Философский субботник-6 с Тимофеем Сергейцевым
Семен Уралов: Всех приветствую! Это Философский субботник. Тот, кто нас слушает в записи песня всегда имеет значение. Сегодня это была «Гражданская оборона» «Песня красноармейца» из альбома «Звездопад». Всем рекомендую альбом, там прекрасные произведения, мое любимое – «Слово товарищ». Тоже рекомендую всем эту песню послушать. Тимофей, приветствую тебя.
Тимофей Сергейцев: День добрый.
СУ: По традиции, почему мы слушали эту песню? И сегодня у нас Красный миропорядок. Наверное, еще и с темой прежде определимся, что мы вкладываем в смысл Красная власть.
ТС: Да, Красная власть. Но до миропорядка все-таки пока еще далеко. Мы слушали эту песню, потому что это песня о Красной армии. Одна, наверное, из самых выразительных. И создание Красной армии было основным механизмом создания и новой страны – Красного государства, Красной империи. Хочу обратить внимание, что, кстати, в Китае армия называлась точно так же «Красная». И все происходило так же в этом отношении.
Но, прежде чем мы двинемся в советский период истории и обсуждения Красной власти, я хочу напомнить, чем мы закончили в прошлый раз. Мы достаточно подробно, насколько позволяет наш формат, обсуждали судьбу Империи, созданной Иваном III, Иваном IV и Петром I, и всеми остальными государями, разумеется, тоже.
И к какому выводу мы пришли – к чему этот проект, а это был безусловно проект, пришел в своей реализации к началу XX века? К тому, что построенное государство – а государство это способ и механизм воспроизводства власти, предохранение ее от исторической хрупкости – не вмещало в себя народ, русский народ. И еще я напомню, что русский народ был создан в акте крещения. Именно этот акт объединил самые разные племена, этносы, а потом кооптировал в себя политически другие конфессии, другие конфессиональные группы, которые не становясь христианами, православными, тем не менее, стали частью народа. Потому что политическая культура, титульная культура нашего государства, то есть государственность, собственно, культура государственная, культура, на которой строится государство – это, конечно, культура русская, а не какая-то другая.
Этот огромный народ, общность, в общем-то не помещалась в рамки созданного государства, и основная масса людей жила вне этих государственных рамок. Павел I это зафиксировал в самом конце XVIII века и в общем-то потребовал изменить это положение и дать крестьянству, – а это и есть основная масса народа – гражданское положение. И дело, конечно, было не просто наделить кого-то правами, нужно было создать саму возможность соотносить себя с государством, потому что гражданство или подданство, в данном случае это не очень важно, – это и есть связь с государством. Не было этой связи. В этом смысле крестьяне не только гражданами не были, они и подданными не были.
По-простому Павел вопрошал: а чего же они мне не присягают? Государям не присягают? Как же мы будем управлять всем этим?
Крестьянская реформа, которая началась технически в середине XIX века, а по существу, начал ее Павел I, и Александр I продолжил, завершилась тем, что этот вопрос так и не был решен. В экономической проекции он выглядел так: земли все равно не хватало крестьянам, и они ее выкупали, они влезали в долги, которые поколениями отдавали. Но при всем этом ее все равно не хватало. А политически не установилась никакой связи между государством и крестьянами, они жили в своей параллельной правовой системе, в системе, по существу, обычного права, которое так и не было у нас признано в качестве второй правовой системы. А может быть, даже и первой, потому что численность населения в ней находящегося была куда больше, чем численность того населения, которое жило в системе отечественного права, принадлежащего к романо-германской правовой семье. Обычное право — это скорее английское право по типу.
У крестьян были свои суды мировые. Они сами разбирали между собой свои конфликты, судили по совести. То есть, это совершенно другая конструкция. И экономика крестьянская была другой, потому что крестьяне поколениями отдавали свои накопления в управление наиболее удачливым из своей среды, которые вырастали потом в миллионщиков, но природа этих миллионных состояний была трастовой, то есть они брали эти деньги в траст. Но романо-германское право никого траста не признает. И это противоречие так и не было разрешено.
Фактически у нас была одна страна и два общества – два разных по большому счету не пересекающихся друг с другом общества. Это взрывоопасно. Единственное, что связывало крестьян государством — это фигура государя. И как только эта последняя связь была прервана, а это была специальная политическая операция во время Первой мировой войны. Эта вся кампания – кампания против семьи Николая II, против него самого, связанная с Распутиным и с теорией о том, что царица – это германская шпионка и прочее, прочее. Эта кампания была направлена прямо на прерывание той единственной связи, которая связала народ с государством.
Да, извини, ты хотел что-то спросить.
СУ: Хотел как раз добавить, пока мысль не ушла, по поводу двух систем. А на самом деле существовало даже 3 системы. Я когда глубоко погрузился в историю Казахстана, как раз на границе XIX – XX веков, я четко увидел, что инородцы проходили по особому праву. У крестьян свое было, а инородцы жили еще по-особому, у них даже не было такого отношения с государем, например, поэтому не брали на военную службу. То есть в части прав они были поражены, но с другой стороны и часть повинностей имперских на них не распространялась. Парадокс противоречий в том, что большое крестьянское общество и большое общество, как называли до революции, инородцев – это большая группа это и казахи, скажем так – это все неправославные, чаще всего кочевые.
ТС: Да, важно было что они не православные. Если человек принимал православие, он переставал быть инородцем. Принцип создания конституции народа оставался тем же самым: крещеный — значит народ.
СУ: И получилось, что в ходе кризиса власти, до которого мы дошли, что большая группа с одной стороны крестьян внутри русского народа и большая группа инородцев оказались в ситуации естественных союзников, несмотря на то что одни как бы были вроде поражены в правах, а другие не поражены. И это открывает – я когда готовился, рассуждал о феномене поддержки красной власти одновременно в глубинной России и на окраинах. То есть очень интересно.
ТС: Это верно, я думаю, что это верно. Отсюда же рос и национализм окраин, и окраинный большевизм всегда был окрашен еще и в националистические цвета. Но все равно главным является положение русского крестьянства. Потому что не будь его, ничего этого бы не было. А Первая мировая война поставила это русское крестьянство под ружье, дала в руки крестьянина вместо вил и топоров винтовки и пулеметы, научила военному делу, научила убивать, научила сражаться. Возникло, кстати, новое унтер-офицерство и даже офицерство, выросшее. Потому что первый год войны кадровый корпус офицерский сильно пострадал и поредел, который из дворян происходил.
