Семён Уралов — О будущем Украины

oper.ru
rutube.ru

Текст беседы Дмитрия Юрьевича “Гоблина” Пучкова и Семёна Уралова

Дмитрий Юрьевич : Я вас категорически приветствую. Семён. 

Семён Уралов: Моё почтение. 

ДЮ: Что у нас сегодня? 

СУ: Сегодня у нас “Украинская трагедия”. То, что происходит на наших глазах и будет происходить ещё очень долго. И самое главное, что мы должны теперь осознать, что с 24 февраля Украина стала внутренней политикой России. Если до 2014 года это была политика союзников и соседей (как Казахстан, Белоруссия, они самые близкие, но мы на них смотрим как в зеркало), то с 2014 года часть Украины вошла в состав России и стала частью нашей внутренней политики (например, Крым). Это стало вопросом интеграции, реинтеграции, помощь Донбассу, это стало частью внутренней политики.

Но большая часть Украины стала для нас как Прибалтика. Это озлобленная часть бывшего советского сообщества. Я сейчас про государство говорю (я напоминаю, что мы делим всегда на общество и государство). А с 24 февраля 2022 года Украина с политической точки зрения вступила в Россию, с точки зрения того, что это стало теперь нашей внутренней политикой. Мы не знаем, какая часть войдёт в состав России, какая не войдёт. Мы сейчас будем об этом говорить, как о сценарии. Но политически это уже стало нашей проблемой, потому что наши общества как сообщающиеся сосуды. А значит, хотим мы или не хотим, нам придётся разбираться с тем, что накопилось.

Какие основные действующие игроки? Потому, что любая война вносит коррективы. О боевых действиях мы не будем много говорить сегодня. Мы поговорим о них только в контексте того, как они скажутся на будущем политическом ландшафте. Если вы хотите говорить о войне, есть военные эксперты. Следите за ними. Есть официальные источники Минобороны. Мы будем говорить о будущем. И о том, что нам делать после того, как рано или поздно наступит мир или перемирие. И тогда-то это и проявится.

Изначально заявлены две цели. Первая цель — демилитаризация. Это то, что будет проводиться армией. И с этой задачей будет справляться армия, и это понятно. А вторая цель — денацификация. И с ней самые большие вопросы, потому что, как оказалось, и в российском обществе не мешало бы провести денацификацию. И я надеюсь, что это будут параллельные процессы. Поскольку Украина становится нашей внутренней политикой, соответственно, процессы денацификации, которые будут проходить там, должны проходить одновременно и у нас. Эти сообщающиеся сосуды разделить уже невозможно. Этот процесс запускается не потому, что чья-то сильная воля его толкает, это естественное движение обстоятельств. Точно так же, как, например, арест активов России за рубежом естественно приведет к национализации иностранных предприятий на территории России. Не потому, что кто-то хочет, как Ленин, национализировать. Нет, просто это логика. 

ДЮ: Вынужденные действия. 

СУ: Вынужденные действия. Мы вышли на этап, когда наш союзник и сосед становится нашей внутренней политикой. Это уникальная ситуация. Второе. Это, на самом деле, конец постсоветского периода. В нашей истории был постсоветский период, когда власть принадлежала элитам, родом ещё из одной страны. Они очень хорошо договаривались. В общем-то, была понятна общая идеология, что мы все стремимся в большой Западный мир и соревнуемся в том, кто быстрее добежит. Ну, грубо говоря, у кого лучший особняк в Лондоне? У Ахметова или у Абрамовича? В этом была суть соревнования. И это был общий фундамент постсоветской эпохи.

Сейчас это всё закончилось. На наших глазах Россию выталкивают (в том числе, элиту) за пределы глобального Западного мира. А из Шанхая, например, никто не выгоняет. Там же тоже есть центр развития. Мы видим, как голосуют Объединенные Арабские Эмираты в ООН. Они понимают, что кто-то деньги-то будет размещать. Вот об этом мы будем говорить. Ещё мы будем говорить о том, что на самом деле процессы, которые происходят на Украине, совсем не такие, как мы это видим. Я сейчас объясню. Смотри. Каждый день президенту Зеленскому выделяют от 200 до 300 млн евро на продолжение войны. 

ДЮ: Куда они их девают? 

СУ: Вопрос! Куда идут деньги после попадания на казначейские счета? Какова роль Нацбанка Украины? И самое главное, какие банки это всё обслуживают? Я утверждаю, что на самом деле с политэкономической точки зрения война на Украине — это следующее: у России отжали, по разным оценкам, порядка 60 млрд, из которых ежедневно платят Зеленскому для продолжения войны от 200 до 300 миллионов. На самом деле (и это звучит очень страшно) это последняя гастроль Зеленского, потому что стратегия, которую он выполняет, — это стратегия максимального количества жертв. Запад ему за это платит деньги. Он снимает кровавое продолжение «Слуги народа» (третью часть) в прямом эфире. Собирает донаты, и на этапе, когда соберёт максимум донатов, лавочка закроется. Конец сезона! Это страшно, это цинично, но так оно и есть. То есть, на уровне элит, которые этот кризис затягивают в кровавую баню, именно так и происходит. И это реальность, в которой предстоит жить. Теперь давай ответим для себя на вопрос: а как же так наш креаклиат, почему он не видел 8 лет войны, молчал? 

ДЮ: Видели, конечно, они все это поддерживают. Когда какой-нибудь Борис Гребенщиков едет петь песни в обнимку с Саакашвили, или Макаревич, они всё прекрасно видят. Запрещают русский язык — “Правильно делают! Вы же оккупанты!” То есть, это люди, целиком находящиеся на стороне НАТО и Соединённых Штатов Америки. Это осознанный выбор. Если танки НАТО поедут по Красной площади, то Гребенщиков и Макаревич в первых рядах с букетами будут стоять. Это условные фамилии (хотя никакие не условные!). А потом концерт дадут вступившим в Россию “освободителям”. “Наконец-то пришли Ubermensch’и навести у нас порядок!” Осознанный выбор. Это взрослые люди. 

СУ: А социально кто это? Ведь Зеленский и наши персонажи (несмотря на то, что одни граждане России, а другие — Украины, несмотря на всю эту ситуацию со спецоперацией, которая происходит) — это люди с единой идентичностью. Теперь же нам нужно осознать следующее: на территории Украины есть точно так же огромное количество людей с нашей идентичностью. И сейчас, когда Украина становится нашей внутренней политикой, мы должны понимать, что мы получим очень расколотое общество, которое будет раскалывать наше общество. Оно же будет раскалывать и белорусское общество. Всё, украинская трагедия — это наша внутренняя общая проблема СНГ. 

Что происходит в Казахстане? В Казахстане аналогично раскололось общество. Там одни собирают на помощь Украине, другие возмущаются, государство не имеет своей позиции, элиты не могут самоопределиться. В Белоруссии что происходит? Эта вся недобитая БЧБшная тварь, они получили снова возможность всё это делать. А теперь давай представим, что не было кризиса в Белоруссии 2020 года, не зачистили все эти помойки. И сейчас происходит спецоперация. Что бы мы увидели? Что вся Белоруссия якобы против, выстраивались бы цепочки. 

ДЮ: Конечно. 

СУ: Да. То есть, мы видим, насколько всё взаимосвязано. Я сейчас просто показал, какой неожиданный политический эффект мы получили: белорусский кризис 2020 года, который, казалось бы, отыгрывал в минус, но по факту оказалось, что он отыграл в огромный плюс. И оказалось, что белорусский кризис в этом смысле был очень вовремя, потому что общество испытало лёгкий стресс (не стреляли, били, но не сильно и по делу — статьи-то уголовные). А если бы белорусского кризиса не было до этого? А если бы в Казахстане не случился бы январский кризис до этого? Ты представляешь, как в тылу бы сейчас у нас бесновались бы казахи? 

ДЮ: Да. Да, но они у нас и беснуются. 

СУ: Нет. А как бы это было бы, если бы не было купирования тех событий в январе? Я считаю, что России очень повезло с совпадением этих обстоятельств. То, что предшествовал белорусский кризис в 2020 году, и что накануне был кризис в Казахстане в 2021 году, позволило нам сплотить, так или иначе, фронты, потому что наши союзники ведут себя по-разному. Белоруссия, в общем-то, поддержала и ещё как бы подвесила Украину. Что заявил Лукашенко? “Да, предоставили плацдарм, да, обеспечиваем, но ещё есть возможность расширить участие. Мы не отрицаем, что можем участвовать в этой спецоперации, если Киев не одумается вовремя”. Ну, а если это произойдет, это конечно будет полный крах, потому что граница Белоруссии проходит над всей Западной Украиной. То есть, это будет полное окружение.

Но мы не обсуждаем военную составляющую. Поэтому очень интересные процессы запустит украинская трагедия. Все в СНГ будут самоопределяться. Обрати внимание, Грузия, несмотря на стотысячные митинги, не присоединяется к санкциям. 

ДЮ: Я, забегая вперёд, тебе скажу: ваша главная задача, дорогие друзья, — думать о том, кто из вас следующий. Это самая главная задача. 

СУ: И как выжить в этом быстро меняющемся мире. Потому что эпоха постсоветская завершается, может быть это вообще и на глобальном рынке скажется. Я сейчас приведу пример как. Что мы видим? Что эта спецоперация проводится с использованием самых новейших разработок, разработок нашего ВПК. И на чём делается акцент? Точность и высокотехнологичность. Когда эта спецоперация завершится, будет передел на рынке мировых вооружений. А это несколько сотен миллиардов долларов в год, где Россия всегда занимала скромное место (не по всем позициям, но в общем). А это будет (как это ни цинично звучит) один из рычагов компенсации, в том числе, и санкций, потому что спрос на этом рынке сильно вырастет, потому что мир входит в период катастроф. И в этом смысле это будет, в том числе, и весь глобальный бизнес на уровне ЧВК и так далее. Это тоже добавленная стоимость. 

ДЮ: Я приведу пример про то, что когда американцы строили свои первые так называемые “smart bombs” (умные бомбы), которые тебе в 10-сантиметровый кружок попадают, то система наведения в этой самой бомбе стоила 25 тысяч долларов, система наведения. Одна бомба — это сразу 25 тысяч долларов. При том, что для того, чтобы бомба попала куда надо, на земле должен был сидеть наводчик и цель подсвечивать, например, лазерным лучом. Только тогда она попадает туда, куда надо. Светится отметка, она шевелит хвостовиками и попадает туда, куда нужно. Это очень дорого. Дорого не потому, что американцы тупые, а потому что там точно так же воруют деньги на всём, на чём только можно. Поэтому 25 тысяч долларов. “Это же прекрасно! Давайте поделим!” Бомб надо много.

А советский подход совершенно другой. “На земле ветер дует вот так. В трёх километрах над землей ветер дует вот так. Вот такая скорость самолета. Вот такие GPS-координаты”. А вот бомба, которую при товарище Сталине изготовили или Брежневе, их бесконечное количество советская власть изготовила, стоит она три копейки. И вот летящий самолёт, в котором три с половиной прибора стоит — “Петров, жми на кнопку!” — раз и попадает, ну, у вас — в десятисантиметровый кружок, а у нас — в тридцатисантиметровый. Только ваша стоит 25 тысяч долларов, а наша — ничего, по сравнению с вашей. Будут ли люди такое охотно покупать? Ну, после того, как это продемонстрировали в Сирии, там продажа подскочили, мама не горюй. А здесь подскочат ещё больше. 

СУ: Конечно. В Сирии Россия выступала всё-таки внешней поддержкой, а тут  — полноценное участие, от задумки до реализации и в поле (люди же и в поле воюют). То есть, в этом смысле полностью представлен весь ассортимент выбора. Я думаю, что спрос на ЧВК сильно вырастет. Ну, масса вопросов. Сколько в мире нефтегазопроводов строится, какой бизнес по охране этого всего! Кому интересно, масса материала об этом написана. 

Ещё один очень важный момент, о котором нужно сказать в нашем введении, чтобы людям было понятно: очень многие люди общаются с украинцами, наблюдают за тем, что происходит в украинском обществе, в нашем обществе, и видят, что сейчас там происходит форменная истерика. На Украине проходит бесконечный телемарафон в прямом эфире, объединились все телеканалы. И у них там полная перемога, они побеждают. Мы всё это уже видели в 2014-м году, но сейчас это всё вернулось. Мы должны понимать очень важную вещь для себя: параллельно со спецоперацией идёт информационная спецоперация, которая одновременно направлена на нас.

