надо быть братом Ксении Собчак, имеется в виду родиться в правильной семье и быть обеспеченным до такой степени, тогда ты можешь войти в белых перчатках в рыночную политику. Но у меня этого нет. Я сын советского военного инженера. Поэтому это моя мотивация. Я не хочу тратить свое серое вещество на конкуренцию непонятно ради чего. Ну вот ради чего? Чтобы доказать кому-то, — мне это не интересно. Поэтому вопрос исключительно в системе.
Так, что? Дальше движемся, друзья? Да, давайте, двигаемся дальше. Итак, смотрите, если мы этого не сделаем, то мы окажемся, как и жители Украины, на страшном шпагате. Я сейчас для себя этот шпагат определяю как выбор между условным Рудым и Красовским. Я не хочу делать этого выбора, понимаете? Если говорить про широкий диапазон, я не хочу участвовать в этом выборе. Поэтому я лучше буду рисовать свою третью… абсцисса, ордината, а третья — как называется, я забыл. Ну, если трехмерная.
Поэтому… мне же пришел из прокуратуры Василеостровского района ответ, что обращение принято. Я по поводу казуса Красовского обратился, официально. Это же Андре Рудуа, который сбежал во Францию. Ну, это левак нижегородский, «вестник бури». Одна вилка — это сбежать к Макрону, изображать из себя коммуниста, а вторая — сами знаете, что пересказывать.
Это я для примера выбора, который, если мы пойдем в чужой картине мира, нам такой выбор оставят, понимаете? Вот так. А Украина, — пересмотрите серию, как украинское общество загоняли к этому. Рано или поздно будет выбор между Порошенко и никем, Порошенко и Зеленским. Где-то так и было. Вот люди к этому и пришли. Они что, хотели этого выбора? Нет. Но в результате ты к этому приходишь.
Поэтому, дорогие друзья, с той стороны проходит очень страшная нацификация. Я хочу ее немножко почитать, но я хочу о деятельности рассказать. Началось все с написания книги. Возникла активность, обращаются, тоже интеллигенты обращаются. Из чего я исхожу? Что делать в этой ситуации, на уровне личности? Первое. Бороться за рацио. Именно за рацио. Подвергать все сомнению, перепроверять. Включать максимально рациональный режим. Ничему не доверять. Это вопрос самообороны. В том числе переход в режим… Второе. Ну, вам это не грозит, в смысле, интеллигенции.
Я всем говорю. Я перебрал все виды деятельности. Ничего, кроме чтения, не запускает длинную память, которая следит за сюжетами. Потому что основа когнитивной войны — это короткое мышление. Чтоб вы не помнили длинные сюжеты. Нет ничего, кроме книги и — в меньшей степени — сериала, что заставляет вас долго следить за чем-то одним. Вы не можете прочитать книгу за раз. Вы ее оставляете, и в мышлении у вас… а принцип когнитивной войны — сделать вас рыбкой. Чтоб у вас короткая память была. Чтоб вы потребляли… текст — максимум одна страница. Поэтому рационализация, как практическая ежедневная, так и интеллектуальная. Не будет другого выхода.
Еще есть очень хорошая штука. Знаете, что? Это, кстати, психологи обсуждают. У меня такая в детстве была книга. Я ее очень любил. Называлась она – советская – «Развивайте ум детей». Основана она была, знаете, на чем? Вот эти графические иллюзии. Когда одна фигура, две… Когда: в какую сторону стрелка расположена? Это то, с помощью чего подростков выводят на рационализацию.
Когда тебе что-то кажется, а оно на самом деле таковым не является. Это разные иллюзии. Это то, что нам на уроках: лист Мебиуса, когда две поверхности, — раз, а тут одна поверхность. Как так? Это я просто накидываю, с помощью чего… То же советское, но вообще рационализации есть масса методов. Но нет другого способа.
Второе, что делать с эмоцио? Мы же не можем стать роботами Вертерами, то есть безэмоциональными. Не можем. А тут вопрос об эмоциях и чувствах, понимаете? Потому что эмоция — это вспышка, которая в вас происходит. А чувство – это единственный способ обуздать эмоции. Потому что эмоция… Смотрите, если у вас действительно… У всех дети есть, да? Дети и родители. Мы же к детям или родителям, несмотря ни на что, относимся с учетом…
Он даже нашкодит, а ты, наверное, понимаешь, из-за чего это произошло. Потому что у тебя есть чувства к своему ребенку. Ты изначально хочешь чего-то. У тебя эмоциональная реакция – эх, сейчас бы! Но у тебя есть чувство, которое это удерживает. И у тебя — даже если есть наказание из-за этой эмоции — то ты все равно остановишься. Поэтому единственный способ борьбы с эмоциями – это, первое, их рационализация.
И сейчас расскажу про наш бот и в чем, я считаю его одной из главных функций на уровне личности. Второе – это перевод эмоций в чувство. Если вы способны это сделать, то есть чувство – это то, что делает тебя человеком. Потому что чувство через себя пропускаешь. Эмоция – это твоя какая-то реакция. «Нравится — не нравится», «хочется — не хочется». Это тонкий момент, с этим надо работать. Вы попробуйте объяснить себе, что со своими родными и близкими вы по-другому немножко смотрите. Именно потому, что у вас оно есть.
Поэтому развивать нужно чувственное и подавлять эмоциональное. То есть чувство – это то, что делает вас глубже. Это то, что вас заставляет развиваться. А эмоция – это потребительская реакция. Она быстрая, а вы начинаете ей радоваться. Это, кстати, о конфликтах, о политических конфликтах в семье вокруг этого. Люди могут любить друг друга, но в силу того, что каждый эмоционально на своей работе чего-то набрался, пришли домой, тыщ-тыщ-тыщ-тыщ, и — через месяц: «давай не будем говорить о политике». Ну так? Правильно? Или «давай вообще не будем говорить».
