Словарь когнитивных войн | Про переговоры, политику Трампа и информационные войны

ВКонтакте

Youtube

Тг-канал Семена Уралова

Александр Кузин. Друзья, у нас сегодня новая передача «Разговор о будущем».

Новый гость – Семен Уралов, известный политтехнолог, писатель и исследователь когнитивных и информационных войн. Хотя в каждом интервью вы говорите, что слово «когнитивные» вам не очень нравится.

Семен Уралов. Не нравится.

АК. Но «информационные», наверное, для народа будет…

СУ. Не совсем. У американцев в слове «когнитивный»… Вообще, это войны в мышлении. У них в «когнитивный» и «знание», и «познание» спрятаны. А мы все-таки разделяем процессы знания и познания.

Когнитивные войны – это, с одной стороны, атака на знание. То есть, производство малолетних дебилов, по Дмитрию Юрьевичу Пучкову. Но и на познание. Это глубокая манипуляция. Слово «когнитивный», к сожалению, испорчено психологами, маркетингом и всеми остальными. Но раз оно уже применяется, я его использую.

АК. Хотел начать с того, что именно вас волнует, тревожит в части будущих прогнозов. Какой будет 2025 год? Что первое приходит именно вам?

СУ. Я все-таки очень глубоко профдеформирован. Для меня то, что называется сейчас СВО, идет со 2 мая 2014 года, со времени событий в Одессе. Я каждый год ожидаю некоего завершения этой украинской трагедии. Но я профдеформирован очень глубоко. Поэтому для меня это остается важным.

И чего я ожидаю? Я понимаю, что после того, как завершится специальная военная операция, в этих краях начнется необходимость проведения специальной образовательной операции. В общем,

когда замолчат пушки, настанет время интеллигенции.

Нам нужно будет создавать новое фактически общество. Оно будет очень искалеченное. Брат против брата, тяжелая ситуация, объективно. Нам нужна будет новая литература, новая культура. И этот кризис преображает и саму Россию, как мы увидели. Началось СВО, все стали, в том числе культурные деятели, определяться.

Я жду и, как могу, приближаю катарсис. Я считаю, что в украинской трагедии он должен произойти. Был надут глобальный медиапузырь, в который погрузили общество. Медиапузырь, что весь мир поддерживает киевский режим, что Россия ослабла и вот-вот рухнет. Вся эта иллюзия, которую можно назвать «глобальный контрнаступ», так его брендируют. Это был результат глубочайшего самооблучения.

Встреча с реальностью не бывает без истерик. В ходе катарсиса постУкраина разложится на «плесень и липовый мед», на массу неофеодальных осколков, где будут рулить братва, мафия, дикая смесь нынешнего ТЦК, братвы, власти местной. А центральной власти не будет. Это будет ситуация, которая описана очень меткими словами Ленина про 1921 год, когда Украина превратилась в территорию, где сто атаманов и каждый себя считает главой государства. Это плюс-минус так и будет.

И катарсис произойдет в том случае, если мы будем готовы дальше с этим обществом работать и делать правильные вещи. Я считаю, это и есть наша задача. В данном случае нам нужны единомышленники, люди на местах.

Я недавно был в Херсонской области, в Запорожье, посмотрел, что там на местах. Девчонки в основном активисты. С молодежью общались. Получается, что так. При этом запугивают людей.

В финансовой части. Я не то чтобы жду, я очень боюсь — это описано в моей первой книге «Два капитала. Как экономика втягивает Россию в войну», которую я писал на Донбассе — у нас идет конфликт внутренний между промышленным и финансовым капиталом. К сожалению, та модель, которую мы выбрали в 90-е еще, это приоритет финансового капитала.

И я опасаюсь, что в ходе этого конфликта, чем будет дольше эта война, нас финансисты наши просто разденут. Как это они делали многократно, например, с теми же США. С самими. Потому что эта модель работает безотносительно. Надуваются глобальные финансовые пузыри, а потом всех пускают по миру.

Я надеюсь, что мы до этого не дойдем, очень хотелось бы. У нас произошло бы переориентирование государственной политики на поддержку именно производительного, промышленного капитала, который оставляет здесь, в стране, те активы, которые у него есть. Но пока я вижу, что нас банкиры грабят.

АК. Да, причем, мне кажется, ситуация накалилась до предела. Потому что у нас, например, в отрасли девелоперы молят: давайте что-то мы придумаем! Инфляция! Действительно, как будто два мощнейших [зверя,] тигр и лев в схватке. И непонятно, действительно, прогнозировать очень сложно. Конечно, мне кажется очевидно, что нужно новое дыхание. Нужно, чтобы люди…

То, что очень много на самых молодых ребят моего возраста, прямо заявляю, готовы делать даже производство. Очень много энергии молодой. И уже даже какой-то опыт появился. Бизнес-опыт 5-10 лет — это уже человек готов развивать в регионах, под Челябинском производство, например. Но у него сейчас связаны руки полностью. У него отбивается вся инициатива, и он идет продавать на WB товары. Это так и есть.

СУ. Конечно, потому что развитие промышленного капитала — это не просто кредиты раздать. Что производить? Где производить? Под какие гарантии дальнейшие? Ну хорошо, человек произведет, а если не будет поддержки, то завалят дешевым импортом, как многократно бывало ранее.

Что мы ели? Литовские сыры. Итальянские продукты были дешевле в Москве, я помню этот период. Дешевле, чем отечественные. Но это же бред. Как так может быть?

В советской модели вокруг каждого небольшого города было свое молочное производство. Даже в больших райцентрах даже пиво было свое, свой пивзавод. И это, с одной стороны, обеспечивало рабочие места, а с другой стороны, создавало иной тип конкуренции для сельхозкапитала.

Когда у мелкого производителя есть гарантированный рынок сбыта, он себя прекрасно чувствует. А я напоминаю, как у нас французы, Danone, сначала выкупили, потом обанкротили все, что могли, все молочные хозяйства. И подсадили нас на свою откровенную дрянь. Был период, у нас ни «снежка», ничего не осталось, был такой период.

АК. Многие люди ждут переговорного процесса. Есть какие-то мысли про этот переговорный процесс? Или как, например, все время Александр Гельевич Дугин говорит: никаких переговоров, только до конца и так далее. Чисто по вашим ощущениям.

СУ. В украинском?

АК. Да.

СУ. Стратегия наших оппонентов — это стравливание индейских племен. Мы должны помнить, что они на это смотрят, что это гуроны и делавары, которые вырезают друг друга. Любая пауза им нужна, чтобы подготовить дальнейший этап. Товарищ Дугин прав в том смысле, что переговоры бесперспективны, потому что они будут использованы просто как пауза, как Минские соглашения.

Но при этом есть — не надо самооблучаться пропагандой — естественные преграды на постУкраине. Например, река Днепр. Мы еще пока не взяли ни один крупный город. Судя по всему, это будет либо Харьков, либо левобережная часть Запорожья. Города Днепр, Запорожье, они же на реке находятся. И поэтому возможны паузы.