И эта сила вооруженная, крестьянская вооруженная масса, которая прошла через войну и вернулась с фронта, и стала основным топливом и основной движущей силой революции, которая, конечно, в России имела крестьянскую природу, а отнюдь не буржуазную.
Буржуазия решила один только вопрос – мечту всех нигилистов осуществила, разрушила трон. Причем сначала это было сделано символически в виде кампании, о который я уже упомянул против Распутина. Убийство Распутина было символическим убийством царской семьи, которое потом впоследствии было уже реализовано и в натуре. И соответственно ликование было буржуазное по поводу того, что избавились, в феврале избавились от ненавистного самодержавия.
После чего наступила анархия безвластие, потому что первый вопрос – это вопрос войны и мира, который нужно было решать. Новое, самозванное в общем-то правительство, которое себя называло временным – тоже удивительное самоназвание. Как капитан Врунгель говорил в советском мультфильме: «Как яхту назовешь, так она и поплывет». Они так себя назвали – временным правительством, временщики, не создающие ничего постоянного. Они и не создали, то есть они, с одной стороны, не прекратили военные действия, не вышли из воюющей коалиции, не заключили мира с Германией, а настаивали на продолжение войны и продолжали и понятно почему. Потому что за этим патриотизмом стояли доходы от военного снабжения, от военных поставок получаемых. А с другой стороны, они занимались демократизацией армии и всячески разлагали ее.
Вот собственно весь государственный разум, который явило миру и народу временное правительство. Поэтому оно долго не продержалось. Оно в общем-то само ликвидировалось, и наступил абсолютный ноль власти. То есть даже уже никто и не изображал из себя власть, так как Керенский, например, изображал и играл как актер роль премьер-министра и главы России.
Была создана в сентябре 1917 года так называемая Российская республика, которая просуществовала два месяца на бумаге и на этом ее история закончилась. О ней никто не упоминает, надо обладать специфическим интересом коллекционера экзотических форм чтобы об этом вспомнить. Наступил абсолютный ноль, соответственно окружающие Россию партнеры решили, что наконец-то с Россией покончено, потому что в ней нет никакого способа и механизма воспроизводства власти. Больше России не существует. Соответственно ее надо оккупировать и разделить на части.
Это дело представлялось абсолютно решенным, выигрышным и плюс еще и против большевиков выступили те остатки офицерства, дворянства и буржуазии, которые не перешли на сторону красных. И эта сила тоже была достаточно серьезной. Она была абсолютно разобщённой политически, у нее не было никаких концепций, что дальше делать с Россией. Но большевиков и всех, кто к ним примкнул, они ненавидели и соответственно ненависть была главной движущей силой этого дела, потому что политической программы у них никакой не было. Они и царя не хотели назад, потому что это и были в общем то февралисты, это были те, кто его свергал. Эти условия представлялись просто прекрасными для того, чтобы разобраться с русским наследством и закончить, раз и навсегда решить русский вопрос.
Одного они не учли – что нашлась группа, которая возглавила вооруженное крестьянство. Группа, выросшая из русского марксизма и русского терроризма партия большевиков, небольшая по сравнению с размерами государственного аппарата, боевая централизованная организация. Которая, во-первых, вышла за пределы логики цареубийства, которая очень длительное время была руководящий у разного толка революционеров и бунтовщиков. Кстати говоря, они тоже ничего сами не придумали, цареубийство было и без всяких революционеров традиционным способом корректировать наследование в Российской Империи. Прекрасно справлялись с задачей цареубийства ближайшие к трону деятели, когда нужно было с их точки зрения исправить недостатки наследования, наследственной монархии.
СУ: Знаешь, как бы я это сформулировал: убийство царей было делом царей, а тут народ взял на себя царское право.
ТС: Да, террористы в этом смысле провозглашали одно: раз вы сами себя убиваете, то и мы имеем право вас убивать. И как мы знаем, если это не получилось в 1825 году. Там, кстати говоря, речь шла просто о том, что трон займет Константин, который и должен был его занять по старшинству. Александра II уже все-таки убили, реально убили. Александра III почти убили, террористы я имею в виду, его взорвали, поезд сошел с рельсов, здоровье его пострадало, он умер раньше, чем, наверное, мог бы. Но Николая II убили уже вдогонку вместе с семьей, так сказать для закрепления результата.
Но когда Ленин в известном своем, так сказать, самоопределении заявил, что мы пойдем другим путем, то есть не так как его старший брат Александр, который тоже занимался проектом цареубийства. То Ленин выработал одну главную позицию политическую всей своей жизни и всего что потом он делал: дело не в том, чтобы сместить царя, дело в том, чтобы взять власть.
Революционеры никогда такой цели не ставили, ясней всего это в кодексе Нечаева написано. Дело революционера какое? – все разрушить. Старое разрушить, старое мешает, а новое вырастет естественным путем. Кстати, то же самое говорили белогвардейцы: нам надо этого врага убить, который мешает, только на этот раз уже мешал уже не царь и не самодержавие, уже мешали большевики, а дальше в России все вырастет естественным путем. Если ты вспомнишь философию рынка от Егора Гайдара: надо убрать то, что мешает, а дальше все вырастет естественным путем. В этом смысле эта революционная традиция никуда не делась и до конца XX века не исчезла.
Но, тем не менее, ленинский подход был совершенно другим: ничего само не вырастет, надо все будет строить, делать, а соответственно для этого надо прийти к власти. Этого целеполагания ни у каких революционеров никогда не было, потому что это целеполагание требует совершенно иных оснований. А что строить и на основании чего? В России произошло то, чего на Западе никто не ждал, что само по себе тоже любопытно – почему не ждали. А именно: власть в России воспроизвелась, несмотря на то что предыдущее государство, предыдущие все властные организмы так скажем, которые способны ее продуцировать все были уничтожены до абсолютного нуля, до полной анархии.
