Дмитрий Юрьевич Пучков (Гоблин). Я вас категорически приветствую. Семён.
Cемён Уралов. Моё почтение.
ДЮ. Сто лет, сто зим.
СУ. Да. Одно лето, если быть точным.
ДЮ. Да. Много где побывали, всякое посмотрели.
СУ. Да. Побывали в Крыму, в первую очередь.
ДЮ. От Норильска до Крыма промчались.
СУ. От Норильска до Крыма.
ДЮ. Да. Охват серьёзный.
СУ. А в Крыму, что очень важно, тоже напомню зрителям, побывали в той самой степной части. О степи будем говорить и сейчас, но о Казахстане. Ну, регион-то у нас один.
ДЮ. Очень необычный. Я один раз я был в городе Римини. И мне там сообщили, что там пляж на 70 километров. Но посмотреть не удалось. Я только кусочек проехал. А тут, вдруг, оказывается, в городе Евпатория на 40 километров отличный пляж. Никого нет. Отъехал, я не знаю, чуть подальше — красота. Море прекрасное. Камешки замечательные. Чего люди так в Ялте толкутся, невозможно понять.
СУ. Это только для своих.
ДЮ. О!
СУ. Те, кто знает. Это вырежем.
ДЮ. Да.
СУ. Поэтому все к нам в Степной Крым, кто хочет настоящего лета, такого, как положено. Ну, не зря Владимир Ильич там расположил курорты для детей рабоче-крестьянских, одним из первых указов. И там же, кстати, брат его отличился, то, что мы изучали, Дмитрий Ульянов, который начинал. Там все создавалось, от царей до генсеков.
ДЮ. Крым прекрасен.
СУ. Да. А мы [будем говорить] о не менее прекрасной нашей части нашей большой страны. О Казахстане. Мы остановились на предреволюционных годах. Было у нас много рассуждений, напомню, о национализме, который, как мы говорили, прямо чувствуется, что зреет. И вот летом произошла очень нездоровая история.
ДЮ. Летом какого года?
СУ. Вот сейчас. Вот пока мы в Крыму были.
ДЮ. Про националистов? Про языковые патрули?
СУ. Про языковые патрули. Заметь, как всё вылезло.
ДЮ. Первые предвестники нацизма – это вот эти языковые патрули.
Так-так.
СУ. И о чём же это говорит? Что самое важное? Они эти ролики выкладывали достаточно долго. То есть они успешно создавали себе славу, чтобы их заметили, так было до той поры, пока этот медиасигнал [заметили]. И тут наш пропагандистский прожектор на них навёлся и, конечно…
ДЮ. И ярко высветил.
СУ. Да. И ярко высветил. И к чему это привело? Это привело к расколу внутри Казахстана. У нас-то что? Наша пропаганда их накрыла. Свои задачи решили. А внутри Казахстана, то, что я наблюдал, говны бурлить ещё больше начали. Почему? Потому, что националисты отмобилизовались по принципу «наших бьют». Кому-то пришлось защищать этого Куата Ахметова, который [запустил] майданы (языковой майдан).
Власти тоже пришлось самоопределяться. Но что интересно? Власть изначально (государство) заняла правильную позицию. Зам. главы администрации чёткую дал [характеристику], что это пещерный национализм. МВД возбудилось, хотя медленно, конечно. Ну, государство не такое быстрое, хотя они должны были изначально [пресечь]. Но, тем не менее.
И сбежал он же он из Казахстана.
ДЮ. Да. Уже на Украину.
СУ. Да. Грузия, Украина, то есть он попрыгал. Получается, государство изначально в Казахстане заняло позицию здравую.
ДЮ. Правильную.
СУ. Правильную. Но медийно-информационно проиграло. В этом смысле наша пропаганда свои задачи выполнила. У нас сейчас выборы идут, борьба с русофобами сейчас особо поощряется. Местные (казахские), кто спровоцировал раскол, своих целей достигли. А государство сначала пыталось не заметить, потом пыталось как-то замять, потом как-то пыталось тихо это всё [спустить на тормозах], а внутри сдетонировало. Это очень нездоровый звоночек. Мы это уже обсуждали многократно, и это очень важно, сегодня у нас тема будет восстания 1916 г., как раз те события. Очень похоже всё начиналось. Политический кризис может превратиться в кризис межнациональный, потому что кое-где до резни доходило.
Тем более в Казахстане, как мы говорили, тоже были звоночки. Был погром дунган на границе несколько лет назад — там, где они живут, на границе с Киргизией. В Караганде были очень жёсткие межнациональные разборки с чеченцами (там много чеченцев живёт). Потом был в Актюбинске налёт на армейскую часть, по-моему, в 2016 г. Это был прямо налёт. В общем, много всего происходит в степи нездорового. И вот такие мерзавцы, как этот Куат Ахметов, — это подстрекатели. И это самое страшное в таких регионах многонациональных.
ДЮ. Я тебе с другой стороны про это скажу. Я в Азии жил давно, при советской власти, но даже при советской власти там было видно ряд вещей нехороших всяких. Например, я трудился в санатории сантехником, во всесоюзной здравнице, не шаляй-валяй. Я там русский один, я трудился в гинекологическом корпусе, где помогал бороться с бесплодием и всякое такое. И все остальные вокруг в моём корпусе — только девчонки-узбечки, всякие няньки, санитарки и прочее. Они все кишлачные, и по-русски никто не говорил, вообще никто не говорил. Ну, а я, хочешь, не хочешь, для начала выучил числа, на каком этаже дело происходит, в каком номере что там сломалось. Иначе я не понимаю, про что мне говорят. И на бытовом уровне я там быстро-быстро. Ну, естественно, я как немецкий захватчик разговаривал, «твоя-моя». Им всем было страшно смешно, поскольку девки, с мужиками они там не очень общаются. Но всем было страшно весело, мне тоже весело, я вот никакого, как бы это сказать, чего-то для себя неправильного не чувствовал в том, что я пытаюсь выучить узбекский язык. Я мало прожил, всего два года, и только на базаре мог общаться, сколько стоит и всякое такое. Я для себя ничего зазорного в этом не видел никогда. Мне наоборот интересно, потому что, когда ты знаешь чужой язык, ты как шпион сразу. Я когда в Америку езжу, я всё время как шпион себя чувствую. Они же не знают, что я понимаю, о чём они говорят, им-то плевать, как ты понимаешь, а у тебя такое впечатление, что ты слышишь что-то, для твоих ушей не предназначенное.
А общаясь с людьми, живущими там с рождения… У меня там был ровно один знакомый русский, который по-узбекски говорил как узбек, они за своего [принимали], там все эти: сидеть на корточках, насвай [прим.: бездымный табак] хавать, там ещё чего-то, известно что курить, всё нормально у него. Но он был такой один.
