Словарь когнитивных войн | Хуцпа патриотов и реакция системы

Стрим в Телеграм-канале Семена Уралова от 03.08.2023

Семен Уралов. Дорогие друзья, мы начинаем.

Это диалоги о военно-политической философии и не только, с Алексеем Викторовичем Чадаевым.

Алексей Викторович, привет! Ты сейчас, говорят, в Новосибирске. Как погода?

Алексей Чадаев. Да, привет с берега реки Обь!

Тут жарко, тут плюс 30. Вот уже который день. Тут такая Сибирь, что прям Сибирь. Трудно себе это представить, но жара настоящая, днем и ночью. Никогда не был в этих краях в это время года сколько-нибудь длительно. И поразился тому, насколько тут жесткое жаркое лето.

СУ. Да, если еще попасть под насекомых злостных летних, то можно остаться…

АЧ. Они тут как дроны. Тут даже комары такие, размером с хороший натовский беспилотник.

СУ. Да, и что, судя по телеграму, связано мероприятие с беспилотием? Много рассуждаешь.

АЧ. Да, но почему «только рассуждаем»? В основном провожу время на полигоне. То есть летаем, стреляем, запускаем всякое-разное.

СУ. А в промежутке?

АЧ. Вот сегодня с утра стреляли из РПГ и всего подряд по разбитому Bradley, который вояки притащили на полигон в качестве мишени. Очень вдохновляющее тоже мероприятие.

СУ. Да, интересное сибирское путешествие. Ну что ж, двигаемся к нашей теме. Тема у нас сегодня такая себе, но она будет жить еще очень долго. Настало время разобраться с тем, что творится с нашими патриотами.

Песню мы слушали поэтому прекрасную, «Чётко патриотка». Ты ее выбирал. Как всегда, кто заказывал музыку, тот ее и объясняет. Что ж у нас происходит и почему такие песни мы слушаем? Кто слушает нас в записи: «Ленинград», «Чётко патриотка». Я считаю, все должны знать эту песню.

АЧ. Да, но здесь я начну с того, что, конечно, надо сказать, что данный контент произведен лицом, являющимся иностранным агентом или выполняющим функцию иностранного агента. Я имею в виду Белонику. Хотя в то время, когда она его произвела, она еще не была иностранным агентом официально. Так что это характерный момент.

Я сегодня еще умудрился прочитать здесь, на «Архипелаге», философскую лекцию, как раз-таки на свою любимую тему о субъекте и агенте. О том, что агент — это тот, у кого есть все: и ум, и интеллект, и креативность, и способность действовать. У него нет только своей собственной воли. Он выполняет чужую волю. Волю того, чьим агентом он является.

И это, конечно, интересный вход в тему патриотизма, потому что — кто такие, в сущности, патриоты? Это те, которые спорят друг с другом о том, кто из них является подлинным агентом государства российского. И выступает всякий раз человек с маркированным патриотическим лейблом как бы не от себя, а от имени государства. Что вот я есть государство, или тот, кто блюдет интересы государства, а вот ты, — тот, с кем он как правило дискутирует и полемизирует, — категорически неправ.

Другое дело, что сплошь и рядом выясняется, что все эти самые патриоты друг друга не любят больше, чем врагов Родины. И разборки между ними, как по дарвиновским законам. Внутривидовая борьба, она всегда остра, и всегда привлекает внимание, что мы в общем видим сейчас.

СУ. Ну хорошо, давай тогда типологизируем для себя. Что это за тип борьбы? Я его называю хуцпой как форму. Можно дополнительно разъяснить, не знаю, — нужно, не нужно. Это особая форма.

АЧ. Я считаю, нужно, потому что слово «хуцпа» широко известно узкому кругу, но узко известно широкому кругу.

СУ. Да, это специфическая форма коммуникации, которая происходит из еврейской культуры, еще из идиша, то есть не современной, наверное, а 20-го века. И очагами этой культуры, если говорить про Российскую империю и потом Советский Союз, конечно же, было три города крупных. Это Киев, Днепропетровск и Одесса.

Хуцпа — это умение спорить, скандалить на супервысоких нотах, когда эмоции зашкаливают. Это то, как ругаются женщины на Привозе. Такой самый распространенный [стиль спора], это такая сверхнаглость.

У нас в России этим методом владел виртуально покойный Владимир Вольфович Жириновский. Но при этом особенность хуцпы в том, что она моментально затихает, если [это оказывается] не нужно, то есть это такой режим.

И у нас в русской культуре, в северной, скажем так, ее части, она не очень распространена. В южной [ — да], поэтому украинская политика [ее приемлет], [как] более южная. А для нас это воспринимается, конечно, очень болезненно, но я сам эту штуку под названием «хуцпа» не люблю.

А вот те, кто особенно поварился внутри украинской политической культуры, хуцпой владеют в полном совершенстве. Я писал пост, который для меня, я считаю, был веховый, «Топор хуцпы», о конфликте Татьяны Монтян с Юлией Витязевой (Лозановой), где я это раскрывал.

Но это была краткая политинформация. Это особенность еврейской коммуникации, местечковой такой, которая означает сверхнаглость, но при этом целью является вывести оппонента из себя, а потом, когда вывел из себя, потом на этой поляне можно уже запинать.