Власть воспроизвелась на основаниях знания, причем знания научного типа, ядром этого знания был марксизм, но не только, конечно, марксизм. В принципе можно говорить в целом о социологии как о новом типе знания, о попытке построить знания об обществе на тех же началах, на которых оно было достаточно успешно построено о неживой природе. То есть на основе социальной физики – так скажем. Но поскольку всякая физика решительно отвергают всякую метафизику, то социальная метафизика радикально отвергалась. Это и была критика идеализма, которую проводил Ленин, в этом идеологическое содержание этой критики. Утверждение материализма – это сугубо ленинская, конечно, идея о том, что мы будем все строить на основании законов социальной физики, которые мы вроде как уже знаем или по крайней мере мы понимаем, что сделан шаг в отношении их раскрытия, и этот шаг будет не менее успешным, чем соответственно успехи той самой физики, которая берется за образец. Соответственно любые науки о духе как основа социального знания были отвергнуты как идеализм, вплоть до религии.
И эта группа людей, являющаяся боевой организацией, имела не просто террористические намерения, она имела намерение прийти к власти и установить власть научного знания. Это очень сильно сближает все это с Государством Платона, то есть, по существу, это есть его прямая реализация – платоновского проекта, потому что философы приходят к власти, философы, а не какие-то другие люди и только они знают как построить социальную жизнь людей. Люди знания – это, вообще-то, произошло в истории человечества впервые: в чистом виде и в гигантских масштабах, учитывая с одной стороны размеры территории России, а с другой стороны, степень ее влияния на мировые процессы
Из этого источника власть воспроизвелась и начала строить новое государство – то государство, которое будет воспроизводить власть уже этого типа, а не какую-то другую. Но, однако, чтобы построить это государство, нужно было проделать большую работу.
И вообще-то сама эта власть, которая свое государство только строит, и делает это совершенно осознанно и целенаправленно, с неизбежностью стоит вне этого государства, над ним. Она лишь частично делегирует туда свои институты, свои полномочия, лишь участвует в этом государстве, ни в коем случае не подчиняет себя ему целиком. Эта власть не одевает на себя эту форму государства, она создает его как бы во вне себя. Это не диктатура, конечно, никакая не диктатура, потому что диктатура — это нормальная форма государства и власти, ничего в ней особенного нет.
Это политическая монополия и эта политическая монополия и оформилась как особая роль коммунистической партии, сначала партии большевиков, впоследствии коммунистической партии Советского Союза как основной силы политической, которая формирует государство и дает ему некоторое предназначение. Оно формирует это государство, во-первых, как народное – как политическое тело народа, и это строится уже не на институте представительства, а на прямом участии народной массы в государственных делах, кстати, следовательно, и в политике. Появляется народная политика.
Все то, что мы знаем, как репрессии, это есть феномен, точнее один из феноменов, одно из проявлений народной политики. Когда народ начинает массово заниматься политической деятельностью, а мы должны понимать, что политическая деятельность несет на себе специфические жизненные риски и происходит при условии принятия на себя неограниченной ответственности. А эта ответственность ничем не ограничена. Это тебе не коммерция.
Но, с другой стороны, это государство, которое создается политической монополией, как новой властью, нового типа властью, которая свои основания предъявляет исключительно как основания знания социального, причем знания научного типа, по образцу социальной физики. Эта политическая монополия создает это государство не просто как народное, а как систему жизнеобеспечения народа. Это принципиально. Если мы посмотрим, откуда вырос план ГОЭЛРО, и вообще вся деятельность плановая Советской власти, которая, кстати, и стала народным делом, потому что создание этих суперсистем хозяйственных и стало тем народным делом, которое позволило подняться из крестьянского состояния в совершенно другое культурное, политическое и цивилизованное состояние огромным массам народа. Эти планы, вообще-то, надо прочесть книжку, я очень рекомендую, ее рекламировали, но может быть недостаточно внятно. Она называется «Кристалл Роста». Не знаю, ты читал ее, нет?
СУ: Да, я ее прочитал, когда она еще в электронном виде вышла. Многие вещи, документы еще со времен «Однако», то есть я следил за творчеством автора, скажу я тебе, больше.
ТС: Правильно. У нее есть одновременная недостаток и достоинство. Там в абстрагированном виде изложена экономическая история СССР, абстрагировано от политического процесса. Там совершенно кристально ясно, в этом «Кристалле Роста», что проект государства всеобщего благосостояния, основанного на такой масштабной в пределах всей страны рационализации использования природных ресурсов, труда и промышленных форм организации хозяйства – он вообще-то был никаким не Карлом Марксом придуман. Он был придуман, хотя рождался, конечно, он тоже в контексте марксизма, но, во-первых, это Карл Каутский. Его, наверное, все-таки надо марксистом считать.
А технически, как реализуемый проект, то есть не просто утопию, а то, что рассчитано экономически и инженерно, сделал человек, которого звали Карл Баллод, или Карлис Балодис, потому что жил он в Риге, его звали его и так тоже – на латышский манер. Этот проект сделан в самые последние годы благополучного и цветущего 19 века. Когда казалось, что все хорошо и ничего страшного больше никогда не случится. Этот проект был тогда посчитан, он был сделан для страны, которая называлась Германия, потому что считал проектировщик, что это самая потенциально пригодная для этого страна. И идея была в том, чтобы обогнать Англию – основного конкурента Германии. И обогнать ее, задействовав народ, то есть, это проект народного государства, потому что предполагалось, что в результате вырастет благосостояние всего народа. Все, кто работает, станут втрое-вчетверо богаче в результате высвобождения системной выгоды, системного эффекта. И это было доказательством того, что есть системный эффект, который превышает прибыль частного предприятия – основной формы организации экономики в Англии.
Что частный организатор, конечно, все может рационализовать, но только в пределах своего предприятия. А если произвести рационализацию экономической деятельности в масштабах государства, а не предприятия, то возникнет прибыль и экономический эффект, несопоставимый с прибылью частного предприятия, и соответственно совокупности частных предприятий. И этот эффект в силу своего способа происхождения, окажется распределенным между всеми участниками. Дело было за малым: какое государство возьмется реализовывать этот проект?
