Семён Уралов: Когнитивные войны на Кавказе, объединённая Осетия

Rutube 

Yandex 

ВКонтакте

Dzen

[беседа начинается в автомобиле, по дороге из Южной Осетии в Северную]

MAYOR podcast. Всем привет, это MAYOR podcast. Последний месяц мы провели в Южной Осетии и записали для вас пару новых выпусков. Сейчас я направляюсь за Семёном Ураловым, политтехнологом и автором книги «Два капитала». Семён Сергеевич расскажет о когнитивных войнах на Кавказе, почему и как Осетии нужно объединяться. Если вам заходят наши выпуски, подписывайтесь. Мы публикуемся на YouTube, VK-видео, RuTube, Яндекс.Музыка и Dzen. Не забывайте про Инсту [^✵признана экстремистской и запрещена] и Телеграм. Все ссылки в описании.

Cемён Уралов. Ну, я сам вообще родом из Новосибирска, но отец у меня военный учёный, поэтому мы жили во многих местах. И в Белоруссии, и как шутили мы грустно, что в 1986 году купили билет на «Титаник». Отца перевели, и мы переехали на Западную Украину в город Львов. 

МР. А в какой области военный учёный? 

СУ. Он до смерти своей подробности не объяснял, потому что, как он говорил: «Я давал подписку Советскому Союзу, страны нет, никто с меня полностью подписку не снял». Но в целом это было наблюдение за натовскими подводными лодками из космоса, это были системы НИИ, которые были разбросаны. У них и в Крыму, и в Одессе [проходили] постоянные испытания, и на Дальнем Востоке — там, где море, это в первую очередь. И такие НИИ были и в Харькове, и в Горьком (нынешнем Нижнем Новгороде). Дело в том, что советский ВПК был трансграничен внутри Советского Союза, я знаю массу людей, которые [так работали]. Были закрытые производства, например, ВПКшное производство в Киргизии, в горах. У меня есть знакомый там, Денис Бердаков, абсолютно русский человек, он вырос в деревне Майлуу-Суу. Это настолько глубоко в деревне… Не все киргизы жили в таких деревнях. Но это была система ВПК советского, она была трансграничная. 

И поэтому мой профессиональный путь начинался на Украине 90-х годов. В 90-е годы происходил постепенный развал страны. Не знаю, кто из зрителей помнит, но года до 1999-2000 это было ещё торможение советское. Многим ещё казалось, что как-то должно пересобраться, тем более были примеры в 1995 г., Союзное государство России и Белоруссии. Инициатива была, когда Лукашенко переизбрался, вы помните. То есть казалось, что сейчас, вот чуть-чуть ещё — и [страна] пересоберётся. Был СНГ, поэтому многие не понимали… Но при этом уже формировались элиты, капиталы, олигархия. В Украине уже [сформировались] основные олигархи, за кем мы наблюдаем (ахметовы, коломойские), они в 1996-97 гг. полностью сформировались, тогда прошла первая приватизация, как и наш капитал. 

Тогда же и мой путь формировался. Я постоянно работал то на Украине, то в России. Так политтехнолог работает, волка ноги кормят: здесь поработал, дальше собрал рюкзак, поехал в другую область. И жизнь была такая. Вот ты на Закарпатье поработал, завтра ты в Иркутске, через три месяца ты где-нибудь уже, может быть, и в Кишинёве, и в Киеве, Иваново, Питере. У меня был один год, я помню, самый яркий, когда было семь кампаний за год, и все они были очень разные. Где-то Сибирь, где-то Иваново, а где-то была вообще глубинка, но закарпатская, на Украине, в сторону Венгрии. Это совершенно другой край, никак не похожий на иные. Ремеслом политтехнолога я активно занимался года до 2012, прямо в полях, то есть постоянные командировки. 

Кто такой политтехнолог, чем он отличается от политолога? Политолог описывает ситуацию, изучает её, а политтехнолог конструирует эту политику. Где-то он сопровождает, конечно, интересы политиков, выполняет интересы их. Цель задаёт заказчик, но тем не менее, политтехнолог — это возможность взглянуть внутрь власти, как она устроена, как устроена настоящая конкуренция. Не только та, которую мы видим в телевизоре и в открытых источниках, а реальная. Как пересекаются хозяйственные интересы элиты, как они потом проявляются в органах власти. Это же очень интересно, как бывает там, даже на уровне области или республики. Какой-то конфликт политический разгорается, копья ломаются, а речь идёт о каком-нибудь мусоросжигающем заводе, кто его будет строить. Это возможность политтехнологам почувствовать политику на стыке экономических интересов, клановых интересов, корпоративных интересов, общественных интересов. 

МР. В общем, работа в поле, да? 

СУ. Работа в поле, да. Больше практики. 

МР. Местные особенности везде разные, везде нюансы свои. 

СУ. Первым делом, когда политтехнолог заезжает на какой-то регион, он его должен изучить со всех сторон, с культурной стороны, с экономической, какие-то интересы. А расклады во власти, то, что мы упрощённо называем «клановые отношения», они есть везде, они связаны с укладом, так как в 90-е годы большой кусок [был приватизирован]. Всё же было государственной собственностью. И начались соревнования по превращению государственной собственности в собственность частную. И эти кланы корнями уходят ещё в советские времена. Кто такие новые хозяева жизни? Тот же Ходорковский (^✵иноагент, преступник и проч.) — это комсомольский вожак одного из райкомов комсомола города Москвы и т. д. 

А эта клановость — везде. Почему? Потому что в 1991 г. было объявлено соревнование «мы все бежим, строим новую Америку у себя», и поэтому всю эту государственную собственность надо приватизировать. Я напоминаю, в чём была главная идея всей политики с 1991 г. В чём она была? «Мы разрушаем Советский Союз, потому что там плохо, неэффективно. Не то производим, всё плохо, и демократии нет, и ничего нет». И потом, полный пик 90-х — народ в нищете, а порядка 2-3% — это те, которые оказались при ресурсах, им оказалось открыто всё. Это сейчас какие-то есть правила игры, какие-никакие, налоговая система выстроена, всё видят. А в 90-е годы [была] абсолютная вольница. Поэтому кланы есть везде, они все уходят корнями в 90-е. Если вы покопаетесь, влиятельные люди — это наследники, племянники, партнёры и т. д. В национальных республиках это ещё накладывается на особый родовой колорит.

МР. Там рода, фамилии, где-то тейпы, ещё что-то… 

СУ. Но все равно это влияние. Эти влияния связаны с неким контролем над бывшими государственными ресурсами либо над системой власти. Но это всегда борьба за власть, всегда. Как только человек в пещерах начал жить, он уже начал бороться за власть. Появилось разделение, появился шаман. Кто такой шаман? Это протоидеолог. Это тот, кто первый занимался прототипом политики, очень специфической, но тем не менее. Или знахари и прочие — такие вещи. Потом появляется институт старейшин. 

Мы сейчас едем по прекрасной Южной Осетии, по дороге в Северную. А что такое осетинский народ? Это военная демократия, как мы помним. В ущельях самоуправление. Это не похоже на те другие государства, которые возникали по соседству, например, в Орде. 

Если мы возьмём наших братьев казахских, у них тоже была своя форма протогосударственности. А потом в России, когда мы собрались в нашу новую государственность, в нас проникли эти культурные элементы. Они проникли в советскую государственность, которая была, с моей точки зрения, одним из высших проявлений демократии, потому что она открывала возможности. Но «демократия» — будет неправильно, это я неправильное слово подобрал. Народовластие. Мы возьмём это слово, потому что в рамках советского проекта… Мы едем по краям, откуда родом товарищ Сталин, плюс-минус. В какой ещё системе сын сапожника может стать императором? Ну, назовите мне, пожалуйста, хоть одну систему, где это было бы возможно.

МР. А, кстати, по мировоззрению, религия, политические взгляды какие у вас?

СУ. Я человек православный, но я из Сибири, поэтому у меня предки из староверов. По одним корням мы из тобольских казаков, из сибирских. А с другой стороны, корни отыщутся по всему Союзу. Как и везде, есть разные люди. В общем, по политическим взглядам я себя определяю — это самоопределение такое, чтоб отделяться от всех — я себя называю евразийским сталинистом, но с базой русской культуры. То есть мои взгляды триедины:

• Культурная основа у нас — русский язык как мировой. Русская культура, которая объединяет и питает все культуры и от которой остальные культуры обогащаются. И тут я вижу особую роль, кстати, и особенность осетинской культуры, но мы об этом отдельно поговорим, мы сейчас про взгляды. 

• Второе. Евразийский базис. Что это значит? Те страны, которые находятся на одном континенте, и соседи, которые живут рядом друг с другом, не могут себе позволить вести ту политику, которая нам навязана глобализмом. 

[Тут надо обязательно стопануться. Как нам объясняют, это главный пост ДПС, и они очень оскорбляются, если ты прям не вытормозишься, не покажешь уважение, покидая Цхинвал]. 

МР. Ага, но я здесь торможу просто, потому что здесь знак. 

СУ. Да, да, но кроме всего прочего, особо это надо, потому что тут главный пост. 

МР. Это знать полезно. 

СУ. Полезно, конечно. 

Мы, евразийцы, обречены жить на одном континенте. Все, кто за пределами наших континентов — свободны. США не имеет права вмешиваться в дела Евразии, точно так же, как мы не имеем права вмешиваться в дела Северной Америки. Что я имею в виду под евразийством в широком смысле этого слова — что мы на нашем континенте, и нам нужно договариваться, как это мы делали всё время, иначе будет геноцид и смерть, если соседи будут это реализовывать. Нам, тем, кто живёт на одном континенте, не имеют права [другие] с посторонних континентов диктовать и вмешиваться, и уж тем более предлагать или настаивать на каких-то политических моделях. Точно так же, как мы не имеем права этого делать в Африке, если они не обратились за особой помощью. 

Евразийством [я напитался] в своё время под влиянием Льва Гумилёва, работ наших евразийцев начала ХХ века. И, собственно, под влиянием евразийства началось моё увлечение нашими пограничными регионами. Россию от Прибалтики до Монголии по периметру населяют разные народы, они по-разному интегрированы с народом русским. Например, те, кто живёт на Смоленщине, рядом с Белоруссией, они испытывают сильное влияние белорусской культуры. И наоборот. 

Или, например, Михаил Фрунзе, которого мы все знаем. Кем он был? Он был сыном молдавского фельдшера, родился в современном Бишкеке (в Киргизии), тогда он назывался Пишпек, а в советские времена назывался город Фрунзе. И он знал киргизский и казахский язык лучше многих, его считали местным, хотя по факту он был молдаванином. И в этом смысле русский народ является народом евразийским, потому что он расселён от Тихого океана до Балтики, и это естественная среда обитания русского народа уже лет 500. И это приводит к тому, что русская культура становится культурой евразийской, то есть континентальной. Она впитывает другие культуры в себя и начинает делиться. 