Ну вот так вкратце.

АЧ. Мое детство отчасти прошло у бабушки в деревне. Курская область — все-таки это вполне еще русская территория, но уже с достаточно очевидным южнорусским влиянием и дыханием. И одно из самых главных деревенских развлечений было, когда моя бабка и ее соседка с говорящим деревенским погонялом Шурка Материха, — у моей бабки такого погоняла не было звучного, но тем не менее, — они выходили друг к другу, к забору, ругаться. На это шоу собиралось реально полдеревни, просто посмотреть и послушать. Это было эпично, они вспоминали сексуальные подвиги друг друга, так сказать, времен своей молодости, — им обеим было по 70.

СУ. То есть это шоу было деревенское, да?

АЧ. Да, да, это было одно из главных развлечений на всю деревню. И они виртуозно владели этим мастерством, это были шедевры и языка русского разной степени конвенциональности, и мифологии, и самое главное, того, о чем ты говоришь, — психологического давления на оппонентку с целью вывести из себя.

И, конечно, в юности я прямо не понимал, я прямо включался, я болел, конечно, на своей стороне, за свою бабушку. Но потом, в общем, понимал, что отношения между ними, при всей их специфичности, это: «старый любимый враг», такие.

СУ. Тут еще есть элемент театральности, потому что это как роли на сцене, если особенно у них многолетний конфликт, у носителей хуцпы, то они окружающих развлекают годами, и все об этих ролях знают, и только те, кто не посвящен, не обращают на это внимание.

Но тут-то дело зашло о политике, и поэтому я бы хотел твою [точку зрения услышать]. Ну, во-первых, у нас есть то, что происходит с патриотами, а во-вторых, есть еще система. Скажи, мы же после того, как с Игорем Ивановичем [Стрелковым] все это случилось, не обсуждали, — я читал твои посты, — скажи, система все-таки перешла в режим легкой реакции, или это не система, несистемный ход системы, масло масляное, или все-таки надо ожидать ужесточения?

АЧ. Система перешла в состояние августовских отпусков, когда все начальство начинает постепенно разъезжаться, оно уже с середины июля началось разъезжаться, потому что война войной, а отпуск по расписанию. И в силу этого во всех важных кабинетах сидят вторые и третьи составы, заместители заместителей. Собственно, у нас почему всегда в августе всякая фигня происходит? Как правило, именно поэтому, потому что на всех ответственных позициях, как правило, сидит какой-нибудь третий состав, пока большое начальство летом отдыхает.

И, как мне кажется, судить о том, в какой именно режим перешла система, надо где-то в начале сентября или хотя бы в конце августа, когда, собственно, лица, в основном принимающие решения, повертаются из этих своих отъездов.

А пока мы имеем скорее алгоритмику, то есть люди действуют по процедуре. И мне кажется, что даже, как ни странно, со Стрелковым — это история по процедуре.

То есть, вот случился марш-мятеж Вагнеров. Все: «О, патриотический майдан может быть, давайте мы поработаем на профилактику патриотического майдана. Так, кто тут у нас из патриотов на Путина гнал?» Ну, и понятно — откроем телеграм, посмотрим. «О, вот. А еще кто на Путина гнал? О, Кагарлицкий, смотри!» Ну, и пошла писать губерния, но это, что называется, только первый такт.

Дальше — второй такт. В нашей системе самая большая проблема же не в том, чтобы кого-то куда-то взять на работу или назначить, а в том, чтобы кого-то откуда-то уволить. Потому что уволить в никуда — это просто опасно. Человек может стать врагом, а он многое знает, ну и так далее.

И вот все жалуются, что у нас лифты вертикальной мобильности не работают. Люди там одни и те же сидят, и их с места на место только могут передвинуть, но они никуда не деваются, а нового притока нет. А ведь это связано с тем, что лифты вертикальной мобильности, они работают только тогда, когда они ездят не только вверх, но и вниз.

И у нас сформировалась когорта профессиональных борцов с режимом. Про борцов с режимом мы все более-менее знаем. Соответственно, у них своя история, как Навальный, его прикентовка, — хотел сказать «клиентела», но пришло на ум более русское слово.

Но параллельно им, уже с другой стороны условного этого фронта, была большая группа борцов с борцами с режимом. Это те люди, которые профессионально, за деньги, долго занимались патриотизмом, выражаемым в форме борьбы с врагами режима, борьбы медийной, борьбы идеологической, борьбы исков разных и так далее.

И в какой-то момент они все остались без работы. По ряду причин. Во-первых, Навального посадили наконец. Во-вторых, ковид случился, как-то вообще все затухло. В-третьих, СВО, — так все вообще более-менее в шоке. И, в общем, эти люди остались просто без кормежки.

И тут, когда появились признаки, — а история с Стрелковым и отчасти с Кагарлицким, и есть такой признак, — появились признаки, что система опять нашла себе врагов, так тут же эти борцы с борцами из своих пенсионных реалий повылезали. В надежде: «О, значит, мы снова будем нужны, значит, у нас снова будет работа».