Государство Германия этот проект не восприняло и не собиралось его реализовывать. Этот проект реализовывало Советское государство. Этот проект и был взят в качестве зародыша и ядра создания народного русского, в смысле политической культуры, государства как системы жизнеобеспечения всего народа. Вот что было сделано.
Поэтому я и говорю, что политическая монополия и власть нового типа в России опиралась не только на социальную физику, но она опиралась и на проект, подобный проекту Карла Баллода. А взяв его разрабатывать для России, естественно, его сильно увеличили в масштабах и его спроектировали заново для российских условий, российской действительности. И, собственно говоря, на этом и был построен фантастический экономический рост, который Советский Союз демонстрировал в течение 20 лет, как минимум, то есть с самого конца НЭПа до смерти Сталина. 20 лет был рост в 13-14 процентов в среднем ежегодно. На плечах этого роста, собственно, стоит и победа в Великой Отечественной войне, и выход в космос, и создание атомной промышленности.
То есть вся советская цивилизация стоит на плечах этого роста. На плечах реализации идеи и проекта, а не утопии какой-то коммунистической – проекта государства всеобщего благосостояния. Особенностью, которая позволила реализовать этот проект, явилось как раз появление власти нового типа, которая за это взялась, за свое дело. Никакая другая предшествовавшая власть и государство не брались за проект такого типа. Почему они за них не брались, могли ли взяться, — это вопрос, как говорится, не к нам с тобой, пускай выясняют те, чьи государства этим заниматься не захотели. Но это — возникшее как бы из ничего новое властное сословие, можно сказать, потому что в общем-то партия конечно была сословием, потому что в нее принимали.
Она была формально отделена от всех остальных людей. Нельзя было быть членом коммунистической партии, тем более членом партии большевиков, в том смысле в котором сегодня люди вступают или не вступают в какие-то партии парламентские, или просто им сочувствуют, или голосуют за них. Но находится в виртуальном политическом бытийствовании. Тут ничего виртуального нет, тут все предельно реально. Если ты хочешь быть большевиком, коммунистом – вступай, но помни, что дальше ты несешь неограниченную ответственность за свои действия. Неограниченную. Вплоть до того, что тебе придется расплатиться своей жизнью, если придется.
Это сословие и стало основным властным сословием и телом политической монополии, стоявшей над государством. А государство стало системой жизнеобеспечения народа и вобрало в себя народ практически без остатков. Процесс этого всасывания, впитывания народа в государство, которое этот же народ и строит, и использует — это и было историей Советского Союза. Это было историей Советского Союза. Это и есть устройство Красной власти, которое с одной стороны стояло над государством, с другой стороны его строило, а технически это выражалось в том, что крестьяне переезжали в города и там они переставали быть крестьянами.
Ты помнишь, что у нас была в 60-е и 70-е года целая литература литераторов-деревенщиков, — по-моему, так они назывались, — которая оплакивала смерть деревни.
СУ: Да, это целое явление было.
ТС: И, кстати говоря, особая мода была на это дело. Хотя при этом, можно, конечно, оплакивать состояние человека, привязанного к земле, и даже если он не крепостной в политическом смысле слова, но он все равно останется крепостным в хозяйственном смысле, потому что он никуда от этой земли и ковыряния в ней деться не может, со всеми вытекающими из этого последствиями, до его жизни, образования, потому что на это уходит все его время с раннего утра до позднего вечера. И, конечно, можно это оплакивать и делать на этом капитал литературный, но это и было историческое дело, это и было решением крестьянского вопроса в России, как это ни странно.
Так как нас, в общем-то, и учили исторические диалектики. Решение крестьянского вопроса заключалось в исчезновении крестьянства и в переформатировании этого крестьянства в жителей города и работников предприятий, и заводов, и фабрик. И в получении ими образования начального, среднего и высшего в конечном счете и превращение их в государственных людей, потому что у нас, в общем-то, любой завод, фабрика или учреждение были государственными, осуществляли государственную деятельность, и ответственность людей на этих местах была тоже государственной. Пусть не такой беспощадной и неограниченной, как ответственность коммунистов, но высокой степени была ответственность.
А человек, который несет ответственность и отвечает за что-то, растет. Это основной опыт, который показали коммуны Макаренко, о чем я говорил уже в прошлый раз. Если вы хотите сделать бандита и беспризорника человеком, ему надо дать ответственное дело, за которое он будет отвечать, и тогда он будет человеком, почувствует себя человеком. Вот что произошло.
В этом смысле можно сказать, что произошло разрастание этого неформального, неофициального крестьянского траста, который так и не получил у нас правового оформления, поскольку требовалось бы для этого прибегать к правовым формам из другой правовой семьи. И надо сказать, что и в советское время тоже этого оформления не произошло. Но фактически получилось вот что: все имущество хозяйственное, как имевшееся на момент учреждения нового государства, новой власти, так и вновь созданное, объявлялось народным достоянием. Это принципиально. И фактически, я думаю, передавалось в траст государству для управления этим имуществом.
Ты понимаешь, чем траст отличается от романо-германской собственности?
СУ: Конечно, в трасте есть самое главное ощущение, что это все коллективная собственность, и в том числе есть тема мотивации.
ТС: Дело не только в ощущении. Траст может быть и индивидуальный. Откуда рос траст? Например, отправляется английский моряк пиратствовать, мягко говоря, остается у него семья. А он присылает денежки домой, а потом его еще и там за морями убьют где-то в офшоре. А семья не может сама управлять деньгами, потому что это женщины и дети. Кто-то должен управлять этими деньгами. Так этим управляют специально назначенные люди. Кто-то назначает управляющих, кто-то управляет, а доходы от управления делятся.
СУ: А главное – доверие. Не то, что мы подписали где-то у нотариуса, а доверие.
ТС: Да, основой является доверие. Да, совершенно, верно, как основная практика правоприменения, применяется доверие. А почему необходимость есть в доверии? Потому что все отношения, которые можно рассматривать как отношения собственности, но с точки зрения романо-германской концепции, которая заключается в единстве, владения, распоряжения и использования. Если через эту призму смотреть на отношения траста, то окажется, что все эти отношения как бы урезаны, они не полны. А дополняются где-то в другом месте, а то, что связывает все эти урезанные правоотношения – это и есть доверие. Это траст.