Русский человек, который, например, вырос в Осетии, уже где-нибудь в Петербурге начинает своё влияние. Он спокойно перемещается. И наоборот, каждый, например, осетин или бурят — кто угодно — может стать настолько русским, насколько он сам захочет для того, чтобы было комфортно жить в любой части России. В этом особенность нашей русской культуры как евразийской. 

• Ну, а политэкономические позиции, они простые, их можно обозначить как социализм. Я считаю, что крупные и стратегические производства должны быть государственными. И это не обсуждается. 

МР. Не обсуждается. Согласен. 

СУ. Второе. Небольшие предприятия, возможно, должны быть саморегулируемыми коллективами — то, что называется производственное народовластие, где люди максимально самоуправляются. А мелкий сектор, сфера услуг — пожалуйста, частная. Мне нравилась модель, которая в сталинской экономике называлась — артели. Это фактически частное предприятие, но не совсем частное. Там нет одного хозяина. Кто работает в артели, те хозяева. Самый простой пример — рыболовецкая артель. Мы все ловим рыбу, делим улов, потом прибыль. Если ты ушёл из артели — всё, свободен. Это не акции, потому что акции — это пассивный доход. Хочешь, можешь, владеешь, не владеешь. Нет. Артель — если ты вкладываешь труд, ты получаешь свою долю. В данном случае, во многом, индивидуальные предприниматели — это и есть те же артели, по большому счёту. Это чаще всего семья. Вот вкратце платформа, которой я придерживаюсь, но она не столько, наверное, политическая, сколько мировоззренческая. 

Этот вопрос я закрыл полностью. 

МР. Мы немного сошли с пути жизненного до 2012 г., Украина. 

СУ. Да, это активная политтехнологическая деятельность. После этого я перешёл больше в режим консультирующего тренера. То есть меня приглашают консультировать, семинары, какой-нибудь спецпроект. Но в поле, я считаю, должны работать молодые, чтобы набираться опыта. И очень это нервная штука, потому что политтехнолог работает 24 часа в сутки 3-4 месяца выборов, полгода — это работа на износ.

Но параллельно я всегда занимался тем, что меня интересует. Я много писал. Эта деятельность была больше исследовательская, где-то больше была пропагандистская. Безотносительно выборов и всего остального, я занимался экспертно-аналитическими проектами. С чего это началось? Это был, по-моему, 2007 или 2006 г., совместный проект Der Spiegel-Профиль. Это был журнал, контент которого на 30% был немецким (журнал Spiegel). 30% контента — московская редакция, которую возглавлял Михаил Леонтьев, где он был шеф-редактором, тот самый «Однако». И на 30% это был контент на Украине тогда. И я был шеф-редактором этой части. Это был уникальный немецко-российско-украинский проект, просто украинская часть — это была дочка российского предприятия. И с этого момента я вышел в позицию больше авторскую, редакторскую. Затем случился, к сожалению, кризис 2008-го года.

МР. Так, и он закрылся? 

СУ. И он закрылся. Но мы это трансформировали с Михаилом Леонтьевым в отдельный проект под названием «Однако» в интернете. У него была передача «Однако» телевизионная, которую мы все знаем с 90-х. Это было начало цифровизации. Я работаю в онлайне с 2004 г., с выборов Януковича. Первый раз мы делали онлайн-проекты, например, которым я очень горжусь, его можно найти сейчас только в веб-архиве: «No USA in UA» (Нет США в Украине). Он, конечно, был пропагандистский, но мы там честно объясняли, к чему это всё приведёт, ещё в 2004 г. Причём там даже были у нас онлайн-игры. 

Кто помнит, такая была игра Paratrooper ещё в 90-е гг. на IBM-ках, когда прыгают, летят парашютисты, а ты должен их сбивать. Вот у нас была Украина, летели американские парашютисты, а ты должен был их сбивать, не дать захватить Харьков, ещё что-то. В общем, предупреждали как могли. Ещё тогда было понятно, что они ведут на убой целую республику. Поэтому внутри мы стали делать онлайн-проект «Однако». Но случился такой интересный парадокс, что мой «Однако. Украина», который был моей зоной ответственности, он даже чуть раньше появился, чем большой «Однако», «Однако. Россия», назовём это так. Это был такой полигон, который потом развился в большой проект «Однако». 

Потом ещё и журнал выпускали, альманах политический. Это уже год 2012-2013. Потом «Однако» переросло в большой проект, он до сих пор у меня продолжается. Это «Сонар». Как это расшифровывается? Это «союзный нарратив» или «союз народов». Полное название «Сонар 2050». А ещё сонар — это прибор, эхолот, которым прощупывают глубины. 

МР. Да. 

СУ. В этом смысл «Сонара». Это экспертный проект с попыткой понять, что будет с нами до 2050 г. То есть мы попытались заняться, с одной стороны, будущим, но прикладным, сначала мы разбирались с Союзным государством России и Белоруссии. Наш проект был профильно посвящён евразийской интеграции и самой плотной её части, самой, мощной интеграции между Россией и Белоруссией. И мы до сих пор продолжаем этим заниматься. Это попытка создать think tank русский, про союзы, и не просто think tank обо всём, а о союзных отношениях, об интеграции на постсоветском пространстве, потому что у меня большой опыт. 

А, забыл ещё сказать про «Однако». В 2012 г., после работы в Южной Осетии (я в 2011 г. здесь работал, объездил всю Южную Осетию. Я бывал в таких местах, где жители Южной Осетии не бывали. В глубинах Ленингорского района, под Квайсой).

И я тогда понял, что новый союз, который формируется вокруг России, — это наша главная задача и задача будущего. Неправильно его называть СССР 2.0, Российской империей. Неправильно. Это просто нам мозги загаживает. Он будет другой, но он обязательно будет. И то, каким он будет, зависит от нас. Что я имею в виду? Чего будет в этом союзе больше — социализма, дружбы народов или, наоборот, капиталистического прагматизма (что мы должны только деньги считать и торговаться), это открытый вопрос. Насыщать мы можем каждый тем, чем захотим. И всё зависит только от нас.

У нас в России госидеологии нет, она фактически запрещена, а люди всё равно не могут жить без идеологии, она нужна. Как напоминает философ Александр Зиновьев, идеология растворена в произведениях культуры, в кинематографии. Она в этом растворена. Поэтому, если мы насытим правильным содержанием будущий союз, он и будет более правильный и продержится дольше, чем предыдущий. Но России нужны союзные формы государственности. Поэтому в 2013 г. мы переформатировали [свой проект] в «Однако. Евразия». «Однако. Украина» был посвящён локально Украине и ещё немножко Молдавии, потому что я в те годы работал в Одессе очень много. Молдавия рядом, Приднестровье рядом. 

Я сначала открыл для себя Приднестровье. Удивился тому, как может существовать такой маленький прекрасный край, при этом рядом Украина, где бесконечный национализм; Молдова рядом, где тоже национализм постоянный. 

МР. Я вообще не понимаю, как они живут между Украиной и Молдовой. 

СУ. А у них три государственных языка! Представляешь? Не только русский и молдавский, но ещё и украинский. И ничего не мешает приднестровцам нормально жить. Там даже состав этнический интересный. 30-30-30, плюс-минус. Молдаван, украинцев и русских — плюс-минус поровну. 

МР. И живут хорошо.

СУ. И нет никаких вопросов о национализме, в принципе нет. И в школах ты выбираешь второй язык. Ты изучаешь обязательно русский, понятно. А дальше в зависимости от того, кто ты, можешь учить либо украинский язык, либо молдавский. Причём, что очень важно, в самой Молдавии отказались от кириллицы и назвали свой язык румынским. Поэтому единственное место, где сохранился молдавский язык, — это Приднестровье. 

Приднестровье хранит молдавский язык. И когда союз наш восстановится, я уверен, что мы это вернём и в Молдавию, потому что их лишили родного языка и родной графики. Хотя в средние века, это зафиксировано, там был Штефан чел Маре, это великий правитель древний, легендарный. Все его грамоты были на кириллице. Никакой латиницы не было. Они же православные. Откуда у них [возьмётся латиница]? Кириллицу придумали Кирилл и Мефодий специально для восточных народов, когда они несли благую весть в виде православия. Это же алфавит, он не просто так появился, кириллица. У нас был другой русский алфавит, глаголица. Мы уже забыли о ней. Уже и не помнит никто про глаголицу. Кириллица объединила то, что стало потом византийским миром. Потом он стал православным миром. 

Что я увидел в Осетии? Почему это меня удивило? Я видел Приднестровье. Молодцы. Могут показывать пример Украине соседней, Молдавии (там всё-таки народы близкие, русские, украинцы). А потом я побывал в Осетии и увидел, что этнически не близкие народы могут совершенно не иметь никакого национализма в отношении русского языка. То, что я увидел у осетин, меня поразило, потому что у осетин в голове нет конфликта между русским и осетинским языками. Даже мысли такой нет. Есть отдельные, совсем отдельные, насколько я знаю, их прямо идиотами считают. 

МР. Это мы говорим про Южную Осетию? 

СУ. Я это увидел в Южной. Когда я с северянами познакомился, я тоже это услышал. Нет никакого конфликта. Потом нечто подобное я увидел в Киргизии среди интеллигенции. Там хуже ситуация.

В основе любого национализма, в этом я убедился на личном опыте, лежит языковой вопрос. Так или иначе, в основе лежит язык. Это то, что нас отличает. А так как русский язык мировой, то любые другие языки (соседние) просто неправильно сравнивать. Русский язык как мировой, его, как ручейками, питают все языки. У русского языка есть база — то, что выросло из древнерусского языка. То, что росло, росло, росло. Но по ходу превращения русского языка в мировой, как это происходит и со всеми другими языками, он обогатился всеми остальными. Поэтому все националисты без исключения вокруг России, вокруг русского мира, противопоставляют русский язык и свой. На самом деле они занимаются культурной кастрацией. Они себя уничтожают и свою же суть. 

И вот я увидел сначала в Приднестровье, а потом я это увидел в Осетии, что может быть даже небольшой народ, совсем не славянский, но за счёт того, что 500 лет вместе, культура настолько проникла, власть насколько проникла, браки были между семьями, глубокая была интеграция с древних времён, и мы видим, что нет конфликта в голове. 

Обязательно всем, особенно осетинам, нужно побывать здесь, потому что, во-первых, здесь культура сохранена в первозданном виде — язык, обычаи, эти все вещи, потому что нет крупных городов, где всё это размывается.

Во-вторых, я считаю, что осетинский народ — это разделённый народ, один из немногих разделённых народов. Чтобы его воссоединить, нужно чтобы эти части активно между собой интегрировались. Южные осетины знают Владикавказ, часто там бывают. Это ещё и потому, что улетать надо, выдвигаться — это понятно. Северянам особо не надо ездить в Южную Осетию, если так, без дела. Но я считаю, нужно это делать, потому что если сначала не воссоединится общество, то государство будет ещё, может, сто лет этим заниматься. Или мы не знаем сколько. Мы видим и так, сколько лет это было в подвешенном состоянии. Я считаю, что северянам нужно делать над собой усилие и обязательно ездить в Южную Осетию. В головах должна [укрепиться идея], что Осетия должна быть единой. Двух мнений быть не может. Правильно? Правильно. Но для того чтобы это произошло, оно должно в первую очередь произойти в голове. У каждого осетина должна наступить новая реальность. И я надеюсь, что мы доживём до ситуации, когда будет просто Осетия, а в ней будет север и юг. 