Значит, у системы есть снова враги, с которыми она должна политически бороться. Но ей надо сделать предложение. Поэтому мы сейчас начнем инициативно бороться с врагами системы, объясняя самой системе, что они ее враги, потому что это не очевидно. И она таки, глядишь, и поверит в нашу точку зрения и даст нам возможность — денег, еще чего-нибудь — наконец-то тоже опять с врагами побороться.

Вот примерно это и происходит.

СУ. Ага, понял. Значит, мы имеем дело не просто с попаданием в конъюнктуру, а с желанием создать ту самую конъюнктуру. Мы часто говорили про когнитивные войны, что нужно не только предложение создавать, но и сам спрос формировать.

А учитывая эту августовскую паузу, — а не фальстарт ли сделали товарищи? Потому что они прямо как с цепи сорвались. И тут мы подходим к оценке момента. Я давно такого не видел. Это просто — соскучились, или что?

АЧ. Не-не-не, всем же в спину дышит счетчик, потому что все уже включились в 2024 год. Вот, условно, пройдет Единый день голосования. После этого вся система перейдет в режим подготовки к президентским выборам весны следующего года. А когда же еще подряд получать, как не под президентские [выборы]?

СУ. Я понял. То есть это разогрев перед раздачей слонов в сентябре.

АЧ. Ну конечно. То есть в сентябре будет определяться конфигурация, в каких боевых порядках система пойдет в кампанию. И люди ищут свое место в этих порядках.

СУ. Это, короче, смотр хуцпанских войск.

АЧ. Да.

СУ. «Зарница». Вот как ты налетываешь на дронах на полигоне, а тут люди…

АЧ. Мы тут проектировали оргштатную структуру специализированной отдельной беспилотной дивизии. А сейчас можем для разнообразия попроектировать оргштатные структуры отдельной хуцпанской дивизии диванных войск Российской Федерации.

СУ. Генерал Хуцпан, да? Звучит хорошо.

АЧ. Да-да-да. Он должен быть трансгендером, соответственно, как спикер Вооруженных сил Украины, мне кажется.

СУ. Только знаешь, у нас же любят перевербованных предателей. Дважды трансгендер. То есть, он один раз поменял пол, понял, что это фигня, вернулся назад и стал шибко консервативным. Ну, как-то так должно быть.

АЧ. Пойди найди еще такого. Знаешь, я помню, лет 20 назад я прихожу к одному очень большому начальнику в администрацию президента. Он сидит и философически размышляет: вот, нас все время ругают, «нас» — в смысле Кремль, все время ругают, что мы геев не любим. Надо что-то делать с этим. Надо создать должность уполномоченного по правам сексуальных меньшинств при Президенте Российской Федерации.

СУ. Отлично.

АЧ. Одна, говорит, проблема. Как же это ж надо провороваться, чтобы получить от Путина предложение занять такую почетную должность?

СУ. Глав по п…дорам.

АЧ. На этом его фантазия закончилась. Потому что непонятно, сколько это надо украсть, и как.

СУ. Да… Но, хотя, ты знаешь. Я думаю, многие с удовольствием пошли бы на эту должность. Именно с точки зрения сосредоточения медиасигнала. Потому что когда кого-то назначают… И тут я хотел бы к следующему аспекту [перейти], задать тебе вопрос.

Особенность нашего излучателя в том, что он выжигает. Это как проектор. Когда [он] направляется на что-то, то там просто выжигает все. Яркий был пример, когда случилось с Толей Шарием. Когда он активно перешел в стадию борьбы активной, подзуживания, ципсятины и хуцпанства. И как наш излучатель ему сжег репутацию. Сжег ее до уровня собачки.

Так получилось по совокупности, он и сам просчитался. Я с интересом наблюдал за этой эпической дракой. Но к какому выводу я пришел? Почему у меня такой длинный вопрос, почему такая преамбула длинная.

В ходе этих конфликтов мы получаем краткосрочный эффект в виде привлечения аудитории. В том, что хуцпаны живут с этого. Но в долгосрочной перспективе это приводит к омертвению коммуникативного пространства. Оно уже не реагирует ни на что. Это как притча [о мальчике, который кричал:] «Волки! Волки!» Это как украинская медиаполитика, и другая, и не только, — она разменивается по мелочам, и в результате от этих патриотов не останется никого. Пострадают все. Разрушится авторитет всех. Но это будет красиво. Я очень скептически настроен. Они всех потянут на дно. По рискам этого…

АЧ. Там знаешь, как происходит. Вот представь себе битву двух бомжей на куче навоза. Которые друг в друга кидаются этим самым навозом. Это очень зрелищно. И глаз радуется динамизму и эффектности зрелища.

Но ноздри, а соответственно и ретроназальное обоняние, и через него напрямую подсознание считывает совсем другую информацию. Что: ребята, это г…вно. Пахнет тут г…вном. Люди все в г…вне. И даже ты, который на это смотрит, до тебя периодически долетает.

И несмотря на то, что в моменте ты смотришь на это шоу с интересом, в следующий раз ты даже в ту сторону, где оно происходило, не пойдешь. Потому что твое подсознание скажет тебе, что там было г…вно и пахло г…вном. И все были в г…вне. И давайте лучше пойдем куда-нибудь еще.