По существу, все советское имущество находилось в трасте у государства, не в собственности государства, ни в коем случае, а в трасте. Значит, правового описания этот факт не получил, и закрепления. Потому что юридическая концепция у нас так как была романо-германская, так и осталась – довлеющая культура правовая. И все ограничивалось такими политическими эвфемизмами, что это общенародная собственность. Так оно и было.
Забегая вперед, могу сказать, что в тот момент, когда государство объявило буквально общенародную собственность государственной, и произошло отчуждение народного имущества от народа. Последующая приватизация была всего лишь реализацией прав собственника, а именно государства – собственник что хочет со своей собственностью, то и делает – романо-германский собственник. Если это его: хочет – уничтожит, хочет – подарит кому-нибудь.
Так что, все произошло, между прочим, в советское время. В тот момент, когда фактически производилась ликвидация траста. Фактическая ликвидация фактического траста. И общенародная собственность была объявлена государственной. Трюк был в этот момент произведен правовой.
Вернемся теперь немножко назад. Получается, партия была учредителем этого траста, государство, создаваемое народное государство было управляющим, а имущество, находящееся в трасте – народным. И масса людей исполняла разные функции по управлению этим имуществом. Каждый на своем месте. Директор школы – в кабинете директора школы, директор завода – в кабинете директора завода, начальник цеха, соответственно, в своей каптёрке начальника цеха. И массовое участие в государственной деятельности, по существу, и было основным механизмом подъема народа. Потому что дело не в том, что начали учить грамоте, книжки дали читать. Естественно, без грамоты и книжек ничего не будет — это понятно.
Но если будет только грамота и только книжки, то получится та интеллигенция, которая ходила в народ XIX веке c весьма, так сказать, расплывчатыми, непонятными и утопическими намерениями. А люди растут в деятельности, включаясь в деятельность, начиная заниматься конкретным делом, начиная заниматься делом построения государства и управления им как массовым делом. Не в качестве выбранных лиц, а в качестве тех, кто несет конкретную ответственность на конкретных участках. Люди начали расти. И тогда им понадобились и грамота, и книжки, и музыка, и кинофильмы, и архитектура, и все остальное прочее, что составляет объем понятия культуры.
И этот массовый подъем народа, то есть крестьянства в российском варианте, к культуре, к государственной деятельности и к политической деятельности и стал в общем сутью советской истории. Вот что произошло. Все это естественно есть определенная емкость или жизненный цикл.
Многие, кто уже после войны, в 60-е был недоволен Советской властью внутри самого Советского Союза, считал, что она какая-то не такая. Она действительно не такая, потому что она построена заново на новых основаниях и в общем-то у нее нет аналогов в прошлом никаких. Но думали, что это надолго, что это на сотни лет. Был правда один человек, который предсказывал совершенно определенно конец проекта Советского Союза. Это Лев Троцкий, и у него есть книжка, которая называется, если мне память не изменяет, «Что такое СССР и что его ждет», по-моему, так она называется [«Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?»]. Она написана в 30-е годы еще и в принципе там все рассказано, что будет с СССР. Но учитывая то, что мы до сих пор воспринимаем фигуру Троцкого через призму, которую установил Сталин, так же как и Сталина мы воспринимаем через призму, которую установил Хрущев. В общем мы не очень понимаем роль этого человека в проекте советской власти, Советского Союза. Поэтому я должен сказать пару слов о Троцком. Есть тут какие-то вопросы промежуточные?
СУ: У меня есть ряд тезисов, которые я себе помечал по ходу пьесы. С момента огосударствления новой власти очень важно, что с момента, когда государя демонтировали, трон, то в общем-то и Керенском изначально тоже хотели видеть, потому что я сейчас почитал очень интересную книгу Бехтерева, где он как раз реакции описывает на материале событий как раз февральской и октябрьской революций, что происходило в Петрограде. То есть несмотря на то, что ненавистного снесли, буквально сразу возникло такое же огосударствление Керенского, то есть то, что ты объяснял – тело народа. То есть государь как тело народа. Потом такое же моментальное разочарование и потом точно такое же ожидание от Владимира Ленина.
Это первое у меня, собственно, было добавление. То есть ожидания были изначальные такого типа власти.
ТС: Да, мы этого мы специально коснемся, потому что, конечно, от Керенского ждали, что он будет новым царем. А он ни в коей мере не был не то что царем, он и премьером-то не был. И от Ленина ждали того же, что мечта о народном царе воплотится. Она и воплотилась, но в значительной степени, конечно, не прямо сразу воплотилась, потому что у Ленина было очень мало времени на ее воплощение. Ее воплотил Сталин задним числом, то есть он установил такую призму по отношению к Ленину и объектив исторического взгляда, что для тех поколений, которые Ленина, в общем, и не знали, и не видели, – он уже умер к тому моменту, Ленин стал иконой. И он стал народным царем в значительной степени задним числом. А реальным народным царем потом стал Сталин, действующим.
В этом смысле, да, действительно, Россия может быть только империей и только монархией. Монархией – не значит наследственной, но монархией.
СУ: И тут получается, что, собственно, у нас же Ленина постоянно смешивают в кучу, а у Ленина четко выделяется период – ленинизм, скажем так, как макиавеллизм, то есть как приход, удержание и употребление власти. А потом, то, что ты описывал проект, как практику политической философии, то есть которую они редуцировали до идеологии всем понятной. И, мне кажется, что для того, чтобы разобраться вообще в Ленине. И это основа путаницы и критики, в том, что надо разбирать две разные сущности, потому что они очень важны. Потому что борьба за власть это, как ты правильно говоришь, то, чем страдает интеллигенция – все критиковать, либо до терроризма укатиться, а что делать, в общем-то? Поэтому, мне кажется, макиавеллизм, как приход, и удержание, и употребление власти Ленина, вообще отдельно требует разбора, потому что это очень…
ТС: Это главная роль Ленина. Насколько это макиавеллизм? Макиавеллизм в смысле технического наследия.
СУ: Да, именно.
ТС: Потому что основания-то власти были другие, чем во времена Макиавелли.
СУ: Нет, я имею в виду именно как техническое, Макиавелли как максимальный прагматизм в деле борьбы, удержания и употребления власти.