Я был сейчас в музее этнографическом в Цхинвале, и там узнал, что в начале ХХ в. Южная Осетия называлась Юго-Осетия. А в этом разница. Это как Южная Каролина и Северная Каролина, как Южная Корея и Северная Корея. То есть две разные части, южная и северная. А когда Юго-Осетия и Северо-Осетия, то это просто значит, есть общая Осетия, а у неё есть Юго-Осетия и Северо-Осетия. Вот так я это понимаю. 

МР. Про коммунистическую партию, про выдвижение в парламент Оренбурга. 

СУ. В Госдуму по округу в Оренбурге. У меня есть правило политтехнологическое: я всем историям, в которых участвовал, даю настояться 10 лет. Так как это было в 2016 г., то я об этом буду открыто рассказывать в 2026 г. Но на уровне схемы могу рассказать. 

МР. Нам достаточно.

СУ. На уровне схемы это была попытка сыграть, так сказать, в сапожника с сапогами. Сапожник в сапогах. Я так много раз всем объяснял, учил, с политиками работал как политтехнолог. А совсем другое дело — попробовать самому. И второе, в выборах есть две составляющие:

• Первая составляющая — это борьба за власть.
• А вторая составляющая — агитационная, то есть продвижение своих идей.

Я себе отдавал отчёт, что кандидату от коммунистической партии бороться за власть намного сложнее. Но использовать выборы для продвижения идей — это прекрасная возможность. Поэтому у меня, например, на билбордах была карта Советского Союза. Я выдвигал на повестку национализацию крупных предприятий. Но у меня было, конечно, мало ресурсов, я это понимал. И самое главное, я поздно [включился]. 

Но, тем не менее, за те три месяца, что я включился, я кое-что успел (тем более учитывая, что я не местный). Там была интересная смешная история. Оренбург же стоит на реке Урал. А у меня фамилия Уралов. Поэтому там целая была конспирологическая теория, что я поменял фамилию. А на самом деле я какой-то там Семён Зильберман, еврей, который специально поменял фамилию для того, чтобы здесь всё это устроить. 

Но это был расклад, и была возможность. В любой политике всегда надо, чтобы ещё сложились звёзды наверху. Мы же наблюдаем за выборами. Общество, люди простые, они как наблюдают? Они видят только верхнюю часть айсберга, когда уже проходит агитация, кандидаты. А есть ещё нижняя часть айсберга. Это когда внутри элит проходят расклады: кто будет выдвигаться, кто от какой партии. Часто бывает, что партнёры раскладывают яйца по разным корзинам. У них и в этой партии свои люди, и в этой свои. То есть подводная часть айсберга, которую мы с Дмитрием Юрьевичем иронически называем трансформатором власти. 

Я могу напомнить анекдот, откуда вообще взялась метафора, что такое политика и трансформатор власти. Власть — это самая опасная субстанция, ещё и неосязаемая, потому что в борьбе за власть предельной ставкой всегда является жизнь, судьба. Короче, конкуренция за власть — это всегда очень острая конкуренция. И в конкуренции за власть есть эта подводная часть айсберга, которую мы не видим. А если туда залезть незнающему человеку, то его может и убить. И есть такой советский анекдот. Спрашивают мальчика: «Как зовут твоего папу?» Мальчик говорит: «Мама называет папу трансформатором». «Это как?» «Ну, 380 получает, 220 отдаёт нам, на разницу гудит». 

Власть — это похожая субстанция. Она получает много ресурсов, она потому и власть. Потом внутри власти проходят очень сложные процессы, и какая-то часть ресурсов остаётся государству, обществу, всем остальным. Но значительная часть остаётся внутри того, что мы называем — правящие элиты, владетельные группы. Это можно называть по-разному. Можем использовать кинологические термины, тем более ты кинолог по образованию.

В элитах, как у животных, есть те, кого специально выводят и которые наследственно передают власти собственность. В чём особенность? Собственность по наследству передать можно, а власть — нет. Поэтому очень часто [случаются] ситуации, когда наследники теряют всё, потому что [приходят] более зубастые волки. А внутри власти конкуренция очень жёсткая. 

МР. У нас до сих пор есть страны, где власть всё ещё передаётся. Или нет?

СУ. Есть конечно. Вон, Азербайджан рядом. 

МР. Азербайджан. 

СУ. Что далеко ходить? У нас есть субъекты федерации, о которых лучше лишний раз не вспоминать публично, чего уж там. Модель передачи по наследству я не считаю ни плохой, ни хорошей. Просто если она у вас сложилась, ну, тогда сделайте наследственную монархию. К чему этот цирк разводить? Правильно?

МР. Ну, да. 

СУ. Вот и всё. 

МР. Чтобы уже знали, с кого спрашивать.

СУ. Конечно. Ну, а к чему? Я Азербайджаном не занимался, потому что меня интересуют на постсоветском пространстве только те республики, которые находятся в союзе с Россией. Если вы сейчас не в союзе, до свидания. Я считаю, что с Азербайджаном должен быть визовый режим. Либо он должен быть в ОДКБ и в ЕАЭС. То есть, если ты союзник, то ты получаешь преференции. Если ты не союзник — на общих основаниях.

МР. Сайт «Миротворец». Вас туда добавили за что?

СУ. Да по-моему, когда в ДНР был. Меня, кстати, очень поздно добавили на «Миротворец». Я в 2015 году писал свою первую книгу, которая называется «Два капитала. Как экономика втягивает Россию в войну». Я писал её в Донецке. Ну, книги — это отдельная сфера, я о них отдельно расскажу. Я стараюсь писать книги максимально [выкладываясь], хотя на этом вообще ничего не зарабатываешь, если по-честному, по сравнению с затраченными ресурсами. Но книга — это то, что позволяет передать своё понимание в наиболее концентрированном виде. Это не видеоформаты. С моей точки зрения, через книгу передаётся концентрированное знание. 

Была одна история. Я на первом этапе очень долго работал в Харькове. Помните тот знаменитый предвыборный ролик с мэром Кернесом? 

МР. А, Миша? 

СУ. Да. «Миша, сделай лицо попроще». 

МР. А, это вы там были? 

СУ. Не я. Но в общем, я знаю эту историю, где-то там был. 

МР. Где-то рядом.

СУ. Я с этим человеком много работал. Мы его выбирали. Потом там была интересная очень борьба. Мэром был тогда Добкин. Рулил реально городом Кернес в статусе секретаря горсовета. А губернатором был их враг Аваков. Ну, вот этот, который потом был [министром МВД]. Он был губернатором Харьковской области в те годы. И была острая борьба. То есть это были мэры от оппозиционной тогда Партии регионов (партии Януковича), якобы «пророссийские» (в кавычках, назовём их так). А с той стороны — прозападные, оранжевые, которые расставляли свою власть. Ющенко был тогда президентом, а на Украине губернаторов назначает власть, президент. Президент, губернаторы были оранжевые, а мэры были оппозиционные. Поэтому в Харькове я был внутри очень острой политической борьбы. 

И часть людей, которые потом делали «Миротворец», я знал. Одного негодяя знаю, что это за человек. Он был из той когорты, из окружения Кернеса. Ну, не из окружения, из орбиты. А потом он перебежал к людям Авакова. Я понимал, что это за человек. Он родом был из Луганской области, его родственники, насколько я понимаю, тогда там оставались. И я ещё в самом начале 2014 года, когда они создавали «Миротворец», с этим человеком списался и высказал свою позицию: «Что вы вообще творите?» 

МР. По поводу сайта? 

СУ. По поводу сайта и вообще.

МР. Ну, да, это по сути же расстрельный список. 

СУ. Конечно. Я помню острую беседу в «Фейсбуке» [^✵признан экстремистским и запрещён в России]. Ну, может быть, он чего-то испугался после этой беседы. Учитывая, что этот самый чувак из Луганска, который тогда составил списки на «Миротворец», я догадываюсь, почему я не попал в 2014 г. и в 2015, когда работал в Донецке. Ну, а попал туда позднее, когда это уже было не интересно никому. Ну, сейчас уже коты Куклачёва на «Миротворце». Но «Миротворец» выполнил свою главную задачу нацистскую, когда убили Олеся Бузину. Это была наводка, чтобы убивать неугодных. А я уехал из Украины в 2014 году, улетел из Одессы. И после этого не возвращался.

Я очень сильно прокачался в вопросах просвещения. До этого, до подкастов, рубрик на «Тупичке», я как-то больше к политике подходил как к формату шоу, даже не то чтобы шоу, но — не в формате лекций и разъяснений. В чём фишка формата Гоблина? Весь мир сошёл с ума, он развивается в формате клипового мышления, когда кадры должны меняться каждую секунду. А на «Тупичке» — старая добрая лекция-беседа, которая не ограничена временными рамками. Это тебе не телевидение, где нужно за 15 минут всё успеть. Нет. Если, чтобы раскрыть тему, нужно два часа, будем раскрывать два часа. Самое главное, что он — просветитель. Для меня именно сотрудничество с Дмитрием Юрьевичем и наши подкасты, рубрики на Тупичке, являются самым главным, поэтому я трачу больше всего на это времени и сил. По большому счёту это маленькие лекции.

У нас началась эпоха новых медиа. Ну, давай схему поймём. Раньше была эпоха односторонних излучателей: телевидение, радио, газеты. Эта эпоха началась в начале ХХ века, фактически с изобретением проводного радио, когда сигнал начал передаваться мгновенно. 

МР. Это мы переходим к информации? 

СУ. Да, переходим, но закрывая вопрос по просвещению. А в конце ХХ века с открытием первых прототипов соцсетей на Западе, во всяких там кембриджах-шмембриджах, началось постепенно формирование новой медиакартины. Это СМК, средства массовой коммуникации. 

Современному человеку хочется не просто получить информацию, ему хочется обратную связь: пообщаться с тем, кто эту информацию донёс; поставить какой-то лайк; отнестись как-то. То есть коммуникация. 

И уже в нулевых-десятых годах XXI века в карман каждого человека проник компьютер, началась эпоха ЛОМов. Люди кардинально поменяли медиапотребление. Они начали искать приятных себе. И тут каждый ЛОМ принимает собственное решение. Люди хотят от него коммуникации, того, что мы называем содержанием или контентом. А вот что ты будешь примешивать в это содержание или контент, это уже твой личный выбор, который делает ЛОМ. Он может туда грязных шуток насовать. Правильно? Может насовать то, что я называю когнитивная волна или мозговой слизень, что-нибудь в башку загонять постоянно. По принципу «Карфаген должен быть разрушен». Всё время напоминать об одном и том же. А может подойти ответственно и в то, что делает, внедрять элементы просвещения.