И третье, друзья. Я убежден. Вы, кстати, сюда, когда шли, прочитали цитату в арке? Сфоткали? Кто сфоткал и прочитал, скажите? Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй. Там же все объяснено. Ну, друзья. Я точно так же, как и вы, искал вход. Сейчас я вам прочитаю. Раз уж вы… «Товарищество – люди, действующие, работающие, делающие друг с другом общее дело, связанные занятиями, общими условиями жизни и поэтому близкие».
Надо искать товарищей. В чем отличие от друзей, вы же понимаете, я не буду вам объяснять. Товарищ – это человек, с которым у тебя есть общее дело, и у вас есть общие цели. Вы провели самоопределение, то, что самое главное, и у вас есть целеполагание. То есть, кто мы и куда идем. Ну, простейшая вещь. Товарищество невозможно без деятельности. Я, как человек, который давно занимается общественной деятельностью… Я начал ей заниматься во Львове, когда был студентом в Русском Молодежном Центре. Два года позанимался и плюнул.
Ушел в политтехнологи — почему? По разным причинам. Но я увидел, что главная проблема общественной деятельности – это порывы. Человек такой: «Хочу! Ах, сейчас горы сворочу!» И через неделю сдулся. Ну или через месяц сдулся. Или еще как-то. Это главная проблема общественной деятельности. Огромное количество людей с порывами и ничтожное количество людей, способных на постоянный рутинный труд.
Деятельность, товарищи, — то, что вы называете горизонтальные связи, — должна быть постоянной. Вам нужно понять, во-первых, сколько вы времени готовы реально потратить: в неделю, в месяц, в день. На какой тип деятельности. Какой тип деятельности, сами выбирайте: шить носилки, чем-то заниматься, волонтерством, не имеет значения. Главное, чтобы это было, во-первых, постоянно. И, знаете, есть еще у человека такой подход, что товарищество — проверяется. Может быть, любая, как вы знаете, хорошая компания, но только небольшое испытание, и тут же сразу — все… То есть, в коллективе будут постоянно: отваливаться люди, не отваливаться.
Я расскажу на примере, чем мы, собственно, занялись. Я считаю, что деятельность должна быть, но деятельности не должно быть сверхмного. Это то, на чем все палятся. Они там: о, давай этот проект, давай этот проект, давай этот проект. А потом — никакого нет. Потому что так и получилось. Я лично действую по принципу — три проекта. Довел, можно открывать новый. Имеется в виду – именно я говорю про общественное, — потому что у меня есть еще тема, что связана с бизнесом и с прочими.
Скажите, кто пользуется нашим зрадаперемогаметром? Ботом. – Половина, хорошо. Можно вывести PDF, где два слайда? Друзья, многие спрашивают по поводу данной информации. У меня принцип какой: либо делать профессионально, либо не делать вообще. У нас сейчас идут пусконаладочные работы. Пока я не буду на 100% уверен в верифицированных данных, вы же понимаете, это открытый бот, я не буду ничего публиковать, потому что это непрофессионально.
Сейчас я покажу аудиторию, это то, что так или иначе верифицировано. Что у нас по аудитории? Уже больше 8 тысяч мы прогоняем. Доминирует Центр. СНГ — около 10% нашей аудитории. Новые регионы — 3%. В общем, плюс-минус со страной коррелирует. То есть, доминирует Центр, Северо-Запад, Поволжье, как это, собственно, в России и есть. Плюс-минус надо смотреть, у новых регионов — повыше, конечно, но в принципе, плюс-минус картина уже… Дальнейшее, что я хочу, какие цели, тоже вам скажу. В дальнейшем я хочу, чтобы было две панели, то есть, чтобы была одна панель для всех желающих, потому что одной из главных функций этого бота я вижу нормализацию рационального мышления.
Мне уже куча народу говорит, что они перестали торчать в Телеграме, потому что им хватает вечером нормальной сводки, без эмоций, без ничего, и это действительно одна из целей, профессионально занимаются наши коллеги-аналитики, чтобы это было максимально… это, в том числе инструмент рационализации персональной. То есть, вы хотите — дальше сидите, а если хотите рационализироваться, — вот вам простой инструмент. То есть, это фича, а нам — понимание про людей.
И второй слайд давайте. Что-что? Нет, Крым мы относим к регионам России.
Так, дальше. Это, смотрите, палитра испытываемых эмоций. Это вообще без разбивки. Пока что равнодушие, то есть, спокойствие доминирует. Все нормально. В массе своей. Удовлетворение. Доминирующая из негативных, конечно же, досада. Это то, о чем мы говорили. Нет картины мира, естественно, тебе это досадно. Ты пока что этого не боишься, но это раздражение. Тревога — пока небольшая. Смех — это значит, у нас все нормально.
В общем, негативные эмоции, видите: ненависть, горе, печаль, тревога — еще не зашкаливают. 5%, 5,2%, 6,5%. Страх не очень большой. Но опять же, это поправка. Это очень специфическая аудитория. Ни в коем случае… Это политизированная аудитория. Это еще и политизированная аудитория, которая ко мне приходит. Вы должны это понимать. Это, грубо говоря, наши единомышленники. Давайте я вам скажу. Чтобы вы понимали. То есть, мы с вами. То есть, пока что мы еще здоровы. Мы все это будем разбирать.
Я все пока взаимосвязи не выстрою, чтобы было четкое [представление]. Пока что мы здоровы. Но вот эта досада/раздражение, это то, о чем я вам говорил. Это запрос, который начинает людей очень-очень сильно раздражать, потому что нехватка среди наших сторонников. Вот, вот. Это по этой части.