Все остальные, хотя все узбекский язык в школе учили, они как-то это, мягко скажем, никакого интереса не проявляли. С одной стороны, понятно, зачем его учить, если все вокруг говорят по-русски? А с другой стороны, ну, я вот, честно тебе скажу, жил бы я там дольше, я бы выучил насовсем, мне это интересно, про что говорят, как говорят, и я языки вообще люблю. Мне интересно.
А когда ситуация перестала быть здоровой, а сейчас ситуация крайне нездоровая, то вот эти возбуждённые граждане, которых, как мне кажется, ловко направляют: «Откуда твои беды-то, беды-то откуда? Беды твои от русских»; ну, наши любимые два этапа. Первое, мы расскажем вам, что все беды вам принёс коммунизм. Это первый этап. А второй – все коммунисты были русские. Беды: а) от коммунизма, б) от русских. Их разделить невозможно, они же природные коммунисты, эти русские. «А почему ты не говоришь по-казахски? Вот объясни, ты же живёшь здесь, да? Ты гражданка Казахстана», — вот к тётке-то они там приставали, — «гражданка Казахстана, мы по-русски говорим, а ты по-казахски нет». При этом, ну, они ж с одной стороны от тебя не требуют безупречного владения языком, но если к тебе обращаются по-казахски, будь любезна отвечать. А как тут выкрутиться?
Я, честно говоря, не понимаю, вот не понимаю, и всё. Я не вижу никаких решений. Обиженных таких будет до фига, а как раз таких надо подогревать, надо как раз нацистам деньги давать. Вот они сначала озабочены вроде, казалось бы, ну, такими вещами, на уровне национального уважения: «Почему ты не знаешь мой язык?» А дальше всё это перетечёт в совершенно другое – «вон отсюда, а если не можешь вон, мы тебя здесь убьём. Или лучше убьём, пока ещё ты вон не успела». Всё идёт ровно к одному.
СУ. Эти штуки пресекать возможно только двумя путями. Первое – это по линии силовых ведомств. Но мы сейчас не будем обсуждать это. А второе – это через государственную пропаганду. Идеологии у нас нет, так как у нас идеология одна, капитализм, у нас есть только политтехнологии, то есть имитация идеологии. Это работа с тем обществом, которое есть, оно в Казахстане многонациональное.
Это конфликт двух концепций:
- Концепции многонационального общества, интернационального, по-разному можно называть, многоэтносового.
- И концепция мононационального общества, где есть главный народ, он один, а все остальные либо должны измениться под его стать, либо до свидания, либо какие-то варианты резервации — какие-то такие формы.
ДЮ. Да.
СУ. Но именно не республик, а резерваций, это очень важно понимать.
И этот конфликт, конечно же, имеет место. Почему он важен? Потому что внутри самой республики проходят [процессы]. Мы разбираемся с политической историей, то есть то, что преподносится в современной политической картине как то, что называется идеология, то, что высвечивается в истории, на чём они пытаются воспитывать свою молодёжь. И вот восстание 1916 г. …
ДЮ. Можно, я тебе добавлю, что с таким подходом многим, возможно, непонятно, о чём речь. Надо ли учить язык? Да, надо. Но с таким подходом «вот, ты не знаешь языка», а следующий шаг – это «ты его знаешь, но что-то ты с акцентом говоришь. Акцента быть не должно». Докопаются до чего угодно: ты не такой, волосы не того цвета, глаза не того разреза, акцент неправильный – ты всё равно будешь плохой и неверный. С моей точки зрения (я как цепной пёс кровавого режима), если подобное происходит, и человек мгновенно не получает палкой по башке, как в Киргизии случай был, где там с девочкой какой-то этот клиент разговаривал, что девочка ему тоже не отвечала на киргизском языке, он швырнул в неё калькулятор, пытался до физиономии кулаками достать. Это вообще недостойно: а) мужчины, б) мусульманина, в) киргиза, по всей видимости. Ты что, со своей бабой так же обращаешься, всему миру тут демонстрируешь?
Что должно сделать государство российское? С моей точки зрения, и это произошло, лет на 50 тебе запретить въезд на территорию Российской Федерации. Ты взрослый человек, ты не в детском саду, где тебе, если ты обгадился, попку помыли и беги дальше с ребятами играй. Нет. Вот, на 50 лет закрыть въезд, а дальше поинтересоваться у правительства Киргизии: пацаны, вот, чисто по-братски, а какие меры вы приняли по отношению к действиям данного персонажа? И если это на государственном уровне, то мне так кажется, что всё это душить значительно сподручнее и проще. А давать такому развиваться, не давать этому соответствующую оценку, не предпринимать никаких мер, никак не наказывать – вы там, блин, это, я не знаю, край выгребной ямы. Поджал ноги, полсекунды, и ты уже по ноздри в известной субстанции сидишь. Нельзя такое допускать.
СУ. И в этом смысле, я писал об этом, что очень даже хорошо, что произошёл такой прецедент, пока что мелкий, потому что он высветил [проблему]. В данном случае публичность – это один из инструментов принуждения к наказанию нацистов. Других способов нет.
С одной стороны, ты получил палкой по голове, а с другой стороны, должен появиться плакат, почему это произошло, чтобы другим неповадно было, потому что важно не просто этого конкретного [наказать], а чтобы в головах у новых поцев [просянилось].
ДЮ. Да. «Его пример другим наука».
СУ. Надо подсказывать в этом смысле братьям-казахам.
ДЮ. Чем мы и заняты.
СУ. Чем мы и заняты, так точно. Возвращаемся к нашей политической истории. Напомню очень кратко, на чём мы остановились. Мы остановились на раскладе накануне революции, о том, что в Казахстане образовалась своя национальная интеллигенция, которая интегрировалась в элиты имперские.
Но в чём была особенность? Я напомню, при вхождении в империю в ходе договоров, туземное население, как они тогда назывались, то есть предки казахов нынешних (их называли киргизами, киргиз-кайсаками, мы разбирали это), были избавлены от повинности воинской. Мы к этому относимся формально, но учитывая, что народ-то они сами боевитый, очень важно понимать: сами кочевники, это было не просто, что они отмазались от армии, это была форма взаимоотношений с империей, она была достаточно добровольная. С одной стороны, у нас нет массы прав, которыми пользуются подданные империи, но с другой стороны, мы не несём массу обязательств. И это было очень похоже на взаимоотношения с казаками нашими русскими. Только там было наоборот: мы живём вольной жизнью, но когда надо, нас призывают на войну, и мы несём пограничную службу у себя здесь.
Фактически ханов уже тогда было мало, мы помним, что ханами могли быть только Чингизиды, а в определённый момент возник дефицит Чингизидов. И для того чтобы чиновников достаточно было в степи, существовала определённая система подготовки кадров, когда отучившись в Петербурге, в Москве, в Казани, в Оренбурге, они возвращались, конечно же, уже другими людьми.