И наши бледнолицые братья уже вышли на следующий уровень работы с обществом. Я немного поизучал этот вопрос, что пишут в научных журналах и в публицистике, посмотрел кое-какие отчёты, и сам пишу, в том числе, (и в научных журналах, и в публицистике) о так называемых информационно-психологических спецоперациях, которые проводит ЦИПСО (тот самый центр в Киеве, где они базировались и по которому был нанесён удар). В нашем представлении, эту самую “дочь моряка” никто здесь не поддерживает. 

ДЮ: “Я дочь офицера. Не всё так однозначно”. 

СУ: То есть, у нас представление, что этих людей (ботов каких-то условных) очень много, и они очень хитрые боты, и это военнослужащие. Это совершенно не так. Это уже прошлый век (20 век). Наши бледнолицые братья вышли на следующий уровень. Они уже говорят не об информационных войнах, а о когнитивных войнах. Что это значит? Смысл информационной войны— в чём-то убедить, напугать (короче — воздействовать). Смысл когнитивной войны — погрузить общество в состояние, в котором оно не способно принимать рациональные решения и руководствуется общим эмоциональным фоном. То есть, в таком обществе можно легко вызвать панику, радость, страх (базовые эмоции). За счёт чего это делается? Тут мы вспоминаем пирамиду Маслоу “Потребности человека”. 

Мы видим, что безопасность является одной из главных потребностей. То есть, они помещают человека в информационный пузырь, потому что соцсети давно закрыты, в том числе и наши . А всё, что работает, — это всё вражеский голос. Второе. Человек оказывается в нескольких информационных пузырях. Его надо погрузить в иллюзию. И на самом деле когнитивные войны – это помещение каждого человека в ту самую матрицу, только информационную. За счёт чего? У каждого человека есть вторая идентичность — его телефон. А как человек делает выводы о том, что происходит в мире? По следующим источникам: 

1. по тому, что ему сообщают СМИ
2. по тому, что он слышит от своего так называемого круга общения. Круг общения человека — это всего лишь несколько сотен человек, если мы говорим про соцсети (больше ты не прочитаешь, это физически невозможно). И когда у тебя одновременно создаётся и внешний фон (то есть медийный, откуда ты черпаешь, как ты считаешь, внешнюю картину), и он одновременно начинает у тебя точно так же доминировать в твоём гаджете (твоей второй идентичности, с помощью которой ты считаешь, что ты общаешься с реальными людьми)… 

ДЮ: … которые правду говорят. 

СУ: … которым ты доверяешь. Даже если не правду, ну, всё равно. Я подписан на тебя во ВКонтакте. Если ты что-то там скажешь или напишешь, я к этому, как минимум, прислушаюсь. 

3. Твой ближайший круг, которых всего до десяти человек. Это семья, близкие, друзья. Ну, самые общительные, может быть, 30-40 человек. Но когда во всех этих трёх информационных пузырях, в которых человек находится, проходит один и тот же когнитивный сигнал (новости могут быть даже и разные, но при этом будет общее погружение), то каждый человек начинает вибрировать. И в когнитивной войне самое главное погрузить человека  в состояние, которое мы с Денисом Селезнёвым называем “колесо генотьбы”, или зрадаперемоги.  

Что же это такое? Это на самом деле постоянное метание человека, в результате чего он начинает качаться на эмоциональных качелях: “Всё, наши уже идут, наступают! Вперёд! Ну, где же они?” Человек начинает истерично перебирать Telegram-каналы. Он смотрит одни и те же видео. Он читает одни и те же новости. “Ну, где же они?” Человеку кажется, что он в компьютерной игре. “Ещё чуть-чуть и уже всё возьмут! Где же они?” Ему хочется всё и сразу. Он становится эмоциональным наркоманом. То есть ему нужна всё более и более и сильная эмоция. На него уже не производят впечатления видео с погибшими. Для него это уже становится просто тем, помощью чего он подпитывается. А потом происходит зрада [1]. То есть, когда это не соответствует реальности, потому что реальность рано или поздно пробивается. В реальности человека происходит полное эмоциональное выгорание, опустошение, и он погружается в себя.

[1] Зрада — (укр.) предательство.

ДЮ: Это катастрофически усугубляется, например, наличием социальных сетей, где каждый человек, абсолютно каждый, как и мы с тобой. Я, например, хочу читать про это, а про это читать не хочу. То есть я с удовольствием там…, не знаю, есть какой-нибудь Яков Иосифович Кедми, я с интересом послушаю, что скажет Яков Иосифович. А есть какой-нибудь пид…р Геращенко. Я не буду слушать, что говорит пид…р Геращенко, мне это не интересно. Применительно к себе я это считаю здравомыслием. Я могу фильтровать агнцев от козлищ. Я не буду козлов слушать. А обыватель не может. “Мне это нравится, и я буду только вот это слушать”. А дальше получается, что ты замкнут в некоем информационном пузыре, где тебе нравится, а тебя там через все отверстия накачивают, накачивают и накачивают.

А самое главное, мозгом обыватель предельно слаб, он не выдерживает. Этого он не может, у него психика не выдерживает. Этот дикий поток информации он не выдерживает и тупо ломается. Дальше он впадает в полную истероидность, полное непрерывное верещание. Какие-то мегапобеды, какие-то там супер-дупер разгромы. Весь вчерашний день (какое число у нас вчера было? 28 февраля), весь вчерашний день мне звонили. Эти укропид…ры где-то разместили мой телефон, и раз 800 за день мне позвонили примерно. Дальше полезли в Telegram-канал, постить там какие-то фотки негров, гомосеков с разорванными ж…ми, значит, это как Украина нас побеждает и что со мной будет. То есть, ну и то и другое, понимаешь, ну это натурально день открытых дверей в сумасшедшем доме! На них, когда смотришь, на страну в целом… Как такое может быть, чтобы вся страна взяла и рехнулась одномоментно? А они все рехнулись! В 2014 году это было уже совершенно очевидно. 

СУ: Это произошло раньше. 

ДЮ: Нет, нет, нет, нет, там я с тобой согласен, но в 2014 году это уже просто обрело какие-то совершенно чудовищные формы. У всех, ну я не знаю, кто там разумный, с кем общаюсь, все…, как будто распыляют что-то над страной. 

СУ: Да, распыляют. 

ДЮ: Это оно и есть, распыление, да. Потому что дурак, он такого выдержать не может, просто не может. Поскольку вы все там дураки!  

СУ: Всё как на необитаемом острове. Несколько процентов людей на облучатели не реагируют в силу образования, личной рациональности и т. д. Я тебе скажу, почему происходит такая эмоциональная реакция. Давай будем тоже честны. Я же свою первую книгу написал в Донецке в 2015 году (я год прожил в ДНР). Первые две недели, когда ты слышишь выстрелы в городе, где ты живёшь (а там это ежедневно, это очень страшно, до холодного пота), несмотря на то, что это далеко и ты не бегаешь, не кричишь, но слышно, уже рядом.

Я жил в самом центре города, в хороших условиях, это по прямой 6 километров (если говорить о линии фронта, тогда это был аэропорт). Это очень страшно. Где-то через две недели ты начинаешь отличать прилёт от улёта, понимаешь, в какую сторону летит, какое орудие как работает, и что, допустим, если БТР так трещит, то это не страшно, потому что это далеко. А вот стрелковое оружие рядышком, это опасно. Когда ты начинаешь всё это фиксировать, у тебя внутри что-то перегорает.

Когда у меня две недели адаптации прошли (я очень хорошо помню этот момент), что-то внутри щёлкнуло и пришла одна мысль, очень простая, казалось бы, которая нам по литературе знакома, о сиюминутности жизни (об этом сцена с Болконским). Ты понимаешь, что вот ты живёшь, а через миг прилетел осколок в висок — и всё. И это новая реальность, это не значит, что ты обязательно впадёшь в депрессию. Но каждый приходит к этому осознанию.

И украинское общество попало сейчас в эту ситуацию, когда проходит войсковая операция, и не имеет значения, как всё происходит. Два или три первых дня воздушных тревог, сидения в подвалах (не имеет значения, какие у тебя политические убеждения и ещё что-то) — и наступает этап понимания того, что вот она, новая реальность. Особенно страшно это для тех представителей украинского общества, которые включили в 2014-м году режим “Я ромашка”, которые не замечали, что происходит в Одессе [2]. 

[2] Имеется в виду пожар в оде́сском До́ме профсою́зов 2 мая 2014 года — один из крупнейших по числу жертв пожаров на Украине, когда заживо сгорели 48 человек.

ДЮ: “А что такого?” 

СУ: Даже, знаете, там были кровавые упыри, которых, конечно, надо судить. А были на Украине (и у нас тоже, но там это ярко выражено) люди с идентичностью хатаскрайничества. “Ну, это же не со мной происходит, ну а что такого? Ничего же страшного!” Это очень удобная позиция, это такое самоуспокоение: “Меня это не касается, у меня этого нет. Я не смотрю украинские новости”. У меня огромное количество знакомых, которые говорят: “Я не смотрю просто украинский телевизор. Где там на Донбассе стреляют? Откуда я знаю, что это происходит? А что там в Раде, опять какой-то закон приняли? Да, зачем это мне? Я грузоперевозками занимаюсь, мне, в общем-то, некогда об этом думать”. И тут к нему в эту реальность приходит воздушная тревога, поход в метро, комендантский час. Не имеет значения, какие у него политические убеждения, потому что у него в этой пирамиде Маслоу нарушен базовый вопрос безопасности. И второе (то о чём ты говорил до этого): на него обрушилось информационное воздействие с целью создания у него когнитивного расстройства. То есть, они специально сводят людей с ума, мы должны это понимать.

Целью является сведение человека с ума, чтобы он превратился в малолетнего дебила. Есть очень хорошая книга про массы, называется “Психология масс”. Там очень точно разобрано, когда образуется масса. Есть толпа, а есть масса. Массой толпа становится, когда у человека, попадающего в толпу, отключается индивидуальное сознание, и он начинает двигаться согласно общему поведению. И соответственно, массы бывают, например, преследующие (массе же нужно что-то делать), когда загоняют толпой человека, а потом не могут объяснить на допросе в милиции, зачем они это сделали. Но это всё-таки толпа. А масса — это когда они должны занять большое пространство. Это эффект майдана, когда 10 тысяч человек, собравшиеся в закрытом пространстве, ограниченном домами, погружаются в состояние эйфории, тех самых эмоциональных качелей, и у них создается иллюзия, что это весь мир. И в этом миру можно просуществовать достаточно долгое время. А у хатаскрайников, которые говорят: “Я уже забыл обо всём об этом, ничего там нет, ничего ж не изменилось. Всё то же самое было, что было”, у них сейчас встреча с новой реальностью. Но встреча с новой реальностью (я напомню) — это азы, психологии: отрицание, гнев, депрессия, принятие. 

ДЮ: Торг. 

СУ: Да, мы ещё торг пропустили. Сейчас стадия гнева. “Сейчас побеждают наши, ну всё, сейчас”. И это происходит с двух сторон: и у наших, и у тех, потому что упоролись-то со всех сторон (ну, на Украине, конечно, сильнее упоролись). Сейчас стадия гнева, скоро будет депрессия, очень скоро. Я думаю, она будет связана как раз с войсковой ситуацией, потому что должна быть какая-то встреча с реальностью. Не хочу давать прогнозов, есть куча военных экспертов, которые могут дать варианты развития событий по всем направлениям (там есть четыре направления, где развиваются боевые действия, а на двух из них там назревает серьёзные изменения). 

ДЮ: Ну там, самое примитивное. То есть, то, что до меня, например, доносится, как они там диверсантов в Киеве ловят. А чего вы их не на Донбассе ловите? Там уже нех..р ловить, по всей видимости? Там уже кранты. Ну, продолжайте ловить в Киеве. 

СУ: Ловят. Скоро наступит встреча с реальностью, поэтому будет перемещение в состояние депрессии. Потом, соответственно, будет стадия торга. Но я думаю, что уже будет поздно. И после этого будет принятие. Поэтому не обращайте внимание на то, что там происходит с людьми, с которыми мы общаемся. Это массовое когнитивное расстройство. Когнитивное оружие применялось на протяжении 20 лет. Я расскажу сейчас, как это было. И самое главное — что нам потом всех этих людей лечить. Я считаю, что нам нужно готовить боевых психиатров (укольчики), в том числе, лечебную медицину, потому что будет такое количество людей, испытавших массово сильнейший стресс, и это не может не сказаться на нашем обществе. А лечить нам уже придётся совместно. И это вызов на самом деле самый страшный. Реально, самый-самый страшный, потому что мы можем этого не пережить.