ТС: Макиавелли был политтехнологом, его бы сейчас так назвали в широком смысле слова, не в смысле маркетингового подхода. Но давай к Ленину вернемся.
Ленин действительно, я уже сказал, что его главная, главная его заслуга в том, что он привнес в революционное движение и саму идею, что надо прийти к власти и, следовательно, что-то делать и брать на себя ответственность. Он это действительно обеспечивал сразу после революции октября 1917 года. Хотя надо понимать, что его роль в этой революции была очень сильно преувеличена Сталиным с тем, чтобы преуменьшить роль Троцкого. Потому что все-таки вооружением отрядов рабочих, назначением даты восстания и вообще всем делом практическим занимался Троцкий, а не Ленин. И Троцкий впоследствии создавал Красную армию, а что делал в это время Ленин, пока он болел достаточно сильно. Интересно, ведь как только Ленин действительно создал эту ситуацию впервые, что они взяли власть, не что-то другое, а именно власть.
Им очень заинтересовались англосаксы и потянулись в Кремль. Визит Герберта Уэллса известен. И надо понимать, что хотя Герберт Уэллс нам знаком именно как писатель, но вообще-то говоря он идеолог и политик в качестве идеолога, то есть это один из самых высших рангов политических, которые только есть в Британии. И он поехал проверять, что это такое – эта «Россия во мгле», этот человек, который сидит в Кремле и мечтает, хотя вокруг полный хаос и разруха. Это очень интересное заключение Герберта Уэллса. Надо понимать, как британцы формулируют свои мысли и что находится в фигурах умолчания. Этот мечтательский…
СУ: Бренд родился политический, да? Маленький кремлевский мечтатель.
ТС: Да. Это попытка отформатировать его и употребить. Но есть и другой визит, который менее известен, а между прочим, он очень важен. У Вудро Вильсона в те времена был личный представитель – Буллит его фамилия, – известный тем, что он потом вместе с Фрейдом написал книгу о Вудро Вильсоне, как о психологическом типе. Этот Буллит потом, позже значительно был послом в России, но это позже, а именно сразу после революции он приезжал к Ленину посмотреть, то есть не от англичан, а от американцев, от американского президента. Посмотреть, что это такое, кто это вообще? Что это за прыщ на ровном месте вскочил?
И что пишет Буллит, это очень любопытно. А Ленин обсуждал с ним, не согласится ли Вудро Вильсон и вообще власть американская на то, что признает новую Советскую Россию, и Ленина признает в качестве ее руководителя, в обмен на то, что пространство этой России будет приблизительно ограничено Московским царством. А там дальше будут другие какие-то республики, дальневосточные, сибирские, будут независимые национальные республики. Не согласятся ли они на такой вариант? То есть фактически на вариант дробления Российской империи на демократических началах.
И Буллит поехал с этим к Вудро Вильсону, между прочим. Другое дело, что Вудро Вильсону было не до того, Вудро Вильсон мыслил в тот момент категориями всемирного порядка, который будет устанавливать Америка, и он конструировал Лигу наций. А что там Ленин, сколько он еще проживет в этом своем Кремле было непонятно, что с ним договариваться или не договариваться, о чем и вообще, чего спрашивать – раздробим без всякого его на это согласия. Зачем нам для этого его признавать?
Это очень характерная история, показывающая, что с одной стороны, Ленин был абсолютно незаменим как человек, который удерживал целостность большевистской организации в политическом смысле, зацементировал ее, так сказать, крепление к власти, ею же захваченной. Но с другой стороны, что конкретно делать, было ему не очень понятно.
Зато это было понятно Льву Троцкому, что надо воевать. Что революция не окончилась. Ведь по существу, то, что мы называем гражданской войной, было продолжением революции. Поэтому так уж шельмовать концепцию непрерывной революции, которую Троцкий получил от Парвуса, а Парвус, соответственно, вывел ее из основных текстов марксизма. Где она имела несколько иной, более широкий, более фундаментальный смысл. Но Красная армия была построена на идее продолжения революции. В принципе, как и армия Наполеона Бонапарта, была построена на продолжение революции во Франции. Как революционная армия.
СУ: Так это же никто и не скрывал. Рождение НОАК, то есть Народно-освободительной армии Китая. Она же родилась от Красной армии нашей.
ТС: Да, конечно, это и есть перманентная революция в действии. Не надо считать, что это какая-то утопия. Но самое главное, что Троцкий считал, что, да, революция произошла в столицах, но она должна еще произойти по всей остальной территории страны. А как это можно осуществить? Значит, надо революционизировать народные массы и из них создать армию. С оружием эти массы уже умели обращаться, воевать они умели. Но только нужно было им объяснить, что теперь это нужно сделать для того, чтобы, так сказать, продолжить дело революции.
Понятно, что политически движущим мотивом была раздача земли, то есть решение земельного вопроса окончательное. Крестьяне должны были получить землю, поэтому они и согласны были за это погибать. Но этого одного экономического мотива было бы недостаточно. Абсолютно было бы недостаточно. Поэтому мы сегодня слушали песню красноармейца, где этот мотив непрерывной революции, продолжения революции. Это была революционная война, она была не гражданской, конечно. Гражданская война предполагает возможность примирения после решения того вопроса, из-за которого происходит ссора. А тут никакого примирения быть не могло, в принципе.
И Троцкий создал Красную армию. И эта армия осуществила революционное изменение жизни и социального порядка на всей территории страны. И Ленин этому помогал политически. Но на этом жизнь Ленина закончилась, он был больше не нужен. И поэтому он умер. Его никто не убивал. Это во многом исторический механизм. Человек выполнил свое предназначение, и он ушел. Троцкий был огромной величиной. Может быть, даже самый первой, после смерти Ленина.
Как мы знаем, он, по-моему, если мне память не изменяет, даже не поехал его хоронить. А почему? Потому что он считал, что он сделал больше, чем Ленин. И дальше пошел. Дальнейшая история – это закат его личной политической значимости, потому что он предположил, что он может и экономические процессы подчинить логике военного строительства. Идея трудовых армий, военный коммунизм — это, собственно, идея Троцкого. Дело не в распределении, не в насильственном изъятии и распределении продуктов труда, а в том, что сам труд будет организован так же, как организована армия. То есть, как трудовая армия. И это провалилось начинание.