Что? Гордость — это не та эмоция, которая нас интересует. Понимаете, нельзя исследовать все эмоции. Человек не разберется. Нас интересуют такие, которые воздействуют на личность. Острые, скажем так. Потому что досада/раздражение — это не острая эмоция. Но если с ней не работать, то она перейдет либо в тревогу, то есть усугубится. Может перейти в гнев с ненавистью. Конечно. То есть это этапы трансформации.
То есть, надо поймать, чтобы это не ушло сюда и сюда. Или в горе. Видите, 12% досада и по 5% гнева/ненависти. То есть, нам не нужно, чтобы росли эти сообщающиеся сосуды, потому что это нездоровая история. Ну, и страх — это вообще. То есть страх — это… я в этом смысле доволен, что наша аудитория не сильно страх испытывает. Потому что в обществе, как мне говорят социологи, ну, не в нашей… а именно — в обществе, к сожалению, страх последнее время растет. Потому что интеллигенция раздражается, потому что у нее есть какая-то хоть остаточная советская картина мира, и не нравится вот эта, которое отсутствует. А простой человек не задумывается о политических вопросах. У него сразу страх. Ну, вырубает. Поэтому это нездорово.
Во что вылилось? Я вообще не собирался ничем заниматься, то есть начал писать книжку. Нужна была помощь, вызвались добровольцы. И в общей сложности теперь у нас уже более, — я посчитал, — более 100 человек. Так или иначе, мы занялись. Чем мы занялись?
Первый проект. Это, собственно, бот, в котором вы участвуете. Продолжаются пусконаладочные работы. Не обращайте внимания, он глючит, он и будет еще глючить, потому что он пока на конструкторе. Мы переедем на самостоятельный бот. Который, собственно, будет наш. Доработаем аналитику и дальше будем выстраивать два контура. Будет контур массовый для всех, а второй контур будет, собственно, социологический. Я хочу построить именно панель социологическую. Что это такое? Это квота. Когда у тебя разбито по полу/возрасту, когда есть репрезентативная картина региона.
Для каждого региона нужно строить свою квоту. Обычно это было тысячи человек на регион, и будет именно социологическая картина мира. Но это мои далеко идущие планы, потому что нужно найти партнеров, социологов в регионе, сделать эту квоту. Тут уже и деньги нужны. Короче, это уже другая история. Но это будет именно научное знание. Это знание научно-популярное. И самопознание, что очень важно. А то будет именно научное знание.
В рамках этой деятельности. Я говорю о деятельности. У нас добровольцы. Редактора. Мы превращаем социологию в опросы, вернее, мониторинг в то, что вы ежедневно читаете. Это открытая деятельность. Добро пожаловать, кто готов себя попробовать. И аналитики у нас есть. Это люди, с которыми мы интерпретируем результаты, которые мы получаем. Нужны базовые знания Excel, чего у меня, например, нет. Я в этом смысле безрукий, а мне коллеги объясняют. Родилось это в процессе деятельности. Добро пожаловать. Я делюсь знаниями, навыками. Для того чтобы это не отнимало много времени, это дежурство. Чтобы человек полчаса в день, два раза в месяц занимал. Но — по графику. И по дежурству. Понимаете, что очень важно. Времени мало, но — вот.
Это первый проект. Я на него не то, чтобы возлагаю надежды, я надеюсь, что он запустит подобные проекты у других самоорганизованных коллективов. Потому что нужно, в том числе менять медиапотребление. То есть рационализироваться нужно, меняя медиапотребление и саморефлексируя.
Второй проект. Он у нас сейчас буксует. Собственно, наш коллега Виктор, он – центрфорвард, — знаете, как в футболе, — этого проекта. Мы анализируем язык ненависти, hate speech. Сейчас пока что на примере Зеленского. Подходим с двух сторон. Я больше выступаю в этом проекте как застрельщик и тьютор, потому что я не владею IT-инструментами. То есть с одной стороны проанализировать машинными методами, а с другой стороны — проанализировать человеческим знанием.
Это сюжеты, лексика. Целью-максимум является создать анализатор языка гнева, потому что их много, которые это все производят. Для того чтобы вскрыть технологию. Понимаете, да? Вскрывая технологию, ты очень многих людей, которые рациональны, делаешь манипуляциям [неподвластными]. Когда секрет фокуса рассказывают, ты уже понимаешь, что это фокус, и тебя не обманут. Это первое. А второе — это, собственно, сериальность. На ответ сериала нужно ответить.
Как Дмитрий Юрьевич с Клим Санычем. Они разбирают чужие фильмы, набирают больше просмотров, чем сами фильмы. Так что в этом смысле ничего нового нет. Соответственно, в этом проекте можно попробовать себя экспертом-аналитиком. Кто владеет ИТ-навыками, можно уйти руками… Я просто не знаю, что вы делаете, что-то делаете. Это я делюсь нашей деятельностью. Добро пожаловать к Виктору. А внутри аналитиков… аналитики будут заниматься, — три типа деятельности.
Я хочу людям помочь стать социологами, хотя бы полевыми. То есть это анализ массива. С другой стороны, мы будем следить, у когнитивных ударов есть источник. Кто это гонит. Всякие невзоровы, грубо говоря, пушки эти когнитивные наши, которые мы наблюдаем. За ними тоже нужно наблюдать, изучать, что они гонят. Какие они посылают… Потому что, забегая вперед, я понял, что есть когнитивные удары, а есть когнитивные волны. То есть когнитивные удары — это то, что наносят массово для того, чтобы пробить психику. А когнитивные волны — это то, с помощью чего вводят в состояние дискомфорта.