У многих людей внутри Украины (не хочу называть фамилии, когда-то мы были с ними дружны и вместе работали) пришло уже осознание будущего, и сейчас у них такие настроения: “Все империи, которые включали Украину, разваливались. И наш смысл, смысл Украины — быть камикадзе. Значит, попадание Украины в зону влияния России приведёт к развалу самой России”. И я скажу, в этом есть очень серьёзное рациональное зерно, потому что это может быть войсковая победа, которая может обернуться страшными последствиями в обществе. Это то, о чём я всегда говорю. Надо разделять общество и государство. И тут нам нужно иметь в виду, что победа над государством, которое называется Украина (я сейчас докажу, что это не Украина), может обернуться поражением для общества. И это самое-самое страшное, эту рамку надо очень серьёзно удерживать. 

Итак, для начала нам нужно просто честно себе ответить на вопрос: идёт ли на Украине война? На этот вопрос надо себе ответить. Воюет ли вообще Украина с Россией? Потому что у нас сейчас путаница с этим, а политруки не разъясняют. Нужно просто себе удерживать рамку: войны России с Украиной нет. Её нет по формальным основаниям. Киев не объявлял войну Москве. 

ДЮ: Было бы неплохо объявить. Это ключевое. 

СУ: Москва не объявляла войну Киеву. В Совбезе ООН только на уровне риторики звучит “военные действия”. Поэтому войны нет. Есть конфликт интерпретации. В России есть интерпретация, что это спецоперация. Но я всё равно считаю, что её надо брендировать, и я это продвигаю у себя и всем предлагаю присоединиться. Я считаю, что это “Ликвидация 2.0”. Все фильм «Ликвидация» смотрели? Вот сейчас идёт операция «Ликвидация 2.0». Вспомните, там тоже был союз криминалитета, агентов иностранных разведок и коллаборационистов. Относитесь к этому так. Если вам не нравится Путин, закройте глаза, представьте на его месте Гоцмана. Какая, в конце концов, разница? То, что украинская пропаганда делает из этого гражданскую войну, вы должны понять, они решают свою задачу.

А задача следующая: так как для России это спецоперация, и, скажем так, Путину нужны головы конкретных Турчинова, Яценюка, Зеленского (сейчас решается вопрос, он будет в этой компании или нет), Порошенко, то следственный комитет предоставил отчёт из нескольких десятков тысяч эпизодов. Там всё задокументировано, все сюжеты на Донбассе с гражданскими людьми, показания свидетелей. То есть люди работали все эти восемь лет, собирали доказательства. И большинство этих людей [3] понимает, что их преступления задокументированы. И им сейчас нужно создать единение с народом. Им сейчас нужно смешаться с толпой. Это их задача, которую они решают. Но войны при этом никто не объявляет, потому что понимают, что если будет объявление войны, тогда в плен точно брать не будут. 

[3] Имеются в виду Турчинов, Яценюк, Зеленский, Порошенко и др.

ДЮ: Многим кажется, что это какая-то сельская самодеятельность. Приехали на Донбасс и по приколу, выпив стакан горилки, лупанули из гаубицы. Это не так. Там стоят совершенно конкретные воинские части. 

СУ: Пристреляны квадраты. 

ДЮ: Внутри которых есть, в том числе, и украинские нацисты. Они там внедрены давным-давно. 

СУ: У них свои подразделения. 

ДЮ: Есть и такие. Есть и внутри. Вот стоит воинская часть, например, артиллерийский дивизион, где есть командир дивизиона, который отдаёт приказы, когда стрелять, куда стрелять. Приказы эти для многих, наверное, открытие, они письменные, в основном. А люди, которые на батарее (этот заряжает, а этот наводчик, а этот дёргает за верёвку), это они стреляют по указанным координатам. А все эти данные они успешно российской разведке продавали на протяжении всех 8 лет. Там всех поимённо знают: когда стрелял, кто стрелял, куда попал, что при этом произошло. И за это придётся отвечать, вы не поверите. 

СУ: Мы говорим сейчас о военных преступлениях, но мы же помним, что на протяжении этих лет ещё и, например, собирались донаты на проведение АТО. То есть люди финансировали военные преступления. Я считаю, что те люди, которые делали это (вне зависимости от того, сколько денег они давали, 100 гривен, 20 гривен), в последующем для того, чтобы иметь право проживать на этой территории, до восстановления Донбасса они должны платить отдельный налог на восстановление Донбасса. 

ДЮ: Строительные батальоны. 

СУ: Там же разные люди. Это же может быть вообще какой-то там эмоциональный порыв: “Отправлю 100 гривен”. Налог! Лучше всего рублём наказывать! Пока Донбасс не восстановят, дополнительно 5 процентов на восстановление. Так и записывать в налоговую декларацию: “Компенсация за финансирование военных преступлений”. И статья. 

ДЮ: Неплохо. 

СУ: Чтобы осталось в биографии! Там надо будет определить порог, конечно. Там же будет поток каких-то там 3 гривен, 2, 3 миллионов. Сложно будет. Но это вполне конкретные инвесторы терроризма. А, например, для фирм, юрлиц, которые этим занимались, я считаю, должен быть запрет на экономическую деятельность и отчуждение имущества. Ну, а как? Юридическое лицо выступало, финансировало военные преступления. Какое оно имеет право вообще вести хозяйственную деятельность в дальнейшем? Тут, как ты говоришь, двух мнений быть … 

ДЮ: Не может. 

СУ: Поэтому вопросов больше, чем ответов. И они лежат не только в сфере идеологии. Если ты оставишь ту же буржуазию скотскую, у тебя всё повторится. И не только там, но ещё и у нас здесь. 

ДЮ: Ещё до окончания конфликта дело не дошло, а они уже готовят следующий этап. 

СУ: Поэтому между Украиной и Россией никакой войны нет. Тем не менее, война идёт, она происходит на территории Украины. И идёт война в связке между Россией и Китаем (я очень на это надеюсь, всё уже свидетельствует об этом. Мы имеем дело с союзом) с коллективным Западом по переустройству мира. Сейчас идёт оборона, Россия защищает свои естественные рубежи. Но я всем напомню (мы об этом много роликов записали с моими гостями), что происходит в Арктике. Какие военные конфликты? Какое у нас напряжение в Прибалтике? Что у нас сейчас происходит? Китай сейчас проводит учения вокруг Тайваня.

То есть, точек напряжения — огромное количество. Просто для нас Украина — это мы, это родное. На самом деле, если мы посмотрим на картину в целом, мы увидим, что противостояние проходит во многих регионах и на многих уровнях. Есть экономическое противостояние. Есть  противостояние на мировых биржах. С чем они столкнулись? Санкции — это больно, но это приводит к росту цен на ресурсы, которыми торгует Россия. Понимаешь, какой парадокс? А рост цен запускает инфляцию. А инфляция приходит и к ним в экономику тоже. И здравствуй, “Мерседес”! Ну хорошо, вы не будете продавать нам “Мерседесы” в Россию. Но российский рынок ничтожен, по сравнению с рынком Ближнего Востока, где миллионы живут. 

ДЮ: А там тоже покупать не будут. 

СУ: Почему? 

ДЮ: Потому что денег нет. Это коснётся всех.

СУ: Да. Это коснётся всех. Конечно, они не понимают некоторых моментов. Они же продвигали потребительскую экономику. А потребительская экономика, которую они построили и в которую втянули весь мир, требует как раз бесперебойной работы всех логистических цепочек. И как только ты закрываешь логистическую цепочку, свято место пусто не бывает. Почему? Возьмём, допустим, автопроизводителей Германии. Основной заработок у них не на премиум-машинах, а на массовых (Polo, Volkswagen). А этот сегмент китайский капитал заместит за три секунды. И по качеству китайцы производят уже абсолютно нормальные машины среднего класса. Что человеку нужно? Автомат, климат-контроль и чтобы не заносило на поворотах. Правильно? 

ДЮ: Всё есть. 

СУ: Что нужно человеку? Больше ничего не нужно. Ну, и ещё поменьше ремонтировать. 

ДЮ: Я тебе так замечу, что заезжая в Европу, почему-то именно это и видно. Почему-то автомобиль класса Mazda 6 для Европы — это страшно дорого. И на таких дорогих и больших машинах там никто не ездит. А эти микроскопические пендюрки — это ваш уровень. Это самый массовый автомобиль. Ну, давай, вместо вас китайцы будут делать. 

СУ: Какая разница?! Но это иллюзия, в которую попала Европа. Ей ещё предстоит это осознать, но будет поздно. 

ДЮ: Это куда их американцы затащили, с чем, кстати, можно их отдельно поздравить. 

СУ: И с этим нужно отдельно разобраться. Но мы же не СМИ, мы не сообщаем новости. Нам важно, чтобы люди понимали, что очень важно… 

ДЮ: Суть. 

СУ: Суть. Несмотря на то, что происходит между Украиной и Москвой, и тем не менее между обществами нашими войны нет. Нет! На территории Украины проходит война. И мы должны это понимать. Можно вычленить слои этой войны. Но для упрощения она уже забрендировалась как гибридная. Считайте, что это гибридная война. Она происходит. И мы в ней участвуем. Но участвуем не только мы. В ней участвуют уже и белорусы, и поляки. Румыны сидят в засаде, венгры… (я тоже об этом расскажу. Я не историк, но я много об этом читал. Тем более что я учился на Украине в университете). Это разделы Польши (об этом надо почитать, начать можно с исторической беллетристики Пикуля, например. Об этом много написано всего. Вы же разбирали, в том числе, и с Клим Санычем [4], я помню, сюжеты отдельные, с этим связанные).

Сейчас происходит нечто подобное. В центре Европы идут военные действия. У нас же есть “мамкины леваки”, я же их комментарии читаю. Они уже на революции! Да, конечно, это империалистический конфликт (кто бы мог подумать?!). Ничего удивительного в этом нет. Да, наше отечество такое. Друзья, это для вас новость? 

[4] Кли́м Алекса́ндрович Жу́ков — российский видеоблогер, исторический реконструктор и публицист.

ДЮ: Во всех ипостасях. Российских, советских, российских. 

СУ: Какая разница?! Но ещё есть “мамкины праваки”. Они видят в этом этно-русский проект: “Мы будем русские, надо ликвидировать украинскую идентичность. Украинцев не существуют. Их надо перековать. Само украинство является источником конфликта”. Не нацизм, который укоренился в украинском обществе, в украинской культуре, а само украинство. Это наше правое (я считаю) ультразаблуждение, которое нас может привести к кризису, о которых я говорил. То есть, есть ультралевое крыло: “Ой, это точно проект империалистический? Как так?” Этим грешат наши левые публицисты, блогеры. Они картины не очень правильно дают. А правые нас могут в свой… 

ДЮ: На здоровье. Могут давать, какую хотят. Тут вопрос, на мой взгляд, уже сместился в другую сторону: это твоя страна или нет? Выступая против неё, ты понимаешь, за кого ты выступаешь? 

СУ: Сейчас — да, но я же говорю про будущее. Давай представим, что всё уже закончилось. И тут возможны разные сценарии. У нас есть риск расколоться на фоне ультралевого сценария. Одни будут говорить: “Ах, там, оказывается, не восстановился Советский Союз. Какая новость!” А другие будут возмущаться: “Ах, у нас не русская империя, где же наши французские булки?” 

ДЮ: “Русский рейх не восстановился”. 

СУ: Да. “Где наши французские булки, юнкера и вообще коронация императора?” Ничего это не будет! Будет очень цинично, очень прагматично. Конфликтов таких будет очень много. Вообще не факт, что эта территория, которая сейчас называется бывшей Украиной, что там вообще это не надолго. Потому что, судя по курсу, который выбрал Зеленский, вооружать гражданских людей… 

ДЮ: Уголовников, да. 