Я напомню, разделы Польши, которые мы учим в истории, их было три. Сначала отвалилось то, что сейчас называется Белоруссия, часть Украины, и потом аж до Кракова. Это было в несколько этапов. Даже у Пикуля это есть. Россия не хотела забирать ту часть, где уже жили поляки, католики. Типа — мы забрали [ту часть], где православные, а дальше уже не надо.

Но тогдашняя Польша — это был бесконечный кризис. Постоянно воевали все. И набеги всегда были в сторону Смоленска. И поэтому третьему разделу Польши Россия противилась. Не нужно уже это. Но пришлось брать.

В этом смысле, это не надо считать переговорами, это некие тактические паузы. Но сама постУкраина уже превращена в биореактор, иначе там не рассосется. И это внутренняя проблема России.

Но я надеюсь, что точкой перехода из этого кризиса будут совместные действия по локализации. У нас же есть те, кто окружает постУкраину. Кто-то жестко под американцами лежит, как поляки, например. А кто-то не жестко, как венгры. В Румынии сейчас интересные процессы — избрали странного персонажа.

АК. Как будто какой-то позитив.

СУ. Точно не милитариста. Видим, меняется определенная ситуация. Белоруссия, понятно, наш союзник. Словакия, обращаю внимание. И когда умиротворение территории постУкраины будет делом не только России, а еще и соседей вокруг, тогда может произойти качественное изменение в этом кризисе.

Сценарий стратегический следующий. Какая-то часть постУкраины станет частью России. Какая-то часть будет государством союзного типа вроде Белоруссии. А какая-то часть, мы понимаем, западная, либо будет внутри этой части государства, но скорее всего, это будет максимально нейтральное государство.

Но это три типа политики. Об этом и надо думать. И это, мне кажется, будет тем делом, куда могут применять… Это будет вопрос миропорядка. Установление нового миропорядка. И когда это будет не только миропорядок, идеи которого исходят из Москвы, но также [будет] поддержан из Минска, из Будапешта, из Бухареста, тогда это может быть выходом из кризиса.

Польшу делили на троих не зря. Нужно было легитимизировать: тут — Пруссия, тут — Австрия, тут — Россия.

АК. Вы говорите про то, что когда немножко это устаканится, все-таки есть вероятность, что это будет к концу 2025 года.

СУ. Точка катарсиса — возможно. Я настраиваюсь — до 2050 года [продлится] этот кризис. Магистрально. Начался он не в 2022 году.

АК. Конечно.

СУ. А где вход, там и выход.

АК. Мы живем циклами, вряд ли они будут укорачиваться.

СУ. Да, и жизнь наша тоже не меняется.

АК. 100%.

А вот все-таки после катарсиса наступит период, когда, как вы говорите, нужно будет работать с населением, нужно работать с сознанием, с мышлением. Какая должна быть эта работа? Что должно появиться, чтобы сценарий был более позитивный для нас?

СУ. Государство будет заниматься своими делами, построением государства. Мы понимаем, мы все-таки из общества. Мы государству где можем, помогаем. А вот что делать с обществом, это уже будет наша ответственность.

А общество — как устроено.

В обществе есть политизированное меньшинство.

Еще его можно назвать очень огрубленно интеллигенцией, но это не только интеллигенция. Интеллигенция тоже входит в политизированное меньшинство.

Давайте разберем на примере небольшого [сообщества], например, деревни. Что-то происходит, политическое. С кем жители будут советоваться? С председателем сельсовета, со школьным учителем. Буквально пять-шесть человек объяснит, что это такое. Это происходит везде.

Еще можно модель — мне важно, чтобы зрители это поняли — как это работает в любом коллективе. Вы приходите на работу, какое-то политическое потрясение. Всегда есть один-два политизированных, которые эту тему поднимут, разъяснят, а все остальные — это и есть политизированное меньшинство.

Его никогда не бывает много. Советский Союз его постоянно пытался повысить. Для этого нужны были пионеры, октябрята. Он постоянно политизировал. И вышло, по моим прикидкам, до 30% общества было политизировано. Все остальные жили обычной жизнью. Сейчас, в капиталистическом укладе, в котором мы живем — мы взяли чисто западный — до 10% политизированное меньшинство. 15% — это уже значит скоро майдан будет.

И наша первая задача на новых российских территориях — там наших сторонников убивали эти годы, сажали, преследовали. И наше меньшинство изначально там уже уничтожено, посажено. Поэтому нам нужно будет это меньшинство организовать, вооружить аргументами, что самое главное. Дать ту самую идеологию. Показать, что они не одни. Это люди сколько лет сидели в подполье. Там совсем иная психология. Я напоминаю, там убивают, взрывают. Каждый день теракты.

АК. Многолетний страх.

СУ. Абсолютно. Плюс еще личные связи на территории, еще не освобожденной. Идут угрозы постоянно. Психологически очень тяжелая атмосфера. По-разному себя ведут родители. Пример рассказывают, в Запорожской области в некоторых школах, особенно в городах, которые по Днепру, в некоторых классах до 30% родителей своих детей на всякий случай учат еще в украинских школах. То есть, они ходят в российские, но на всякий случай. Это все непросто.

Я это видел даже в Крыму. Подросток завершал школу, оканчивал в Крыму. И одноклассники. Казалось бы, уже все, в российском Крыму. Но самые балбесы — самые худшие результаты ЕГЭ — поехали тогда еще в украинский Херсон, в Украину, потому что были льготы, образования не было никакого. Ну и попали сейчас как кур в ощип. Ну какая разница?

Люди не задумываются об этом. Многие продолжали ездить на Украину. Были новости, как депутат горсовета три или четыре года еще шастал в Днепропетровск, где у него был бизнес. Потом его взяли, нахлобучили. Это нам сейчас легко. А люди в реальности сильно запутаны. Им нужно разъяснять, повторять.

Надо не забывать, что люди там находятся, жертвы когнитивных войн 2004 года. Первый Майдан — это была большая спецоперация, когда часть общества тронулась умом, это оранжевая революция. Это 20 лет назад было. Это уже сейчас по 20 лет тем, кто родился во время первого Майдана.

А какое там образование? А что там с историей? Нам нужна будет новая версия истории. Наши оппоненты не успокоятся. У них в чем идея? Украинская идеология – такая: мы всегда строили прекрасную незалежную Украину, а все время приходили москали и нам рушили. Сначала Андрей Боголюбский разрушил Киев. И потом — все. И каждые 100 лет, мы вам расскажем, как москали мешали нам жить.

А если ребенок вырос в этом, он с этим согласен. И тогда в этом инфопузыре — это уже исторический пузырь, СВО — москали снова пришли в нашу неньку. В нем нет ни Одессы 2 мая, нет ни первого Майдана, ни захвата СБУ. Ничего этого нет. Американцами — я имею в виду захват СБУ. Этого нет. История началась 24 февраля 2022 года. И таких людей очень много. Их у нас очень много, а там таких еще больше.

Я общался недавно с чиновницей, переехала в Херсон, сейчас же столица в Геническе. И был такой разговор. Частный, без камеры. И прямо прорвало барышню: у меня такая жизнь была классная, у меня там было две фирмы, четыре квартиры в Херсоне. Такая упакованная. Типа, блин, а тут я в этом Геническе, в хаосе, в райцентре, что делать? Наш человек.