Это бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу. Ну, как Навальный: “Дворец Путина, дворец Путина, дворец Путина, дворец Путина”. Да, вот. От слова «волнуют». То есть, с одной стороны, это волна, которая вот так движется. А с другой стороны — это то, что человека волнует. То, что заставляет человека заволноваться. И мы четко видим, что, когда когнитивные удары они наносят, это со всех пушек собрали, условно говоря, Буча. Или Херсон. И со всех, короче, зарядов — дудух! Человек от когнитивного удара — в нокдаун, а когнитивная волна — это погрузить человека в состояние вибрации, вечного недовольства.
А интеллигенция, она же нудит. Когнитивный удар на всех, а когнитивная волна — на интеллигенцию. Поэтому эти тоже будут сферы деятельности. Добро пожаловать. Будем этим всем заниматься. В этом смысле и прокачаетесь, и все сделаете. Я вас виртуально знаю просто, поэтому как бы… И третье, это то, что я очень хочу показать. Третий проект — культурный, направлен на будущее выведение из состояния наших обществ. Был такой великий одессит Григорий Витальевич Кваснюк. Кто его знает? Кто не знает?
Что это за феномен? Это, грубо говоря, одесский Дмитрий Юрьевич Пучков. Он тоже был в свое время опером. Но он был из эпохи доинтернетной. Он с 93-го года. Одесса, специфика Одессы, что в Одессе было 30 местных телеканалов. Такого нигде не было и никогда. Во-первых, потому что в Одессе сразу все частоты распилили, и у вояк все забрали и продали коммерсам. Это да. Поэтому там все частоты были свободные. А во-вторых, так как одесская киностудия развалилась, огромное количество операторов, режиссеров… А так как мы знаем, что если бы понты светились, то в Одессе были бы белые ночи, то каждый одесский олигарх после того, как получал заводик-пароходик, он себе покупал телевизор, телеканал, который начинал его хвалить.
А так как Одесса город вольный, то, например, я помню, идет в кинотеатре новый фильм про кого-то там, Бэтмена. И у нас на телеканале он идет. А пофигу. И никто ничего не сделает. А потому что представитель по телевидению, комитета по телевидению и радиовещанию получал от каждого олигарха по 3-5 тысяч долларов, а так как телеканалов 30, ему было хорошо, и все проверки из Киева просто не проходили, потому что в этот день, когда проверка, пиратских фильмов не показывали.
Это — специфика. И в условиях — нигде такого, — в Харькове было 8 местных каналов, и это было очень много. В Нижнем Новгороде, я помню, было 4, и это прямо много. 30, на пике, по-моему, 34 было. Но это не такие, это не все Россия-1. Где-то картонку поставили, чувак вылез в [кадр], вот тебе и телеканал. А фильмы-то показывали новые не потому, что нечего показывать, а как ты еще привлечешь? Вот такого нигде не было никогда. И вот Григорий Витальевич Кваснюк, начиная с девяносто где-то четвертого или пятого года, еженедельно выходил в прямой эфир и объяснял одесситам, а потом уже всей Украине, предупреждал.
Можно поставить первый наш видеоролик? Сейчас я продолжу. Вот. Это человек, который…
Григорий Витальевич Кваснюк. «Значит, нужно нечто такое придумать. И это нечто такое, мы с вами об этом говорили в прошлый раз, это нечто такое называется провокацией. Провокацией, в том числе, конфликта. Украинское нынешнее руководство очень надеялось на так называемую помощь из Америки, из Европы, из НАТО».
СУ. 2008 год.
ГВК. «И очень… Я так понимаю, я оцениваю так. И очень их все время дергали, то за маяки, то Черноморский флот, то еще кого-то. То Россию дразнили: «Мы сейчас этого дипломата выгоним, того накажем, этого оболжем, еще что-то в этом роде. Конфликтик получим. Повод получим противостояния».
Ах, как было год тому назад, помните, как мы кричали? «Агрессия России против Грузии». Уже весь Запад понял, не было никакой агрессии России против Грузии. Уже все это сказали, все с этим согласились. Украина все еще пытается с криками: «а следующие — мы!» Прямо как напрашиваются.
СУ. 2009 год. Через год, после как раз 08-08-08. Дело в том, что в Одессе собирали гуманитарную помощь для Южной Осетии. Ушло 8 фур. Кто знает Одессу, на Пятой Фонтана, кто знает Сегедская, Пятая Фонтана. Одессу кто-то знает, Одессу? Ого, знаете. Ну, а вы знаете, где Григорий Витальевич Кваснюк сидел, не знаете?
Ну, где Сегедская со Средней Фонтанской сходится. Да. Вы же знаете, откуда выражение «не фонтан»? Все знаете, нет? Не знаете? Аааа, да вы вообще ничего не знаете. Одесса же очень крупный город, где не было реки. Это единственный крупный город, где нет реки. Ну, она есть, Днестр далеко, а самой нет. Поэтому биндюжники, которых мы все знаем, в основном как раз воду развозили.
И вот в Одессе есть район, называется Фонтанская дорога, она меряется, кстати, станциями. И там даже, как у Гарри Поттера, есть шестая с половиной станция Фонтана. Не одессит не может этого понять. Ну как, есть шестая, седьмая, что такое шестая с половиной? Не ошибся же, шестая с половиной? Шестая, шестая с половиной. И лучшая вода была в бочках как раз с района Фонтан. И когда человек пробовал, остальное — солоноватое. Он пробовал: «не, ну это не Фонтан». Вот, собственно, это выражение откуда взялось.