СУ: … это каждый город может превратиться в ад. И всё будет зависеть исключительно (тут я уже перехожу к прогнозам) от руководителей на местах. Украины единой уже не существует. На самом деле тоже, друзья, давайте для себя поймём, что в 2014 году произошёл следующий процесс: вот, возьмите тарелку и бросьте её. Что произойдёт? От неё останется большая часть и какие-то осколки. На Украине произошло аналогичное. Страну ударили, и она раскололась. Украина развалилась на четыре части. И стоял вопрос судьбы каждой из этих частей. Одна часть (это Крым) сразу быстро вошла в другое государство (как бы там ни было, но тем не менее, это же была часть Украины). Ещё две части провели референдумы и заявили об отделении. А большая часть, которую мы называем Украиной (я об этом писал в нашем проекте “Однако”, когда он был ещё жив. Я её предлагал называть тогда “республикой Евромайдан”), на самом деле это не Украина. Всё, после того как была нарушена конституция, страны нет, это что-то другое. А в данном случае это ещё и разбилось на осколки. И я предлагаю… 

ДЮ: Кто четыре-то? Крым, Донбасс… 

СУ: Донбасс — это ДНР и ЛНР, два субъекта. И остаток — сама большая Украина. На эти четыре части страна раскололась.

Украина всегда была коммерческим государством, абсолютно коммерческим. Там всё можно было купить, всё продать, как говорится. 

ДЮ: Удобно. 

СУ: На Украине говорят: “Нет проблем, есть цена вопроса”. Там происходили такие чудеса! В центре города вырастали шестнадцатиэтажки на месте пятна под ИЖС маленького дома, который потом по суду отменяли. Я когда жил и работал в Одессе, я знал там внутри горсовета 5 человек, которые решали свои профильные вопросы. Один был по земле, у него был тариф: “Что вам надо? Построить дом или вы уже построили? Вам нужна земля? Есть хорошие варианты. Смотрите, есть санаторий. Ещё две сессии — и этот санаторий уйдёт. Вы возьмите себе пока”. Так это работало. И этого никто не стеснялся. Это было очень удобно на бытовом уровне, потому что оно существовало ещё и на бытовом уровне. 

ДЮ: Ну, я тебе так скажу, что когда есть деньги, коррупция — прекраснейшая вещь. Прекраснейшая! Решается всё в мгновение ока просто! Но это же значит, государства нет вообще. 

СУ: Государство, как дерево, оно гниёт не сразу. Поэтому в 2014 году произошел раскол государства. Большая часть государства взяла на себя право говорить от имени всего государства. И навязывала всем картину, что есть сепаратисты, а есть Украина. Нет! В реальной картине мира Украины нет с 2014 года. Есть четыре субъекта и самозванцы, которые взяли на себя право действовать от имени Украины.

Но самый главный вопрос: сколько так может продолжаться? Ведь государство — это как  человеческий организм. Болезнь проявляется через 5-10 лет внутреннего развития. Если ты вовремя болезнь не обнаружишь, то всё может закончиться очень печально, чаще всего. На самом деле украинское государство дало в своем фундаменте такую трещину, что оно больше не могло существовать в прежнем виде. Для меня это было очевидно. У меня есть масса текстов об этом на “Однако” (ты же читал многие из них наверняка). Для меня стало очевидным в 2004 году, во время третьего тура президентских выборов, что государство Украина развалится, потому что конституция — это фундамент любого государства. 

ДЮ: Там два тура. Да? 

СУ: Да, конечно. Не может быть третьего тура. Могут быть перевыборы. Что такое переголосовка? Это как переиграем второй тайм. Да? 

ДЮ: Да. Бросили монетку, что-то не то. Перебрасываем. 

СУ: Да. Перебрасываем. Ну, что это за ерунда! В 2004 году на первом Майдане в государственности Украина образовалась такая трещина в фундаменте, после которой этот дом уже не выстоит. Просто когда у вас в фундаменте трещина, вы последствия можете увидеть не сразу, а только через несколько лет. А в 2014 году трещина превратилась в разлом, — и дом развалился. Этот дом больше не пригоден.

Мы говорим о мире. Я постоянно всем говорю: “Если о войне, это в другое место. Мы говорим о мире”. Поэтому ключевой вопрос, который перед нами стоит, — это о том, какая будет государственность на этой территории, потому что общество не может жить без государства. Иначе там будут банды, будет 30 миллионов беженцев. Вопрос, какая она будет, эта государственность? А Украина — это очень разная страна, и нам нужно будет с ней разбираться. 

Украина (я сейчас про страну говорю, не про государство)… Для меня Украина — это как и Россия. Я сейчас для себя восстановил, сколько где я профессионально прожил, проработал. Например, в Киеве я прожил в общей сложности около трёх лет, причём и на Подоле жил, и на Оболони. Я в Киеве могу до сих пор без карты ездить на машине. В Одессе провёл около четырёх лет. В Черновцах — около года. В Харькове — около двух лет. Для меня Украина родная и близкая. Сейчас я два года в Питере живу. Я же рассказывал, что я кочевник. Я с 20 лет постоянно в разъездах, каких только мэров мы там не избирали! Я в общей сложности на Украине работал в 21 регионе из 24. 

ДЮ: И что наблюдал?

СУ: Я же не просто наблюдал. Я ещё и на выборах работал. Это были очень жирные времена, потому что избирать мэра какого-нибудь стотысячного города — это был нормальный заработок и хороший опыт, хорошие знакомства на будущее. Вот допустим, у нас в России проходят выборы мэра. У нас есть партии, у партии есть генсоветы. Всё согласовывается. Человека так или иначе проверяют. А в условиях Украины просто человек с деньгами… 

ДЮ: “Разрешите поучаствовать!”

СУ: Как Кличко стал мэром Киева? О том, что с киевлянами всё не здорово, я понял после того, как они избрали Леонида Черновецкого, наркомана Киева (ты же видел наверняка, Лёня Космос?). И они его два раза избрали. С Черновецким же была какая история? Его избрали, а Ющенко его отправил в отставку и назначил внеочередные выборы. Но киевляне его переизбрали. 

ДЮ: Молодцы! 

СУ: А потом на смену ему избрали Кличко. Я считаю, что общество, которое на протяжении 15 лет выбирает сначала Лёню Космоса, а потом Кличко, оно больно. Но при этом, обратите внимание, всего за 10 лет до этого в том же Киеве, например, на всех одномандатных округах побеждали коммунисты. В 1998 году Киев ещё голосовал за коммунистов, а через 6 лет, в 2004 году, уже было первое помутнение на Майдане. Общество меняется медленно. Что я имею в виду? Что его точно так же в обратную сторону придётся поворачивать.

ДЮ: Я зафиксирую для непонимающих, что общественное сознание, о котором постоянно идёт речь, оно не существует само по себе. Общественное сознание формируют СМИ, только они. Какие-то там потуги, кто-то сбоку, типа меня, выскочил и что-то там рассказал -— это даже не капля в море. 

СУ: Партизанщина.

ДЮ: А общественное сознание формируют СМИ. Что вливают в башку на Украине, то наружу и проявляется в выборах Кличко, например. Нормальный человек, с моей точки зрения, за Кличко не проголосует! 

СУ: Не потому, что он Кличко, а потому, что он спортсмен.

ДЮ: Да. Умеешь боксировать — прекрасно, иди и боксируй, никакого базара нет. Ты управленец, что ли? Ты пришёл в самый большой город страны, ты имеешь какой-то опыт управления этим самым городом? Может ты Урюпинском каким-нибудь руководил, там, я не знаю, Бобруйском, Бердичевым? Ну, по ступенькам шёл? Нет, ты вообще ничего не умеешь! Это профанация всего на свете. Вы подсовываете какого-то идиота, на руку надетого через ж…пу. “О, прекрасный человек!” Да наср…ть мне, какой он там человек! Меня управленческие навыки твои интересуют. Это самый, так сказать, примитив. Если я хочу родственника лечить, ищу толкового доктора по знакомствам и по рекомендациям. Сантехник нужен — ищу через знакомых нормального сантехника, который работал у моих знакомых, зарекомендовал себя. Может, денег много берет? Ну, так понятно, что хорошо делает, нигде не обоср…лся. А здесь — управлять городом, страной! А мы возьмём какого-то идиота-горлопана с отбитой башкой. Вы в своём уме? Это не про Украину даже, хотя Украина…

СУ: Украина — это мы, всё, забыли уже… 

ДЮ: Наиболее яркий пример. Что это такое? Как вас там обрабатывают? Чем? Возьмите своего этого дурака Зеленского, злобного клоуна. 74% за него проголосовали! Это вы его выбрали! Он вам обещал войну закончить? Закончил! Да! Он вам обещал там уважение к русскоязычным, к русскому языку? Сделал всё! Вот, обоср…лись. Это ваш национальный выбор, это ваше общественное сознание. 

СУ: Но смотри: это выбор в условиях той самой когнитивной войны. Потому что (я сейчас как политтехнолог говорю) для того, чтобы привести к власти Зеленского (ну, условного Зеленского), нужен не Зеленский, в первую очередь, а его оппонент, ещё большая мразь. Для того, чтобы голосовали по принципу “из двух зол выбирают меньшее”. Поэтому тебя погружают в это постепенно. Сначала ты выбираешь из двух хороших вещей. 

ДЮ: “Мы же не за Ющенко голосовали. Мы против Кучмы”. 

СУ: Да, это простейшая политтехнология. Но мы с тобой об этом говорим, потому что мы такие умные, рациональные, с опытом. А человек, когда он погружён в это состояние, о котором мы говорили перед этим, всё, он не способен принять решение. Никакого. Он способен только на эмоциональный всплеск. Поэтому нужно Ющенко отравить перед выборами, чтобы вызвать эмоцию сочувствия. 

ДЮ: Его действительно отравили? 

СУ: Врачи утверждают, что это было обострение панкреатита. Но они очень быстро замяли это дело. Почему его возили в австрийскую клинику, переводили? Чтобы закрыть доступ к делам! У врачей клиники “Феофания” (это как наша кремлёвская ЦКБ, в которой лечатся все эти самые депутаты и проч.) почему-то быстро забрали всю историю болезни. А на первом брифинге врачей, когда Ющенко сначала попал в Феофанию, заявлялось, что это произошло на фоне обострения панкреатита.

И потом были, я помню, показания СБУшников, что на встрече распивали алкоголь, привезли огромную порцию суши, всё это на фоне стресса (они встречались в каком-то загородном доме) и что пошло обострение, нужно было госпитализировать. Но у Ющенко было очень много предвыборных поездок, от госпитализации он отказался. И это всё вылезло в виде страшного отравления, потому что вовремя не прокапали. Ну, просто так сложилось. Но из этого сделали политический скандал.

ДЮ: Ну, правильно. Грамотно воспользовались. 

СУ: Но для чего? Для того чтобы погрузить человека в это состояние. Для меня Украина — огромная боль. Я, несмотря на то, что человек спокойный (я сибиряк), но для меня то, что происходит, у меня внутри просто всё кипит. Для меня это, знаешь, как? Каждый день этой спецоперации — это как причинное место в тисках, и каждый день ты делаешь оборот тисков. И чем дольше оно идёт, и ты сам это закручиваешь себе в тиски. У меня такое состояние. Но как и к любой трагедии (как нас учили классики), нужно относиться культурно, то есть как к элементу нашей культуры.

Мы помним: чтобы завершить трагедию, нужно испытать катарсис. То есть нам нужен катарсис для преображения. Я не знаю, в чём он будет выражаться, но он просто нужен, потому что иначе у нас (я сейчас не разделяю Украину и Россию) этот посттравматический синдром останется внутри, и он может вылиться вообще непонятно во что. Ну, сколько у нас на Дворцовой, на Гостином дворе этих самых недовольных? Они же не против протестуют. Они тоже в этом когнитивном расстройстве, они телом у нас, а головой они, грубо говоря, в Киеве. Это нужно очень чётко понимать.

Как, я считаю, завершится этот кризис? Давай сразу мой прогноз. Украина — это страна городов, каждый город будет принимать своё решение, самоопределяться. Очень скоро стратегические направления будут контролироваться тем, кем надо контролироваться (то, что говорит верховный главнокомандующий), города особо не нужны,  каждая местная власть будет самоопределяться (то, что мы видим в Херсоне, в Николаеве и везде). Сейчас Украина разложилась на сотню городов с гарнизонами. То есть ситуация такая,  как это было в Римской империи: где легион стоял, там можно было что-то сделать. И точно так же, как во время краха любых государств, на базе каждого города с гарнизоном может что-то образоваться. Город-государство, ещё что-то. Поэтому на границы этих областей, которые мы привыкли видеть, не надо смотреть.