Но мы не должны забывать, что самое сложное — это первый год. Человеку нужно прожить все сезоны в новой обстановке. И только тогда в обществе начинается умиротворение. А пока что у нас хаос. Меняются эти все регионы, постУкраина расползается, как черная дыра.

Уже наши старые регионы живут в таком же режиме. Это же тяжело, когда каждый день в комендантский час – прилеты, улеты. У человека психика разболтана. Я очень надеюсь, что наше государство поймет, что состояние массовой психологии, или коллективной… Дело не в личном, не в коучах, не в этом. Нужно работать с коллективной психологией.

Это то, чем занимался Советский Союз активно. Выход из этого — только коллективность, бдительность. А бдительность — это что? Это мы знаем друг друга. Знаем соседей, понимаем, что где происходит. Только так бдительность достигается.

И, конечно, нужно бороться за… Социологи показывают, что за эти два года плюс 10% где-то тех, кто находится в хронической депрессии. Это не здорово. С точки зрения экономики, это не здорово.

АК. Сюда же подтягиваются, кто в депрессии — и демография, и какие браки, и какие дети рождаются, если люди в депрессии.

СУ. И так пенсионные реформы так ударили по демографии. Так и не поняли. Я доказывал, что дело не в деньгах. А дело в том, что человек себе ставил психологическую отметку, что — я выхожу на пенсию и займусь внуками.

А так как родители постоянно на работе, особенно в Москве, Питере, в крупных городах. Когда на секцию отвезти? Вот такие простые вещи. Дело даже не в деньгах. А тут человеку [отодвинули] психологическую отметку на пять лет дальше. Значит, теперь его дети будут заводить [детей] еще через пять лет. А когда жить? Все, и этого не будет. Вообще, пенсионная реформа — это нездоровая социальная история. О том, как банкиры пролоббировали свои… У них же дебет с кредитом не сходился. Аргумент-то был: «у нас дебет с кредитом не сходится». Ну а что? Вот СВО началась, теперь сходится? Что за ерунда?

<Реклама>

АК. Если говорить, например, про культуру, потому что многие говорят, что можно работать через какие-то определенные технологии, через коллективы, безусловно. Важна ли культура? Например, важны ли новые поэты, музыканты, художники? Какая сейчас, на ваш взгляд, ситуация в этом блоке?

СУ. Культура, я считаю, это — все. В том числе то, что мы производим, это тоже элемент культуры. Мы строили свою модель культуры как вторичную по отношению к США. Мы строили «США в плохом климате». Даже сериалы наши, как Гена Букин, это же не житель Свердловска, у нас не живут продавцы обуви так, не общаются так люди между собой.

Молодежь наша — это был как бы «Беверли-Хиллз 90210», но в условиях России.

АК. Огромная квартира, много спален.

СУ. Не по-русски. Мы видели, что это вроде бы мы, но это ни разу не мы. Наша культура была шизофренична в этом смысле. У нас было совершенно иное общество, которое жило своей жизнью.

На этой шизофреничности сделал себе имя Пелевин. Он уловил эту шизофреничность и ее каждый год описывал. И жители мегаполисов смотрели на себя в зеркало и ржали над собой. В этом был элемент культуры. Он надстроился, пересмешник.

Наш ответ был — постирония, насмешничество над этой плохой американской копией. Началось СВО. Все, кто был продюсерами этих движений, сбежали и оказалось, что место пусто. И вопрос, что показывать. Как показал опыт, что кроме Великой Отечественной войны… Сейчас еще вцепились за период позднего Советского Союза, в чем феномен «Слова пацана» и «ГДР».

«Гагарина» не могут нормально взять эпоху. Это уже важнейшая вещь. Плохой, отвратный фильм. «Гагарин. Первый в космосе». Отвратный. Любовная линия дурацкая, ни к чему вообще. Гагарин — это пионер, который как и был в жизни… Что за ерунда?

Мы какие-то интересные элементы эпохи зацепили, которые людям показываем, но не можем реальность показать. У нас нет ни одного сериала обычного. Мы с коллегами вчера обсуждали, какой мог бы быть сериал обычной жизни.

АК. Очень интересная тема.

СУ. Подростковый. Например, два друга из разных социальных слоев. Один живет в центре города, из более примажоренной семьи. А кто-то живет на окраине. Но они друзья, потому что занимаются спортом, боксом. И случается ситуация. Свежая идея, только у тебя в эфире сдаю ее. И вот случается ситуация, например, что их брат старший или сестра подсаживается на наркотики.

Обычная ситуация. Тот, который маргинальный, у него друг или родственник становится солевым. А тут мажорные подсаживаются на благородные наркотики. И они, друзья, начинают разруливать эту ситуацию, вытаскивать их. Мы сможем показать. Это не будет чернуха. Они вытащат их в результате. Это не будет чернуха, это будет реализм. Мы покажем реальную социальную проблему, а не будем о ней умалчивать.

Второе. Мы покажем разные социальные слои. Чтобы это не был американизм Гены Букина – нерусский человек в русском сериале. Третье. Мы подсадим на когнитивную волну понимания наших подростков. Они посмотрят в зеркало, как на самих себя.

Я помню очень хорошо поздний Советский Союз. Мы смотрели фильмы, как «Гостья из будущего», чтобы посмотреть, каким должно быть наше будущее. Мы ориентировались на Полину, которая прилетала из будущего. Для этого у нас все было.

В чем сейчас проблема с образом будущего. Сначала нужно настоящее отразить.

Чтобы ты мог думать о будущем, тебе нужно сначала реализм настоящего восстановить.

А реализм у нас утрачен.

Голливуд как модель — это сказки. Это не реализм. У них много классных драм, но это не мейнстрим. А основное — это производство бесконечных мультиков. Мультиков, твоя задача не задуматься, а получить впечатление. А у нас даже мультики получаются другие. Сейчас возьмем феномен – «Смешарики». Это же совсем иная история. Там же всегда сюжеты, всегда образование. Мой любимый — когда выборы у них были, Нюша баллотировалась. Они сразу интересны и детям, и взрослым.

И он давний, ему уже 20 лет, этому проекту. Он существовал без особой поддержки. А прикинь, если бы ему дали старт, куда бы он ушел?

АК. Федеральный, в том числе. Это все возможно.

СУ. Или, например, сказки «Гора самоцветов».

АК. Тем более сейчас такие платформы – тоже… В какой-то момент люди обратили внимание, что в основном измены, разводы, трэш, наркота.

СУ. Так и будет общество такое. Оно будет таким, чем вы будете их кормить.

Но я напомню, у нас стабилизация общественного сознания проходила как? Позитивный образ милиционера. Приход к власти питерской группы, товарищей офицеров. И — меняется образ. Если, например, первый сериал «Менты» — это вообще трэш. Первые сезоны — жить не хочется. А дальше — совсем другой становится милиционер. Другой, другой.

И давайте посмотрим на улицы. Я помню, что такое милиционеры в Москве еще даже в начале нулевых. Ты их обходил частенько, потому что могли быть проблемы у тебя. Правильно же? Было такое? Было. А теперь? Прошло 20 лет. А теперь что? Всегда мы обращаемся, как к дяде Стёпе. Ну правильно? То есть, как было в советской модели. Это результат создания позитивного образа сотрудника МВД в массовой культуре.