Григорий Витальевич Кваснюк на протяжении 20 лет, а на самом деле до самой смерти своей, до 2017 года, то есть больше, объяснял, к чему все это приводит. Когда были похороны в 2017 году… Он умер в 17 году, несмотря на запреты, была живая [очередь] … Это действительно пророк в смысле, многих вещей. Но он не успел написать мемуаров, книг, он не собирался в этом смысле уходить, да, все впереди. Но он оставил огромное количество своего наследства, видео. Мы его все собрали, в том числе из Одессы, выкачали все, что можно было.
Удалось начать архив только с восьмого года. Все, что там с 1994 по 2008 — какие-то VHS, это уже цифровой архив, он где-то есть. Плюс он боролся с главным жидобандеровцем Украины, — [это] такой Эдуард Гурвиц. Это будет детектив, когда я до этого дойду. Ооо, это вообще человек страшный, который отстрелял одесскую братву с помощью дудаевских террористов в Одессе.
Да-да-да, когда ты в Одессе уходишь из бани, там такой в бане, где общественная, — Осташкинская, — там нагревающая штука, как печь, это мина Первой мировой войны, знаете, которая в фильмах, а на выходе — пара выжженных оболочек мин. И там висит объявление: в таком-то году погиб такой Виктор, по-моему, Карабас, местный был очень авторитетный человек, которого на выходе из общественных бань…
В 90-е годы Гурвиц, когда пришел к власти, он, собственно, — война в Чечне была, боевики лечились в санаториях и в это время отстреливали одесскую братву. Нет, это целенаправленно было. Он ликвидировал местных бандитов, потому что он не местный был, а там был вопрос порта ключевого, потому что оружие, наркотики и все, что с этим связано. И Григорий Витальевич — человек, который с ним боролся нещадно и постоянно выводил на чистую воду.
Поэтому расшифровываем, будем нарезать вот такими мелкими вещами, будем делать книгу. Рабочее название «Так говорил Кваснюк». Ну, это так, рабочее название, не факт. Вообще у него программа «Правда» называлась. И это тоже опять-таки, потому что нужно будет возвращать в сознание, в том числе показывая ретроспективу, что 20 лет назад вас об этом уже всем предупреждали.
Можно поставить второй ролик, там про малолетних дебилов? Они очень короткие, я просто парочку вам взял.
ГВК. «Для чего это делается? Делается это для одной простой вещи. Если удастся спровоцировать какой-нибудь, хоть минимальный, конфликт, то можно будет, с одной стороны, закричать: «Алло, наших бьют!» – и сконсолидировать вокруг себя какую-то часть идиотов. Я имею в виду украинских граждан, которые немедленно побегут на призыв «наших бьют», самый дурной призыв всех времен и народов. Потому что иногда под крик «наших бьют» никто, не задумываясь, бежит в драку, а может при рассмотрении, знаете, окажется, что наших мало бьют, еще добавить надо».
И это было еженедельно. И Григорий Витальевич – именно о чем я говорил — занимался разъяснением. Он не бился в истерике, он спокойно, на час… Это было всегда в прямом эфире. Ему всегда звонили одесситы, вы же видели телефон: висит телефон. И он постоянно, постоянно… То есть это к чему? Это по поводу искать таких. Вы представляете, как развернулся бы Кваснюк на современных инструментах. Это Дмитрий Юрьевич, только одесский и, к сожалению, не попавший на наше общее медиапространство.
Был самый страшный враг… Его программу закрывали, пытались закрыть тысячу раз. Я вам объяснял, что, когда приезжал мониторинг, он не выходил. Ну и хорошо. Потом уезжал, а он продолжал выходить. Ну и все. Для того чтобы зафиксировать факт, нужно, чтобы приехала комиссия, села, включила телевизор, потому что это же эфирное телевидение, и составила протокол, что мы, значит, осмотрели и увидели. А в этот раз Кваснюка нет. Поэтому все нормально.
Вот. Нет, нет, не изменилось. Он перешел на нелегальную деятельность. Он, во-первых, студию… пытались разгромить студию, которая у него была. Он ушел в подполье, начал выходить только на Ютубе. Есть передачи, начиная с 2014 до 2017 года. Мы их тоже будем расшифровывать. Это я вам показываю архивы 2008-2009 года, до Майдана. Есть архивы после Майдана. Он тоже обо всем говорил прямо, рассказывал.
Вы не можете понять, что такое Кваснюк. Каждую пятницу политизированная Одесса включала Кваснюка. Не только Кваснюка, просто на той стороне жидобандеровцев был, например, его близкий друг Александр Каменный, который перешел на службу к Гурвицу. И они дружили в юности. И для него… Это вообще один из моих наставников. Мы с ним много общались, мы работали, и депутатом горсовета он потом стал. Ну, когда дойдет очередь до Одессы, я расскажу много про Кваснюка.
Сейчас не об этом речь. Он до последнего был на передовой. Он и Олег Губарь. Я считаю, два ключевых человека в Одессе, культурных деятеля, на которых мы будем опираться. Это почетный гражданин города Олег Губарь, один из лучших краеведов, он тоже уже не с нами. И Григорий Витальевич Кваснюк. Это, собственно, одесский опер, одесский аналог Дмитрия Юрича. Не аналог, а культурный…
Поэтому хотим, будем делать книгу из нарезок. Понятно, сейчас же нельзя смотреть эфиры 2008 года. Там надо все-таки… И это я вижу тем самым идеологическим продуктом по расширению сознания. Потому что это эфиры с 2008 года. Прямо там [он] говорит, что либо мы идем по пути Чехословакии, мирного расхода, либо это будет путь Югославии. Кровавый расход. И Григорию Витальевичу Кваснюку принадлежат гениальные, очень правильные слова. Боюсь, не точная цитата, что не надо ждать Россию и говорить, что с 2015-го года или какого [еще] Россия нас предала. Потому что мы и есть Россия, ждать нам некого.