И мы видим, [какая ситуация сложилась] накануне 1916 г. Я напомню, надо смотреть в общем контексте, 1916 год – это поражение за поражением Российской империи на всех фронтах, эйфория первого года войны прошла, и уже всё [движется к] революции. И тут выходит указ о призыве на тыловые работы, это считается формальным поводом. Но на самом деле это не повод, это просто [последняя капля], с этого момента недовольство перешло в формы организационные, там была масса историй, связанная фактически с утерей империей управления.
Территория огромная, я напомню, что нынешний Казахстан входил в одну общую часть Азиатской России, он тогда не рассматривался [отдельно]. Была южная его часть, куда входил южный Казахстан, одновременно это были ещё и нынешняя Киргизия, значительная часть Туркмении и Узбекистан. Всё это была одна часть. И были степные губернии, это нынешний север Казахстана, и ещё часть, в том числе и нынешних территорий нашей Челябинской области, Оренбургской. И они были в разное время интегрированы с Россией, и поэтому очень разное было отношение на этих землях к этой войне.
Если на севере Казахстана и казаков было очень много, и русского населения, оттуда уже призывались активно, начиная с 1914 года. А юг — это, как мы говорили, была во многом такая русская Индия, то есть густонаселённый регион, недавно интегрированный в империю, со своим укладом. Ферганская долина – ну, ты там жил, ты лучше это знаешь. И там, конечно, эта война, былоа вообще чем-то далёким-далёким, непонятно, что там…
ДЮ. Как на Марсе, да.
СУ. Это абсолютно как на Марсе.
И на этом фоне, учитывая, что никогда не призывали. Были добровольческие полки, это правда, например, туркмены — то есть это знать, которая хотела себя проявить. И конечно же, возникли панические слухи, тем более было написано, что — призываем на работы тыловые. Это, во-первых, для степняка оскорбление, он же воин — а его лопатой копать.
ДЮ. Да.
СУ. А с другой стороны ещё, а что это такое-то? Получается, мы будем между немцами и нашими, вот нас всех и постреляют.
В общем, это была как спичка, и начало восстание расползаться.
ДЮ. То есть недовольства и так было достаточно? А это стало триггером.
СУ. Ну, недовольства было выше крыши, а это уже просто переполнило чашу терпения. Ну, ладно, вы из нас соки высасываете, а тут вы нас непонятно куда отправляете.
Собственно, на самом деле не было такого восстания, как сейчас пытаются его преподнести. Но это был предвестник будущей гражданской войны. Мы доберёмся сейчас до документов, я сейчас вам общую фабулу расскажу, а потом мы пройдём до свидетельств, они очень чётко всё нам покажут.
Первые сведения о мятеже были получены 6 августа. Что произошло? Оказали вооружённое сопротивление помощнику уездного начальника, разрушили телеграф, нарушили почтовое сообщение. Что произошло в ответ? В ответ на нападение банд колонисты, то есть русские крестьяне, начали убивать не имеющих отношения к мятежу дунган и киргизов из городского населения. То есть, на них нападали из степи, а они в городе в ответ [напали]. Вот так и пошло-поехало.
Но что произошло? Очень интересно. Восстание 1916 г. разрастается очень по-разному. Если на севере оно носит все черты будущей революции, то на юге это резня. И очень интересно отреагировала интеллигенция на это восстание. Вот, например, самые яркие лица, о которых мы говорили, Букейханов, Байтурсынов, в газете «Казах» обратились к населению [и призвали] сохранять спокойствие, уважать приказ, ни в коем случае не сопротивляться. И это привело, конечно, к конфликту ещё и внутри, потому что народ бунтует, а эта интеллигенция рядится в рясы…
ДЮ. Якобы они за нас.
СУ. Якобы они за нас, а на самом деле они занимают провластную позицию. Но ситуация уже развернулась, восстание – это уже не просто разговоры. Генерал-губернатор Туркестана Куропаткин прибывает в Ташкент.
Какие решения они принимают? Это на юге как раз, в Ташкенте. Вооружить колонистов из числа крестьян. Я напомню, что там были казаки, которые жили своим укладом, и были колонисты, которые просто приехали вести хозяйство, то есть их решили вооружить и организовать казачьи военные подразделения и направить в регион подкрепления из Ташкента. Крупные города на юге власть контролирует, а вот что происходит на периферии – вообще непонятно, русских очень мало, и они живут преимущественно в городах.
Фактически империя в Средней Азии, на юге, утратила власть очень быстро, и фактически её восстановят уже только большевики. Там будет происходить переход из рук в руки.
А что на севере? И тут давайте запомним, Тургайская область, её сейчас уже нет, её центр — Тургай. Там фактически возникла одна из первых советских республик. Её можно сравнить, может быть, с Иваново-Вознесенском.
ДЮ. Ничего себе.
СУ. Да. А почему? Сейчас я расскажу. И тут мы давайте запоминать будем эти имена, это Амангельды Иманов и Алиби Джангильдин. Амангельды Иманов на севере, Тургайская область – это очень близко, на карте это будет.
Это близко к Оренбургу, такие степи, территория Младшего жуза, и там уже и Средний рядышком. И получается, что на севере число отрядов сопротивления достигало 50 тысяч человек, причём они уже штурмовали город Тургай. Ситуация была очень похожая на восстание, описанное в «Капитанской дочке». Вспомни, пугачёвцы всё время пытались брать большие города. С чего фактически начался сюжет. Вот, очень похожая ситуация. Повстанцев огромное количество, они организованы, причём против тургайских повстанцев был направлен целый экспедиционный корпус, там было 17 стрелковых рот, 18 казачьих сотен, 4 кавалерийских эскадрона и 10 пулемётов.
ДЮ. Серьёзно.
СУ. А на юге были большие погромы. Что важно? Иманов Амангельды, как вождь… Его, кстати, подняли на белой кошме [прим.: поднять на белой кошме (из верблюда-альбиноса) означает провозгласить человека ханом], то есть его провозгласили ханом восстания. Конечно, в это другое вкладывали понятие, это как военный вождь, это очень важно, или сардар [прим.: вождь] был. Короче, если ты Чингизид, ты можешь быть ханом, а если ты военачальник, ты сардар, это не менее почётно. Ты очень уважаемый человек.
Иманов разделил повстанцев на тысячи, сотни, десятки, то есть организовал их, организовал систему секретарей: приказы, письма, делопроизводство, гонцы-глашатаи, жасакши (которые собирали налоги и формировали продовольственные запасы для участников восстания), казынаши (вроде казначея при штабе) — то есть фактически он создал такую советскую республику на основе совета, как казачья самоорганизация, можно сказать. Где-то он явно подсмотрел эти принципы. Они ведь столетиями живут вместе, поэтому у них оказались единые принципы.