Там сейчас не имеет значения, кто в какой области. Там сейчас всё зависит от того, как мэр будет договариваться и как он сможет удержать власть внутри города. То есть те мэры, которые договорятся (я сейчас не про Киев, там центральная власть рулит)… Бердянск, Мелитополь, любой другой город — это же огромное количество городов. Там, где они тероборону в руках удержат, то есть, грубо говоря, где мэр сможет стать феодалом, чтобы у него была власть городская, и ещё тероборону себе возьмёт под контроль и с начальником милиции договорится (чтобы всё контролировать). И когда придут те, кто надо придут, он станет субъектом: у него беспредела в городе нет, у него всё под контролем. Всё, какая разница?! Договорились! И будут выжидать политического решения. То есть в результате разрешения этого кризиса, Украина (бывшая Украина), разложится на части. Будут города со своими гарнизонами, которые наладят конструктивное сотрудничество. Я сейчас вообще не беру Донецкую и Луганскую области, они, понятно, будут ДНР, ЛНР. Там уже есть государственность. Я говорю сейчас про Харьковскую область, Запорожскую. Сейчас мы пройдёмся, что из себя представляет каждый город на нашей любимой бывшей Украине. 

Те города, у которых останутся свои гарнизоны, терорборона, милиция, ещё что-то, перед ними встанет вопрос: договариваться или обороняться. Я знаю украинское общество, я утверждаю следующее: там от 40% до 70%, в зависимости от региона, доминирует идентичность регионально-эгоистичная “Моя хата с краю, ничего не знаю”. Это, с одной стороны, в культуре зашито, а с другой стороны, государство коммерческое, на которое был построен курс, оно эту идентичность всячески стимулировало и поддерживало: “Я живу в обществе, если мне что-то нужно, я пришёл, вот деньги, решил и ушёл из государства”. Это хатаскрайническое самоопределение, которое доминирует. Оно, конечно же, будет толкать городские элиты, потому что мы понимаем, что такое каждый город? Это городская власть (мэр и горсовет), в данном случае это ещё городские силовики, а ещё городская власть — это  так называемые “лучшие люди города”. 

ДЮ: Кто при деньгах. 

СУ: При деньгах, криминальные авторитеты. 

ДЮ: Они стрельбу никто не любит. Это вариант для бизнеса. 

СУ: Зачем? Зачем это надо? Тем более это люди, которые в эти когнитивные расстройства не очень любят попадать. Они рациональны. 

ДЮ: И не любят тех, кто хочет взять автомат и бежать стрелять. 

СУ: Конечно. Они заинтересованы в сохранении своего. И я уверен, что абсолютное большинство этих людей (это же знаешь кто такие? Это нобилитет [5]. Это элита, элита городская, элита полисов)… Потому что там ещё (например, в Херсонской области) есть куркули-миллионеры в сельском хозяйстве. Они, например, я считаю, вообще не испытывают никаких проблем, потому что они понимают, что для них открывается рынок Москвы и восстанавливается рынок Крыма. Они уже считают бабки. И им нужно, чтобы к следующему сезону там не было военных и была прямая дорога на Москву, потому что они понимают, что столько, сколько они заработают, когда для херсонской сельхозпродукции, особенно в условиях санкций, откроется российский рынок… Я там с одним списывался. Он уже ищет контакты, как он будет следующий урожай продавать. 

[5] Нобилитет (от лат. nobilitas — знать) — в древнеримской республике правящее сословие рабовладельческого класса из патрициев и богатых плебеев. В терминологии СУ, современный нобилитет — это городская элита, а также дети уважаемых родителей, имеющих капитал и/или определённый авторитет и пользующиеся привилегиями. Чаще всего это коммерсанты (но не только коммерсанты). Если говорить социологически, это примерно полтора процента населения.

ДЮ: Это же очевидно! Все эти идиоты, которые разрывали связи с Россией (экономические, торговые, самые разнообразные), это все идиоты, и занимаются этим, потому что деньги платят лично им. “Мы ломаем связи с Москвой, потому что нам за это платят”. 

СУ: “Мы создаем искусственный барьер, на котором зарабатываем”. Вот и всё! Билеты в Провал продают.

ДЮ: А, например, в том же самом Херсоне, если мы здесь выращиваем продукт в промышленных количествах, его надо куда-то продавать. Лучше всего его продавать в Россию. Неважно, где это там, в Крым, в Краснодар, Москва. 

СУ: Там, где спрос, много людей. 

ДЮ: Так точно. Если это продаётся (вы не поверите!), нужно задействовать достаточно большое количество рабочей силы на Украине для того, чтобы они это выращивали. То есть, это рабочие места для жителей Украины и деньги для всех. А если у меня какой-то заводик в этом Херсоне, а на этом заводике у меня тысяча человек работает, да мне нах…р не надо, чтобы вы тут с автоматами бегали. Мне надо, чтобы вы работали и приносили прибыль. Сами зарабатывали себе на жизни семьям, а мне приносили прибыль. “Нах…р идите отсюда со своими автоматами!” Вооружать надо тех, кого надо вооружать, кто будет поддерживать порядок. А вас, идиотов, чтобы как можно быстрее перестреляли! Всё! “Ну да, да, коммунизм опять не получился, мы вынуждены признать. Революционной ситуации нет, и коммунизм опять не получился!” Тут вопрос: а ты из чего вообще выбираешь? Все против всех? Тотальные убийства, война? Или этих перебить, заткнуть и жить дальше?

Да, и этим людям, несмотря на то, что они капиталисты, несмотря на то, что многие из них, по всей видимости, националисты, придётся оказывать поддержку, придётся с ними торговать и заново переформатировать им мозги. Про переформатирование мозгов ты сначала сказал, а я, так сказать, под завершение, я не совсем понимаю, как им переформатировать мозги. Тут вчера уже хорошую картинку по моим словам сделали. Там стоит рептилоид, снимает с кирпичной стены табличку “улица Степана Бандеры” и вешает другую табличку, “улица Маннергейма”. Говорящая картинка! Вы это туда несёте? Нет! Это придётся и у себя всё переделывать (если хотите положительного результата, конечно). 

СУ: Конечно. И тут же нам надо очень хорошо понимать, что такое Украина. Мы понимаем, что она развалилась, да, но всё равно нужно понимать, что из себя представляет территория Украины. Она же до такой степени разная! Мы привыкли к тому, что Россия разная, да? Мы привыкли, что она такая огромная. Украина по сравнению с Россией кажется маленькой. Ну, во-первых, для всех остальных соседей она огромная. А во-вторых, отличие Украины в том, что она возникла вокруг южного ответвления главного торгового пути, как раз из Варяг в Греки, из Балтики на Чёрное море.

А все наши самые крупные города русские находятся по рекам. У нас есть несколько густонаселенных регионов: Днепровский, Нижний Днепровский (это как раз Киев, Харьков), сейчас мы совсем кратко пройдёмся. У нас есть Поволжский (это Самара, Волгоград, Казань). Они все идут, начиная с Ярославля и аж до Астрахани, все по рекам. А дальше у нас Уральский регион, но он на разных реках стоит, а не на одной. И потом Сибирский — вдоль Транссиба. То есть у нас там есть одна железнодорожная магистраль (мы разбирали на примере Казахстана. Это Новосибирск, Новокузнецк, Кемерово, Томск. Ну, то есть крупный регион).

Украина — это (если просто представить) как если бы вы взяли полезные ископаемые Сибири, но более компактно всё собрали и поместили это всё в Краснодарский край. Вот это Украина! И ещё там железных дорог настрой, и ещё огромную береговую линию с огромным количеством портов. То есть, это сказка! Поэтому она и была вот этой сказкой.

Но самая богатая часть Украины — это, конечно же, то, что называется Новороссия. Я сейчас не вкладываю сюда никаких политических понятий. Я беру это как политико-географическое понятие. Есть понятие Сибирь? Есть! Я сибиряк. Но есть ли границы у Сибири? Для одних Сибирь заканчивается на Байкале, например. А кто-то считает, что есть Большая Сибирь, которая простирается вообще до Дальнего Востока. Есть Малая Сибирь. Кто-то разделяет на Сибирь Западную, Восточную, а кто-то ещё и Южную выделяет, куда он включает, например, ещё и часть Казахстана. Не потому, что это территориальные претензии к Казахстану, а потому, что регион очень похожий по климату, по людям, по мышлению.

И точно так же Новороссия. Это политико-культурное явление, связанное, конечно, с Екатериной Великой (регион сформировался в екатерининские времена, а потом — мощнейшая индустриализация). Это было связано с тем, что первая имперская железная дорога прошла как раз из Петербурга в Одессу (сначала она столицы соединила — Москву и Петербург, а потом её дотянули до Одессы). Это была главная магистраль, потому что Одесса была главным портом для вывоза зерна. А зерно на тот момент в Российской империи — это была наша современная нефть. Соответственно, всё, что есть в активе — это железка огромная, с одной стороны.

И этот регион Новороссия был прямо связан с Петербургом. Например, в Одессе стоит памятник апельсину. Это городская легенда. С чем связанная? Не помню, какой император отменил для Одессы городские права города порто-франко (беспошлинной торговли). И одесская коммерческая буржуазия для того, чтобы доказать важность порто-франко, устроила доставку свежих апельсинов в столицу в морозы, чтобы они были свежие, чтобы доказать, что Одесса — это южный порт, который сообщается со всем миром, и это значит, что у вас к царскому столу будут экзотические фрукты. И после этого было, якобы, принято решение о том, чтобы даровать Одессе такие вольности. Ну, в общем, действительно, одесситы просто платили меньше налогов, вот и всё. И у них дьюти-фри открыли везде. Вот так оно было, на самом деле. 

ДЮ: Кстати, о птичках, известная шутка “Грузите апельсины бочками”. Их, оказывается, с Сицилии в США возили в бочках. 

СУ: Вот такая парадоксальная история. Поэтому города очень разные. Но регион, который называется Новороссия, который тянется, грубо говоря, от Харькова до Приднестровья — это регион, который до прихода туда Российской империи был Диким полем, это была зона постоянных конфликтов между русской государственностью и степной цивилизацией. Городов как таковых там не было. И в этом месте возник Харьков (это один из моих любимых городов, это атомная столица, город, где создали танк Т-34, это брат-близнец Нижнего Новгорода. Это ультрастолица, и кстати, первая столица Советской Украины. Я считаю, что это главная ошибка, что столицу перенесли в Киев).

ДЮ: Она там должна быть. Нет?

СУ: Конечно. Это главная ошибка. 

В Харькове на вокзале стоит памятник герою Ильфа и Петрова отцу Федору с чайником. Помнишь, что он пишет своей жене: «Дорогая моя, я в Харькове, столице Украины, люди здесь хорошие». И прямо на первом перроне стоит отличный памятник отцу Фёдору. Харьков — это город – студенческая столица. На полтора миллиона жителей там около 300 тысяч студентов. И самое интересное — попасть в Харьков в промежуток с 20-х чисел августа по 1 сентября. Ещё в конце августа у тебя одни люди вокруг. А 1 сентября по мановению палочки молодёжи становится в 10 раз больше. То есть, каждое третье лицо, а в центре города даже каждое первое лицо, — это молодёжь.

ДЮ: Здорово. 

СУ: Это фантастика. Это есть только в Харькове. Больше я нигде такого не встречал. Разве что ещё в Томске. Томск считается сибирской студенческой столицей, но там я на себе не испытывал этого эффекта.

Переместимся от Харькова вдоль восточной границы на юг, там расположен Луганск. Это казачья столица (казачество донское, которое всегда было пограничьем, мы на примере Казахстана похожую ситуацию разбирали). В советские времена город назывался Ворошиловград, это родина товарища Ворошилова. То есть, с одной стороны, земли казачьи, а с другой стороны, во время индустриализации — это шахты, металлургические заводы. Это совсем другой регион. Дальше расположен Донецк. Это, с одной стороны, шахтёрская столица, (там всё это сосредоточено) и олигархическая была в Украине столица (там мощнейший клан донецкий. У них там форпост). Если мы посмотрим бизнес-центры, которые остались от Януковича, от Ахметова, это московский, питерский уровень.

ДЮ: Безо всяких преувеличений.

СУ: Вообще, совершенно! То есть, то, что они для себя строили, они ориентировались на лучшие образцы, в общем-то. 