Вот моя позиция мировоззренческая, потому что эта сфера — это не бизнес для меня. Это творчество и деятельность, которая, конечно же, должна иметь экономическую базу. Но в бизнесе главное — добавленная стоимость, то есть прибыль. А в этой деятельности база экономическая нужна, чтобы хоть как-то развивалось, в этом нет смысла получения прибыли. Я считаю, что все ответственные ЛОМы должны параллельно становиться просветителями. А Дмитрий Юрьевич — великий просветитель. Всем надо у него учиться. 

МР. Мы можем плавно перейти к когнитивным войнам.

СУ. Отлично. 

МР. Нам бы зрителям разжевать, что такое когнитивные войны. 

СУ. Немного базу выдать? 

МР. Да.

СУ. Хорошо. Приступаем к выдаче базы. На уровне схемы. Когнитивные войны. Слово «когнитивный» у нас загажено в последнее время психологией, вся эта «когнитивно-поведенческая терапия», «когнитивные искажения». Это сразу об этом, но не совсем об этом. Когнитивная война — это официальный доктринальный термин НАТО. Это не какие-то выдумки. Война происходит в разных доменах. Вот есть домен конфликта: земля, воздух, море. В ХХ в. появился новый домен — космос. И в 60-е годы ХХ в. появился отдельный домен, информационный. Тогда и появилась информационная война. 

Домен — это автономная зона конфликта, как, например, сухопутные войска. Соответственно, театр боевых действий — можно сказать, домен. И США исходят из того, что в 2050 г. когнитивный домен будет выведен в отдельный. Сейчас это как бы надстройка над информационной войной, но немного более сложная. То есть когнитивная война — это то, что находится на стыке информационных технологий, а также нейробиологии, психолингвистики, маркетинга, технологий инженерных и многих сопутствующих вещей. 

Где происходит когнитивная война? Когнитивная война происходит в голове человека. Само название — от Рене Декарта. Сogito ergo sum — я мыслю, следовательно, я существую. То есть, если дословно переводить на русский, это война в мышлении. Почему всё изменилось в XXI веке? Вот смотри. Как мы смотрели телевизор в ХХ веке, когда появились средства массовой информации? Вспомни, даже в детстве. Мы садились, телевизор был один на семью. И мы входили в это потребление. Или читали газету. Это была особая деятельность.

Теперь, начиная с 2010-х годов, когда [гаджеты] появились у каждого из нас, поток информации стал таким, каким не был никогда до этого. Мы этой штуке отдаём знания о наших деньгах, знания о наших товарищах, с кем мы общаемся. И самое главное, мы стали потреблять информацию. Пучков постоянно напоминает, что древний грек получал количество эмоций меньше, чем получает современный подросток после просмотра фильма «Трансформеры». Он бы просто сошёл с ума, если бы это увидел. 

Но это известный факт. Помните, когда только появился кинематограф. Это отражено у нас в «Человеке с бульвара Капуцинов». Помните, когда он показывает им приход поезда, они начинают по нему стрелять. Это был известный факт. Потом второй был известный факт, когда роман Герберта Уэллса «Война миров» начитывали по радио, то в ряде городов США была паника [прим.: информация не проверена], потому что подумали, что это действительно нападение инопланетян. Эти эффекты были давно. 

Когнитивная война — это во многом про создание паники, про погружение человека в особое состояние. Возвращаюсь к этой мысли, в 2010 г., когда смартфоны вошли в жизни каждого человека и соцсети проникли ко всем нам, теперь каждый человек, любой, если он читает больше 10-15 телеграм-каналов в день, потребляет такое количество информации, которое 20 лет назад потреблял профессиональный редактор, который сидел, работал, он был обучен. А теперь эта вся дрянь заходит к нам непосредственно в голову, заходит повсюду. Это не как раньше мы сели посмотреть телевизор. А вот мы едем за рулём, даже сейчас, и смотрим, что произошло, что случилось. 

Это уже доказанный факт, что современный человек не способен обработать рационально поток информации, который на него обрушивается отовсюду. А человеческая природа устроена так, что когда у него происходит перенаполнение, переизбыток нагрузки на рацио, то есть на рациональное, его начинает пробивать на эмоцио, то есть на эмоциональное. И человек перестаёт относиться к информации, которую он получает, по принципу «правда или ложь». Когда у человека перегружено мышление и он не обрабатывает потоки информации, он начинает относиться к поступающей информации по принципу — нравится ему или не нравится. Это первая база, которая нужна для понимания когнитивной войны. 

Теперь вторая база — как это работает. Как человек принимает решение о том, что есть реальность? Как мы понимаем, что это реальность? Когда нам приходит, так сказать, обратная связь. И вот теперь, смотри, как живёт современный человек? Современный человек живёт в четырёх медиаконтурах: 

1. Медиаконтур родных и близких, с которыми он общается (друзья, семья). 
2. Второй медиаконтур — наши коллективы, в первую очередь, работа или учёба. 
3. Третий медиаконтур — это традиционные СМИ (радио, газеты, телевидение и прочее). 
4. И четвёртый медиаконтур — это новые медиа, которые с нами везде, в этой штуке, которая всегда с нами. 

И вот, когда у человека во всех четырёх контурах проходит один и тот же сигнал, он начинает считать, что это реальность. Это эффект, описанный в «Новом платье короля», когда все считают, что у короля прекрасная невидимая одежда, и только один мальчик найдётся, который крикнет, что король-то голый.

Как это работает в нашей реальности? Ну, вот, мы находимся сейчас уже в Северной Осетии. Мы пересекли туннель. Северная Осетия увидела последствия когнитивного удара по москвичам и прочим жителям столицы, когда они побежали в Верхний Ларс.

Человек просыпается, за завтраком ему жена или кто-то ещё говорит: «Надо бежать, всё, конец». Приходит на работу, ему говорят: «Тикать, всё, убегаем, всё, конец». Это же он смотрит на каком-нибудь «Дожде» своём любимом [^✵признан нежелательной организацией в России]. И это же он читает у иноагента, блогера, ЛОМа и так далее. 90% людей будут уверены, что это реальность, когда во всех четырёх медиаконтурах один и тот же месседж получат. Единицы смогут этому противостоять. 

Я эту штуку называю третьим полушарием мозга. И вот в современных технологиях… Особенно с учётом того, что штатовские — западные, но конкретно штатовские — корпорации знают о нас всё, начиная с нулевых годов, когда мы начали заводить почту на гуглах и пользоваться их поисковиками, в принципе, они знают про каждого из нас почти всё: чем мы интересуемся, куда мы ходим, с кем мы общаемся. В когнитивной войне есть два направления:

• Первое направление — создание паники, как мы видели во время мобилизации, во время начала СВО. Самое главное, что создание идеальной паники ещё и трансгранично. Тот, кто посылает сигнал, может находиться где угодно, но сформировав виртуальную реальность. И ты будешь считать, что он находится рядом с тобой. Но это направление — «огонь по площадям», так сказать, артиллерийские системы когнитивной войны.
• А второе направление — более страшное, это снайперские системы когнитивной войны, терроризм. Это то, что мы сейчас изучаем, система создания людей-дронов. Убийца Владлена Татарского — это типичный человек-дрон. Такого человека доводят до ситуации, когда он даже не осознаёт, что он делает. Там манипулировали активно, там и какая-то романтическая любовь была. Я с интересом следил, как ею манипулировали. 

МР. Там задания мелкие давали.

СУ. Задания мелкие, конечно. Это же игра. Человеку становится интересно играть. Его в это втягивают. 

МР. Она ему подарила сначала открыточку какую-то, чтобы он подрасслабился.

СУ. Да. И люди-дроны — это самое страшное в когнитивной войне. Сейчас приведу пример. Мы все пользуемся доставками еды, доставками продуктов. Правильно? Вот мы заказали еду, и нам каждый день её приносит курьер. Ну, а в один прекрасный момент представьте, что этот сигнал перехвачен и вам вместо еды принесли бомбу. А вы даже не задумываетесь об этом. Вы каждый день открываете дверь и просто берёте пакет у этого человека. Вы что, спрашиваете у него паспорт? Нет, он пришёл с этой сумкой своей фирменной. Правильно? В фирменной одежде. Вы не задумываясь у него это взяли. А что, такая проблема это сделать? Нет, мы стали слишком доверять. 

Или ещё один пример, который я всем привожу, как мы стали доверять навигатору. Огромное количество наших волонтёров так попадало, особенно в 2014 г. Они ехали в какой-то населённый пункт для того, чтобы передать, чаще всего, какую-то еду и ещё что-то забрать. Ехали по навигатору. Их убивали просто. На блокпосту видели, что едет машина с российскими номерами. Как тогда это было? Если там были простые ВСУшники, то ещё можно было как-то там отболтаться, откупиться. А если там были блокпосты «Азова» [^✵признан террористической организацией], то они прямо видели машину с номерами и за 200 метров убивали.

Я считаю, что история с «Крокусом» — это тоже история про людей-дронов. Там ещё пользовались низкой образованностью. Мы видели этих персонажей. Это уровень подростков, совершенно неразвитые, непонимающие. А учитывая падение образования нашего в целом, такими людьми манипулировать очень и очень просто. 

Завершаю базу когнитивной войны. Когнитивная война — это то, что зарождается на наших глазах, сейчас находится в стадии зарождения. И буквально через 30-40 лет, а в рамках истории — это вообще ничто, это будет точно так же, как информационная война, будут специалисты, эксперты. Как сейчас об информационной войне понятно всё. Понятно, как она ведётся, как кто работает. 

Когнитивная война находится в зародышевой стадии. Но рано или поздно она разовьётся в полноценную. А ЦИПСО (выражение, с которым мы столкнулись и все об этом узнали) — это и есть будущее когнитивных войн. Просто сейчас оно используется точечно, не все этим умеют заниматься. Поэтому их прячут пока, эти центры ЦИПСО. А через 10-20 лет специалистами по когнитивной войне будут вестись когнитивные войны между корпорациями. 

Информационная война ведь тоже ведётся не только между государствами, правильно? Она уже и в маркетинге присутствует. Она проникает везде. Точно так же когнитивная война и технологии когнитивных войн проникнут везде. Точно так же, как проникли технологии войн информационных. 

МР. Ну наша страна освоит это новое оружие или осваивает?

СУ. Ну, давай так. Пока что ни в каких государственных программных документах стратегических я не видел такой формулировки. Но я вижу у отдельных представителей государства понимание. Вот, например, недавно, на днях буквально, губернатор Калининградской области по теме Канта и Германии выступал. И описывал, что он видит это как часть когнитивной войны. 

У нас есть советник министра обороны Андрей Ильницкий, он продвигает, пишет, я тексты его читаю по этому поводу. Он государственное лицо. Но он обозначает это как «ментальная война». У него есть своя концепция, он выделяет три уровня войны: информационная, когнитивная, ментальная. Я не хочу сейчас обсуждать эту концепцию, каждый автор сам должен представлять свою концепцию. Но мы с ним общались на мероприятиях. И понимание того, что когнитивная война имеет место быть, понимание есть.