Так что тут ты прав абсолютно. Проблема как раз в том, что все, кто участвует в этих побоищах на навозных шариках, получают примерно равную степень ущерба.

СУ. Как равную? Есть два типа у нас. Давай разберемся в ЛОМах наших, кто участник этой всей хуцпы. Эти самые лидеры общественного мнения, которые выдают себя за лиц, принимающих решения, как мы знаем. Но это нравится. Эта профдеформация есть у всех. Это понятно. «Горе от ума» называется.

Но тем не менее, есть два больших типа ЛОМов. Первый — это те, кто, так сказать, либо прямо работает с нашим трансформатором власти, либо является его какой-то аффилированной частью. В публичном пространстве, я имею в виду. Либо в управленческом. Как пресловутые всякие потупчик. Ее нету, но она есть. То есть, ее публично особо нет, но она везде витает.

АЧ. У нее телеграм-канал есть. Там периодически появляются чудесные публикации. Она сообщает нам, буквально вчера, что читает книжку «Загадка пениса». Интересной жизнью живет.

СУ. Да. Насыщенной.

А есть те, кто, что называется, «на самообеспечении». Но это вообще феномен последних десяти лет. Ну, пяти активных. Это те самые ЛОМы-блогеры, которые на самообеспечении у своей аудитории.

И особенность была в чем? Первое, они ограничены, в том числе контрактами, как ты правильно говоришь. А также еще такой штукой, как самоцензура. Она есть у многих адекватных людей, и это нормально. Ну, что с…ать на голову заказчику? Я этого на Украине, кстати, никогда не мог понять. Потому что там у местных пиарщиков, когда — я же тоже был долгие годы местным, в смысле, работал на рынке, — у них это было верхом кайфа. Это заказчику либо фигу в кармане показать, либо продемонстрировать, — как работать на донецких, а всячески демонстрировать, что ты за оранжевую революцию. И наоборот, например. Я считаю, это непрофессиональная позиция.

Но тем не менее, те, которые на самообеспечении, они-то государству все равно так или иначе чужие. И тот эффект, о котором ты сказал, что часть пытается использовать, подумав, что государство перешло в режим реакции силовой, они, получается, в неравноправных позициях находятся.

Потому что первые, окологосударственные, так сказать, понимают, как это работает и что использовать. А вторые, получается, просто едой будут, то есть, их съедят наши общественные явления. Как ты считаешь?

АЧ. Мне кажется, все, к сожалению, еще грустнее. Потому что… Ну, давай так. Очень многие годы мы жили в парадигме, что вообще никто не открывает рот сам по себе. Все, кто открывает рот в публичной плоскости, — чьи-то агенты. Ну, условно, либо Кремля, либо Запада. Либо какой-то из кремлевских башен, либо Запада.

А СВО, среди прочего, создала целую прослойку людей, которые в эту модель категорически не вписываются. То есть они, несмотря на полную и абсолютную лояльность России, поддержку как раз таки СВО и все такое прочее, полностью и абсолютно финансово независимы от «башен».

То есть не только финансово, — в широком смысле, ресурсно, медийно и так далее. У них свои каналы коммуникации со своей аудиторией, у них свои группы поддержки. То есть они категорически в этом смысле автономны. И это реальность, с которой система вообще не умеет работать. И никогда не умела.

Потому что одно дело, когда перед тобой враги. Тут понятно, как с ними надо. А другое дело, тут у тебя есть свои, которые примерно за то же, за что и ты. Но при этом ты не можешь и не имеешь какого-то инструмента им приказать, их заткнуть.

Кстати говоря, Пригожин-то как раз, например, к этой категории никогда не относился. Потому что он-то вполне себе сидел на госденьгах. В том числе и в качестве главы ЧВК «Вагнер». И в то же время главы «Конкорд».

Да, эта среда такая, зетовская, военкорская, всякая. Она от государства в значительной степени автономна. И реально там ступор, я подозреваю. Чего от них ждать, что с ними делать, как их…

Я помню, про [меньшевиков] Маяковский написал эпиграмму в 1918 году:

Ни черту кочерга
И ни богу свечка,
Ни в Совдеп посадить,
Ни отправить в ВЧК.

СУ. Да. Наша судьба.

АЧ. Да.

СУ. То есть, это — «лишние люди» опять?

АЧ. Слушай, лишние люди в смысле старой русской…

СУ. …культурной [традиции]. Да, да. Вот, конечно. Так же получилось?

АЧ. Это тоже еще вопрос. Причем, заметь, лишние — с точки зрения системы.

СУ. Ну конечно.

АЧ. Но не с точки зрения своих аудиторий, глазами которых… Ну, понятно. И это опасная ситуация. Я, кроме шуток, я так подстебываюсь, в том числе и достаточно стебные посты пишу у себя в канале. Но по большому счету, тут, честно говоря, мне тревожно.

Тревожно именно потому, что большие системы бюрократические, сталкиваясь с непонятным, стремятся — как это: «отрицание, гнев, торг, депрессия». Понимаешь?

СУ. Отрицание могут не все пережить.

АЧ. Да.

СУ. Для кого-то — слон присел посидеть, а для вас — ваша нора разрушена навсегда. Потому что вы оказались кротом на той полянке, где он просто присел передохнуть.