Отвечаю, подытоживая. Условия сложились исторические. Деньги в стране есть, технологии тоже освоили так или иначе, тем более — не боги горшки обжигают. И снизилась точка входа в съемки. Но сейчас чтобы снимать фильмы…

АК. Я считаю, что у индустрии в плане ускорения точно все хорошо.

СУ. Все есть. Теперь вопрос содержания. Вот это самое главное. И тут я вижу главную нашу беду. Наши актеры — я стараюсь смотреть, хотя бы знакомиться с новыми сериалами — оторвались от общества. Они не могут сыграть нас с вами. Все, что ни играют, у них своя богемная история. Видно, что у них своя тусовочка. Они говорят на своем языке.

АК. Получается опять немножко либерализма, информационные войны на тему любви к Западу. Они и с актерами сыграли злую шутку.

СУ. Они переучились. Это чувствуется. Они не могут сыграть советского человека. Они нас не могут сыграть.

АК. Нет ощущения внимания к времени.

СУ. Фильм про Карпова — прекрасный фильм. Прямо молодцы. Показали хорошо. Хороший фильм. Но я считаю, что главный герой — не совсем такой, как были советские люди. Чувствуется, что это современный человек. Это связано еще с тем, что мы перестали классику играть. Вспомним советский кинематограф. Там же постоянно — оперетты, оперы. «Летучая мышь» по Имре Кальману, сколько всего было.

Классика потому и называется классикой, что актер может реализоваться только когда он пройдет через Шекспира, Горького. А куда ты — сразу в кино? Раньше в кино, до того как человек не реализовался в театре — да куда ты, в какое кино ты попадешь сниматься? Извините меня.

Ну конечно, это для него была высшая награда.

Чтобы получались шедевры, нужно производить тысячи [единиц] культурного продукта.

Иного способа нет. А творческому человеку нужно создать творческую атмосферу, но постоянно его «макать в реальность». Творческому человеку свойственно, особенно актерам, «улетать в космос». Не зря — богемная жизнь, эта вся история. Их надо возвращать в реальность.

АК. Все мы любим Федора Михайловича Достоевского. Вы тоже постоянно в эфирах говорите, что нет ничего лучше, чем классическая литература, чем наши классики. И это лучше всего защищает от информационной [войны].

Я, кстати, на себе это ощутил. Я еще два года назад убрал всю бизнес-литературу — мы про коучей говорили перед эфиром, про Кийосаки, кому поклоняются все современные предприниматели, эти «богатые папы» — это совершенно другое состояние внутреннее, эмоциональное.

И на своем примере абсолютно подтверждаю, что ничего нет лучше этого, с точки зрения некоего фундамента.

СУ. Напомню, с чего наша культура началась, внутри христианской большой культуры.

АК. Да.

СУ. С книги.

АК. Да.

СУ. Книга – это… Буквально на днях мой хороший друг — как вечный спор физиков и лириков — он айтишник, еще с советских времен, и сейчас достаточно крупный предприниматель. И я объясняю: пойми, ваш язык программирования…«Вы что, гуманитарии, такие дураки», как часто технари говорят. Я говорю: ваш язык программирования — это упрощенный наш язык. Из него все выкинуто, оставлен только синтаксис и минимум лексики. А у нас все намного шире. Он намного богаче. И произведение литературы — это то, что человека программирует. Что такое автор? Это человек, который перелопатил столько литературы разной, через себя пропустил.

АК. Абсолютно.

СУ. И потом выдал, как он считает будет понятно другим людям. Это же высший уровень шифровки-дешифровки. И задача читателя — дешифровать. Он получает шифровку автора, ее читает, но у него внутри проходит своя дешифровка. Следующий уровень крутой, делюсь, это не только читать, но еще и разбирать и обсуждать с кем-то.

АК. Сейчас вышел сериал «Преступление и наказание». У одного автора я прочитал такую вещь про этот сериал, что люди быстрее начали понимать. Люди смотрят — это массовый зритель, это не группа продюсеров, авторов. И даже они как будто лучше понимать стали, чем какие-то определенные создатели, текущий контекст. Можно с этим согласиться?

СУ. Ну, отчасти да. Есть проблема профдеформации. Цензура — это не только плохо, это иногда и хорошо. В профдеформации можно так зашориться и такой контент начать давать… Это специфика шоу «Артхаус». Кто-то может его смотреть, но в целом это же безумие.

АК. Это прямо опасно.

СУ. Реально можно с ума сойти. Я очень люблю, наверное, единственное, «Шестиструнный самурай». Там по сюжету Советский Союз захватил Америку. И такой рок-н-ролльный главный герой путешествует по постапокалиптической Америке, которую захватила советская армия… Но они только по касательной, только с шашками, нет ни патронов, ничего. Но это неплохой артхаус, я рекомендую посмотреть. Он сильно политизированный.

Нужна цензура. Во-первых, нужно менять. Сейчас модель какая? Все равно это все за госденьги снимается, это очевидно. Сейчас идет по системе «при поддержке». Кто тему пробил, тому ее поддержали. А в Советском Союзе вспомним, когда: «Одесская киностудия», «дзынь-дзынь!» и потом – «по заказу». А это разные вещи.

АК. Разные уровни ответственности даже.

СУ. Конечно. Нужно нахрен отменять это «при поддержке», делать только «по заказу». И когда «по заказу» — нужен нормальный цензорский комитет, но не в смысле [после], а еще до того как… Извини меня. А я считаю, что надо вообще-то и материально отвечать, если вы сняли хреновый фильм.

АК. Почему нет? Об этом многие говорят.

СУ. Почему нет? Деньги потрачены. Мы же людей наказываем за то, что они потратили госденьги, закопали что-то, не построили. Дом, развязку, еще что-то. Сколько сидельцев? А почему мы не заставляем вернуть? Эти все люди — миллионеры. А может, уже и миллиардеры. В нашем шоу-бизнесе нормальные гонорары.

АК. Кто работает с бюджетами и с кино, конечно очень большие.

СУ. Нормальные гонорары.

И вот поверь мне, через два года все по-другому начнут снимать.

АК. И, наверное, можно собирать экспертные советы. У нас сейчас есть много людей, которые из разных сфер могут как минимум давать обратный ответ.

СУ. Вспомни, фильм какой-нибудь про милицию, про войну. Идут титры — «советник: генерал, лейтенант, следователь», список, человек 20, военные. Какой уровень экспертизы? А сейчас смотришь фильм про войну — вообще ни одного эксперта нет. Поэтому смеются. Техника – непонятная, форма, под формой — колготки у женщины.

АК. И обсуждают — эти стратегические сессии по фильму идут в Дубае. Это анекдот.

СУ. Бред, конечно.

На землю нужно приземлять. И нужно подряды распределять как можно больше в регионы. Есть у нас феномен якутских фильмов. Очень интересные снимают фильмы. За счет чего? За счет удаленности. Они слишком далеко. Нам нужно снимать фильмы… Была крутая Свердловская киностудия, хорошие фильмы снимали, социально-психологические драмы. Классные фильмы. Одесская киностудия – мы ведь все равно Одессу вернем, и киностудия нам будет — лучшие подростковые фильмы, юношеские. «Приключения Электроника».