Но что очень важно? Что он очень чётко зафиксировал позицию, тут бы я очень хотел привести две цитаты самого Амангельды Иманова.
Цитата первая:
Мы воюем с царём, с царскими порядками, со своими баями и муллами, которые продали нас царю и проливают нашу кровь.
И вторая цитата:
Злые люди — все ваши и наши враги — пустили слух, что мы, восставшие за свои права, будем убивать всех русских. Это ложь. Мы не воюем с трудовым русским народом. Мы воюем с царём, с царскими порядками.
Вот полная цитата.
То есть, фактически в 1916 г. (1917 г. уже завтра) в казахской степи организуется аналог советской республики, и как мы увидим, потом этот же Иманов после февральской революции продолжит сохранять власть, и его убьют, и убьют его, как это ни парадоксально, свои же, те самые представители интеллигенции «Алаш-Орды». Это такие белые казахи, но мы до них дойдём.
Как пишет наш писатель Соболев, который изучал этот вопрос, войско Амангельды было во многом средневековым: там были пики, сабли, фитильные ружья, луки, стрелы. Фактически это была самоорганизация. А так как империя разрушалась, то там возникали любые формы самоорганизации.
Тут возникает очень интересный человек, Алиби Джангильдин, я о нём уже говорил, но не грех напомнить. Это вообще мой любимый персонаж того периода, после, наверное, Котовского. Он был, как я говорил, первым блогером казахским, который объехал полмира с фотоаппаратом, когда он снимал на Ближнем Востоке кинохронику о том, как реально живут люди в азиатских городах. Ему запретили публиковать, чтобы не злить людей. Он был первым казахским большевиком. И вот когда возникает восстание в Тургае, в степи, его отправляют как эмиссара, и потом ещё он и доставит оружие через Каспий, через степь для того, чтобы поддержать восставших. То есть если бы не этот прорыв Джангильдина к Иманову, то восстание не имело бы такого успеха, а восстание было очень важное, потому что оно продолжилось, а потом переросло, как я говорил, в революцию, и уже действовало в тылу у противников красных.
Собственно, Иманов стал большевиком, он самоопределился, восстание его вывело на вершины, до этого он был фактически вне политической деятельности.
ДЮ. А тут надо было определяться.
СУ. Надо было определяться, он быстро определился. Очень интересно, как его судьба дальше сложилась. Он пережил революцию. Кстати, лидер движения Алаш-Орды, то есть либеральной интеллигенции, в мае 1917 г. в своей телеграмме министру внутренних дел Временного правительства Урусову писал, что Иманов – это профессиональный конокрад. Ну, мол, мы здесь власть, мы, интеллигенция, а это, значит, быдло, конокрад и всё с этим связанное.
Летом, уже после революции, с разрешения Временного правительства он прошёл местный суд биев. Его приговорили к десятилетней ссылке в Сибирь, но она не состоялась. И он полностью перешёл к большевикам, против Временного правительства, был делегатом трудящихся первого Тургайского областного съезда, а в мае 1918 г., мы как раз отошли, идёт разгар гражданской войны, в Тургае произошёл переворот, и его эти алаш-ординцы убили. То есть даже не русские, и не большевики, и не красные, а свои, самая либеральная интеллигенция.
Запоминаем, восстание на юге имеет вполне конкретные черты резни, межнационального конфликта. Это связано с тем, что русские там жили не так давно, и плюс там очень густо населено, поэтому там начали резать друг друга и дунгане, и казахи, и киргизы — все подряд.
Второе, на севере это восстание шло в общероссийском дискурсе, оно стало предвестником революции, и там фактически возникла первая советская республика. С этой частью у меня всё, двигаемся дальше.
Следующая часть у меня называется «Первоисточники о восстании». Самое интересное — читать, как это видели люди, современники, потому что сейчас нам политизируют всё: «ах, восстание, ах, герои», а всё на самом деле было намного более прозаично.
Ну, вот, например, донесение атамана Мало-Алмаатинской станицы об уходе с работы батраков-казахов, это июль 1916 г. Вот он говорит:
Доношу, что у жителей вверенной мне станицы разбежались почти все годовые работники из туземцев.
То есть, что очень важно, это не было восстание, вот, все воюют. Была попытка призвать в армию — и народ разбежался, экономика встала. Мы ещё должны помнить, что эти регионы — это был глубокий тыл, который работал на фронт. Крестьян почему завозили? Потому что нужно было работать. А туземное население разбежалось. Главный очагом восстания здесь было Семиречье, это нынешние территории вокруг Алма-Аты, и Киргизия, сверхплодородные почвы. То есть, если убежали у тебя работники, ничего у тебя не получится. Это [удар по экономике].
Вот, например, что сообщает военный губернатор Семиреченской области, генерал-губернатор:
Восстание пишпекских киргизов усиливается, поведение тревожно. Если телеграф на Капал–Сергиополь будет порван, уездные города будут разобщены.
А больше всего центральная власть — империя — боялась нарушения коммуникации. Мы увидим потом, почему это важно. Когда мы перейдём к части про гражданскую войну, мы увидим, что там война шла вдоль железнодорожных путей, ну и вообще в степи побеждает тот, кто дороги контролирует. Перерезал — и всё.
ДЮ. Естественно.
СУ. Что происходило? Вот тоже, это уже генерал-губернатор сообщает военному министру: «Разгромили три двора русских, самих русских держат в плену, все юрты перекочевали в горы, киргизы скапливаются около Беловодска, где убито два крестьянина».
То есть империя сразу поняла, что происходит нездоровая история, но, как мы увидим дальше, система была уже до такой степени разрушена, что спасти её никто не мог. Вот, например, очень интересная история, тебе будет интересно, это сведения начальника сыскного отделения города Верного, то есть, Алма-Аты. Вот о чём он пишет:
Во время восстания низшие полицейские чины и околоточные надзиратели города Пржевальска занимались грабежами, жертвами каковых являлись не только киргизы, но вообще туземцы, причём, по словам Овчинникова, эти люди имеют десятки тысяч рублей каждый.
То есть под шумок [грабили местных]. И вот он дальше сообщает:
Большинство крестьян, пострадавших от нападения киргизов, занялись грабежами и не думают даже убирать хлеб, надеясь, по-видимому, ещё и на правительственную помощь. В каждом доме найдутся ограбленные вещи не только туземцев, но вещи даже своих же крестьян.
ДЮ. Ну, это как совсем недавно в Нью-Йорке. Здесь борьба за права, а тут мы грабим магазины, и магазины – дело перспективное.