АЧ. При этом, чисто эмоционально конечно, если сравнивать эти две среды, условно: зет-тусовку и охранителей, то у каждой из них есть свои плюсы и минусы.

Я не хочу сказать, что я прямо здесь, в этом раскладе, говорю, что есть одни в белых одеждах, а есть другие, так сказать, продажные пустобрехи. Это очень простая точка зрения. Потому что понятно же, что многие «словили звезду». Ну, просто.

СУ. Не все ее поймали.

АЧ. Ты был примерно никем, и вот тебя подняло волной, и вот у тебя многотысячные, иногда многосоттысячные, а то и многомиллионные аудитории. Ты говоришь как право имеющий, ты возвышаешь голос, ты начинаешь задавать вопросы сильным мира сего, и эти вопросы кратно усиливаются мегафоном твоего публичного статуса. Ты начинаешь себя чувствовать очень важным человеком.

Кстати, именно в это, в первую очередь, и бьют охранители, которые все время, заметь, рефреном, рефреном, рефреном повторяют: да вы кто такие, да вы никто, да вы идите сортиры чистить. Это известный спич Бориса Якеменко про Настю Кашеварову.

СУ. Да. Это вечная история, она же тянется давно, это общая рамка, как она началась: «вы свою страну прос…али».

АЧ. Не, ну это про хохлов.

СУ. Оно же сейчас у нас объединилось. У нас сейчас как произошло? У нас раньше было, скажем так, республиканское разделение, то есть делились на тех, кто, так сказать, формировался в бывшей РСФСР и тех, кто формировался в бывшей УССР.

И это было общепатриотическое, потом оно разделилось по такому принципу, а теперь произошло еще и смешение, то есть, допустим, по одну сторону баррикад оказались… Кашеварова же ну совсем из РСФСР, насколько я знаю, правильно?

АЧ. Совсем не хохол. И Прилепин совсем не хохол, ни разу.

СУ. Да, да, да.

АЧ. И большая часть зет-персонажей вообще совсем не хохлы, но там есть, конечно, и наши заслуженные, уважаемые бывшие хохлы, включая и тебя, ты тоже как бы числишься.

СУ. Ну, вот, я жду, когда меня туда припишут. А есть вторая часть, это тоже бывшие хохлы, но которые перешли на позиции ультрагосударственные, которых называют охранителями, да?

АЧ. Да.

СУ. Я не люблю это слово. И они давят, проявляют синдром новичка. То есть перемешались с двух сторон, то есть с одной стороны в зет-тусовку [вошли] ультрапатриотичные и ультрагосударственные, так назовем.

Те, которые охранители ультрагосударственные, там такое количество неофитов из числа бывших хохлов, назовем их так, — это вообще пипец, и они больше всех подзуживают.

А со стороны ультраобщественников, скажем, ультрапатриотов, произошло упарывание. Потому что они не понимают хуцпанские методы, воспринимают это на свой счет, и я вижу у людей… Тоже не хотелось фамилии, но вот уже вспомнили Кашеварову, такие у нее посты бывают, ну, не то что суицидального, но — такого! — настроения.

Люди не могут такого имитировать, потому что у нее яркий стиль писательский.

АЧ. Да, конечно, обнять и плакать.

СУ. И я же всегда про аудиторию думаю, про тех, кто их читает. Я-то ладно, хрен с ними, вы конфликтуете, но я пару вспомнил постов Кашеваровой, она же очень талантливая, как и Ольшанский.

АЧ. Слушай, Семен, я тебе благодарен искренне за то, что ты действительно зафиксировал, что в авангарде с обеих сторон, так или иначе, бывшие хохлы. Это очень интересное наблюдение, которое мне почему-то не приходило в голову.

СУ. И обрати внимание, и внутри еще появились внутренние, дополнительные, так сказать, ультрапротестанты, как квакеры в Англии, то есть они до такой степени офигели и от одних, и от других, что «мы будем до такой степени протестантами»… Так вот появились ультрагиперпатриоты, — эта тема южнорусская, ну мне новое слово зас…али, я любил это слово, — которые выводят вообще отдельность некоего народа, который как бы антагонистичен украинцам, и вообще там теория зомби, что одни могут превращаться в других, и это вообще какая-то уже полурадикальная секта.

Я понимаю, что это — «тележенька», что это меньшинство, но я, как человек, контуженный жизнью на Украине, я понимаю, что все это происходит сначала внутри интеллигенции, а потом прорастает уже вилами, так сказать, уже широкими тенденциями в обществе.

Что нам ждать тогда? Давай картину попытаемся нарисовать в рамках этих тенденций. Они опасные, меня они пугают.

АЧ. Это правда. Ну, первое, — очень плохо «ловить звезду». То есть, чисто в режиме рекомендации у меня ко всем: смирение — великолепная, отличная и очень полезная христианская добродетель.

«Кто ты? — Человек божий, обшит кожей». То есть, из-за того, что у тебя сколько-то сотен тысяч подписчиков, тебя водят в Кремль на встречи или ты выступаешь в эфире центральных каналов, считать всерьез из-за этого, что ты есть что-то такое, — это ошибка, это неверно.