Когнитивная война на культуре основана. А русская культура мировая. Нам есть что доносить. И есть что черпать. Люди черпают информацию через образы, понятный язык. Я вижу у нас несколько зон когнитивной войны, в которой участвует Россия, куда её затянули: 

• Это зона СНГ и постсоветская, зона русского мира. Это одна зона. 
• Вторая зона — это связанная с нами континентальная Евразия. Здесь пытаются России сорвать альянсы, союзы. Постоянно идёт подрыв доверия. Это то, что сейчас Пашинян творит в Армении. Понятно, что он уничтожает авторитет России, в первую очередь. Для чего ему это всё надо? Он всячески торпедирует ОДКБ, союзы России. Но мы понимаем, что он играет на внешнем контуре. Точно так же сейчас у нас с арабским миром налаживаются отношения. Там тоже нам в этом мешают. Есть Большая игра по подрыву авторитета России на континенте, как минимум, и в мире в целом. И третий уровень когнитивной войны — самый страшный, потому что он, возможно, будет необратимый. Это трансформация общества. Западнизация, назовём это термином Александра Зиновьева, русского философа. 

МР. Так, что это значит?

СУ. Это трансформация наших людей в людей западного типа, то, что называют глобализацией. В городах должны жить такие люди. Они формально вроде русские, говорят на русском, но де-факто это американцы, потому что они с детства воспитаны на мультфильмах американских, хоть и в переводе, они ориентируются на США как на образец. Они вроде бы русские, а на самом деле никакие они не русские. Это переделывание общества оппонентов под свои лекала. Для чего? Это необходимо, чтобы [осуществлять] майданы (это же форма госпереворота). 

Все майданы построены на том, что в столице (что в Киеве, что в Минске, что в Кишинёве, что в Москве у нас неудавшийся майдан, Болотная) формируется достаточное количество людей, которые искренне считают, что задача России — западнизироваться, то есть отдаться во власть Западу. Они действительно считают, что там лучше устроена жизнь, что туда нужно уехать. Мы это называем словом «патриотизм», «антипатриотизм». Я не люблю этот термин, потому что я считаю, что это упрощение. Мы все, кто здесь живёт, так или иначе патриоты. Патриотизм — это любовь к родине. Ну, если мы не предатели напрямую, не пошли на какие-то [сделки]. Поэтому это упрощение. Дело не в патриотизме. 

МР. Я недавно общался по зуму с осетинами в Америке, и они рассказывали о впечатлениях первых, когда ты туда приезжаешь и видишь в жизни культуру, которую ты наблюдал на экране. То есть ты на ней вырос. И ты приезжаешь, и вот они кайфуют от того, что просто видят и начинают в ней жить. 

СУ. Вот-вот. То есть они себе сформируют образ привлекательный, сами начинают в него верить, и у человека цель становится в чём? В чём это отражается? Зачем это делают американцы? Это не просто так. На чём поднялась Америка как мировая империя? Я напомню. На том, что в ходе двух мировых войн из Старого Света самые влиятельные, самые богатые и обеспеченные люди сбегали в США. Они перевозили туда свои капиталы. Они сейчас планируют реализовать снова этот же этап. У них принцип в чём? Устраивать как можно больше проблем своим конкурентам. В идеале — войн, но если не войн,то политических кризисов. 

И когда элита (интеллигенция и буржуазия, но я взял специально политэкономические термины) сильно западнизирована, то она в ходе кризиса в своей стране не занимается пожаротушением, а просто сваливает туда, где, она считает, находится рай. Понимаешь, да? Что-то плохое случается — все бегут в Верхний Ларс, а не в военкомат. Вот схема, для чего им это нужно. 

Им нужно перепрошить на идеологическом уровне в первую очередь то, что в советские времена называли интеллигенцией, но это более правильно называть политизированным меньшинством. Почему? Потому что общество как устроено? Большинство общества аполитично. Ему это и не надо, у него нет времени. Чтобы интересоваться политикой, нужно иметь много свободного времени. А когда у тебя, извини меня, ипотека, три работы — какая политика? Политизируется всегда меньшинство, или интеллигенция, давай пользоваться двумя терминами. 

И вот, когда интеллигенция находится в ситуации раздрая, когнитивной войны, это неизбежно отражается на всём обществе. Функция политизированного меньшинства, или интеллигенции, в том, чтобы разъяснять то, что происходит в политике, в обществе. Интеллигенция пишет книги, снимает фильмы. И когда она западнизирована, то рано или поздно будут западнизированы все самые образованные слои населения, потому что они ориентируются, так или иначе, на интеллигенцию. 

Как устроено наше общество? Сильно богатых у нас презирают. Даже не то, что презирают, но есть всегда подозрение — откуда у вас это большое богатое взялось? А учитывая, что мы родом все из Советского Союза, то значит — ваше богатство взялось за наш счёт. Это было наше общее, правильно? 

МР. Ну, да. 

СУ. Ну, как? «Мне не достался меткомбинат, а вам как-то достался». А уважение у нас в обществе в последнее время растёт к людям, которые своими руками что-то сделали, производство наладили — то, что я называю промышленный капитал. К людям, которые производят, у нас есть уважение. К финансовому капиталу меньше уважения. Правильно? Барыги, спекулянты и всё такое. 

МР. Да.

СУ. А эти люди, которым принадлежит реальная власть на местах, уже политизируются. У них есть свободное время, им нужно политизироваться, потому что когда ты чем-то владеешь, ты следишь за тем, как меняется налоговая политика, кого где назначают. Любой, кто занимался мало-мальски бизнесом, понимает, что если ты ведёшь бизнес в своём городе, ты должен знать, кто ключевой вице-мэр по твоей теме, который этим занимается, какая депутатская комиссия в горсовете по твоей теме, как выделяется земля под застройку и прочие такие вещи. 

МР. Нужно планировать постоянно.

СУ. А это уже и есть политика. Правильно? И эта активная часть деловая начинает искать, на кого ориентироваться. А на кого ориентироваться? На интеллигенцию, на блогеров, на ЛОМов — на то самое политизированное меньшинство. И тогда вторым этапом проходит западнизация постоянная людей активных, то есть не только интеллигенции, а уже и активной части населения, которая начинает ныть: «Да, что, у нас бизнесом разве возможно заниматься?» Начинает выводить деньги. 

Я знаю кучу людей, по моим меркам очень богатых, а по меркам очень богатых в России — просто обычных. Они покупали в Европе себе квартиры. Вот он заработал сколько-то, образовался у него миллион долларов. Что делать? Надо куда-то его прятать, да? Они теперь не могут объяснить, зачем им были нужны эти квартиры. Они туда попасть не могут, у них бизнес в основном здесь. Почему? Потому что такой культурный образец создавался, и люди за этим следовали. Когнитивные войны поражают эти две важные прослойки: прослойку носителей деловой активности и интеллигенцию. Ну и плюс они очень сильно бьют по молодому поколению, потому что оно всё выросло в гаджетах, оно уже родилось вместе с гаджетами, а американцы, мировые корпорации… 

МР. Соцсети все в их руках, и видеохостинги, и игровые. 

СУ. А фильмы, а Netflix? Извини меня, как они постепенно норму двигают! Netflix — это яркий пример методов когнитивной войны в культуре. Тут я рекомендую послушать профессора Хагурова Темыра Айтечевича из Кубанского государственного университета. У нас с ним уже около 40 выпусков подкастов, он один из крупнейших у нас социологов-девиантологов. Девиации, все знают это слово, — это отклонения. 

МР. Кто-то знает, кто-то нет. 

СУ. Это отклонения, он профессионально это изучает много лет девиации. Это про смещение нормы, то, что в народе на уровне мемчиков «окно Овертона», все слышали об этом. Но это вполне рукотворная история, которую они отрабатывают на примере ЛГБТ-повесточки. Вспомните, какие были фильмы 10 лет назад на Netflix, какие фильмы сейчас. А я это видел на примере компьютерной игры. Я стараюсь изучать профессионально, мы всё время говорим о СМИ, медиа, а вот, например, про компьютерные игры и их влияние на… 

МР. Я вообще думаю, это будущее, которое надо захватывать сейчас.

СУ. Именно. Будущее — знаешь, в чём? Будущее на стыке кинематографа и компьютерных игр. Это то, что прорвало на уровне схемы, это, наверное, GTA впервые сделал в своё время, когда ты не понимаешь — ты либо в фильме, либо в игре. Сейчас есть очень крутые разработки. Это компания, которая на этом специализируется. Если говорить про современные, это Red Dead Redemption 2. Ты не смотрел, как устроено? Это же чистое кино. 

МР. Ну, там открытый мир, ты ходишь, делаешь, там можно проводить время часами. 

СУ. Конечно. А теперь представляешь, как можно через это манипулировать людьми?

МР. Да. Вот как у нас, Call of Duty, где был момент, где взяли реальную историю, Дорога смерти в Ираке, которую разбомбили. 

Когда гражданские выстроились в колонны, и их разбомбили американцы. Они эту историю экранизировали и поставили в игре Call of Duty, только там это были русские, что это они по гражданским стреляли. 

СУ. А, молодцы! 

МР. А ребёнок-то играет, ему всё равно, он не политизирован ещё, но он такие вещи начинает за норму воспринимать. 

СУ. Да, это и есть, ты отличный пример привёл. Сдвиг нормы — это рукотворная вещь. Но есть сдвиг нормы, который проходит эволюционно, как, например, красть невест. Была же такая норма у осетин? Да? 

МР. Нет. 

СУ. Не было? 

МР. Нет. Красть невест взято из кавказских каких-то традиций, откуда, точно не скажу, но у осетин это не принято было, это позорно для семьи. Раньше так, крайний-крайний случай, когда бедный человек, а у них любовь, это делали. В Осетии принято сватовство. 

СУ. А, понял. 

МР. По особым своим традициям, правилам, но сватовство. 

СУ. Ну, хорошо, разберём на примере того, где была эта традиция распространена. Советская власть тоже отменяла эту норму, сдвигала её, но постепенно. И норма постепенно сменилась эволюционно в сторону уже не такого широкого распространения. И масса подобных вещей. Сдвиг нормы — это естественно. Человечество развивается, так что норма так или иначе сдвигается. 

Но сдвиг нормы, во-первых, рукотворная, а во-вторых, в целях когнитивной войны, — это очень опасная штука. Что мы и изучаем. 

У нас тоже сдвиг нормы происходил. Давай вспомним, до 2014 г. никаких разговоров не было о том, что Крым может стать частью России. Потом кризис 2014 года. И вот, Крым — это настоящая новая Россия, а Донбасс — какая-то не очень настоящая. И даже сначала, мы помним, [движение] называлось «Русская весна», а потом оно — раз! — и до «Крымской весны» ужалось. Потом эти фразочки: «Донбассу никто ничего не обещал». Помнишь?

МР. Да, я шокирован был в 2014 г. Я вообще в шоке был, что на Украине кто-то заявляет, что он меня не любит и «никогда мы не будем братьями». Вот этот стих, он меня шокировал, потому что я не понял, почему там, где-то в другой стране меня не любят просто потому, что я из другой страны. 