СУ. Да. На севере, где была политическая организация, там, конечно, тоже хватало всякого, как в любой гражданской войне, но там было всё более [организованно]. А на юге всё вышло [из-под контроля]. Это полицейский русский пишет о деятельности русских же крестьян в условиях этого всего.
Вот тоже прекрасная история. Я нашёл дневник настоятеля Иссык-Кульского монастыря. И он рассказывает, как они переживали осаду. Вот он рассказывает, что остались люди, какое-то количество людей,
руководство защитой было доверено некому Власенко, опытному и храброму воину, увенчанному тремя георгиевскими крестами.
Первое нападение киргизов произошло 10 августа, атака мятежников была отбита. Киргизы не могли их взять, а эти не могли никуда уйти. Для переговоров об условиях мира киргизы затребовали Власенко. Он отправился в лагерь и вернулся, предложил крестьянам, которых он возглавлял, капитулировать. Те согласились, передали повстанцам свои ружья, а те отвели фальбаумовцев оставшихся на Иссык-Куль и начали избивать. Дальше читаем:
Вынужденные к самозащите крестьяне начали отбиваться голыми руками и, отступив к своему укреплению, продолжали борьбу до 15 августа, использовав для обороны кое-где найденные четыре дробовика. В эти дни командовал киргизами против своих Власенко.
ДЮ. Ха!
СУ. Понимаешь, да? То есть, всё пошло из рук вон. Ещё выдержка из дневника этого священника, это история про отношение к русскому учителю во время восстания:
Один из пржевальских учителей Холмцов, побывавший в киргизском плену и каким-то чудом убежавший из неволи, рассказывал мне, что киргизы, узнав, что он учитель, сейчас же потребовали обучать детей русскому, и пленник, не знавший ни одного слова по-киргизски, начал обучать киргизят, не слышавших русской речи. Школьная аудитория была киргизская юрта. Ученики – киргизята, добровольными слушателями – взрослые киргизы, приходившие в восторг от деловитой строгости учителя к детям.
Собственно, это священник, когда писал, он даже думал, что он и не выживет. Ну, ситуация была такая.
Вот интересное про отношение к пленным женщинам:
Женщины сказывали, что насколько киргизы к ним относились внимательно, настолько киргизки над ними издевались, заставляя выполнять чёрные работы. В киргизских семьях русская крестьянка была последней женой. Особенно тяжело приходилось пленникам, попавшим к бывшим своим рабочим.
СУ. Естественно.
ДЮ. Это рабство, фактически.
СУ. Фактически, да.
Выводы. Умнейший человек писал:
Главными же причинами киргизского волнения было, по моему убеждению, ненормальное состояние социального строя их жизни. Управляемые старшинами и судьями, они в массах страдали от произвола народных руководителей.
Всё абсолютно логично.
ДЮ. Всё знакомо.
СУ. Всё знакомо. И ты это читаешь, и как будто…
ДЮ. Как дома побывал.
СУ. Как дома побывал.
А что происходило на севере? Я подобрал несколько показательных документов. Вот, например, справка канцелярии военного министерства. Они сообщают, в чём выражались беспорядки: нападения на должностных лиц, отказ ехать на работу, старшин, пристава где-то убили, разгромили волостную канцелярию, убиты волостной управитель и писарь. В Кустанайском уезде из волостных и аульных властей некоторые убиты.
То есть на юге конфликтуют в принципе, там всё взорвалось. А на севере конкретно ликвидируют систему власти.
ДЮ. Какие древние в Киргизии традиции-то. Не ожидал, да.
СУ. Представляешь?
Да, интересно. Ещё раз мы напомним, что когда мы говорим про восстание на юге, в документах всех называют киргизами, но там есть и киргизы, и казахи. То есть, то, что вокруг Верного (Алма-Аты) – это казахи, соответственно, то, что вокруг Пишпека, как тогда называли, – это киргизы.
Следующая моя часть о том, как реагировала империя. Мы же описали ситуацию: всё рушится, как всё это происходит. А как же империя реагировала? Вот, например, очень интересная вещь. Это доклад члена Совета министров внутренних дел, управляющий министра внутренних дел Протопопова, доклад на высший уровень, получается. Он описывает, что происходило, и делает вывод:
Издевательства над призываемыми киргизами заключались в том, что привлекают их как рабочих на труд, а не на битву, участие в коей — удел более благородных классов населения империи.
То есть власть умудрилась настроить против себя и низы, и верхи, которые взбунтовались: «А чего вы нас оскорбляете?»
ДЮ. Ну, в целом, удачно получилось.
СУ. Вообще прекрасно.
ДЮ. То есть, с одной стороны, договорились не призывать, но призовём.
СУ. Да.
ДЮ. А с другой стороны, призовём, но в какой-то стройбат. Просто обидно. Обидно получается и то, и другое. Чего вы себе позволяете? Что вы тут устроили?
СУ. Это полная деградация была.
Дальше. Из этого же документа:
Родственники управителей, почётных старшин и аксакалов, а равно подкупавшие были обеспечены от призыва, а лишённые этих привилегий составили кадр бунтовщиков.
То есть, элитка. Её оскорбили, она откупилась для своих детей, и всё на самый низ перекинула. Прекрасно. Все это понимали, это документ от декабря 1916 г. То есть аналитически ещё работали.
Дальше. Очень интересно, как поступали собственные элиты, те самые местные. Вот, например, заявление группы баев Акмолинского уезда. Это вокруг…
ДЮ. Целиноград. Астана. Я забыл, блин, да.
СУ. Нур-Султан, Астана — столица. На имя губернатора Акмолинской области. Вот что пишут баи, то есть начальники, элитки:
Глубоко сожалея о наших тёмных единоверцах и в то же время не имея возможности уговорить их добрым словом, мы покорнейше просим Ваше превосходительство сделать распоряжение о присылке каких-либо войск и произвести надлежащую внушительную угрозу на киргизов кургайских волостей.
ДЮ. Привести в чувство, потому что сами уже не могут.
СУ. Сами не могут, власть у них потерялась.
ДЮ. Всё разваливается.
СУ. Всё разваливается. «Царь, спаси!»
Конечно же, под эту историю началось рейдерство. Нашёл тоже прекрасный документ, из рапорта начальника этого уезда военному губернатору о заявлении тысячника восставших об охране восставшими свинцово-серебряного рудника. И вот он рассказывает, что пришёл этот восставший, он выбран тысячником, и у него есть 800 человек. До него дошли слухи, что на этот рудник идут солдаты. И они, восставшие, до сих пор заводы не трогали и жили в мире. И он со своими киргизами будет охранять завод. Но ему за это нужно платить, чтобы другие не разграбили.
ДЮ. Крыша подошла.
СУ. Да. Прикрываясь этой историей. Написано очень витиевато, но фактически мы видим классическую крышу из девяностых.