Наоборот, ведь, в сущности, сама возможность этой публичности проистекает из того, что ты как-то очень точно нащупал нерв того, о чем все думают и говорят, но не могут сказать. Ты выразил словами чувства многих людей. И в этом смысле твоя ценность нулевая, ты только проводник. Ты говоришь то, что думают другие, и в этом твоя ценность.

СУ. Что ты микрофон, ты что-то усиливаешь.

АЧ. Да, ты тот, кто усиливает и придает резкость, придает четкость этому чувству. И очень важно не поймать эту штуку, что это я такой умный, такой талантливый, такой великий, что меня все [ценят], что это моя аудитория, мои люди, мои фанаты, мои адепты. Это все как раз таки верный путь к геенне огненной. Уже, видишь, начинаю шпарить христианскими терминами.

Поэтому когда у тебя есть это инсталлированное христианское смирение, тебя совершенно не задевают крики, так сказать, патриотов на зарплате, что «вы – никто». Да, мы — никто, и вы — никто, и все никто, перед Господом.

СУ. Да и вообще на каждого «кто» можно найти большего «кто».

АЧ. Как винт с обратной резьбой.

То есть — величие и амбиции, это первое. Второе, я считаю, что попытка этого набега патриотов на зарплате, которых называют охранителями, обречена в силу некоторых свойств нынешней администрации президента, обычно над которыми я все время стебусь, просто не устаю над ними издеваться.

Это люди, пришедшие из госкорпорации, да, соответственно, с прошитой корпоративной культурой, которые пытаются управлять российской внутренней политикой, как HR-отдел какой-нибудь компании.

Устраивают там утренники, тренинги, тимбилдинги, вот это все. И думают, что это заменяет нормальный политический процесс, нормальную политическую дискуссию. Я все время над ними за это стебался.

Но конкретно в данном случае именно это свойство обрекает всю попытку этих борцов с борцами на заведомую неудачу. Потому что эти корпоративные HR-ы просто не поймут, что от них хотят.

СУ. Ты знаешь, чего я опасаюсь, Алексей? Что это пройдет мимо политического контура. Сейчас объясню, как это было. Это я видел, та же Украина, та же Белоруссия. Это когда ужесточается законодательство, — всегда так происходит. Начинается вопрос «вилки». Ну, как обычно, от трех до пяти лет или от пяти до десяти. От штрафа до посадки. Это же большая санкция.

И в этой ситуации [выиграет] тот, кто лучше организован и лучше знает, как работают лоббистские институты в государстве. А в силу того, что у нас начинается белорусизация России, — не буду вдаваться, но это в том числе рост влияния силовиков на политические процессы.

АЧ. По-простому, ты говоришь, что эти патриоты на зарплате просто пойдут в службы за контрактом на соседнюю площадь. Ну, есть такая форма.

СУ. Они, понимаешь, знают, как это использовать именно для конкурентных преимуществ. Ну, это, грубо говоря, как когда на Украине ввели законы про сепаратизм, первый еще в 2014-ом году, и там было широкое толкование: от поддержки Путина и России, до просто радости за Крым.

И многие в том числе бизнес-вопросы решали через это: «А, сепары!» На самом деле отжимали хорошие темы.

И обратная была история, когда бывшие «сепары» платили крыше для того, чтобы им провели как бы «операцию Ы», такой фиктивный налет, и тем самым они от сепаратизма «очистились», особенно в сфере бизнеса.

АЧ. Слушай, я тебя умоляю, у всей нашей зет-тусовки, правда, «как у латыша — член да душа», каких-то там серьезных коммерческих интересов, подвязок [нет], все — нищеброды, причем что те, что эти.

СУ. Я поэтому и боюсь, что их пересажают. Я тебе объясню. Хорошо, давай сейчас подойдем.

Я наблюдал за тем, как система чуть-чуть дернулась, вот, на днях прошла легкая кампания на тему «кто сколько зарабатывает», в тележеньке «бла-бла-бла», и все были приведены, эти [лидеры] общественные, ломы.

Ну, я тебе скажу, чем это закончится. Это закончится тем, что — у нас же больше года идут массовые сборы на разные проекты, я сейчас не хочу это обсуждать, но они разные шли, и в массе своей они шли на карточки физлиц…

АЧ. Это да. Есть такая проблема, здесь тоже скажу. Недавно был опубликован рейтинг политологов по предполагаемому количеству денег, сколько у кого есть. Я тоже попал в этот рейтинг, и там написано, что у меня есть денег, по-моему, от 5 до 7 миллионов долларов, что ли, капитала.

После этого, прочитавши этот рейтинг, любимая женщина пришла ко мне, спросила: и где?

СУ. Попал ты, попал.

АЧ. Что я ей мог сказать?

СУ. Попал, да, у меня тоже было много по этой теме.

АЧ. Понимаешь, я думаю, что действительно будет попытка, — я ее прогнозирую, — это попытка централизовать сборы гуманитарные на помощь фронту.

И вот здесь как раз администраторы-то могут вписаться, потому что это-то они понимают. Ну, типа, что все сборы на помощь фронту должны идти через какой-нибудь народный фронт и, значит, проходить по стандартам народного фронта через кассу народного фронта, потому что «ибо нефиг».