АК. Своя среда, своя химия в городе, столько талантливых людей. В этом плане — абсолютно.

СУ. Одесса – это кинематографическая столица Российской империи и потом Советского Союза. Мы глазами одесских творцов смотрели на себя в юности. Что такое «Петров и Васечкин»? Это воспитание школьников, пионеров советских. Мы потом выходили во дворы и играли в Петрова и Васечкина.

А я помню феномен, когда вышли дети «Капитана Гранта», это конец 80-х. Вымирали дворы, просто вымирали, детей не было. А потом все выбегали и начинали распределять: я буду Мак-Наббсом, я — Робертом. И это стимулировало читать. Мы посмотрели, фильм — шесть или семь серий, я не помню. Но потом даже те, кто не читал, будучи вдохновленными фильмом, побежали. Я помню, я Жюля Верна читал до того, как. А у меня сразу все брали книжки на почитать, кто раньше не интересовался этим. Так это и работает. А иного способа я не вижу.

Надо больше снимать подростковых фильмов. Это самое важное.

АК. Дети — это такой момент.

СУ. Но – получается. Я сейчас приведу пример. «Кибердеревня».

АК. Хороший.

СУ. Он и для молодежи – там главные герои дети — и семейный. Это — твердая «пятерка». Образ виртуальной жены – прекрасен. Которая поработила бесхребетного корпората. Отличный.

АК. А если говорить про информационные войны, про то, как Запад работает с нашей аудиторией, и где нет динамики? Мы культуру обсудили, отдельные элементы. Но есть какие-то отрасли, вы там наблюдаете за контекстом, общаетесь с людьми, где продолжается атака, а мы как будто ничего не делаем?

СУ. Сейчас, уже спустя 2 года, нет такого, где ничего не делаем.

АК. Или динамика [плохая]. Я часто про образование думаю. Попадаются такие ситуации – думаешь, блин, как так?

СУ. В образовании сейчас странная ситуация. Сначала команда: отменяем болонскую систему. Образованию нельзя сказать: образование, стой, раз-два. Это такая сфера. Сначала нужно переучить учителей. А их 20 лет переучивали на всю эту дрянь болонскую.

АК. Конечно.

СУ. Это не выветрится даже за год, за два. Тем более по приказу. Поэтому сейчас стоит первая задача — переучивание учителей. И потом это только начнет давать эффект.

АК. Наверное, каких-то управленцев — тоже. Как мы про коллективы говорили, про лидеров, про направления. Директора школ.

Вот пример. Мы тоже сейчас выбирали школу. Я думал, что уже в 2022 году уйдет образ, что обязательно нужно поступать в Лондон, если это хорошая школа, это же сейчас дико звучит. До сих пор звучит в кабинетах. Они говорят – ну в принципе… У меня был один разговор с одним директором, а я не говорил про свою позицию. И с учетом того, что я молодой, могу сойти за либерала спокойно. Мы так поговорили хорошо, обменялись информацией. Он говорит: в принципе, вы же понимаете, можно в Лондон, понятно, что сейчас контекст. Мы готовимся.

Мне даже хотелось грубо что-то такое сказать. Я так не стал. Я сместил, спасибо. Это было летом 2024 года. Это реалии. Если кто-то еще думает, что все настроены на образование…

СУ. Есть прослойка управляющая, а есть прослойка владеющая. Наша владеющая прослойка, особенно в Москве, очень надеется на то, что все рассосется и будет как до… Вернутся они в 23 февраля.

АК. Самолеты полетят в Лондон.

СУ. Что все рассосется, что это временный конфликт, временная блажь, дальше все будет как было. Я очень надеюсь, что этого не будет никогда. Если это потенциально произойдет, грубо говоря: все, прекратили, теперь мы снова дружим с Западом — это разрушит наше патриотическое политизированное меньшинство. Они воспримут это как предательство, абсолютное.

Есть хорошая поговорка украинская. «Коли паны дерутся, у холопов чубы трещат». Вот что произойдет. Это надежда, это очень подлая надежда. Я считаю, что это ждуны, самые мерзкие люди, которые могут быть. Такие есть и среди чиновников.

АК. Очень много. Так называемые нейтралы, их еще называют.

СУ. Это самые большие гады и твари в нашей ситуации. Они деморализуют наше общество своим поведением. Это полное двоемыслие. У меня в книге об этом есть, о русском двоемыслии.

АК. Нам кажется, что вроде бы неплохо. Вроде бы даже мысли какие-то проскакивают у человека. Но это напускной патриотизм, поверхностный.

СУ. Шоу. Мы же все умеем изображать. С детства этому учат родители, когда манипулируют: съешь кашу за бабушку. Манипуляции везде. Вопрос, как использовать эти манипуляции.

Я как советский человек помню, что пионер — всем ребятам пример. Если ты руководитель, у тебя есть фирма, коллектив, без разницы, ты являешься примером для тех, кто стоит за тобой. Тем более каждый бизнесмен, мы помним, это сложная система партнерств. Люди, которые не занимаются бизнесом, не понимают, что такое. Это не просто один коммерсант как царь сидит и командует. У людей, к сожалению, есть такое представление. Это сложная система взаимных обязательств.

Вечная история: дружили, занялись бизнесом, поругались.

АК. Да.

СУ. Уметь делить деньги – это важнейший навык. Где-то надо пожертвовать. Есть люди, с которыми лучше не зарабатывать.

АК. Конечно.

СУ. А в юности тебе кажется — какая разница, лишь бы заработать. Конечно, эти люди, владеющая прослойка и управляющая прослойка — важнейший фактор деятельного примера. Может быть сколько угодно в телевизоре — это эффект последних лет Советского Союза, я очень хорошо помню, когда картинка еще идет в телевизоре советская, а в реальности чемпионы жизни — это рэкетиры, проститутки, спекулянты.

АК. Коррупция.

СУ. Спекулянты, низший уровень. Ну и как в этой реальности [жить]? Поэтому общество в депрессию глубокую погрузилось. Я считаю, лет 15 находилось [в ней] общество. А некоторые еще и не вышли. Украина как погрузилась – у нас были 90-е, потом с нулевых начался выход — а на Украине, я напоминаю, были 90-е и 2004 — это уже майдан новый. Не было ни одного года [без волнений].

АК. Мне кажется, там чуть-чуть, в период с 2006 по 2008 год до кризиса, пару лет чуть более-менее, но все равно — условно.

<Реклама>

АК. Вы говорили про предпринимателей, как с точки зрения информационных войн, работают с молодыми предпринимателями? Какие-то рекомендации, как работать с предпринимателями.

СУ. Готов. Самый жирный вопрос.

АК. Малый и средний бизнес, мои сверстники.

СУ. Люди деятельные. Давай портрет этого человека опишем. Это человек деятельный, в первую очередь, он рассчитывает на свои силы.

АК. Он же рискует.