Не может быть так организован труд и хозяйство, как организовано военное дело. Из этого ничего не получится. И на этом Троцкий съехал с той линии восхождения политического, на которую он встал благодаря красноармейским делам.
Перескакивая сразу через несколько глав. Я нашел у себя на полке книжку эту. Она называется «Преданная революция. Что такое СССР и куда он идет?». Куда он идет. Это издание существенным образом 1937-го года, в Испании издано. Там, где свободна была революция и она не была предана, по мнению Льва Троцкого. Там, где в революционном движении участвовали все силы – и анархисты, и социалисты, и коммунисты разного толка. Но к чему это привело в Испании, мы знаем. Они проиграли в результате.
Сталин, наблюдая за этим испанским дебютом, сделал вывод, который должен был сделать. Что, если он не добьется политического единства внутри страны, то новая власть войну не переживет с немцами, продолжение германской войны не переживет. И он добился этого политического единства. В частности, и Троцкий сгинул в результате этого. Потому что Троцкий добивался этого многообразия политического спектра внутри, хотя бы внутри самой коммунистической партии. Чтобы официально существовали фракции, чтобы была дискуссия, борьба была внутриполитическая за власть внутри коммунистической партии. Чтобы это все было. Глядя на Испанию, и на испанские события, Сталин пришел к выводу, что этого всего не нужно, потому что тут-то нам и будет крышка.
Но за что убили Троцкого? За что его, как сказать, ликвидировали? Я так думаю, что его ликвидировали за это. За этот вывод: что такое СССР и куда он идет. Потому что Троцкий предсказывает в этой книге очень любопытную вещь, которая полностью реализовалась. И это личный упрек Сталину, что ты, дорогой друг Иосиф, вместо той боевой организации, которую мы с тобой создавали, и которая была верна идеалам революции, а для меня что важно? То есть историческую цель перед собой ставила и жертвовала собой ради достижения этой цели. Ты создал новую бюрократию.
А Сталин действительно был вынужден принять в партию, даже не просто Сталин, это в принципе потребностью государственного строительства диктовалось: партия должна была контролировать строящее государство, но государство — это десятки тысяч должностей, сотни тысяч должностей. Значит, сама партия, чтобы контролировать это, чтобы оставаться политической монополией, тоже должна была вырасти в своем численном составе. И туда начали принимать ровно кого? Тех, про кого ты говорил, — меньшинства из инородцев, пролетариат, то есть тех немногочисленных рабочих, которые были в России, которых, конечно же, в соответствии с логикой, пролетарской революции, абсолютно ни на какую революцию не хватало. А на то, чтобы пополнить аппарат партии, хватало. Оттуда начали рекрутировать людей, которые ни с какими историческими амбициями, целями не были связаны. И из них возникла новая партийная машина, которая перемолола остатки той революционной организации ленинского типа, которая шла к захвату власти.
И Троцкий квалифицировал это как появление новой бюрократии, которой, Иосиф Виссарионович, ты не объяснишь, что она должна собой жертвовать, и что она должна к историческим целям каким-то стремиться. Она рано или поздно сформирует собственный интерес имущественный. Прямо Троцкий так и писал: отсюда и возникнут новые хозяева концернов и акционерных обществ, в которые превратятся в ваши советские предприятия. Любопытно, правда? Так ведь все и получилось, да?
СУ: Да.
ТС: И я так думаю, что за это предсказание, за то, что напророчил он ему это дело, Сталин его и убил. Потому что, как бы судьба Кассандры постигла Льва Троцкого. При этом, понимаешь, можно, конечно, попытаться проигнорировать его предсказание на том основании, что он-то это все делал, рассуждая о непрерывной мировой революции. Но, понимаешь, гипотеза о мировой революции сама по себе не так уж неправдоподобна. Но дело даже не в этом. Может быть революция или не может быть мировая – это обстоятельство никак не влияет на предсказательную силу рассуждения, потому что утверждалось, по существу, что: если партия отказывается от исторического масштаба целей, она неизбежно станет бюрократией, которая дальше потом просто, что будет делать? – капитализироваться, и все. Которая захочет ограничить свою ответственность, уйти от политических рисков и стать собственниками этого самого имущества, которое до этого было общенародным. Вот что предсказывал Троцкий. Это предсказание было абсолютно справедливым, оно реализовалось.
А то, что мы мало понимаем роль Троцкого — это потому, что, устраняя его с политического ландшафта российского Сталин и установил соответствующие призмы, через которые мы должны смотреть на него. А точнее вообще не смотреть, а возможно не знать, что такой деятель Красной власти, о которой мы сейчас говорим, вообще был и какова его роль. И в обиходе осталось только это выражение забавное: «врет как Троцкий», или «врать как Троцкий». Его объявили патологическим лгуном. Естественно, потому что он говорил вещи нелицеприятные и не пригодные для политического употребления внутри страны.
СУ: И самое главное, он знал как устроена та самая власть.
ТС: Да, безусловно. Он отвечал за ее военный компонент. Соответственно, атака Сталина на армию перед Великой Отечественной войной в общем-то тоже этим в основном и была мотивирована. Тем, чтобы ликвидировать даже зародыш троцкизма внутри армии, потому что армию создавал Троцкий, а не Сталин. Красная армия — это творение Льва Троцкого. И неудивительно, что она в принципе была восприимчива к его идеям. Поэтому пришлось очистить от этой политической скверны и организм армии, без этого армия воевать бы не стала должным образом. Вот что важно понимать.
И опять-таки перескакивая через несколько глав, что мы можем сказать. Да, в 60-е годы начался закат Красной власти, власти КПСС в первую очередь. Потому что что оказалось? В войне победили, во всяком случае отодвинули, как и говорил Сталин, отодвинули следующую войну как минимум на 50 лет. Кстати, очень точен был Иосиф Виссарионович в своих прогнозах. Если добавить к 1945 году 50, то как раз получим наше время. Отодвинули. Оружие, защиты и щит создали. Народ перевели из крестьянского состояния в состояние образованного городского жителя, работающего в индустриальном хозяйстве. Перевели. Поднялся народ. Стал книжки читать. Как в советском фильме было сказано: «А не взяться ли нам за, так сказать, за Вильяма нашего Шекспира». Нашего Шекспира. Вот что важно.