Я об этом поговорил с Сашей Любимовым, который КЦПН возглавляет, он говорит: «На моей памяти», — он гораздо дольше меня в этой теме, — «на моей памяти было штук 10 попыток централизовать волонтерские сборы».

Все люди, пытавшиеся это сделать, потерпели фиаско по одной простой, чисто человеческой причине: люди отдают деньги тому, кому лично доверяют. Это доверие, это институт репутации, это то, что не заменишь никакими отчетами, никакими формальными процедурами, никакой машинерией и бюрократией.

Я доверяю ему, потому что я ему готов дать, потому что я понимаю, что он привезет и отдаст именно тому, кому это нужно.

И это так и будет работать, единственное, что все попытки это централизовать приведут к тому, что это уйдет совсем в серую зону, совсем в тень, то есть будут возить клетчатыми сумками под покровом ночи в машинах.

И никто не будет даже пользоваться карточками, но это никуда не уйдет, поверь.

СУ. И начнется рэкет, с этим связанный. Вот это меня больше всего напрягает, это то, что я говорю всем ЛОМам своим знакомым. Я сам никакими сборами в принципе не занимаюсь и не занимался, я всегда перенаправлял на людей, которым я доверяю.

Я особо никогда не репостил, ну потому что надо либо всех репостить, кто обращается, либо никого. Если всех, тогда можно превратиться в канал, который только этим и будет заниматься.

То есть я выбрал такую позицию: я перенаправлял в зависимости от того, сколько у человека есть средств и всего остального, и тема какая его интересует: боевая, не боевая. С 2015 года я живу по такому принципу, чтобы лучше не деньгами, а какими-то вещами.

Но, тем не менее, я вижу, как работает система именно в вопросах цифровизации и всего, что связано с финансами. Ну смотри, они просто закроют, грохнут [каналы] всем, кто собирал, централизованно, — хлобысь!

Мы же знаем этот принцип, что лучше сначала всем запретить, а потом начать выдавать лицензии. Тогда те, кому нужно, придут. Это же принцип постсоветского бизнеса. И в тот момент, когда начнется этап лицензирования, — они не придумывают, у них нет больше никаких фантазий, у нас никаких фантазий в сфере управления гуманитарного, кроме лицензирования, нет, — и в момент начала лицензирования мы увидим смертельную борьбу, когда те самые блогеры ультрагосударственные начнут использовать свои связи в том числе.

И вот тут начнется, конечно, трэш, охота на ведьм. На Украине была история, когда демонстрировали процесс очищения. Когда [людей] кидали в мусорные ящики, — они же ввели отдельный закон о люстрации. Вот это же начнется как люстрация, только люстрация в виде лицензии.

Как ты считаешь, как человек, знающий систему, — такой сценарий реалистичен, или будут аккуратнее выруливать?

АЧ. Первое, я избрал другой путь. Я таки веду сборы по беспилотной теме. Я стараюсь не максимизировать это, не пишу в каждом посте: донатьте сюда и так далее. Не стараюсь, чтобы это был большой поток. Тут важно, чтобы это был поток, с которым я чисто организационно могу справиться.

В плане того, что привезли партию коптеров на ремонт, я могу их сам на машине, на своей, несколькими ходками отвезти в ремонт, закупить нужные запчасти, отремонтировать. Для меня это важно с точки зрения того, чтобы чувствовать и понимать руками, — не мозгами понимать, не абстрактно понимать, — а руками понимать, как живет и чем дышит фронт, как живет и чем дышит волонтерская среда, как живут и чем дышат люди, которые донатят.

С наиболее крупными донатерами я как раз общаюсь лично и стараюсь именно лично им рассказывать, информировать, как и что делается, чтобы не писать об этом много. Поэтому я уверенно говорю, что любая попытка перекрыть эту всю историю в цифре приведет к тому, что она просто уйдет в кэш.

Это мировой тренд. Долгие годы расчеты разные, сделки уходили в цифру, а последнее время, когда цифра стала слишком уж прозрачной, слишком уж отслеживаемой и слишком много появилось «лежачих и стоячих полицейских», внезапно наблюдается ренессанс кэша.

Когда люди просто как в добрые старые 90-е годы везут в клетчатых сумках чего-то, куда-то, кому-то. Потому что русский человек, он же как устроен? Он все это воспринимает как… Это же украинская тема, как «панськи вытребеньки».

СУ. Панськи вытребеньки и захцянки.

АЧ. И захцянки. А по-русски говорят: «барская блажь». Все эти попытки что-то централизовать, контролировать, упорядочивать и так далее, — это все барская блажь. К которой относятся не как к какому-то благу, не как к какому-то злу, а просто как к явлению природы, климатическому. А побеждать все равно надо. Ну придумаем что-нибудь, чтобы это все нам не мешало.

СУ. Да, но понимаешь, именно потому, что это блажь барская, то соблазн тех, кто знает систему, использовать, — будем брать эту метафору, — барское настроение для того, чтобы другому из дворни испортить настроение и вообще подпортить дела, это святое дело.