Дальше движемся. Днепропетровск. Это самое странное место. Я там прожил в общей сложности около года (на разных выборах, по два-три месяца. Но в общей сложности около года). Знаешь, на каком месте он возник? Что там было? Когда территория правобережной Украины была под поляками, то у поляков был самый-самый дальний форпост, где у них был маленький гарнизон, эта крепость называлась Кодак (это будущий Днепропетровск). Это был дальше всего выдвинутый польский гарнизон. 

На самом деле это места казаческие, потому что там как раз начинаются пороги. Там же и Запорожская сечь. Но Днепропетровск на уровне идентичности — это как Киев. Я его много изучал, делал разные замеры. Это русскоязычный город, где очень серьёзно представлены уже националистические настроения.

Тут тоже, уважаемые зрители, нужно иметь в виду, что я буду говорить про Украину до 2014 года, до погружения её в транс. Можно сказать, что в среднем на Украине идеи национализма поддерживают около 15%. Но в разных местах этот процент будет больше или меньше. Там есть радикальные, менее радикальные регионы, есть колеблющиеся. Еще около 20% по регионам. Где-то их 60%, где-то их 10%. Назовем это “евронационализм” (то есть нам нужно понимать: не в национализме дело, нам надо действовать, как полякам). Это около трети населения, мы должны понимать. Крыма уже с Донбассом нет, поэтому процент людей, симпатизирующих России, снизился. До кризиса около 10% (плюс-минус) были сторонниками включения Украины в состав России.

Сейчас нельзя говорить о цифрах, потому что это уголовная статья, людей за это убивали. Мы уже не имеем социологии. Это те люди, которые являются сторонниками включения Украины в состав России, но они же входят в состав той трети, которые всегда выступали за какую-то форму интеграции. Они не против включения…

Я когда жил на Украине, я выступал за то, чтобы либо федерализовать Украину, либо включить в состав России, чтобы избежать войны. А если нет, то тогда евразийская интеграция, таких людей тоже около трети.

И есть болото, процентов 40, это хатаскрайники. И это болото всегда присоединяется к победителю. Мотивация хатаскрайника — “лишь бы мне не было плохо. Пусть у соседа сгорит хата”. Мы же знаем украинские анекдоты про национальный характер. И борьба на самом деле развернётся за этих хатаскрайников, потому что, как я уже объяснял, до того, как началась “Ликвидация 2.0”, можно было разговаривать о чём-то. После того как она началась, они говорят: “Нас тут всех 90%, ваших всего 10%”. Наср…ть, хоть один! Даже если один заложник, какая разница, всё равно проводится ликвидация. Но там далеко не один. Всё равно общество вернётся в то состояние, о котором я говорил, когда будет националистическое ядро и ещё ядро евронационалистическое, это где-то будет треть населения.

В каких-то регионах их будет 5%, а где-то их будет 60%. Будет радикальное меньшинство наше, которое несмотря на то, что сейчас оно фрустрирует, потом самоопределится. И будет болото от 40%, а где-то, как в центральной Украине, люди радикально поменяют мнение. Например, Винница. Там всё отражено даже в местных особенностях. Ты когда гуляешь, видишь прекрасные парки, и вдруг замечаешь дом, а на нём две таблички: “В такие-то годы здесь размещалась ставка Брусилова”, а через 3 года “Здесь располагалось правительство Симона Петлюры”. Всё как в фильме “Свадьба в Малиновке”! Власть меняется, и люди подстраиваются под власть. Людей за это упрекать не надо. Они помнят, что целые поколения их предков пережили не одну войну. Им нужно просто объяснить, что в России принято по-другому. 

ДЮ: Опять власть сменилась. 

СУ: Опять власть сменилась. Но для этого придется доказать, что Россия всерьёз и надолго. Есть один прекрасный закарпатский анекдот: Там внук спрашивает дедушку: “Дедушка, а как вы жизнь прожили?” Дедушка отвечает: “Ну слушай, родился я в Австрии. В школу пошёл в Венгрии. В институт меня взяли в Румынии. Женился я в Советском Союзе, а ты у меня родился уже в Украине”. “Ничего себе вас помотало!” “Да нет, я из Мукачева не выезжал”. 

ДЮ: Жестокая правда. 

СУ: Так оно и есть. Ну какая идентичность выработается в таких условиях? 

ДЮ: Никакой. 

СУ: Но при этом эти люди, когда они видят устойчивую государственность и силу, они демонстрируют лояльность. Например, в процентном отношении количество членов КПСС на душу населения на Западной Украине было значительно выше, чем в РСФСР. 

ДЮ: Теперь расхлёбываем. 

СУ: То есть, лояльность они будут демонстрировать, мы должны это понимать. 

Я не хочу хвастаться, но я, наверное, единственный в России политтехнолог с иезуитским образованием, потому что я учился во Львовском университете, но на русском факультете. А Львовский университет — это же иезуитский коллегиум, который потом стал университетом. Но методы, в общем-то, не изменились. 

ДЮ: Это, кстати, отдельно забавный момент, что “иезуит” в русском языке — это какая-то гнуснейшая тварь, а между прочим это орден Иисуса Христа. 

СУ: Потому что мы со своей колокольни смотрим, применительно к нам. В Европе у них была основная функция — это просвещение. А по отношению к восточным территориям их функция была — идеологическая колонизация. Я напомню, что Львовская область, Ивано-Франковская — это территории Западной Руси, там было Галицко-Волынское княжество. А Львов — это город, который основал русский князь Данила Галицкий в честь своего сына Льва. Данила Галицкий (я напомню) — это двоюродный или троюродный брат Александра Невского. Они были не просто знакомы, они кровные родственники, у них альянсы были, потому что одновременно шла война и с Западом, и с Востоком. 

Потом уже, когда эта древнерусская территория попала в зависимость от поляков, для её колонизации была придумана в Риме такая идеология как униатство. В чём смысл униатства? Это сохранение всех православных обрядов при подчинении священников Риму. То есть, чтобы народ не бунтовал, не поддерживал казаков, им сохранили все обряды, как они есть, видимую сторону. А священников всех подчинили католической церкви, но не напрямую, а как бы через филиал. Но этот процесс проходил не так быстро, ему оказывали сильное сопротивление. Почему Богдан Хмельницкий так отчаянно сопротивлялся? Потому что Богдан Хмельницкий это всё понимал. Ведь он родом из Львовской области, об этом часто забывают, и он тоже выпускник того самого иезуитского коллегиума. 

ДЮ: Он всё это понимал. 

СУ: Он при этом не менял веру. Он остался православным. Кто такой был Богдан Хмельницкий? Его отец был управляющим землями одного из магнатов. В современных реалиях, он был директором фирмы, принадлежащей олигарху (то есть был топ-менеджером, представителем среднего класса). Таким образом, Богдан Хмельницкий был сыном довольно богатого человека, хотя и не олигарха. И отец его отправил учиться в лучшее место.  

ДЮ: В Кембридж. 

СУ: В местный аналог Кембриджа. И Богдан Хмельницкий очень хорошо всё понимал. И он понимал, что униатство — это основа смены идентичности, что оставляют обряды, но политическую власть перехватывают новые хозяева этих земель. А иезуиты были проводниками колонизации на наших территориях. В Европе они в основном занимались образованием, а у нас они занимались вполне конкретным продвижением на восток. Поэтому у нас такое к ним отношение. Ещё один орден иезуитов располагался в прекрасном горном городе Ивано-Франковске (тогда Станиславе). Там монастырь василианцев, или базилиан (это как раз монастырь того ордена, куда собирался уйти Арамис. Помнишь, когда они возвращались с подвесками, Д’Артаньян его спас? Это был очень влиятельный орден). 

Территории Западной Руси, точно так же как и Прибалтика, рассматривались как территории приоритетной колонизации католического мира. И шла всегда борьба за смену идентичности, потому что у нас в домодерновое время была общая идентичность. Это наследство Руси и общая вера. И что парадоксально, если мы посмотрим на Западную Украину, то увидим там Галицию (Львов, Тернополь, Ивано-Франковск) и Закарпатье. А там как раз сохранена общерусская идентичность. Там есть люди, которые себя идентифицируют как русины. Они утверждают, что ведут себя ещё от той древней Руси, которая была до того, как мы разделились на русских и украинцев. Это вообще интереснейшая идентичность.

У меня есть хороший друг, мы всегда с ним шутили на эту тему. Он мне всегда говорил: “Мне ваши русско-украинские разборки пофигу, я скиф. Я здесь живу со времён скифов”. Русины точно так же думают. Их, кстати, сейчас очень страшно дрючат с сепаратизмом. Но при этом они не вполне русские. В том смысле, что Россия — наша колыбель, но сегодня стоит острый вопрос вообще об отдельной русинской идентичности. У них свой язык, своя фонетика. Там мы можем угадать славянские корни, мы понимаем, что это славянский язык с очень сильным влиянием словацкого, венгерского и румынского языков. Существует даже какой-то самиздатовский учебник русинского языка. Русины вообще интереснейшие люди. Но их насильно записывали украинцы. Причем ещё советская власть начала это делать. “Какие русины? Что это ещё за русины? Зачем они нужны?” 

ДЮ: Мне сразу на память приходит анекдот про Богдана Хмельницкого. Как он всех победил. Выскочил на коне, поднял булаву и закричал: «Здоровеньки булы, украинцы!» А ему отвечают: «Здґавствуй, Богдан! Здґавствуй!» С тех пор он так и стоит.

СУ: Тогда надо рассказать о Киеве. Мы воспринимаем Киев как такую большую столицу, большой город. Но если вспомнить историю, ни один город так не опустошали, как опустошали Киев. Вспомним 1054 год: смерть Ярослава Мудрого, начало дробления Руси. И в то время как Владимирское княжество развивалось, Москва поднималась, Киев был разграблен, его грабили все подряд князья. Там доходило до того, что в летописях об этом писали. Я не хочу врать, я не профессиональный историк, но я помню, что там оставалось 100 деревень.  

ДЮ: Не помню, там за сколько-то лет 50 князей сменилось. Мы с Клим Санычем ролик об этом делали.  

СУ: И центром жизни была Киево-Печерская лавра. То есть нужно понимать, что Киев для наших предков — это был Ватикан. То есть, если говорить о роли Киева, то это именно Ватикан, и поэтому именно эту роль Киев и будет играть уже в новой реальности… Я имею право так говорить, я в Киеве достаточно долго прожил. Где только я ни жил: на Подоле, на Оболони, на левом берегу. С закрытыми глазами могу сейчас проехать некоторые маршруты без проблем. 

ДЮ: Провести диверсионно-разведывательную группу?

СУ: Я человек гражданский.

ДЮ: Они там таблички снимают, чтобы никто не нашёл. Что у людей в голове?

СУ: Они контужены сейчас. Самое страшное, понимаешь,что они контужены, но  при этом с оружием. Когда человек контужен, он начинает стрелять во всех. 

ДЮ: Я тебя убил, значит ты русский диверсант. Ты меня убил, значит я русский диверсант. Вопрос решён. Прекрасный ролик, как поймали там какого-то кадра. А тот орёт: “Расстегните куртку, расстегните куртку. У меня там ксива. Я сотрудник СБУ. Это вы своего только что подстрелили. Это вы только что ему там ботинками башку топтали, избивали, оскорбляли”. Оказывается свой. Кто вас, дураков, вообще на волю выпустил? Кто вам, дегенераты, дал оружие? Это, кстати, к вопросу любителей раздачи оружия, пистолетов. 

СУ: Я думаю, демилитаризация закончится ещё и запретом на владение оружием.

ДЮ: Конечно. Зачем это рядовому гражданину? 

СУ: Рядовой гражданин… Я процитирую тебе, что написал мне о своей жизни рядовой гражданин. Это просто хроника, как у Булгакова, Паустовского, о том, что происходит в Киеве. Политика не имеет значения. Он пишет: “В супермаркете Киева выстраиваются огромные очереди. Жители районов не пугаются толпы, очереди не рассасываются. К 15 они вырастают. С хлебом проблема. В результате возле супермаркета две очереди. Одна очередь — на вход в супермаркет, и внутри ещё отдельная очередь за хлебом. Нет воды в крупной таре, нет муки, нет самых дешёвых позиций крупы, макарон”. — Этот человек на Позняках живёт, — “Сухарей, бубликов, овощей, борщевого набора почти нет”, — значит, их уже нет вообще и на складах. — “Работает больше аптек”. — Это ситуация на позавчера. — “Мелкий бизнес не открылся, разве что овощные ларьки и зоомагазины, принимают заказы  от постоянных покупателей: “— Вам картошки? Завтра попытаемся привезти”. Вот такая ситуация. 