[Далее беседа проходит в студии].

МР. О когнитивных войнах на Кавказе. В продолжение разговора вчерашнего. 

СУ. Чтобы разобрать на примере. Я бы сказал, что мы можем видеть признаки пока что. Чтобы восстановить полную картину, как мы шутим с Дмитрием Юрьевичем, политику нужно познавать по следам и фекалиям, которые оставляют политики. В этом нужно разбираться. Точно так же и в когнитивных войнах.

Мне кажется, можно разобраться на примере сюжета вокруг Пашиняна и того, что происходит в Армении. Это хороший пример когнитивной войны. Обратите внимание, что с одной стороны, армянское общество расколото. Там, если мы посмотрим на результаты выборов, постоянные политические кризисы, и [общество] находится в бесконечном конфликте внутри себя. Этим оно похоже, кстати, на общество грузинское после кризиса 2008 г. Не может закончиться кризис. 

Пашинян использует этот раскол для того, чтобы удерживать власть. То, о чём мы говорили: если меньшинство, с одной стороны, организовано, а всё остальное большинство находится в раздрае, тогда это меньшинство может постоянно сохранять власть. Вот мы видим, что Пашинян, опираясь на такого рода меньшинство и используя технологии, в первую очередь, дискредитации союзников, остаётся у власти. 

В чём главная история Армении? В том, что над ней висел дамокловым мечом Карабах, который сама Армения не признавала. В чём парадокс? Изначально карабахский клан на волне патриотизма даже взял власть в Армении в начале 90-х. Конечно, они все были героями войны, «мы победили Азербайджан». Но постепенно всё превратилось в стандартную олигархию постсоветскую. 

Но сама Армения Карабах не признала. Парадокс. При этом Пашинян, как мы видим последние три года, постепенно сливая Карабах, переводил фокус ответственности на Россию. То есть — Россия не защитила, Россия чего-то не сделала. Это как в анекдоте: «Как же тебе помочь, если ты даже не купил лотерейный билет?» Здесь то же самое. Как можно кому-то помочь, если вы сами свою республику не признали? А сейчас её уже нет, всё, закончилась республика Нагорный Карабах. Это очень хороший пример, как [оправдать] свой внутренний кризис, свою неспособность наладить свои отношения. 

Я напомню, в чём была история. Там была не просто история с Нагорным Карабахом. Ещё вокруг Нагорного Карабаха было несколько районов, так называемая зона безопасности, которая никакого отношения не имела к Армении. Там никогда не жили армяне. Но вот в начале 90-х Армения наскоком отжала у Азербайджана эти районы предгорные и ещё несколько районов. Что это вообще такое? Зачем это было нужно? Это вызвало естественный рост национализма с той стороны. Накачивало. 

И пример Пашиняна в том, как он [капитализировал] ненависть к элитам. Это же они сделали, они не признали Карабах. Они ничего не делали для того, чтобы его интегрировать, они ничего не сделали для того, чтобы договориться с Баку. Я напомню, там были казанские формулы. Было много [разных попыток] до начала военных действий. Было несколько вариантов, как можно из этого выйти. 

А Пашинян системно транслирует на своё общество внутри Армении (как на Украине, «кто съел наше сало?»): «Кто виноват во всех бедах Армении? Виновата Россия, потому что она не защитила. А кто нам может помочь? А помочь нам может некая виртуальная Франция». У них есть такая история. 

Про США напрямую говорить сложно, потому что многие понимают. А вот виртуальный образ некой Франции, где много присутствует армян… И таким образом складываются виртуальные две сущности: Россия, которая реально обеспечивает безопасность, Россия, в которой живёт уже больше половины армянского народа, по большому счёту. Сколько в республике Армения, столько же и у нас живёт армян. И при этом абсолютно виртуальная Франция, которая вроде как бы есть. На флаге какой-то там Шарль Азнавур. Ну и что? Ну, Шарль Азнавур. Но по факту это конструирование виртуальной сущности, как у Остапа Бендера, «заграница нам поможет»; «Столица автоматически переносится в Нью-Ереван». 

И, собственно, Пашинян — это персонаж, который прошел это базовое обучение ещё в начале 90-х, он выкормыш, птенец соросовский. 

МР. Он же учился за границей. 

СУ. Да, он прошёл все эти программы. Он был журналистом. Он был, как у нас Навальный покойный (^✵иноагент). Он был борцом с коррупцией. Он на этом вылез. А там действительно была коррупция и воровство. Вот, он сформировал свой образ, что — все виноваты вокруг. У него какой принцип? «Все виноваты». 

МР. «А я Д’Артаньян». 

СУ. Да. И — мне не дают ничего сделать. Но больше всего виновата Россия. То есть — эти виноваты, эти виноваты. И он, конечно, очень талантливый медиаманипулятор, он знает, как [это делать]. Интересно обратить внимание на трансформацию его образа. Изначально он был как Че Гевара, полевой командир. Когда они приходили во власть, там даже образ раненого, рука на перевязи. 

И постепенно он трансформируется. Он очень талантлив в этом мастерстве, как и в актёрском. Как и Зеленский. 

Я не знаю армянский язык, поэтому я не могу подробно следить за всем. Но то, что [видно] на уровне экспертизы, даже то, что транслируется у нас — это человек, который обладает навыками когнитивной войны. Основной же актор находится за ним. А он всего лишь исполняет свою роль локальную в отношении Армении. 

И целью когнитивной войны в Закавказье, конечно же, является подрыв авторитета России по отношению ко всем участникам. У нас в чём конкретно в Закавказье проблема? На самом деле, в том, что наследие товарища Сталина прощёлкали. Он что сказал? «Делайте Закавказскую федерацию». Изначально не было никакой Грузии, Армении. Как раз для того, чтобы не было войн, была придумана Закавказская федерация. Они потом разошлись на республики. 

Особенность Кавказа в том, что здесь нет чётких границ: здесь живут одни, здесь живут другие. Плавно перетекают. В Грузии, насколько я знаю, есть районы армянские, где живут армяне. Армения — самая мононациональная страна. И даже в Азербайджане, в Баку 12 тысяч русских. При этом мы должны понимать, что если это не остановить, то Пашинян, я думаю, дойдёт до ещё одной войны. Он системно провоцирует выход из-под силового крыла России. Дальше — новый конфликт с Азербайджаном. Снова создадут образ, что виновата в этом Россия. И они добьются того, что Армения потеряет ещё кусок территории. Но это мой прогноз. Кто хочет подробнее, мы разбирали с Василием Боковым, моим компаньоном. Он много работал в Армении и подробно это разбирает. 

Второй аспект на Кавказе, который мы можем посмотреть, найти признаки когнитивной войны, — это история в Дагестане. 

МР. Когда искали евреев. 

СУ. Когда искали евреев в турбине. 

Прямо было видно, как люди превращаются в малолетних дебилов, языком Дмитрия Юрьевича говоря, и как они сами себя заводят в это состояние. Ну вспомним, когда мы разбирали базу, люди удовольствие получают от того, что они находятся в толпе. Ну, народ-то горячий в Дагестане, как и везде на Кавказе. Я напомню, как это разворачивалось. Сначала они сами себя накручивали, искали в гостинице их. Это было за два дня до того, как всё случилось в аэропорту. Создавалась толпа, которая находилась в состоянии «зрада-перемога». Они сначала не смогли найти их где-то в общежитиях. Потом эта толпа сама себя накручивала в соцсетях. На этом этапе подключилось ЦИПСО. Это как бы факт был подтверждённый. Оно подливало масло в огонь, что — вот, вам сейчас привезут евреев, убийц ваших братьев по вере. 

Там в чём было дело? Для наших мусульман то, что творят евреи в Газе, то, что происходит в Газе, — это геноцид. Я не мусульманин, но я считаю, это геноцид, прикрытый флагами демократии. Это, что называется, еврейская хуцпа, сверхнаглость, на которую не надо реагировать никак. И в Дагестане мы видели, как государство прощёлкало эту ситуацию, потому что сначала было обострение до аэропорта. Бурлило три дня. 

МР. Поймали кого-то.

СУ. Да, эти три дня были ключевые. Во-первых нужно было выщёлкивать ЛОМов, тех, кто это качает. Во-вторых, нужно было запускать своих ЛОМов и свои сигналы, чтобы успокаивать эту ситуацию, разъяснять её. И третье, силовики в таких случаях должны действовать на упреждение, а не по факту. Это было уже очевидно: если началось вокруг гостиниц, то где-то это вылезет. Не может не вылезти, когда такая ненависть скапливается. 

И что мы увидели? Мы увидели, что нанесли когнитивный удар, и все офигели в рамках страны. Не только в Дагестане обалдели, это все обалдели. Этот мем с заглядыванием в турбину…

МР. Он ещё долго будет жить. 

СУ. Он ещё долго будет жить. И кстати, обрати внимание, какой позор Дагестану, с точки зрения долгосрочной перспективы. Это был подрыв авторитета. Выступало, в том числе, начальство. Такую дичь творить нельзя.

И всего по факту, как нам отчитывалось МВД, там было не больше 500 [активных людей]. Толпа была больше, а активных людей было около 500. Около 500 человек при грамотной раскачке, при поддержке ЦИПСО, при бездействии не просто начальства, но ещё и местных ЛОМов, могут нанести когнитивный удар целой России. А ещё и ударить по авторитету России, потому что [на следующем же шаге] пошло разгонять уже ЦИПСО, номинально украинское, но на самом деле всеобщее, всемирное ЦИПСО: «Россия дикая, там свои погромы, свой нацизм». 

А теперь представим, сидит человек в Казахстане где-нибудь или в Белоруссии и смотрит на это глазами посторонними. Это же дичь какая-то! Казалось бы, это, с одной стороны, дискредитирует дагестанское общество. Но бьёт это и по всей России. Хотя у нас внутри никто себя прямо не ассоциирует с Дагестаном, мы же понимаем, здесь — такой уклад, а там — такой уклад. Но для внешнего медиарынка уклад общий, всё это — российский уклад. Все, кто живет в России, — это дикари, которые заглядывают в турбины в поисках евреев.

МР. Я с товарищами как-то общался про когнитивные войны. Рассказывал. Первое, что меня спросили, а как от них защититься, от когнитивных ударов? 

СУ. Это хороший вопрос. Тут такая штука. Нужно себе нарастить персональный бронежилет. Есть два способа. Можно убежать, вообще не участвовать в этом. 

МР. Ещё, наверное, я как помню, один из основных и главных способов — это осознание. 

СУ. Конечно. Если вы не хотите нормально политизироваться, лучше вообще не лезьте в политику. Читайте по вечерам нашу сводку в боте или мониторинг. Вам будет этого достаточно, чтобы знать, что происходит. А если уже вы политизируетесь, хотите где-то участвовать в комментариях, кому-то объяснять, то тогда это нужно делать правильно. Тогда это принцип, как любой тренировки, физкультуры — надо постепенно наращивать мускулы, чтобы крепатуры сильной не было без тренировки. Назовём это на уровне метафоры — создать персональный бронежилет. 