В чём ещё была проблема? Я об этом говорил, в городах на юге, где всё относительно контролировалось, жило мало русских.
Вот, например, тоже очень интересная история о невозможности подавления восстания в степи. Это август 1916 г., доклад начальника военному губернатору о расправе восставших с волостной администрацией и создании вооружённых отрядов. Он говорит:
Казачья сотня, незаменимая при подавлении беспорядков при вооружённом сопротивлении, производя должное впечатление на киргизов, одним своим присутствием в степи является при её малоподвижности совершенно непригодной для поимки скопищ киргизов в нашей необъятной степи.
Другими словами, он говорит: единственное, что на них производит впечатление – это казаки, но учитывая размеры степи…
ДЮ. Фиг ты их найдёшь.
СУ. Фиг ты их найдёшь. Всё, фактически уже в декабре империя расписалась в том, что у неё три кризиса:
- с одной стороны, всех против себя настроила;
- местные элиты умыли руки (это ваши проблемы);
- а военная власть уже ничего не может сделать.
Это тупик. Почему это не переросло сразу в большую революцию, а дожидалось всё-таки событий в Петрограде? Это очень хорошо проявилось при осаде Тургая. Сегодня мы работаем именно с первоисточниками.
Надо было взять город, восставший Тургай, чтобы хоть где-то закрепиться. Из дневника Довбищенко, человека в осаждённом Тургае. Он говорит:
Сидим, ждём губернатора, в зависимости от переговоров с губернатором будет решён вопрос с джигитами об атаке на Тургай.
И он описывает, как приехал губернатор, попытался с ними переговорить. Очень интересно, «он в первую голову призвал всех кровных детей русских». Он говорит, имея в виду царя: на вашего отца напали, на его хозяйство, отец призывает детей защищать хозяйство, первым делом призвал русских. Начал, короче, разводить восставших как детей. И киргизы, захлестнув движение аксакалов, масса закричала: «Не пойдём, лучше тут умрём».
То есть власть упорно говорила: «У нас есть указ императора, давайте все, не бунтуйте» — в общем, вела себя неадекватно. И вот он описывает в дневнике 20-й день осады, 30-й день. В общем, всё посыпалось. Всё посыпалось, и самое главное, что на севере, так как были привлечены казаки, и привлечены были активно, это потом нам вылезет через год.
Когда мы дойдём до части про гражданскую войну, мы увидим, насколько это всё [было недальновидно]. И так отношения между казахами и казаками были не самые лучшие. А история с подавлением восстаний [всё усугубила]. Когда Керенский будет членом комиссии как раз по последствиям восстания 1916 г., до того, как он стал главой Временного правительства, он будет обсуждать компенсации, там будут казакам объявлять амнистию за участие в подавлении. То есть процессы запущены очень нездоровые, а так как основные войска на фронте, то подавлять приходилось силами живущих здесь. А это, как мы знаем, очень нездоровая ситуация.
Двигаемся дальше.
ДЮ. Тут надо бы лучников с Крита или ОМОН из Владивостока. Своих в это тянуть нельзя, это ничего не погасит, а как раз наоборот, ты костёр тушишь керосином.
СУ. Двигаемся к следующей части, она у меня называется так: «Какие политические процессы проявились в этом восстании?»
Что мы увидели? На самом деле восстание, если говорить о размерах, было небольшим, по сравнению с тем, что потом было в гражданскую войну. Вот, например, рапорт генерал-губернатора Куропаткина Николаю Второму (уже выше некуда) от февраля 1917 года, то есть ему осталось [править считанные дни], на самом финале. Он говорит о жертвах: в Вернинском уезде убито 16 человек, в Жиркенском – 32, без вести пропало 1229, в Пржевальском – 2100. То есть речь шла о нескольких тысяч человек.
ДЮ. Серьёзно.
СУ. Вот он говорит, что произошло с местным населением:
Среди других народностей, населяющих Туркестанский край, киргизское население, составляющее до 2 млн 600 тыс. душ, является наиболее бесправным, относительно пользования землёй. По существующему закону, земли, которые ныне обеспечивают существование киргизского населения при кочевом образе жизни, признаются государственной собственностью, и излишки их могут поступать в распоряжение казны. Слишком широкое толкование о размере этих излишков, особенно с 1904 года, повело к тому, что у киргизского населения были отобраны огромные площади земли, ему жизненно необходимые, для образования русских селений, казённых скотоводческих участков и казённых лесных дач, единственного владения казны.
То есть генерал-губернатор говорит: «ну слушайте, царь, мы всё отжали. Всё наше». Поэтому чего вообще удивляться? Достаточно честные были люди. Ну и вот он сообщает: пострадало во всех областях 3709 русских людей, зверски убито 2300, разрушено и разорено свыше 9000 хозяйств. Войска понесли потери: 97 ранеными, без вести пропавшими 76 человек. То есть подавили достаточно быстро.
Но ещё проходили интересные процессы. Вот два письма андижанского миллионера, адресованные в Коканд. Вот он пишет, это было перехвачено нашей разведкой:
Да будет известно, по поводу набора солдат советуйте жителям и богачам Коканда стоять крепко. Скажите, что не дадите. Не бойтесь, положение России критическое. Я сам ездил и узнал об этом. Ибо когда все жители подавали на меня жалобу, ничего со мной не могли поделать. Я отдал 150 тысяч рублей и избавился. При теперешнем положении, если русскому чиновнику дать тысячу рублей, то он готов отдать и жену, и детей. Дела Турции хороши.
ДЮ. Как всё знакомо, да?
СУ. Как всё знакомо, да.
Ты представь, вот просто переложим на нашу историю.
Как подавлялось восстание? Вот есть прекрасный пример, дневник начальника карательного отряда фон Берга о военных действиях на территории Пржевальского уезда. Это вокруг Иссык-Куля. Вот он прямо пишет:
Мною замечен был один киргиз с белым флагом на сером коне, особенно резко бросалась в глаза серебряная сбруя седла. Я взял винтовку, поставил прицел 8 и выстрелил. Подняв его, увидел, что это волостной со знаком на груди, имеющий золотую медаль Александра Третьего. Кроме всего, в кармане нашли печать и документы.
ДЮ. Ловко.
СУ. То есть там пошли во все тяжкие. Просто во все тяжкие. То, что потом нам показали в фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих».