СУ. Риск, конечно. Риск — вот черта. Деятельность. Риск. Самостоятельный, то есть он привык опираться на свои ресурсы. И способный кого-то, что-то организовывать. Никогда не бывает один предприниматель, коллективы у всех. Это человек, который претендует на адекватность. В принципе, на место в обществе предприниматели претендуют – «я адекватный».

АК. И пример, наверное.

СУ. И пример, да.

Мой совет всем предпринимателям – сохранять адекватность. Что я имею в виду? Если вы хотите политизироваться, вот вы приняли решение: я хочу политизироваться, стать теми самыми 10-15% общества. Тогда делать это нужно профессионально и желательно под наблюдением специалистов. А то, что вы начали читать всякую хрень и считаете, что вы политизируетесь – нет, вы не политизируетесь.

Если вы так политизируетесь, занимайтесь бизнесом своим так же, попробуйте. Не системно, а так же, как вы дрянь всякую: людям давайте распоряжения, как в телеграм-каналах вы начитались. Но вы же этого не делаете? Не делаете.

Помните, что предприниматели всегда умничают по поводу, они же гоноровые люди. «Налогов много, тут не помогают, тут не помогают. Непрофессионалы, чиновники ничего не понимают». Ну так вы точно так же. Если вы не политизированы лет 15 подряд, тогда не умничайте по поводу политики. Не давайте советов. Закройте рот. Сначала политизируйтесь, пообщайтесь с профессионалами. Поймите, как это все устроено. И только потом открывайте рот и начинайте по поводу политики рассуждать.

Предпринимателям же не нравится, когда кто-то не из сферы бизнеса выходит и начинает умничать на тему бизнеса, правильно? «Ты — что пришел нас тут учить?» А сами поступают так же.

А вот как политизироваться — это отдельная тема беседы. Об этом и в книгах много у меня. Нужно правильно политизироваться, можно упороться, неправильно политизируясь. Политика — крайне грязная сфера, крайне циничная.

Политика — это война без ножей,

без крови прямой. Постоянные подставы, сажают. Предприниматели знают это все.

Вам можно стать подонком, если неправильно политизироваться. А этого не надо.

АК. С точки зрения обучения, образования — если предприниматель хочет пойти в этот образ будущего, который мы описываем постоянно у нас в передачах, о которых вы сегодня говорили — как ему обучаться, образовываться? Есть какие-то две-три рекомендации?

Еще раз. Сейчас он ездит в Дубай на форумы, где выступает Кийосаки. Это моя отдельная боль, про которую я рассказывал. Представить, что это произошло бы в США, невозможно. Никогда бы не разрешили, чтобы тысячи человек в Дубае слушали Кийосаки. Никогда. У нас это возможно, пожалуйста. Все говорят: я же личность, человек. Я буду со всего мира брать знания.

Мы намекнули читателям, что наверное, потенциально в этом есть опасность. А какая все-таки обратная сторона? Люди, которые будут вокруг себя создавать таких сильных людей, которые будут примером. Как им двигаться с точки зрения образования и обучения, уже взрослым?

СУ. К сожалению, все это по крупицам рассеяно. Если возьмешь учебник политологии, он будет очень странным. Он неприменим к реальности. А представьте человека, который хочет, чтобы была практическая вещь.

Я для этого запустил серию бесед. Уже около 50 выпусков вышло с русским философом, методологом Тимофеем Сергейцевым. «Философские субботники». Пытаемся эти вещи разбирать. Наша рубрика, подкасты с Алексеем Чадаевым тоже об этом. Попытка правильной политизации.

К сожалению, нет сейчас такого курса по политизации. Политизироваться нужно по двум [направлениям] принципиально. Люди путают общество и государство. У них это все [смешано]. А еще есть отдельный субъект – власть, которая есть и в обществе, и в государстве. Например, рынок в каком-нибудь городе. Владелец — это политическая фигура, владелец рынка. Хотя никаких должностей он не занимает. Правильно? Это же тоже политика. Но это — общество.

И сначала нужно разобраться с тем, как устроено общество. И как устроено государство. Есть общая схема у общества. Можно почитать социологию, классику. А потом, как эта теория реализована на практике. С этим уже похуже.

Потом с государством тоже – какое оно есть и в чем специфика. Российское государство сильно менялось. В 90-е годы это одно было государство. Нулевые — это другое государство. Сейчас тоже сильно изменилось.

АК. Даже лидер наш менялся очень сильно. Это тоже описано во многих книгах. И, условно говоря, 2000-2004 год, даже период с 2014 года и дальше — это тоже разное. Изменение мировоззрения. Отрезвление.

СУ. Вот мы начали политизироваться постепенно. И когда человек разберется с обществом и с государством, тогда он политизируется до текущего момента. Плюс-минус разберется, как устроено сейчас. И только после этого надо выходить в образы будущего. Я рекомендую, есть прекрасная книга, называется «Политические технологии» Малкина и Сучкова. Мы с Дементием на «Тупичке» разбираем, в 10 частях.

Рекомендую ее прочитать, понять, как работает механика выборов и политической конкуренции. 500 страниц прочитали, запомнили, есть.

Из отечественных я рекомендую «Идеологию русской государственности» Сергейцева и группы авторов. Очень хорошая работа. Переслегина достаточно, из отечественных работ. Потом — Михаила Леонидович Хазина «Лестница в небо». Про власть, отличная работа.

Я сейчас перечислил, что можно из современных почитать. У нас есть 2050.su портал. Кризис до 2050 года, мы его так и назвали.

АК. Много всего предстоит изучить, друзья.

СУ. Это «Словарь когнитивных войн», и кроме всего прочего, библиотека Семена Уралова. По всем темам, что мы разбираем, я подбираю профильную литературу, и постоянно список обновляется. Все это там есть.

АК. А с точки зрения телеграм-каналов, постоянного втыкания в телефон — есть тоже какие-то рекомендации, наблюдения?

СУ. Не выткать.

АК. Какие-то ваши именно. Как у вас это построено, как вы с этим работаете, с новостным фоном?

СУ. Объясню. Нужно четко – я эту метафору придумал, я ее повторяю, но она очень понятная. Мы когда садимся за руль, у нас меняется восприятие реальности. Мы начинаем на дорогу смотреть по-другому. Не так, как 3 минуты назад. Правильно? Когда включен смартфон при выходе информационное пространство с человеком должно случаться то же самое, как будто включил ключ зажигания. По-другому должен начинать смотреть на то, что там происходит.

А там происходит главное — людям нужно осознать —

человечество впервые в XXI веке живет в условиях переизбытка информации.

Раньше всегда за информацией [охотились], нужно было достать ее. Нас учили в библиотеки ходить. Пока ты каталог [пролистаешь]… Поэтому книжки передавались [из рук в руки]. Ситуация кардинально изменилась в середине 2010-х годов.

Я рекомендую автора Ланир Джарон. Нашумевшая книга 2 года назад была «10 аргументов удалить все свои аккаунты в социальных сетях». Но мне больше нравится его книга «Вы не гаджет». Это книга начала 2010-х годов. Он был одним из разработчиков, и ушел оттуда. Он общественник, борец против этого всего. Объясняет, как это происходит.