Ну, значит, наша позиция должна блажь называть блажью. Я же твои посты читаю, я всячески продвигаю эту позицию, я считаю, она — единственная правильная, потому что когда начинает отторгаться часть тех, кто будет будущей Россией, например как любят охранители наших товарищей киевско-одесских, которые сейчас в Донецке, склонять, а это — часть будущей России, будущих сограждан, вот они такие: нравится, не нравится.

АЧ. Тут ключевое – то, что с противоположной стороны сидят такие киевско-одесские, только в Москве, а не в Донецке.

СУ. Да, да, да.

АЧ. Вот в чем юмор.

СУ. А кто-то пытается выдать, что фарш можно назад провернуть. Нет, все, это уже фарш.

То есть получается, что они сплелись в фарш и, сплетясь в фарш, сами понимая, что уже невозможно его назад провернуть и нельзя выделить, внутри начинают бороться, и это чревато тем, что все пойдем на дно. И я единственным выходом вижу — занимать позицию обличения самого явления и останавливать тех, кто в это играет, особенно среди тех, кто знает, как работает система, и тех, кто умеет использовать государственные инструменты для уничтожения.

Я объясню почему. Это как с предпринимателями, у кого-то случаются проблемы в цифре, ему все вообще нафиг блокируют, потому что он попадает под финмониторинг и то, что называется подозрительные транзакции, раскладывают специалисты. Там есть параметры, если больше каких-то параметров, то — все, ты под подозрением.

И точно так же — это же система, и в системе можно выставлять маячки, но это как при пересечении границы на ком-то есть дополнительные проверки, и у человека смотрят дополнительно документы, его не допрашивают, ничего. Это все — вопрос цифры и базы.

И в этом смысле устроить проблему человеку, который на протяжении десяти лет, пяти — занимался публичными сборами через карточки физлиц, — вообще не проблема для существующей нашей финансовой системы.

АЧ. Давай я жестко скажу. Вообще устроить проблемы кому угодно, находящемуся на территории Российской Федерации, вне зависимости от того, чем он занимался, для нашей системы никогда не проблема.

СУ. А в данном случае человек просто усиленно, что называется, создавал поводы для того, чтобы была возможность… То есть, понимаешь, одно дело — впаять тебе штраф, когда ты ничем не занимаешься, ты безработный, нигде не числишься, а другое дело, когда у тебя активная экономическая деятельность, — ну где-то тебе влупят штраф.

АЧ. На зоне каждый третий, кто находится, сидит из серии «за мешок картошки» или за пьяную драку в кабаке, за такого рода провинности. У системы нет никаких проблем закрыть кого угодно, было бы желание. И в этом смысле как раз «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», — это тоже старая добрая русская мудрость.

Ну и что? Ну и что? Я-то просто считаю, что если война действительно народная, а это так, то, — ну, закроют одних, на их место встанут другие, что от этого изменится интегрально? Просто не надо думать о себе, как о чем-то таком исключительном, единственном в мире.

Это тоже к вопросу о смирении. Люди, которые идут на фронт, они же понимают, что их могут убить. Люди, которые занимаются тем, чем мы занимаемся, тоже понимают, что их в любой момент могут вот так хлопнуть, просто по доносу завистников, которые видят в них угрозу своему положению в системе.

Ну и что? Вот так устроен мир, да. Никто не обещал, что будет легко. В конце концов, а там вообще убивают, легко и запросто.

СУ. Нелегко, но есть же из этого вывод, если так. На фронте кто выживает? Тот, кто может быть частью коллектива и знает свой маневр. Иначе, отряда в данном случае, то есть ультра-версии коллектива, в экстремальной ситуации.

АЧ. Это да.

СУ. Вот и все. Ну, соответственно, вывод следующий. Надо не ныть по этому поводу, не устраивать с…ачи в ответ, то есть не хуцпанить в ответ на хуцпу, а быть отрядом. Ну, а как по-другому?

АЧ. Абсолютно согласен. Вот здесь я думаю, что мы этим вполне можем уже и завершить. Что здесь самое важное в таких историях – это держаться вместе. И — порядок бьет всегда что угодно. Порядок и координация — это то, за счет чего Александр Македонский победил Дария в свое время.

Я считаю, что самое важное в этих обстоятельствах – не пороть горячку, не вестись на эмоции, а согласовывать позицию и выступать в буквальном смысле единым фронтом.

СУ. Так точно. Миру — мир, ганьба хуцпе, слава сатире, иронии и коллективу. Ну, если подводить итоги беседы сегодняшней.

АЧ. Да.

СУ. Спасибо, Алексей Викторович.

АЧ. Да, и еще последнее – русские своих не бросают, вот так.

СУ. Сто процентов. Это — база вообще. Но система опознавания «свой – чужой» должна постоянно обновляться, модифицироваться и, самое главное, прошиваться каждому русскому, потому что у многих сама система опознавания повреждена.

АЧ. Это правда.

СУ. Спасибо за продуктивную беседу. Моему родному городу — привет!

АЧ. Да, Обь ночная прекрасна, из окна видна, великолепна, широка.

СУ. Берегись мошкары, потому что это, конечно, трэш.

Спасибо. До новых встреч. Пока!

Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка

Was this helpful?

20 / 1

Добавить комментарий 0

Ваш электронный адрес не будет опубликован. Обязательные поля помечены *