И что мы увидели? Давайте зафиксируем ряд историй, связанных с восстанием 1916 г. Его сейчас пытаются вывести в этих республиках, в Казахстане, в Киргизии, как какое-то особое политическое событие, из ряда вон выходящее. Из этого пытаются даже сделать процесс какого-то отдельного нациетворения. То есть, например, в восстании Амангельды Иманова видят возрождение ханов, хотя он сразу примкнул к большевикам. Но об этом просто [умалчивают]. Это очень интересно, мы будем анализировать учебники с товарищами-историками из Казахстана, они мне будут помогать. Пытаются местные политики всячески скрывать два факта в Казахстане из того, что я вижу. Во-первых, пытаются из этого восстания 1916 г. сделать единый процесс, который стал чуть ли не предвестником независимой республики, борьбы за независимость и всего, что с этим связано. При том, что очень чётко прослеживается, на юге были свои движняки, на севере — свои. И их не то что не нужно смешивать, но они разные. Они разные принципиально. Это первое.
Второе, это выдаётся как национально-освободительная борьба. [На самом деле] это были единые процессы, которые происходили во всей империи, это ничем не отличалось от того, что потом было на Украине, в Белоруссии, в Прибалтике или как здесь, с белофиннами.
И третье. Та сторона в начале будущей гражданской войны была лучше всех организована, опиралась на поддержку широких народных масс и начала сразу организовывать своё новое государство, это были те, кто принял сторону большевиков. Это факт, все знают, что так и было. И особенно, конечно, то, что убили Иманова алаш-ординцы.
Я сейчас забегаю вперёд, мы уже просто до следующей части точно не успеем, я сейчас хочу сделать ряд фиксаций, потому что тема восстания 1916 г. была очень важной. В ней потом прорезались те черты, которые мы увидели, когда образовывалась Советская Россия и Советский Союз, потому что большевикам, и мы это увидим, было сложно на кого-то опереться в этом регионе, потому что, с одной стороны, были казаки, которые были чаще всего не лояльные. А в этом случае Дутов оттуда, это прямо опора антибольшевистской деятельности.
С другой стороны, там переселенцы крестьянские, которых, во-первых, мало, а во-вторых, они не представляют из себя вообще никакой силы.
И элитам имперским, которые были плоть от плоти антибольшевистские структуры, и опереться, кроме как на национальные кадры, оказалось особо не на кого. И восстание 1916 г., тут мы тоже покажем карты, именно в Тургайской области (посредине она находится, где-то условно посредине Казахстана) — это было ключевое событие, которое потом предвосхитило марш-бросок Фрунзе аж до самой границы с Индией.
А когда наводили порядок, мы знаем эти события, начиная с Чапаева, он же как раз погиб в районе Уральска, это территория нынешнего Казахстана. Это было движение, которое встречало массовую поддержку, потому что в Средней Азии начнутся восстания советские, возникнут советские республики со столицей в Ташкенте. Когда мы говорим про север Казахстана и процессы, которые там проходят, это как бы периферия общеимперских процессов. А вот юг Казахстана и нынешний Узбекистан, весь этот регион, там свои процессы проходили. Там огромные города, и там свои были процессы, связанные, например, с тем, что мы называем «духовная власть». Там было традиционное право и были новые реформаторы, например, Гаспринский, один из самых известных; потом знаменитый Эмир Бухарский, который вооружал Российскую империю, который покупал поезда. То есть они инвестировали…
ДЮ. Фотка его, кстати?
СУ. Да-да.
ДЮ. Авторитетный мужчина.
СУ. Да-да. То есть там была своя элита, которая выступала за свою модернизацию, и было несколько моделей модернизации. Одна из моделей модернизации была по типу младотурецкой. Надо всегда смотреть на процессы, которые происходят.
В России жесточайший кризис, война, всё идёт к политическому кризису, а в этих крупных городах (Ташкент, Бухара) у них перед глазами Турецкая республика, в которой недавно сместили надоевшую старую элиту, и пришли младотурки. Это потом мы поймём, что это обернётся армянским геноцидом, резнёй греков. Ну, это же пришли националисты, и собственно, начнутся потом свои гражданские войны у них. Но на тот момент это были привлекательные политические идеи.
Я напомню, что мы говорим о политической истории. И любое восстание – это прекрасный повод для обострения политических идей в обществе, которые начинают лезть отовсюду. И вот мы видим, что очень чётко в ходе восстания появляется идея, которую сейчас активно продвигают, идея Великого Турана — о том, эти регионы, эти города, эти государства должны брать на себя турецкую политическую модель.
Раньше это было делать невозможно. Почему? Российская империя и Турция – вечные враги, и если ты будешь сильно…
ДЮ. … косить под турка, то судьба твоя будет незавидна.
СУ. Тогда же появилось такое явление как мухаджирство. Это когда народы переселялись, если им было невыносимо жить. Черкесы, например, переселялись в Турецкую империю, и наоборот, точно так же армяне переселялись. Это была абсолютно нормальная тогда история. Есть даже пример черкесского генерала, который делал карьеру в Российской империи, а потом решил переехать. И завершал карьеру в империи Османской.
Но внутри – ни-ни, это понятно. А тут, поскольку империя слабая, начинаются активные [процессы]. И мы увидим это и позже. Помнишь, мы обсуждали Мустафу Шокая, деятеля, который дошёл до коллаборационизма практически. Он умер незадолго до 1941 года, и был создан батальон СС из выходцев из южного, в первую очередь, Казахстана. Получается, что на севере политические процессы были связаны с проектами модернизации общеимперскими. Там боролись большевики будущие, эсеры, кадеты, и понятно было, на чью сторону встанет или не встанет местная интеллигенция.
А на юге классические идеи имперские либо были очень непонятны. Что ловить эсерам, которые опираются на русское крестьянство среди сартов? Во-первых, на каком языке агитировать, что предлагать, и как-то в эту общину традиционную [входить]? Там аксакалы, у сартов по-другому организована община. А тем более, как ты будешь кочевников агитировать?
И получается, что местные политические силы, которые формировались на юге, они формировались совершенно по другим основаниям. Они опирались скорее на принцип «меньшего зла». И как мы увидим, они были готовы договариваться потом с любой властью в центре. В принципе, им было плевать.
ДЮ. Тут, мне так кажется, это немножко под другим углом. Вот как было, было хорошо при всех минусах, а как сейчас, это совсем плохо. А поэтому давайте договариваться, чтобы опять было хорошо. Только сильная власть может навести порядок. И никак по-другому. Поэтому они договариваются.
СУ. Да, но в ходе гражданской войны есть несколько субъектов. Каждый предлагает себя. И элитам приходится самоопределяться. И если на севере они самоопределялись: вот я за красных, потом можно поменяться, то на юге, там в принципе красные – давай, белые – тоже давай. Главное, вы докажите, что вы власть, докажите. И это очень интересно проявится потом в ходе построения молодой советской республики. Это не совсем моя теория, коллеги-политологи тоже об этом говорят. Поскольку Средняя Азия была наименее интегрирована в правовое и политическое пространство Российской империи, им было очень просто интегрировать потом его в пространство советское — сразу, то есть, минуя все этапы. И я считаю, что одним из приводных ремней (об этом сейчас мало говорят как о политическом действии), конечно, стало освобождение женщин Востока. Большевики нашли ключи к этому обществу тем, что привлекли на свою сторону женщин. В этом, мне кажется, секрет того, как достаточно быстро и лояльно на их сторону встало общество.