Эта книга хорошо объясняет, как превращает это в гаджет. Вы должны всегда помнить, что это излучатель, ничем не отличающийся от излучателя из книг и фильмов по Стругацким. И как только вы нажали кнопку, в вас начало излучать. И этот излучатель в условиях переизбытка информации борется за ваше внимание, ни за что больше.

Они все охотятся за вашим вниманием.

Все силы брошены на то, чтобы вы там проводили как можно больше времени. Вы должны, люди, это осознавать. И второе, что нужно осознавать, это пределы человеческой возможности восприятия. Неподготовленный человек не должен читать больше 10 телеграм-каналов. Политических, я имею в виду, мы говорим про политические.

АК. Новостных.

СУ. Ну, новостных, информационных. Развлекательных – понятно, можно сколько угодно. Неспособен неподготовленный человек обработать больше. Не надо.

Но возникает вопрос. Человеку же интересно, что делать. Что делать? Нужно найти ряд источников, которые, как вы считаете, соответствуют вашему восприятию. Вы считаете, что они формируют достаточную картину мира. И выделить — вот этот у меня источник, или ряд, два-три, мне важен для того, чтобы следить за повесткой. И не больше. То есть, [только отсюда] я узнаю о событиях.

И определиться с рядом ЛОМов. Не зря они называются — лидеры общественного мнения. Было хорошее выражение у генерала Лебедя, что «надо быть как летящий лом». Метафора «летящий лом», представляешь? Ломы – это те, кто дает нам интерпретации. Они не о событиях рассказывают.

АК. Мнения, обратная связь.

СУ. Интерпретации. Они через себя пропускают. И тут нужно определиться, на какой волне тебе приятно находиться.

Вы формируете виртуальное окружение. Что вы будете черпать, тем вы и будете. Если вы себе в голову будете заливать дерьмо, то оно из вас будет выливаться. Я не зря фекальными мыслителями их называю. Они не могут [сдерживаться], они пытаются из своей башки всем…

АК. Мне один раз понравилось, как вы, по-моему, Невзорова в одной статье назвали трупоедом.

СУ. Так и есть, конечно. Это трупоед. Ты хочешь рядом сесть и быть трупоедом? Ну, садись. Ешь. Поздравляю тебя, ты стал таким же. Зомби — это образ, который взялся не просто так. Они на что охотятся? На мозги живого человека? Эта ситуация очень похожа. Не зря называют зомбированием.

Предпринимателям нужно помнить, что несмотря на их гонор, они такие же жертвы. То, что они успешны в своей бизнес-деятельности, в гаджете делает их [уязвимыми].

АК. Гаджет, по сути, враг, откуда может прийти опасность.

СУ. Постоянно. Как автомобиль — если ты им адекватно управляешь… Автомобиль не зря является отягощающим, если ты что-то делаешь. Это опасная вещь.

АК. Конечно.

Хочу поговорить про Соединенные Штаты, про геополитический контекст и про Трампа. Будут ли какие-то изменения? Кто-то говорит, что не друг он нам. Понятно, я с этим солидарен. Кто-то говорит, что по крайней мере, острая фаза сойдет на нет, и так далее.

СУ. Первое. Стратегически Трамп будет опираться на промышленный капитал, как он делал это еще в первый [срок]. Следовательно, мы не конкуренты в плане промышленного капитала. Следовательно, ему важнее, наверное, будет противостояние с Китаем. Но учитывая, что у нас с Китаем просматривается стратегический союз — альянс они его пока называют — еще не подписано. Скорее у нас уже союз.

А Россия всегда славилась, и я надеюсь, всегда будет славиться тем, что мы за базар отвечаем. У нас в культуре предательство [осуждается]. У англосаксов – культура не то чтобы предательства. Договоры исполняются до той поры, пока не удается обмануть. Договоры с индейцами выполняются до того периода, пока нельзя индейца убить. Пока он слишком сильный, мы с ним выполняем договор.

АК. Британцы в этом преуспели, сильно.

СУ. Это их политическая модель. Она началась с огораживаний. Почему британцы такие злые, такие агрессивные? Потому что они первые провели закабаление своих граждан, чтобы выгнать их с полуострова.

Как Америка колонизировалась. Они создали невыносимые условия в Англии, что вообще жить было невозможно. «Пошли в сад!» Это как в учебниках – «овца съела людей». Они ради шерсти, ради прибыли своих крестьян [загоняли] в тюрьмы. Диккенса почитать — это же ужас.

Эта модель родила идею превосходства. «США — это лучшие европейцы», как они себя позиционируют. Капитолий — свой Рим, как у нас Москва- третий Рим. Это зашито в их культуре, что они — лучшие по умолчанию.

АК. Особенные.

СУ. Не просто особенные, лучшие. Они сбежали из Старого Света, чтобы в Новом Свете построить нормальную, хорошую [культуру]. Это у них зашито, они будут постоянно вмешиваться в наши дела. Это зашито в их основе. Иначе они сами могут развалиться.

АК. Куар-код такой.

СУ. Но учитывая, что у них у самих дела идут не очень хорошо, я надеюсь, что Трамп провернет свою модель сделок, он на этом специалист. Он выходит на какую-то сделку, и — все решилось. Я очень надеюсь, что он сделку провернет по типу, как это было с Северной Кореей. По факту ничего не произошло, они отступили от своих позиций, но преподнесли это как сделку и как перемогу.

Я очень надеюсь, что они уберутся с постУкраины. Как только перестанет быть поддержка из космоса, все закончится. Они сразу ослепнут, и все. И ВСУ превратится в сборище странных людей. Они не будут видеть картинку. Мы же понимаем, что наводят их специалисты.

Но нужно, чтобы произошла смена руководства в разведке, в ЦРУ. Что это будут за люди, надо смотреть. Кризис — не зря Трамп называет deep state — это щупальца, которые прорастают. Это глобальный бизнес, в котором участвует Зеленский. Бабки сначала пилятся там. Потом второй раз, когда попадают сюда. И потом на месте что-то людям достается.

Если Трамп будет рубить…

АК. Последним подрядчикам.

СУ. …которые кровью платят, [не достанется ничего]. Надо смотреть, будет ли он наверху обрубать щупальца гидры. Если будет, тогда шанс есть. Но так как бизнес отличный, я не исключаю, что если оружейные лоббисты, тот самый промышленный капитал, выложат аргументы Трампу, что это отличный бизнес, который почти ничего не стоит, платят за это европейцы, все больше и больше, и позволяет Россию ослаблять постоянно.

АК. Логика в этом есть.

СУ. Логика есть. И опора на промышленный капитал. И тогда Трамп может включить динамо-машину под названием «да и нет не говорить». И продолжится.

АК. «Подождите, чуть-чуть нужно подождать». И можно так ждать долго.

СУ. Вот такой я вижу вилку.

АК. А с точки зрения Китая. Будут более напряженные отношения с Китаем? Или это зависит от многих факторов?

СУ. Факторов здесь много. Я не китаист. Из того, что я вижу, они Китаю всячески гадят по торговым путям, которые Китай прокладывает, альтернативным. Это и новый Шелковый путь, сейчас называется «один пояс, один путь». У нас стратегическая вещь – Севморпуть, который лет через 10 будет проходным для товаров.

АК. Мне кажется, это очень сильно поменяет всю структуру мира, всю динамику.