Из чего он состоит? 

• Первое — это осознание, то есть рациональный подход к тому, что происходит в политике. Это очень сложно, потому что всё, что происходит в политике, очень сильно замусоривают маркетологи, пиарщики. Это целая индустрия. Нужно не просто обладать ясностью. Я это сформулировал «чистота понимания». Нужно постоянно над ней работать. Нужно постоянно понимать что-то и очищать это понимание, потому что оно постоянно замусоривается. 
• Второе — это контроль над эмоциями, особенно в сети, потому что вас всегда вызывают на реакцию. Это способ и нацификации. Работают тролли, которые выводят вас на какую-то реакцию. 

МР. Провоцируют. 

СУ. Чтобы ты что-то написал, втянулся в бессмысленную дискуссию и превратился в разносчика сигнала. Это вторая вещь — не дать себя затянуть. Быть рациональным, контролировать свои эмоции, даже если тебе захотелось что-то написать в соцсети, остановись. Это особенно для южных людей очень актуально. 

В СМК, то есть в соцсетях, в средствах массовой коммуникации, важно не что мы говорим, а что в голове происходит у тех, кто за нами наблюдает. Это самое важное. Люди комментарии читают не потому, что им интересны комментарии. Им интересно свой внутренний мир, своё внутреннее понимание сравнить с обратной связью других людей. Комментарии пишет каждый сотый, а 99% читают комментарии, чтобы сравнить, насколько это резонирует с их позицией. А учитывая, что между соседними республиками конфликт тянется, он имеет и исторические определённые [основания]. Но это есть в Евразии у соседних народов. Всегда [можно найти], если покопаться.

Я это русским объясняю так: смотрите, друзья, вот у нас есть две области соседние, Владимирская и Рязанская. Пока у нас были отдельные Владимирское княжество и Рязанское княжество, они конфликтовали между собой. И Московское княжество с Тверским конфликтовало. Если мы на протяжении 15 лет сделаем региональные учебники, например, во Владимирской области и в Рязанской, и будем рассказывать, как между собой воевали Владимирское и Рязанское княжества, кого-то же убивали во время этих конфликтов, князей убивали. Правильно же? Было такое? Конфликты были. Какой будет выход через 15 лет? 

МР. Будут вспоминать это. 

СУ. Будут вспоминать. И молодёжь, которая вырастет на этом, будет предъявлять — одни другим. Это я специально взял пример из русского народа, потому что история очень разнообразна.

МР. Тогда вопрос, стоит не вспоминать эти конфликты? 

СУ. Нет, надо свой нарратив продвигать, потому что были не только конфликты. 

МР. Потому что там этот конфликт постоянно мусолится, вспоминается, они его постоянно вытаскивают. А здесь люди забывать начинают. 

СУ. Там — в смысле, где? В правительстве или где? 

МР. В соседней республике. 

СУ. Мы имеем в виду, на уровне официальной позиции. Нет, что-то происходит, бурлит в обществе, насколько я понимаю. Правильно? Надо разделять общество и государство. В государстве у нас нет никаких конфликтов между субъектами федерации, но это конфликт, который в общество прокачивается постепенно, чтобы сформировать критическую массу, причём радикальную. Они воздействуют такими комментариями не на всех, они воздействуют на радикальное меньшинство, чтобы зашёл националист на твой блог и увидел — а, я не один, нас много, посмотрите. И получил внутреннее убеждение, что его [взгляды разделяют многие]. 

А на самом деле то, что ты описываешь, скорее всего сидит кто-нибудь, может быть и осетин в США на зарплате, не исключено. Это очень циничные люди. Я расскажу пример. Я с осетинами стараюсь общаться, где бы ни встречался. И когда я во Львове жил, давным-давно, год 2011 или 2012, я в соцсетях ещё тогда, запрещённых ныне, с одним осетином списался, он фотографии во Львове публиковал. Я думаю — ну, прикольно. Написал: «Что ты там делаешь?» Встретились мы, когда я был по делам во Львове, сели общаться, а мы ж не знали друг друга, я тогда был не такой публичный. И он мне честно выложил, как он юсейдовские программы проходит, учился где-то во Флориде. Почему он тогда жил во Львове? Потому что постоянно катался в Германию, Польшу на обучение. И как я понял, он и был таким представителем, хотя прямо из Южной Осетии парень, учился там, по-моему, там школу закончил. 

МР. Это за кого, получается? 

СУ. А ни за кого. Это сейчас уже началась война, а до этого ты просто в сетях западных работал, и ты был за демократию, за всё хорошее. 

МР. Против всего плохого.

СУ. Да, против всего плохого. А потом, когда наступит нужный момент — щёлк! — и ты переключаешься. Эти люди — это как… Есть неплохой сериал «Спящие». Там показывают, как эти люди в закладке, они — раз, раз, раз! — а в нужный момент высвечиваются своей историей. 

Закрывая вопрос с твоими комментариями. Если пишут одно и то же разными словами — это яркий признак ЦИПСО. Это значит, что они того самого мозгового слизня пытаются засадить. 

Второе — как на это реагировать? Конечно, это надо, с одной стороны, зачищать, а с другой стороны, нужно постоянно людям объяснять, как это работает, мониторить, смотреть. Чаще всего за этим нет реального человека, есть какой-нибудь виртуальный, и его задача — просто накачивать ненависть.

Национализмы будут всегда, это неизбежно. Вопрос, каким будет процент националистов в обществе. Второе, будут ли их вводить в состояние ярости? Националист может быть в состоянии покоя. Ну, так учи язык свой, культурой занимайся. Я всегда так говорю националистам: «Вы вообще знаете все глубины своего языка и культуры?» 

МР. Ещё их развивать можно. 

СУ. Конечно. Если уж ты совсем такой, ты без этого жить не можешь. 

МР. Вот как по-осетински слово «приложение»? 

СУ. Как? 

МР. Не знаю. 

СУ. О, видишь? 

МР. Надо придумать. 

СУ. Надо придумать, надо с этим работать, конечно. 

А второе, нужно просто другим всем объяснять, что национализм неизбежно приводит к конфликтам, если ты именно эту базу будешь считать своей основой. Вот у тебя есть этнокультурные позиции, хорошо, ты там можешь быть националистом. А если у тебя национализм будет базой ещё одновременно и в экономических вопросах? Ты кто? А в культурных? А в отношении к русскому языку?

Когда человек, если даже националист, разложит всё по матрице, он увидит, что не такой уж он и националист. Когда два народа живут рядом, они всё равно взаимно проникают [друг в друга]. Они как-то [взаимодействуют]. Когда-то же были совместные браки со всеми соседями? Были. 30-40 лет мирной, спокойной жизни — и общество начинает постепенно возвращаться на круги своя, успокаиваться. Но надо гасить такие примеры в сетях ЦИПСО, которые это всё провоцируют.

МР. Кавказ — это горячий регион такой, здесь у всех со всеми какие-то, если копнуть, конфликты, которые на раз-два раскачиваются. И это, по-моему, лакомый кусок, чтобы Россию расшатать. И извне наверняка пытаются. 

СУ. Да. Ну, давай, чтобы мы не испытывали иллюзий. Конечно же, Кавказ, но не только Кавказ, любой горный регион — Киргизия, Таджикистан… 

МР. Азия, да. 

СУ. Средняя Азия, где наша горная часть. Казахстан — это степная часть. Карпаты. Обрати внимание, где в широком смысле самый развитый русский национализм? А для меня на Украине тоже живут в широком смысле русские. Где самый развитый национализм? В горной части. Когда говорим о Западенщине, — Галиция, та часть, — мы забываем, что это горная часть Руси. Это, наверное, единственная горная часть Руси. 

Кто такие жители гор, любые? Они не зря туда попали. Почему они туда попали? Это значит, что где-то на равнинах были серьёзные конфликты когда-то, поэтому люди убежали. 

Я всем рекомендую для того, чтобы увидеть, кто такие древнерусские горцы, прочитать произведение Ивана Франко «Захар Беркут». Это о том, как жили древнерусские горцы. Мы просто привыкли, что русские живут в лесах и вокруг рек. А были древнерусские горцы, которые жили в Карпатах. Как себя повёл Захар Беркут, когда туда дошла Орда? Туда же дошли и монголы и потом развернулись возле Карпат. Почитайте, как он заманил в ловушку монголов, потом пустили воду и потопили монгольское войско. Там нет никакого национализма, но посмотреть, что есть русские горцы, нужно тоже всегда. Это свойственно для всех горных регионов, и Кавказ не исключение. Это первое. 

Второе. Нужно понимать, что уклады в горах одни, когда мы там находимся. А уклады, когда мы перемещаемся в города, совершенно иные. Это точно так же, как если мы идём пешком куда-то. Когда мы идём в горы, мы [соответствующим образом] экипируемся, а когда находимся в городе, мы расслаблены, не смотрим по сторонам. Правильно? А что получается? У нас конфликты когда получаются? Когда ты из одного жизненного уклада, например, горного, попадаешь в город. А город — это территория, извини меня, интернациональная, и она всегда такой была. В городе нам надо учиться жить рядом друг с другом, и надо делать над собой усилие. Человеку надо всегда уметь перещёлкивать: «вот здесь я живу горским укладом», это одна история, «а здесь я живу городским укладом». 

И надо учить: вот жизнь по традиции, эпосы, многие [другие] вещи. А жизнь в городе — тут надо опираться уже во многом на русскую культуру, на интернациональную русскую культуру, вспоминать всегда, например, Коста, его формирование как поэта, как художника. Он же именно в больших городах мог себя применить. Посмотрите, как он о русской культуре отзывался. Я не сильно глубоко погружался в этот раз, а в 2011 году я и биографию его изучал, это нужно понимать. Чтобы понимать украинскую культуру, надо обязательно понимать Шевченко, Франко, Лесю Украинку. Чтобы понимать осетинскую культуру, нужно обязательно понимать нартский эпос и минимум Коста Хетагурова, Иссу Плиева, ещё пару человек ключевых, чтобы хотя бы приблизительно догадываться. 

Когда мы перемещаемся в город, мы совсем другие, даже сейчас. Величайшие осетины современности, вроде Гергиева. Смотрите за его судьбой, смотрите, как он реализовывался в самых крупных городах, и делайте так, как он, но не переносите горские уклады в городскую жизнь. И наоборот, горожанам… В чём главная проблема москвичей? Они везде — приедут, особенно на экскурсию: «Ах, что-то у вас смузи не тот». То же самое нужно уметь делать горожанам. Им нужно понимать, что когда они перемещаются в провинциальный, и особенно в горский уклад, нужно включать режим Шурика, собирать фольклор, узнавать что-то (я имею в виду из кинокомедии, «одна маленькая, но гордая птичка»), занимать позицию исследователя. Ты приехал [в гости]. Тем более, есть русская поговорка «Со своим уставом в чужой монастырь» не суются. 