ДЮ. Интересно. Никогда с этой стороны не смотрел.
СУ. Да, ты обрати внимание на это.
ДЮ. Немедленно вспоминается «Белое солнце пустыни», плакат «Женщина – она тоже человек». Для многих это и сейчас открытие, ты знаешь.
Большевики всё правильно делали, моё такое мнение.
СУ. А знаешь, когда я сейчас глубоко погружаюсь в эту политическую историю, я просто понимаю, по какому пути шли большевики. Они приходят в регион какой-то, им нужно опереться на кого-то. А так как они новые, то им всё равно, на кого опереться. Это как одно дело перестраивать, а другое дело строить с нуля. И так как большевики опирались на тот момент на самые прогрессивные идеи философские, — можно всё, они даже семью отменили, можно всё, — то они были готовы экспериментировать. Вот когда имперская власть приходила, когда мы разбирали XVII в., XVIII в., она приходила и натыкалась на кучу каких-то особенностей: мы здесь так живем, мы здесь привыкли так договариваться, мы Чингизиды, мы торе [прим.: наследники Чингизидов]. И началась эта канитель, которае на 100 лет растягивается, бесконечно надо где-то учитывать балансы интересов — замудохаешься!
ДЮ. А тут всё нахер сразу.
СУ. А тут всё нахер сразу, и высвобождение элемента творческого в виде женщин Востока, потому что они потом воспитали на втором этапе тех, кто проявил себя в Великой Отечественной войне. Это их дети. Я не буду много рассказывать об этом, есть прекрасные истории про Великую Отечественную, когда записывались в армию и добровольцами уходили, и ни у кого ни в Ташкенте, ни в Алма-Ате не возникало вопроса, «почему я должен».
ДЮ. В отличие от Российской империи.
СУ. Да. В отличие от Российской империи. А кто же это такие? Это дети, воспитанные теми самыми освобождёнными женщинами Востока. Это они и есть.
ДЮ. Ну, и мужей тоже освободили, не будем забывать. Баев разогнали, басмачей перебили, народ вздохнул.
СУ. На женщин они делали акцент ещё почему? Я посмотрел несколько очень интересных фильмов казахской киностудии. «Первый учитель», например, Кончаловского [прим.: это «Киргизфильм»], он ровно об этом. Почему? Потому, что у бедняка одна жена, и освобождая женщину, ты на самом деле освобождаешь и мужчину. Она приобретает кучу возможностей, она может социализироваться, зарабатывать, ну, и вообще. А у богача жёны в достатке, им и так работать не надо. Когда ты освобождаешь их, они тебя посылают нафиг. Если их реально освобождают, по богачу этим наносится удар, а для бедняка это налоговая льгота, ну, или какая-нибудь субсидия. Так что это вполне экономическая мера, и самое главное, то, что я говорил, воспитательный момент — дети, которых мы потом увидим. Нынешние президенты, главы республик — это рождённые в 40-х годах, младшие дети этих освобождённых женщин, или внуки.
ДЮ. Необычный взгляд, да.
СУ. Ну, у меня он такой. Политтехнологический взгляд.
Восстание 1916 г., с одной стороны, нельзя недооценивать, потому что у нас тоже националистов хватает, которые очень любят концентрироваться на том, как киргизы, казахи убивали русское население. Они берут эти примеры. Мы же показали, как наши действовали, как они действовали. Ну, это нормальный взгляд на гражданскую войну. А у нас часто концентрируются на том, как наше русское население убивали, и делают из этого резню русского населения.
Те, наоборот, делают из этого…
ДЮ. Как их убивали, да.
СУ. Как их убивали. На самом деле, всех убивали, но убивали по-разному, за разные идеалы, и самое главное, что продолжили убивать и после восстания. Что очень важно? 1916 год запустил в этом регионе политические процессы, которые угомонились потом только к 1920 году, фактически, к созданию автономной Казахской Советской (сначала автономной) республики внутри РСФСР.
Вот только после этого немножко начало успокаиваться, а на самом деле окончательно всё угомонилось, когда начали прокладывать Турксиб, когда началась модернизация. Ну мы посмотрим, как началась модернизация Советского Казахстана, но там ещё был и страшный голод, который политизируют. Но мы до него тоже дойдём и будем отдельно разбираться, как с восстанием, что, собственно, это был за голод.
И вот самые главные выводы.
- В Тургае появилась одна из первых советских республик с организацией по принципу степной демократии, лидер которой перешёл на сторону красных в результате восстания.
- Восстание на юге носило во многом этнический конфликт, где на передовой выступали казаки, за что потом им очень сильно досталось, потому что они были и против тех, и против тех.
- В этом же регионе казахи-киргизы откочевали в Китай. Это очень важно, там очень много ушло в Китай, и потом Ленин ещё их и выкупал, потому что в Китае их посадили в долговую яму. Им разрешили перекочевать, но навешали на них столько долгов! И это нанесло ещё вот такой этнический ущерб.
- Восстание на севере не поддержали города, что очень важно, потому что города на севере были общеимперскими.
- На юге в городах пошла настоящая резня, там друг друга начали резать.
Тут мы подходим к следующей части, в которой разберёмся, что на территории Казахстана гражданская война проходила в нескольких политических плоскостях. С одной стороны, была плоскость общероссийская, где конфликтовали между собой белые и красные. С другой стороны, был очень интересный конфликт внутри казахской элиты, которая внутри этого большого конфликта занимала разные стороны, но не исходя ни из каких политических соображений. И на фоне этого на юге образовывались свои советские республики, которые уже были в восстании, и ключевая задача – это был контроль над линиями коммуникации.
Если мы посмотрим на историю гражданской войны в этом регионе, это была война за коммуникации. И вокруг этого будет строиться вся последующая организация советского пространства. Мы увидим, что этот процесс начала Российская империя, а потом завершит Советский Союз: степь изрежут полностью всеми возможными коммуникациями, начнётся разработка ресурсов, и это сделает Казахстан кладовой такой же, как Россия, потому что вплоть фактически до Первой мировой войны это была достаточно безжизненная территория. Там были запасы, но только модернизация после гражданской войны сделает Казахстан таким, каким мы его знаем сейчас.
ДЮ. Ну, ты копнул, Семён!
СУ. На сегодня всё.
ДЮ. Круто. Ждём следующего [разбора].
СУ. До новых встреч.
ДЮ. До новых встреч.
Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка
Was this helpful?
2 / 0