ДЮ: Всем всегда кажется, что ты перешёл дорогу в магазин и там что-то купил. В мегаполисах никаких складов нет, на которых можно накопить какие-то запасы продовольствия для того, чтобы месяцами сидеть в осадах. Ещё блокада Ленинграда тому наглядное подтверждение, если ничего не завозить. А это руководство во главе с Зеленским делает всё для того, чтобы бардак устроить. Если ничего не завозить, то мигом все закончится. 

СУ: Так и есть. И самое главное, что эти города ещё находятся в условиях тотальной деиндустриализации. У нас с этим огромные проблемы, а там эти проблемы умножены на несколько тысяч. А в этих условиях я больше всего боюсь того, что Киев они просто спалят, наделав сотни тысяч коктейлей Молотова. И учитывая уровень квалификации пожарных команд, — при условии, что всех мобилизовали в армию, — они просто не смогут его потушить. Не весь город. Например, Соломенка выгорит, то есть целый район. И мы увидим просто апокалиптические картины людей, которые с узлами куда-то идут на фоне ужасных картинок, потому что в этих условиях города — это ловушки. 

ДЮ: Западные друзья постараются. 

СУ: Поэтому наша задача в тех городах, которые как мы разобрали и которые пойдут на конструктивное сотрудничество, на первом этапе нужно будет просто обеспечить там жизнь, потому что когда умрёт пропаганда, люди будут сравнивать. Например, будет сидеть человек в Днепропетровске, который зашёл в глухую оборону. Город никто брать не собирается, но у них полная оборона, титушки, комендантский час. А за 100 километров — Запорожье, которое договорилось. И у них вообще всё спокойно, подвоз продуктов.

ДЮ: Вот еда, вода, электричество, работа и деньги. 

СУ: На первом этапе у всех будет плохо с работой и с деньгами. Но по крайней мере будет порядок, предсказуемость. Вежливые люди контролируют блокпосты, электростанции, стратегические вещи. От них есть комендант, с которым можно решать вопросы въезда, выезда и прочих таких вещей. А у вас внутри шпиономания. Ещё будет миграция внутри самой страны, внутри городов. Это тоже нужно ожидать. И это процесс долгий, потому что там такие разные люди. Например, Запорожье — это же ДнепроГЭС, Днепроспецсталь. Это промышленный, индустриально развитый город. Сумы — химически развитый город. Мы все советские фильмы смотрим, там в конце всегда написано: “Снято на плёнку Шосткинского объединения СВЕМА”. То есть всю кинопленку делали именно там. 

ДЮ: Магнитофонная плёнка.

СУ: Полтава, там есть добыча нефти. Украина, кстати, достаточно добывает нефти и газа, надо тоже это не забывать. Другой вопрос, что они газ, который добывали всегда внутри, продавали в Европу. А на внутреннее потребление старались купить российский газ подешевле. То есть это ещё те фигли-мигли. 

Николаев (который просто не берут, но фактически его бы уже давно прошли и взяли) — это вообще была судостроительная верфь всего Советского Союза. И никуда оно не делось, производственные мощности сохранились. Ну и самое главное, люди, кадры тоже никуда не делись (даже если часть их них переехала). Это очень удобно. То есть ты сразу спускаешь со стапелей — и сразу в Чёрное море. 

Про Херсон мы уже говорили. Это так вкусно, что за ушами трещит! 

Полтава. Это такая классическая этнографическая Украина. Там же “Садок вишневий коло хати”…

ДЮ: Наталка Полтавка.

СУ: Наталка Полтавка. Полтавская битва. Это такая классическая сонная спокойная Украина. Это между Киевом и Харьковом. 

Кировоград. Родина малая твоя. Как он сейчас называется?

ДЮ: Кропивницкий. Кстати, хотел спросить, что они там со своей паляницей носятся? 

СУ: Человеку, который не знает украинский язык, сложно произнести слово “паляныця”. Он говорит либо “поляница”, либо “поланица”. Это сложно произнести “я”, “ы”, мягкий “ц” — [палʼаныцʼа]. Местные манцы. Поребрик. 

Черкассы — это вообще казачьи края, родина Шевченко: “Як умру, то поховайте…”. Там такие просторы! Черкассы… Там же, в Черкасской области, Умань, один из главных иудейских центров хасидизма. Там же каждый год хасиды со всего мира съезжаются в Умань. Я часто катался по киевской трассе. А Умань стоит как раз на дороге между Одессой и Киевом. Я в Москву на машине часто ездил. Когда хасиды начинают собираться отовсюду, они со всего мира слетаются, к Умани съезжаются микроавтобусики. У них конфликты часто бывают с местными. Снимают все гостиницы, которые есть в Умани. Весь частный сектор выгребают. На недельку, раз в год…

ДЮ: Хасидская Мекка. Как бы это смешно ни звучало.

СУ: Хасидская Мекка. Но тем не менее. То есть Украина очень разная. Допустим, только одна Одесская область, моя любимая Одесса. Одесса — это же отражение Петербурга (российские аристократы там дачи себе южные строили). Одна Одесская область в себя включает три региона. Есть Одесса, город со своей отдельной городской полисной идентичностью. Есть север Одесской области (Котовск, Балта). Это классическая степная Украина а-ля “Зелёный фургон” (посмотрите этот фильм: “Выдать самогонный аппарат у врэменное пользование”). Это стык степной культуры. И есть юг Одесской области, начиная с Белгорода-Днестровского, древней античной крепости Тир. Там же один из райцентров Одесской области — это Овидиополь, место ссылки Овидия. Это тот самый Буджак, часть Бессарабии, которую мы обсуждали. 

ДЮ: Точно, его в Молдавию сослали. 

СУ: Да. Это один большой регион. Называется Буджак. Это между Дунаем, Чёрным морем и Днестром. Очень плодородная земля. Он вообще не похож ни на что другое на Украине, там живут молдаване, болгары, гагаузы, русские со времён Суворова, потому что там же кочевала Ногайская орда. Суворов, когда взял Измаил как ключевой пункт, орда перекочевала на территорию Турции. Измаил взяли, оказался пустой регион (потому что там была Орда, городов нет). И в этот регион прямо сёлами переселяли.

Ты можешь ехать: там болгарское село, а сразу за ним — Некрасовка, всё в одной области. Вот такой интересный регион. Это юг Одесской области и Приднестровье. Юг Одесской области похож на Крым, но при этом климат лучше. В Крыму проблема с водой, сложно выращивать. А там Дунай и Днестр. Там такая плодородность! Даже наша Кубань в этом смысле уступает из-за угроз схода лавин с гор, есть всё-таки опасность. А там гор нет. Бессарабия может Петербург таким вкусным накормить! 

ДЮ: Посмотрим. 

СУ: Так и будет. 

Город Хмельницкий. Это вообще особенный город, названный в честь Богдана Хмельницкого. Это то ли западная Украина, то ли центральная. Промежуточная. Там же расположен знаменитый Каменец-Подольский, красивейшая пограничная крепость. 

Таким образом, на Украине есть несколько субрегионов. Есть условная Новороссия (можно спорить, где проходят её границы), есть древние русские земли: Киев, вокруг него древние города и, как это ни парадоксально, Западная Украина. У нас очень любят Западную Украину вычёркивать. Но на самом деле Западная Украина — это как раз Волынь, Луцк. Это всё древнерусские города, которые просто после того, как попали под внешнее управление Варшавой, на 500 лет оказались вне нашего развития. То есть, с одной стороны, это люди нам чужие, потому что мы 500 лет не жили с ними.

Я всегда объясняю, смотрите, друзья: с казахами, которые на нас не похожи внешне, мы последние 300 лет живём вместе в одном государстве. А вот, например (никого не хочу оскорблять), на Западной Украине множество идентичностей. Есть бойки, есть лемки, есть гуцулы. Там только в Карпатах столько разных говоров! Западенцы в широком смысле слова (назовём их так, без негативных коннотаций) 500 лет с нами не жили. Несмотря на то, что у нас общая колыбель… 

ДЮ: Многое поменялось. 

СУ: Конечно. И вопрос в данной ситуации в том, что конечно же, казахи нас лучше понимают, чем западенцы, несмотря на то, что мы очень похожи. Это очень, кстати, интересно фиксируется в именах. Есть древние русские имена Мирослав, Мирослава, Ярослав. У нас они широко употребляются, например, в Вологде, Владимире, Твери.  Это тоже наши исконно русские земли. И на Западной Украине очень распространены именно такие имена: Ярослав, Любомир, Мирослав. 

ДЮ: У меня таких знакомых нет вообще. 

СУ: Я тебе о чём и говорю. У нас такими именами любят называть ещё и в Белоруссии, потому что Белоруссия — это тоже та самая исконно русская земля, где зародилась наша культура и государственность. Интересно? Интересно. То есть у нас Мирослава ты можешь встретить чаще всего в Западной Украине, Белоруссии и в каких-то отдельных наших русских регионах (Рязань, Владимир). В остальных регионах мы уже перешли, в основном, на латинские имена, из древнерусских имён остались только Владимир, Людмила, Вячеслав, наверное. А там сохраняют. Поэтому с каждой из этих частей Украины надо будет разговаривать по-своему. И по-своему смотреть на ситуацию. 

Вот как, например, бандеровцы (я отклонился от этого сюжета об иезуитской коллегии — университете, где я учился). Я заинтересовался этой темой и решил разобраться. А что это было? Как советская историография это объясняет? Что статистика об этом говорит? 

Ситуация следующая. Во-первых, не было никакого единого бандеровского движения. Были абсолютно разные движухи. На Волыни была своя движуха, там был Тарас Бульба-Боровец. И в самой организации украинских националистов ещё перед войной уже произошел раскол на ОУН(б) и ОУН(м). То есть бандеровцы и мельниковцы. И ещё внутри существовал миллиард расколов. Там, где три украинца, там же два гетьмана! В общем, на пике, на максимуме 80 тысяч человек было в УПА (это всё, что можно наскрести). Ну, кто-то говорит про 120 тысяч. 

ДЮ: Много! 

СУ: С одрной стороны, много. Но я всегда сопоставляю с тем, наши писали, что их писали, и беру в среднем, это 100 тысяч. Но в ликвидации той самой бандеровщины принимали участие войска МВД и внутренние войска. А ещё были так называемые “Ястребки”. Это истребительные батальоны, которые собирались из местных жителей и которые придавались в помощь МВД. Если мы берём на пике УПА (это ещё до прихода советской власти) — это около 100 тысяч человек, а в “Ястребках” было 250 тысяч тех самых западенцев. Картина маслом! 

ДЮ: Которым нах…р не нужны эти замечательные “патриоты”! 

СУ: Они бандиты просто. Я же объездил всю Западную Украину ещё когда был студентом. Просто я смотрю на них другими глазами. Я же сибиряк, я оказался на Западной Украине, отца прислали туда работать). А у нас же и в Сибири на бандеровцев по-другому смотрят, потому что они у нас жить потом оставались после того, как их ссылали. Ну, хорошо, ты бандеровец, а что ты за человек? Ну, ты сын бандеровца, остался в Сибири, отсидел свой срок. Большинство же сидело небольшие сроки — пять лет, семь. И большинство статей были за мародёрство.

Это я общался (кстати, ещё в 90-е были живы были многие советские милиционеры тех лет), я с одним из начальников МВД советских общался. Он уже был глубокий старичок, он мне рассказывал, что 90% приговоров — это мародёры, которые просто взяли ружьё для того, чтобы пограбить, сбились в банду. А для того, чтобы… 

ДЮ: Прямо как сейчас в Киеве. Да. 

СУ: Но этим процессам придали какой-то идеологический смысл. И второе, что он мне рассказывал: местные жители с радостью этих всех бандитов ликвидировали и участвовали в этом всём. Им было наср…ть вообще на все эти расклады. 

ДЮ: Псевдополитические. 

СУ: И была узкая группа политическая, как раз ОУН. Но политических органов у неё не было. То есть, говорить о какой-то государственности бессмысленно. Поэтому, несмотря на всю эту раскачку и демонизацию бандеровцев, это обычное восточноевропейское явление, очень локальное, с которым советская власть столкнулась везде. В Литве, кстати, намного больше в процентном отношений было… 

ДЮ: Лесных братьев. А вот той части, которая 500 лет жила без нас, нам вообще нужно будет начинать с азов: что такое Россия? Как у нас принято? 