Вот это было его мировоззрение. Хотя фамилия, как видите, абсолютно, что называется, хохляцкая, Кваснюк. Ну, куда уже более, такой этнически украинский. Кстати, мы и общались, он и происходит [из Одессы], он одессит, имеется в виду. Поэтому такая история. Это тоже — добро пожаловать. Это я вам привожу примеры деятельности. То есть, у нас деятельность интеллектуальная.
Мы же не… я не занимаюсь всякими добровольческими вещами. Когда попросят помочь, что-то доставить, это сделаем, понятно. А это – тоже статистика. Добровольцев собралось около 80 человек в группу. А реально работают 7-8. А остальные 70 из группы не выходят. Я тоже наблюдаю, мне интересно. Это еще и наблюдать интересно. Поэтому, дорогие друзья, закрывая вопрос, что делать, и под конец я еще хочу поставить именно Григория Витальевича. Это, в том числе, чтобы вы понимали: огромное количество наших людей и там, и везде.
Я сейчас еду, мы заканчиваем, я в 5.30 в аэропорт, в Новосибирск, дальше туда. Я считаю, что нужно налаживать, в том числе публичную коммуникацию людей, стоящих на наших позициях. Вы же видите, мои скромные попытки с тем же Иваном делать какие-то форматы, что-то разъяснять, «воскресный политтехнолог»… Слушает кто-то «воскресного политтехнолога», а? Мне интересно. А кто слушает «воскресного политтехнолога»? Поднимите руку. О, молодцы.
Это уникальный контент, такого вообще никто не делает. Я хочу попытаться раскрыть внутренние процессы, именно с политтехнологами, как с циниками, профессионалами своего дела, и с другой стороны посмотреть. Нужны люди разъясняющие, каналов информационных хватает, не хватает людей с содержанием, а самое главное, не хватает людей, которые, как я всегда… я все-таки этого не стесняюсь, что я выпускник Львовского университета имени Ивана Франко, именно Ивана Франко, и Иван Франко написал такое произведение, «Каменяри», каменщики, и это один из лично моих девизов жизненных.
«Лупаймо сю скалу», то есть рушим эту скалу, стихотворение о том, как каменяры разбивают скалу, и вывод: «лупаймо сю скалу», это нужно делать. Нравится, не нравится, в этом ты можешь лупать — лупай, в другом не можешь, не советуй в том, что не можешь, бери свою кирку и дальше лупай, я не вижу другого выхода. Поэтому, дорогие друзья, это три… я кучу раз зашивался в проектах, я себе выработал принцип: есть три проекта, я мозг на которые [трачу], безотносительно Дмитрия Юрьевича, — у меня все-таки еще и арктические есть дела, кто смотрит ролики и другие…
Будем открывать новые, либо внутри подпроекты, то есть, как у нас с Виктором вышло: у нас изначально было… потом рамка расширилась, и это вылилось в одно большое направление, так, если вы интеллектуально, организационно готовы, в том числе, удерживать какие-то направления, я готов поделиться профессиональными навыками, площадка у нас уже неплохая по охвату, уже есть куда что доносить.
При современных раскладах это точка входа в медийную вещь, это недорого — сделать студию какую-то, я хочу из Сибири чтобы появились голоса, я сейчас хочу подбирать из разных профилей. То есть, разъяснение должно во всем идти: что с машиностроением, что с молоком, вообще обо всем нужно разъяснять, потому что мир старый рушится, и какой он будет новый, мы еще сами не понимаем, а поймем мы это, объясняя, как рушится старый мир.
То есть, очень сложная ситуация, никто не знает, даже Глазьев не знает, я спрашивал, — не знает, что будет. И Хазин не знает, никто не знает, что будет, ну, реально, никто не знает, поэтому администраторы продолжают идти по намеченному, ну, что-то же надо делать, администраторы должны администрировать, а интеллигенция, так как не знает, что будет, начинает ныть. А я говорю: не надо ныть, нужно думать, а интеллигенция — такая, она либо думает, либо ноет. Давайте думать, поэтому по финальной части давайте Григория Витальевича третий [ролик], который у нас называется… последний, я бы его назвал, в принципе, одним из девизов.
ГВК. «А мне говорят, что Ющенко и Тимошенко отчаянно борются друг с другом, это неправда, нет, это неправда. Они отчаянно борются с нами. Все это, кто обещал, кто говорил, тут много еще не сказано. Кто обещал, что не будет призыва 2008 года, кто там еще что, кто там тысячу раз давал, много можно… Так вот, не друг с другом они борются, это неправда. А если и правда, то очень такая, знаете, поверхностная. Они борются с нами, с вами, со мной, с нами, с нами».
СУ. Это то, что я хотел, чтобы мы удерживали внутри себя, что чаще всего политика есть конфликт сильных, и сильные создают иллюзию у слабых о том, что… Короче, всякие гуманистические иллюзии. Если внутри общества более-менее справедливого…
[технический перерыв в записи]
…«сад» или «парк», нация — это то, что требует время, уход, причем непрерывный, нельзя нацию создать раз и навсегда как газон, ее надо подстригать, нужно прикладывать усилия», — вы понимаете, что он за этим говорит, да?
Вы понимаете? Это на уровне образа, но это призыв к уничтожению. То есть, кто такие «сепары»? Это — лишние, а на уровне картины мира, я напомню – «оранжерея» Борреля. То есть, это идеология, это они не просто в телевизоре болтают, я акцентируюсь не на украинской пропаганде, а на том, что реально делают интеллектуалы, и как они нацифицируют общество, это очень страшно. И вот человек, с которым я не то, чтобы дружил, но это был один из немногих людей, которые…
Знаете, для меня одним из моральных авторитетов в украинской философии и культуре является, конечно же, Григорий Сковорода, кто в курсе про Григория Сковороду? О, молодцы, это наше общерусское, философское наследие, более того, я в этом смысле даже кочевник во многом, как он, мне нравится его философский, и очень хорошее «Каждому городу нрав и права», где он как раз обсуждает специфику нашего устройства, что очень разные города, очень разные устройства.