Как только мы будем понимать, где уклад городской, где своя культура, а где уклад традиционный, в данном случае уклад горский, у нас не будет никаких конфликтов, но нам это нужно прививать с самого-самого детства, со школы.

Ну, Mayor, я как могу тебе сказать. Я давно изучаю осетинский народ, историю культуру, люблю это. Но любить мало. Надо ещё что-то понимать. Я вижу пару очень важных точек для осетинского народа, которые сделали бы его устойчивее в когнитивной войне: 

• Первое — осознание себя единым осетинским народом. Что меня прямо раздражает, не нравится — это то, что северяне не интересуются Южной Осетией. Воссоединение должно, в первую очередь, в голове произойти. Осетинский народ — это один из немногих разделённых народов. Но если корейский народ, хоть и разделённый, находится в состоянии войны, а Южная Корея находится в состоянии оккупации, то у осетинского народа нет такой проблемы. Южная Осетия никем не оккупирована, там нет военных баз американских. Наоборот. Но то, что я замечаю — северяне даже не интересуются тем, что происходит тут, в 100 километрах. 

МР. Туда свободно можно приехать.
СУ. Многие чаще в Грузии бывают, чем в Южной Осетии. Ну, так извините меня, а как? Так не работает, это невозможно. Поэтому — первое, должно произойти воссоединение разделённого народа, в первую очередь, в головах. А чтобы оно произошло, нужно лучше знать друг друга. Знать, ценить, уважать, интересоваться. Но в силу географии… Всё-таки южан мало, нет аэропорта, чтобы выбраться в большую Россию, плюс в основные города здесь. Они-то интересуются и знают уклады, а обратной истории нет. Вот поверь мне, когда полмиллиона, ну, 300-500 тысяч, с учётом размера республики, постоянно будет посещать Южную Осетию, потом транслировать это своим… А каждый человек — это не просто человек, он ещё рассказывает, с учётом того, что братьев много, сестёр много, своим 4-5 контактам, это уже будет очень сильная интеграция. И поверь мне, года через полтора начнутся эти процессы, а лет через 10 они будут совершенно неизбежными. Это первое, что я считаю, нужно и Южной Осетии, и Северной — общей Осетии. Это преодоление. 

МР. Нам нужны евангелисты, которые будут показывать нам Южную Осетию, Северную. 

СУ. Проводники, конечно, обязательно. 

• Второе — это особый культурный код осетин, это отсутствие конфликта. Мы об этом и по дороге говорили, но ещё раз акцентируем: отсутствие конфликта в голове между русской культурой и осетинской культурой. В этом ваша особенность, для вас русская культура такая же родная, как культура национальная, таких народов очень немного. 

МР. На Кавказе уж точно. 

СУ. И на Кавказе, и в Азии. Украинцев до чего довели? Это же штука не вечная. Националиста можно сделать из любого человека, если его постоянно накачивать. Эта особенность, когда и твоя этническая культура, и твоя мировая культура для тебя являются родной и не конфликтуют в голове — это огромное преимущество осетин. У кого ещё такое на постсоветском пространстве? У белорусов. Многие среди белорусов-горожан не знают белорусский язык, не особо интересуются, там смешанное население. Там много и просто русских. Но те, которые знают белорусский язык, в деревне бывали часто, не конфликтует у них никак в голове [белорусская и русская культура] (не у всех), но это нормальная история. 

На Украине в лучшие годы, до этих конфликтов, особенно в таких интернациональных регионах как Одесская область, там живёт много украинцев, які українською мовою розмовляють [(укр.) — которые по-украински разговаривают], не было у жителей этого региона конфликта в голове. 

И осетины в этом смысле пример для всего остального Кавказа, [который нужно продвигать] и лучшие образцы транслировать для всех остальных соседних народов, потому что нужно поддерживать людей с такими же позициями. Не только в Осетии есть люди с такой позицией, просто у вас больше такой интеллигенции, больше такая позиция. Если вы её будете транслировать, то по соседству люди с такими же позициями будут это подхватывать, искать лучшее и выводить на всеобщее обозрение, а не концентрироваться на деталях, которые нас разъединяют. Это следующий аспект, который я считаю важным. 

• И последнее, наверное, для устойчивости — сейчас представителей осетин на передовой огромное количество! Насколько я помню, количество Героев Советского Союза на душу населения было больше всего. Сейчас — в процентах участвующих в СВО.

Я считаю, что это наследники культуры не только народа-воина, но ещё и народа, который находится на острие борьбы России. Ведь что такое Россия исторически? Россия — это большая страна многих народов, где империя (государство) приходила к народам, которые живут на краях, чаще всего, и пыталась разрулить ситуации, которые там накопились. Я напомню, как появлялись казаки здесь, они же как раз появлялись в тех местах, где конфликтовали народы, они занимали позицию между.

МР. Я не знаю.

СУ. Республики, которые мы обсуждали, где конфликт шёл вокруг земель вокруг Терека. Я напомню, было [создано] Терское казачье войско специально, чтобы не резали друг друга. Казаки у нас, в принципе, везде так появлялись. 

МР. Да, у нас, по-моему, в станице Архонская изначально казаки заселились, есть несколько населённых пунктов, в которых были преимущественно казаки. 

СУ. Кто такие казаки? Казаки — это свободные люди, которые перенимают обряды тех народов, с которыми они живут. Казаки в Сибири перенимают традиции сибирских народов, русские казаки в Казахстане — перенимают казахские традиции. Казаки на Кавказе одеваются уже как кавказские народы, у них бурка.

МР. У них уклад жизни такой, больше похож на наш. 

СУ. Да-да, то есть казаки — это особый тип русских, которые интегрируются. Они вроде местные, они тут сто лет живут, но они своим примером показывают, что можно перенимать уклад соседей, и для этого совершенно не обязательно воевать.

МР. У нас же остальной Кавказ, он преимущественно исламский, и я так понимаю, про Каддафи и Хусейна, для меня это стало открытием, что ислам, оказывается, всё-таки может быть гибким. То есть социализм умудрился… В общем о книге этой можно пару слов?

СУ. Про разные исламы. Конечно же, ислам разный. Есть ислам, традиционно уходящий корнями в Средневековье, где он родился, а есть ислам более модернизированный. 

МР. Х век, середина Средневековья как раз.

СУ. Активное развитие — это арабский халифат, самая молодая мировая религия. И в ХХ веке появились модернизированные версии. Вот есть модернизированная версия, ваххабизм — это попытка самое средневековое мракобесие поставить на современные технологические рельсы. Есть ^✶запрещённый ИГИЛ, уже, я надеюсь, полностью уничтоженный. Ты же помнишь, какие они ролики снимали? 

МР. Профессиональные.

СУ. Это реальное средневековое мракобесие, но поставленное на профессиональные рельсы. 

А были другие попытки модернизации ислама. Я всем рекомендую прочитать «Зелёную книгу» Муамара Каддафи. Это концептуально исламский социализм. Это построение более справедливого общества. У него в чём особенность, у Каддафи? Были арабы и бедуины. Они жили разными укладами. Бедуин — это кочевник, а остальное — на побережье были города. И вот его идея. И они мирно жили, спокойно, не было никаких конфликтов, поэтому работает такая идеология. 

Потом идеология партии БААС (это арабский социализм). Она сейчас уже умерла. Это правящая партия была в Ираке, это была правящая партия в Сирии. Это тоже была форма арабского социализма. Плохая, хорошая — я сейчас не даю оценок, неизвестно что было бы, если бы Хусейна не уничтожили в ходе интервенции. Мы же помним, что он так-то удерживал свою власть.

МР. Да, вот Хусейна и Каддафи уничтожили из-за идеологии? Или скорее экономические вопросы? 

СУ. Ты представляешь, какой альтернативой они являлись?

МР. Которая уже за рамки выходила страны своей.

СУ. Конечно. Они мешали самому главному — они мешали американской стратегии «разделяй и властвуй». Они же ничего нового не придумывали. Ну, посмотрите, какую цель они преследуют. Они преследуют ту цель, чтобы русский мир, православный мир, постсоветский мир — по-разному можно называть — был в том же состоянии, что мир арабский. Посмотрите на арабские страны сверху. Мировой язык у них есть? Есть. Мировая культура есть? Ну, извините меня, Авиценна, медицина. Мы пишем арабскими цифрами, я напоминаю. Это великая мировая культура! И арабский халифат, извините меня, в своё время это было полмира. А посмотрите, во что он превратился в ХХ в. — в конфликтующие между собой национальные государства. И как только появляется какая-то фигура, которая хочет это объединить, ее сразу уничтожают. 

Мы должны помнить, что технологии у них одинаковые. И они бы хотели, чтобы Россия, так же как арабский мир, представляла бы собой конфликтующие между собой незалежную Рязанию, которая конфликтует с незалежным Татарстаном, незалежная Осетия, и все эти соседи устраивают друг другу бесконечные войнушки. А они на этом зарабатывают и учат нас, как нам надо договариваться. Потом, когда мы друг друга перережем, они приходят и говорят: «А что это у вас случилось? Это у вас демократии было мало. Сейчас мы вам подскажем, как нужно правильно договариваться». 

Этого допустить нельзя. Мы всегда должны помнить, что наше общее пространство — это не просто наша ценность, это то, что даровано нашими предками. Это нужно ценить. Возможность страны, где мы можем перемещаться без границ. Между Финляндией и Китаем всего одна страна находится. Вы всё пространство от Финляндии до Китая можете пересечь без всяких внутренних границ. Такого больше нет ни у кого. Это нужно ценить. А чтобы это ценить, нужно знать и уважать уклады всей нашей большой страны. Как живут на финской границе, как живут на китайской границе, как живут на грузинской границе, как живут на молдавской границе, потому что оно всё похоже, но всё-таки отличается. 

Я считаю, что самое главное в когнитивных войнах — это понимать себя, уважать внутри нас непохожих на себя и искать в грудах [фекалий] именно алмазы, и тогда все получится.

МР. Семён Сергеевич, у вас был день рождения недавно. Мы об этом помним. Поэтому у нас подарок есть.

СУ. О, ничего себе!

Ух, картина! Ничего себе.

МР. Это картина, написанная моей тётей. У меня дядя и тётя художники. Сзади подписан автор и пару слов от меня тоже и от Осетии.

СУ. Куртатинское ущелье.

МР. Это изображён населённый пункт Цимити, старый, древний. Это Куртатинское ущелье.

СУ. Понял, теперь у меня есть задание, я залезу во все карты, буду изучать город.

МР. Да, и даже предлагаю, когда в Северной Осетии в следующий раз будете, нам туда cгонять.

СУ. Договорились.

МР. Там вы ещё не были, мы ещё не проезжали. Это в сторону Фиагдона ехать.

СУ. Не был, обязательно надо исправить.

Спасибо большое за подарок.

МР. А вам спасибо за интересную беседу.

СУ. Будем продолжать.

Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка

Was this helpful?

YesNo

2 / 0

#mayor #Дмитрий Пучков #кавказ #казахстан #киргизия #молдавия #политизированное меньшинство #приднестровье #северная осетия #семён уралов #украина