На чём же Зеленский спалился? Он же просто забыл (или не знал) о том, что в России принцип отвечать за слова, он как бы базовый. 

ДЮ: Представляешь? Да. Ну, клоун. 

СУ: Кровавый! Понимаешь? Кровавый! Он же свинтит! Знаешь, чем все закончится? Ну, ему каждый день 200 миллионов баксов капают. Он будет повышать ставки одну неделю, две. Ну, сколько сможет. А потом, опять же, можно ролики записывать откуда угодно. Это можно ещё две недели протянуть. Каждый день по 300 миллионов долларов. 

ДЮ: Неплохо. 

СУ: Неплохо. И ещё, может быть, Коломойский эту схему организовал (мы же не знаем)  — снять банк напоследок. И это на самом деле очень страшно и очень печально. Поэтому я вижу, на самом деле, три базовых сценария, из которых нам нужно искать три языка, три образа. Вообще там просто разное общество. Во-первых, доминируют хатаскрайники, а к ним нужно заходить по-другому. А во-вторых, им нужно всё разъяснять, они не знают, что такое Россия. У них, пойми, сейчас на Украине начались 90-е. Мы привыкли смотреть на Украину очень поверхностно. У нас просто процессы совсем другие. В России 90-е давно закончились и с 2000-го началось постепенное восстановление государственности.

А на Украине 90-е начались только сейчас. И у нас график развития идёт вверх, а у них — вниз. Где-то в 2005-2006 гг. мы были на одном уровне состояния государства: восстановление в России и деградация Украины. Я очень хорошо помню,  лучше всего состояние государственности было видно по поездам. А я много ездил в Киев, Москва. И тогда составы Укрзализницы были ещё начищенные (ещё был жив Георгий Кирпа, легендарный руководитель Укрзализницы, который “самоубился” [6] после первого Майдана, один из вероятных лидеров), а РЖД как раз начинала начищаться. Фирменный поезд, “единичка”, который ходил Киев-Москва. А потом постепенно наши поезда становились всё более и более похожи на западные. А на Украине оно все так вот ветшало, ветшало. Вот эта точка была где-то в 2005 году. Поэтому я думаю, что нам с Украиной придётся общаться, начиная с 2005 года.

[6] Официальная версия смерти Георгия Кирпы — самоубийство, но многие ставят эту версию под сомнение, поскольку он умер от двух смертельных выстрелов в голову.

То есть нам нужно будет объяснить про эту трещину в фундаменте. Объяснить, что то, что произошло, оно не сейчас случалось. Это не потому, что Зеленский Путина напугал ядерным оружием. То есть у них сейчас упрощённое сознание, но когда-то же это состояние закончится. Рано или поздно это произойдёт, и нам придется объяснять. И если в условной Новороссии нам придётся объяснять, что у нас фашизма не будет, у нас это не принято (потому что они так или иначе будут с нами интегрированы), у нас этого запрещено. Вообще нельзя такого говорить, как “жечь вату”. 

А вот в западном регионе нам всё-таки придется ещё и объяснять, почему этого нельзя делать. Мы, к сожалению или к радости, очень долго жили по отдельности. Но при этом мы должны понимать, что там, несмотря на то, что наших людей и меньшинство, но они есть. 

Поэтому сценария базовых три. Сценарий первый: тотальное занятие и то, что это превращается в российскую головную боль, а кровавый клоун зарабатывает по 200 миллионов. Это самый плохой вариант. Самый лучший вариант для нас — это быстрая капитуляция и перезагрузка Украины в формах новой государственности. Тут просматривается “югославизация”, назовём это так. То есть федерация с широкими полномочиями. У Киева нужно вырвать, самое главное, зубы, откуда это всё началось, откуда этот киевский снобизм (Киев забирает налогов больше, чем Москва. Там до 90 % забирается у регионов). 

ДЮ: Ничего себе! Если это прекратить, то получится сразу интересно. 

СУ: Конечно. Это надо сделать. У нас всё-таки федерация, у нас широкие полномочия у регионов. А там унитарное государство. Работает завод в Днепропетровске — а Киев всё себе изъял. А что вернёт с барского плеча… При этом нет бюджетного правила, нет федеральных целевых программ. У нас центр забирает, но и отдаёт по программам целевым. 

ДЮ: Дороги строить, например. 

СУ: Да. Есть федеральные проекты, где центр вкладывает свои деньги. Есть региональные проекты, которые они сами реализуют. Но у нас-то федерация. А Украина унитарное государство, поэтому там нет такого. У Киева надо забрать…

ДЮ: деньги. 

СУ: Деньги, деньги, деньги. И у нас прорисовывается эта субъектность. Вопрос стоит открытый при этом сценарии, сколько будет этих субъектов? Та же Западная Украина –— это будет один субъект? Или будет несколько? Если по-честному, только на самой Западной Украине прорисовывается четыре региона: Галиция, Волынь, Закарпатье, Буковина. Но вопрос, что делать с Подольем? Подолье занимает промежуточное положение (это Житомир, Хмельницкий, Винница). Они по своей идентичности близки больше к Центральной Украине. Но политэкономически им конечно к Западной интереснее, потому что там граница. В том же Хмельницком находится один из ключевых оптовых рынков, где идёт перевалка товаров. В Черновцах тоже крупнейший рынок. Там будут ещё и экономические интересы включаться. И с каждым из них нам предстоит говорить. 

И третий вариант — это установление зон влияния, то есть, венгерской зоны влияния, румынской, польской, русской. И самый главный вопрос для меня открытый (как я себе его сформулировал). Сценарий мы прописали, а открытые вопросы, о которых нам нужно будет очень активно думать:

Первый вопрос — про украинский национализм. Он никуда не денется. Вы должны это понимать чётко. Я сейчас говорю очень цинично и прагматично, но национализм — это пушка, которая стреляет ненавистью. И процесс уничтожения национализма — на поколения. Но пока всё равно эта пушка будет стрелять. Поэтому перед нами стоит задача перенаправить её от себя, а не на себя. Грубо говоря, националисты должны всё осознать и свою ненависть перенаправить на тех, кто их завёл в эту ловушку. А это в первую очередь наши бледнолицые братья целым скопом: и британцы, и поляки. Они конкретно заставляли дразнить медведя, рассказывая о том, что “медведь полудохлый, уже умирает, лапы отвалились. И вообще сидит на цепи, потому что у него квартиры в Лондоне, и мы его давно контролируем”. 

ДЮ: Сегодня хороший анекдот был про то, как Евросоюз говорит украинскому мальчику: “Купи у нас камень”. Украинский мальчик купил. “А теперь брось вот в этого дяденьку”. Бросил в дяденьку и набил ему шишку. А дяденька пришел и сломал мальчику ноги. И теперь мальчик без камня и со сломанными ногами. Вот ваш национализм к чему привёл. 

СУ: Поэтому этот поток ненависти, который никуда не денется пока что, нужно правильно перенаправить. Конечно, звучит цинично, но я политтехнолог. Всё это делается. Всё это можно сделать. Всё это нужно сделать. Просто общество украинское бывшее надо изучать, понимать. Моё понимание неполное. Я тебе говорю, я всегда ориентируюсь на свои знания до 2014 года. Я в 2014 году после второго мая для себя закрыл вопрос Украины. В том, что сейчас будет спецоперация, я никогда не сомневался. Просто надо меньше языком молоть, а больше на своём участке работать. 

Но наше дело начнётся, когда закончится операция. И вот какие самые главные вопросы я перечислю, которые нас ждут, без решения которых мы можем Россию потерять. В такой кризис загнать! На каком основании будем делить Украину бывшую? Это города, области или какие-то естественные границы? Это важнейший вопрос. Потому что от этого будет очень много зависеть. Потому что многие говорят: “По Днепру, как исторически сложилось”. Извините меня, Одесса на правом берегу, там, где Западная Украина. 

ДЮ: Исторически, да. Ну, это странно. Если мы признали Луганск и Донецк в границах советских областей. А других — нет? А других будем как города признавать? Как-то странно. Ну, это мы будем посмотреть. 

СУ: Нет. Вопрос сложный, надо всегда предметно разбираться. Возьмём, например, Днепропетровскую область…

ДЮ: Я с твоего позволения карту открою. 

СУ: Есть, например, город Павлоград. Это западный Донбасс. И по идентичности они — как Донбасс, но находятся внутри Днепропетровской области. Понимаешь, в чем парадокс? 

ДЮ: Да. 

СУ: Точно так же север Одесской области. Подольск, другие города Одесской области в направлении Винницы по идентичности ближе, конечно, к Виннице. А жители южной части, что касается Бессарабии, — совершенно другие. Поэтому границы областей, — и Путин об этом же говорил, кстати, в своём обращении, — не соответствуют реальному устройству Украины. Так что я сомневаюсь, что области сохранятся. Но как мы это будем делать? Это самый главный вопрос. Потому что если мы сделаем это криво, огромное количество людей будет мучиться. 

ДЮ: Непросто. 

СУ: Вообще не просто. Второй ключевой вопрос. Как соблюсти интересы России в общественном мнении? Общественное мнение требует перемоги. 100% перемоги никогда не бывает. 

ДЮ: Наша, ты имеешь в виду? 

СУ: Да, наша. Поэтому нам нужно будет, когда мы закрепимся, очень правильно объяснить, почему именно там мы закрепились. 

Третий, самый главный вопрос. С кем мы будем делить Украину? Потому что эта игра нам позволит, например, венгров вышибить с позиции Евросоюза. Если мы сделаем особое предложение, например, для венгров…

ДЮ: От которого они не смогут отказаться. 

СУ: …то они могут поломать вообще всю санкционную политику тому же Евросоюзу. Те же поляки, с ними тоже нужно будет разговаривать. Это начинается уже (очень цинично, опять-таки) реальная политика. На эти вопросы нужно будет отвечать. Как лечить общество и как купировать украинскую трагедию внутри России? Это тоже сложный вопрос. Я не представляю, как мы этим справимся. Нам надо будет этим заниматься. Но я считаю, что нам нужны уже боевые санитары. 

ДЮ: Со шприцами и таблетками! 

СУ: Да. И самое главное, как проводить денацификацию на уровне культуры? (С уголовными понятно, преступники зафиксированы.) То есть, нам предстоит взять все учебники, начиная с первого класса, пересмотреть миллионы методик. Посмотреть, что зашито в дошкольном образовании, что в вузовском зашито. 

ДЮ: И внезапно вопрос возникнет. А Солженицын в школах, он как, уместен? Этот любитель бандеровцев и поклонник власовцев уместен? 

СУ: Все вопросы к нам возникнут. Когда там начнется денацификация, мы увидим снова себя. Это то, вообще, ради чего весь наш цикл. Помнишь, мы его начинали для того, чтобы посмотреть в зеркало. 

ДЮ: Мое любимое, да. Глядя на Украину, ты смотришь в зеркало. Не на каких-то уродов, а в зеркало! Уроды, они в тебе, в первую очередь.

СУ: Это всё мы и есть. Смотря на Зеленского, видь себя. Как можно заиграться. Это касается каждого. Я себя вижу. Это же не обязательно быть президентом. Можно оказаться в другой ситуации. Поэтому, Дмитрий Юрьевич, несмотря на то, что мы с Казахстаном ещё не доразобрались, у меня там продолжения собираются. Я считаю, надо открывать украинский цикл. Про мир. Что это за регионы? Какие нас там ждут вызовы? Какие там люди? Я, наверное, там социологически посмотрю. Мы должны разобраться, чем Харьков отличается от Днепропетровска, Запорожья.

Когда мы займёмся миром на территории Украины, нам нужно будет знать все эти регионы, поэтому мы должны их рассмотреть, как под лупой. От этого будет зависеть наше будущее, потому что фронтов у нас очень много. Я считаю, что сейчас наступил самый главный исторический вызов России, который вошёл в острую фазу. 

ДЮ: Отечественным войскам, офицерам и солдатам всем успехов! Тем, кто нас поддерживает на Украине, — ждите! Уже к вам идут! Тем, кто нас ненавидит, — готовьтесь! За всё, суки, ответите! Спасибо! 

СУ: Мы победим! 

ДЮ: На сегодня всё.

Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка

Was this helpful?

YesNo

3 / 0

#дмитрий пучков #постукраина #семен уралов #украинская трагедия #хатаскрайники