Он учил и в Петербурге, то есть, не то что он с Украины, просто всегда возвращался, — он, кстати, из Харьковской губернии, — на родину, в целом, Петербург и Центральная Россия. И мы с этим человеком, с которым общались, он тоже был на сковородинских позициях, он был этнический украинец, у него эта мова, я никогда не лез в эти дела, потому что я русский из Новосибирска… Они за мову заговорят, — у меня нет аргументов, я мовою вильно володiю, краще нiж багато украiнцiв, але володiю, — для мене це не мае взагали нiяких проблем володiти мовою, володiю i володiю, але украiнських националiстiв ненавиджу.
Знаете, это была самая страшная история, когда я ходил на центральные эфиры, на украiнське телебачення, и все то, что я вам сейчас рассказываю русской мовой, рассказываю вам украинской. Они смотрели: ни фига себе, что это вообще такое? У них, я покажу еще, — на Львовском телевидении, — у меня была пара прекрасных эфиров, где я им на украинском объяснял, что им выгодно будет, если таможни ЕАЭСовские… Я говорю, вы ж поймите, если вы вступаете в Европейский Союз, то общие таможни будут в Харьковской области, а если вы вступаете в Таможенный, где будут общие таможни?
И галичане: «Ни фига себе, это что, казахи, русские, — все у нас будут растаможиваться?» И для местного бизнеса, — я не про политику говорю, а именно, что это был просто переворот, — а я говорил это на украинском языке, и до них это доходило. И вот, все-таки из прошлой жизни, и человек, которого я действительно искренне уважал за сковородинские позиции именно, что он говорил: «Я понимаю, у России свой уклад, у нас — свой, мы должны друг друга понимать». И вот, что он уже говорит, — это свежайшее, — он говорит: «У нас антироссийское уже в природе, у меня трое дочерей, и я пришел к выводу, что придется их учить ненависти к русским».
Это решение очень высокообразованного отца, поэтому, дорогие друзья, это то, на чем я хочу завершать, еще парочка каких-то вопросов, у меня уже немножко свой когнитивный самоудар, слишком много мышления.
На этом я хотел закончить, для чего, друзья, вы поймите, у вас, у меня, у нас свой участок, интеллигентский, какой бы он ни был. Себя уже не изменишь, не перекуешь. Решение принимать [должен] каждый, я готов поделиться в этом смысле опытом, мне не жалко. Но без вашего самоопределения, самоорганизации и целеполагания ничего не получится. Знаниями я делиться буду, мне не жалко, передачи будут и так сниматься с Дмитрием Юрьевичем. Добровольцы будут, добро пожаловать, все расскажем, все покажем, а лучше, чтобы вы сами организовывались и обращались просто за консультациями.
Это самое для меня правильное, потому что все-таки времени не 100%, еще нужно и работать, кроме всего прочего, а не только общественной деятельностью заниматься. Поэтому, дорогие друзья, давайте вопросов тогда парочку еще, давайте, кто не задавал. Вы точно не задавали. Давайте, давайте.
Зритель. Здравствуйте, Семен, спасибо большое за такой подробный рассказ. На многие вопросы я уже себе поставила ответ, но вот скажите, пожалуйста, что делать, Новый год праздновать или не праздновать? В рамках этой эмоциональной модели, не уходить в страхи, не уходить в грусть и праздновать, и чтобы в Москве был Новый год, и чтобы другие регионы ориентировались на этот положительный эмоциональный фон.
СУ. Ну, слушайте, отмечать или праздновать, тут тоже вопрос такой… Народ и так пойдет на Красную площадь, никак это ему не помешает, кто-то сам будет и так запускать… Мне кажется, мы сейчас находимся на таком этапе, который каждый сам для себя решает, но если будут салюты, это будет страшное раздражение, я думаю, что не будет салютов.
Я для себя, ну, давайте так я вам скажу, я с 2014 года особо ничего не праздную, лично я, потому что повода особо не вижу, так чтобы прям как раньше. Я раньше мог, — ооо, знали бы вы, как я в Одессе праздновал, или в Харькове, — нет, вот лично я… Но очень хорошая штука — праздники, особенно для городского бюджета, я понимаю, там такие соблазны, я организовывал пару раз празднования в разных городах.
Так, где у нас был еще? Давайте парочку буквально вопросов, и я уже.
Зритель. Семен, у меня такого плана вопрос, меня зовут Артем, особенно с учетом сказанного и по цитатам бывших товарищей. Вы на одном из роликов или на нескольких даже упоминали, что единение, возможно, воссоединение некоего российского социума, народа и украинского, возможно, через катарсис какой-то, либо событие, которое…
СУ. Выход из трагедии, будет катарсис.
Зритель. Да, который этот катарсис вызовет. Так вот у меня вопрос такой, что это может быть за событие, и как его можно планировать, когда оно может возникнуть? Понятно, что назывались цифры: 10 лет, где-то это называлось, не знаю, 20 лет, но в целом вот такого плана вопрос.