СУ. Логистику полностью поменяет. Роль Суэца снизит. А фишка в том, что только у нас ледокольный флот. Но там доставка товаров, будет чуть другая логика. Сейчас кораблики как хотят плывут. Там — нужно собирать караваны, и — ледоколы. Там дольше. Но у нас уже столько на стапелях заложено ледоколов. Нужны и крупные ледоколы, атомные, и мелкие, которые расчищают вдоль побережья.

Это для Китая изменит очень многое, появится новый торговый путь. Очень быстро. На севере другие широты, там намного ближе плыть. И это все изменит. А Россия станет акционером еще одного глобального торгового пути.

Я напоминаю, что русская культура зародилась вокруг тогдашнего важнейшего торгового пути, который называли «из варяг в греки», из Балтики в Черное море. И все наши города возникли по этим рекам.

Второй торговый путь – это за что была война с Золотой Ордой, волжский путь, который связывает Каспий и дальше Индию с Севером.

Есть третий торговый путь. Это то, на чем возникла империя Чингисхана, Шелковый путь. То есть, товаров из Китая в Европу и на Ближний Восток.

Россия [росла] вширь, прибирая к рукам наследие империи Чингисхана. Этот торговый путь, ямщики… Служба ямщиков — это монгольская служба, которую мы взяли, это важнейшие наши [приобретения].

Если мы посмотрим на карту, она [располагается] вокруг этих путей, почему так важна была Украина. Потому что это отсечение России от торгового пути. Порт Одесса — самый глубоководный, самый удобный. Ну, и пошло-поехало. И теперь появится в XXI веке новый торговый путь, из Азии в Европу и дальше, в Америку. Которого не было никогда. Я считаю, что там скрыты наши главные [преимущества].

АК. Американцам, мне кажется, не очень это хочется допустить.

СУ. Накануне СВО, напоминаю, всплывала подводная водка американская, демонстративно, рядом с берегами Аляски. Я напоминаю, что на Дальнем Востоке была не чья иная, а американская интервенция 100 лет назад.

У нас была гражданская война. Мы вспоминаем, что в Мурманске — англичане, в Одессе — французы. Но мы забываем, что по планам интервентов распилить Россию — до Урала должно было быть между Японией и США поделено. Они высадились, у них ничего не получилось. Никто не поддерживал. Но по факту они это знают, они это помнят.

И не зря у них на Аляске накануне СВО две или три эскадрильи самолетов завели. У них тоже идет милитаризация Аляски.

АК. Мы всегда у наших гостей спрашиваем про планы. В какую сторону хочется больше всего, что называется, уделить больше всего внимания. Потому что как будто… Я иногда так сижу, думаю, столько всего и не знаешь, за что браться.

СУ. Чем взрослее становишься, понимаешь, сколько всего не успеешь.

Во-первых, мне надо издать книгу, которая написана, про денацификацию. Это то, что меня сильно беспокоит. Этот термин у нас выдвинут, но не объяснен, не разъяснен. А как нас учил кот Матроскин? Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное. Правильно?

Чтобы понять, как что-то денацифицировать, нужно понять, как оно нацифицировалось.

АК. Правда, хорошая тема. Такая неочевидная.

СУ. Мне постоянно пропагандисты какие-то что-то <…>. Я: ну хорошо, расскажи, что ты имеешь в виду. И — поплыл. Максимум – «убить бандеровцев». И что?

Очень важная тема. Я думал, будет в одном томе, но, судя по всему, на два тома растягивается. Издать эту книгу, доредактировать ее. Она уже написана. Я пишу летом книги, запойно прячусь в Крыму, выключаю телефон, и все. И сижу, пишу, пишу. По 14 часов.

Эту книгу надо издать, а продолжение нужно написать. Она у меня уже в голове есть. План есть. Нужно найти два месяца, чтобы ее написать.

АК. Интересно. Вдохновение. А бывают какие-то плохие, хорошие дни? Вы сели. Или есть какие-то инструменты? Технологические.

СУ. Да, да. Я скажу, я технологию подсмотрел в рассказах Бонч-Бруевича о том, как Ленин готовился к экзамену. Он [это делал] на берегу Волги.

У меня начинает голова закипать — я все-таки политическую литературу пишу — плавание. Километрик навернул — я стараюсь каждый день 2-3 километра плавать в несколько подходов.

АК. В море прямо, если это в Крыму происходит?

СУ. Я поэтому — в Крыму. Где ты по бассейну будешь бегать.

И плавание — это интересная штука. Это же состояние пребывания в утробе матери, это невесомость.

АК. Все мышцы включены.

СУ. Голова работает по-другому. И вот чувствую, закипел, [когда пишу] часа три. Пошел — 600-700 метров, километрик навернул. Это где-то 20-30 минут. Все, голова не кипит. Пошел, работаю дальше. Можно создать такие условия. Это условия Союза писателей. Для чего все эти дачи в Переделкино? Для чего санатории? Для чего они были? Писать на самом деле — это очень тяжелый труд. Это действительно тяжелый труд.

Я бы сказал, что я люблю писать? Нет. Мне тяжело писать.

АК. Это рабочая задача, наверно.

СУ. Да.

И второе. Я собираюсь — для этого читаю лекции в Кубанском госуниверситете — собираюсь тему с когнитивными войнами превратить в тему диссертации научной. Я давно собирался наукой заняться. До 2014 года я много работал в непризнанных республиках. Приднестровье мое любимое, Южная Осетия. Потом в 2015 году первую книгу в Донецке написал. ДНР изучал, как только она родилась.

Я думал сделать сначала работу, как и планировал, защитить в Тирасполе, в Приднестровье, о непризнанных государственностях. Сравнение. Интересно. Тем более у меня есть опыт, и люблю я это. Но в 2014 год в Тирасполь уже не попадешь, только через Одессу [можно] было. И я отложил идею с непризнанными государственностями.

И вот мы с товарищем Хагуровым [обсудили], что тему когнитивных войн – которую мы пока изучаем, что делает Запад, но надо и нам в науке что-то объяснять — положить на научную базу.

АК. Мне кажется, мы еще умеем хорошо, быстро догонять. И даже если где-то отстали, мы можем, когда включаемся, то мы включаемся.

СУ. Долго запрягаем и быстро едем.

У меня в планах, кроме книги, еще написать ту самую научную работу.

АК. Мы желаем вам вдохновения творческого.

СУ. Спасибо.

АК. Летом, возможно, еще что-нибудь сделаем в Крыму. Запишем.

СУ. Как с Лукой, я обещаю, будет. Я вообще степняк, кочевник. Я родился на самом краю северо-востока нашей степи, в Новосибирске. Моя стихия начинается в Западной Сибири и заканчивается в Одесской области, где степь. В Крыму тоже степь. Ничего лучше степи нет.

И там, где встречается море со степью, я покажу, где в свое время русская культура встретилась с культурой византийской, греческой. После чего мы стали историческим народом.

АК. Абсолютно уникальное место.

Спасибо большое.

СУ. Спасибо.

Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка

Was this helpful?

3 / 0

Добавить комментарий 0

Ваш электронный адрес не будет опубликован. Обязательные поля помечены *