СУ. Ну, понимаете, катарсис нельзя запланировать. Он так и появился, катарсис, потому что есть завязка, кульминация, развязка, там понятно, а есть катарсис. Он же связан с массовым сознанием. То есть, когда в массовом… событий масса, то есть личный может и произойти катарсис. А когда произойдет перелом в массовом сознании, не знаю, это вопрос конкуренции меньшинства, которое влияет, и большинства. Я считаю, нам нужно ломать… Чем быстрее мы поломаем ту картину мира и придем со своим мировоззрением, тем быстрее мы приблизим тот самый катарсис. Это так я вижу. Нет, катарсис же приходит после сложной работы над собой, то есть это у человека сначала внутри, эти бури, конфликты, все, джу-джу-джу, а потом что-то такое случается…
Ну, например, это может быть, например, когда вскроется, что каким-то образом все это сериал был Зеленского. Ну, прямо совсем станет понятно, что это фикция, и тогда это как быстрое пробуждение, кроме всего прочего. А что именно, я не знаю. Так что, вот еще один вопросик, и вот вы, и будем тогда… Так, кто у нас? Я уже не могу просто следить… Ну, коллеги, вы тоже… третий час уже, четвертый пошел.
Зритель. Семен, добрый вечер, меня Егор зовут, я на самом деле из Черновцов сам, и во Львове жил. Ну, такой украинский немножко регион, хотя на самом деле у меня вопрос короткий, простой, не простой, но короткий. Вот вы сегодня Зиновьева упомянули, Александра Александровича, я знаю, что вы часто на эфирах бываете у Дмитрия Куликова, он, по-моему, член Зиновьевского клуба. Вот у Зиновьева, у него последняя такая была тема, что Россия исторически заканчивается, соответственно, у русских был шанс, соответственно, ушел.
Вот если вы смотрите его последние ролики, он говорит, что был подъем, спад, и Россия больше никогда не поднимется. Россия, Украина. Достаточно грустные на самом деле у него высказывания, и так далее. Как вы считаете, у нас-то есть шанс еще подняться? Вот…
СУ. Ну, во-первых, он наиболее полно раскрыл это в «Русской трагедии», в своем последнем комплексном романе социологическом. Но он как говорил? Он говорил, Советский Союз, а потом Россия пошла по пути западнизации своего общества. Он говорил так. И если этот путь, эта траектория продолжится так, как она идет, то произойдет то, о чем вы говорили.
И это и есть развилка. То есть если мы не свернем с пути западнизации общества, то, что я в самом начале рассказывал, то есть создание в России общества западнистского типа. Об этом же Зиновьев все время рассказывал. Как разложили коллективистское советское общество и насадили общество западнистского типа.
Да, оно будет воспроизводить модель власти, оно будет воспроизводить одебиливание, потому что само общество западного типа, — ему не нужны люди, так много рациональных и рассуждающих людей. Там нужно, как вот была последняя социология прикольная, я по США смотрел, — 21% верят в привидения. И, по-моему, 9% считают, что сталкивались с привидениями. Вот такой тип общества нужен. Это цифровое новое средневековье.
Джонни Мнемоник, короче, высокие технологии, но уровень понимания на уровне средневековья. Технологиями ты пользуешься как гаджетами, как инструментами, а по факту ты находишься внутри нового средневековья. В Черновцах у меня был офис на улице Головной, прямо возле улицы Соборной, а жил я возле отеля «Черемош» и на телеканале ТВА вел передачу «Телефонуй та замовляй». Может, вы даже смотрели?
Так, было два вопроса еще у нас. Раз, да, давайте.
Зритель. Семен Сергеевич, добрый вечер, Анатолий Алексеевич. Одна из задач СВО – денацификация. Вот применимо к последней части вашей лекции беседы сегодняшней, есть ли, как вы думаете, пути поставить украинскую интеллигенцию, ту часть, которую вы цитировали без имен, на довольствие, то ли российского бюджета, то ли бюджета…
СУ. Эту нельзя ставить.
Зритель. Для того чтобы они переобулись и, соответственно, начали вести контрпропаганду относительно… Или, руководствуясь советом одного из цитируемых, о том, что надо заниматься садоводством, то есть либо секатор, либо газонокосилку, и выкашивать эти самые…
СУ. Нет, эту интеллигенцию нужно вообще снять со всяческого довольствия. Короче, там, где будет наше государство, надо, чтобы эти люди, подобные им люди никоим образом вообще к довольствию не проникли. Это же, условно говоря, все наши богомоловы и прочие, эти режиссеры, или как они там. Ну, это всё…
Зритель. То есть, больше садовников и больше…
СУ. Нет, нет, я говорю, что их нельзя допустить в сферу. Всё равно будет какая-то интеллигенция, но она всё равно будет.
Зритель. Я имею в виду пропалывать. Садовников для того, чтобы выполоть эту самую…
СУ. В смысле, вы физически уничтожать, вы имеете в виду, или что?
Зритель. Ну, может быть, не физически, может быть, морально.
СУ. Понимаете, это мы начинаем…
Зритель. К ночи я не проповедую людоедские… хотя…
СУ. А я специально обостряю, потому что это моя первая часть была. Уже просто люди начали собираться, я вам так отвечу.
Первое, нужно этот яд не пустить в себя. Второе, не идти по пути подкупа ненужной интеллигенции, по которому пошли после Болотной, что типа, дайте мы их себе наберём, они нам будут изображать ручную оппозицию. Ну, вот, имеете то, что имеете. И третье, нужно создавать свою, в том числе из числа местных людей, — на ком создавать, — на моральных авторитетах, как Григорий Витальевич Кваснюк. Вот так нужно делать. Надеюсь, ответил.
Ну что, друзья, спасибо вам! До новых встреч! Не забываем, на спонсоре подписываемся, вступаем в команду. Там у нас все разделы, когнитивные войны. Экспедиция пока что откладывается социологическая, из-за событий. Просто ехать сейчас опасно, ну, куда? Не то положение. Так что, жду вас.
Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка
Was this helpful?
1 / 0