СУ: Рабочие театры — это вообще уникальное явление.
ТС: Да, нашего Шекспира. Поднялся народ и поменял свое качество. Народное государство, являвшееся системой жизнеобеспечения, было создано.
Тут я должен сделать маленькое дополнение более широкого плана. Потому что в чем заключается английская логика – современное население зависит от технологических масштабных систем жизнеобеспечения. Миллионы людей вместо сотен тысяч могут жить только потому, что есть этот технологический аппарат пост-неолитический, то есть использующий не только животный мир, поставленный на службу человека, но и мир неорганический, то есть неорганическую энергию – энергию ископаемых, металлов, топлива, это все. С английской точки зрения эти системы жизнеобеспечения, от которых зависят миллионы людей, должны находиться в частных руках. Зачем? Чтобы регулировать численность этого населения.
Чтобы в нужный момент увеличивать или уменьшать мощность этих систем сообразно тому, что сочтет правильным элита. Это же самое называется биополитикой, как ты понимаешь.
СУ: Это все об одном и том же, только с разных ракурсов.
ТС: Да, конечно. Советская точка зрения, точка зрения советского народного государства заключалась в том, что ни в коем случае массовые системы жизнеобеспечения не могут находиться в частных руках. Все россказни про то, что в частных руках они эффективнее, это все – демагогия, потому что эффективность определяется вообще другим – технологией определяется. Технология везде одна и та же. А то, кто будет решать включить или выключить эту систему, — принципиально. И если от этой системы зависит жизнь миллионов людей, она не может находиться в частных руках. Она должна находится в руках государства, и это государство должно быть народным. Вот в чем здесь дело.
Когда мы начнем обсуждать постсоветскую историю, наверное, уже в следующий раз, если опять-таки нам не понадобится еще раз пройти советский период в следующий раз, перейдем. Это то, что не удалось сделать американскому внешнему управлению в России – разрезать, в частности, Газпром на части, разрезать на части железные дороги, разрезать на части трубопроводы, разрезать на части систему электроснабжения. И, соответственно, приватизировать причальные стенки, взлетно-посадочные полосы и так далее. Это как было инфраструктурой народного государства, как системой жизнеобеспечения, так и осталось. С этого, кстати, начался наш конфликт, уже постсоветский, с Западом. Что ж вы, гады, не передали системы жизнеобеспечения населения в частные руки? Вы должны были это сделать, а вы не передали.
И мы увидим несколько иной взгляд на Ельцина и на разных других деятелей, чем это принято сейчас в вульгарно-патриотической демагогии. Потому что это Ельцин не стал этого делать. Не дал. Понятно, что и сам Газпром этого не дал сделать и другие монополии, как их называли.
Поэтому советское государство, как система жизнеобеспечения, было создано, но оно, смотри, интересно: оно ведь как государство было неполноценным и урезанным. Оно не решало вопросы войны и мира, оно не решало вопросы политики, в собственном смысле слова. То есть про то, какой образ жизни будет являться главным и определяющим в стране. Каков стиль жизни. Этого оно не определяло, это государство. Это все определяла партия.
И тут возникла ситуация, которую предсказывал Лев Давидович – коммунистическая партия последовательно утратила исторический масштаб своих претензий. И, кстати говоря, в истории нашей страны в советский период есть явления, которые указывают, что попытки делались. По идее, нужно было дальше заниматься политической суверенизацией созданного народного государства, которое создано было сначала как хозяйственный механизм, но должно было быть наделено последовательно политическими функциями. В этом, по идее, должна была быть планомерная линия развития. И компартия должна была бы свои политические функции планомерно передавать советскому государству, над которым она стояла, как политическая монополия.
Но она этого делать не стала. Потому что тогда нужно было бы отвечать на вопрос: хорошо, мы эти политические функции государству передаем, а в чем тогда роль самой коммунистической партии? Как в чем? Продолжать историческое целеполагание. Ответить на вопрос, какова следующая историческая цель нашей страны, нашего народа, куда мы должны идти. И этого они не только не смогли, не стали этого делать. Просто не стали. Это мы и знаем как застой.
В принципе, начал это еще Хрущев. Но к эпохе Брежнева это все уже оформилось в качестве стоп-схемы. Мы прочно встали на тормоза. Политически это выразилось как разрядка напряженности, которую нам предложила та сторона, заметь. Разрядка напряженности, идея конвергенции систем, что постепенно – в принципе, о чем спорить: что наша система, что ваша – все в принципе одно и то же. Вопрос в том, сколько мы произведем продукта и как распределим его между гражданами. Программа коммунистической партии акцептировала, по существу, всю идеологию потребительского общества и начала конвергенцию. Начала конвергенцию.
Историки нашей внутренней политики говорят о том, что основные споры между разными центрами влияния внутри верхушки коммунистической партии заключались в том, через кого будем входить в цивилизованное человечество. Через американцев или через британцев. Потому что были оба варианта.
Горбачев появился не неизвестно откуда. Он был финалом этого процесса. Его по большому счету назначили в качестве ликвидатора коммунистической партии, а следовательно, Советского Союза, потому что Советский Союз удерживался в качестве единой системы социальной только коммунистической партией. А в его учредительных документах было записано, в декларации об образовании Советского Союза, что республики входят в него с правом выхода и остаются в нем на договорных основах и только до тех пор, пока считают это разумным для себя.
Поэтому единственная сила, которая удерживала их вместе, это была политическая монополия, стоявшая над всеми ними. Как только она исчезла, самоликвидировалась, никаких начал политических, скрепляющих, этот союз не осталось и он, естественно, распался. Он и должен был распасться. Поэтому Горбачев был ликвидатором КПСС, и он был ликвидатором Советского Союза назначенным. И он, кстати говоря, и разменял эту должность на должность президента Советского Союза. Любопытно, да? В обмен на что? В обмен на отказ от статьи в Конституции, что Коммунистическая партия является руководящей и направляющей силой, то есть монополией политической.
Но дело не только в этом его конкретном поступке политическом, а вообще во всей истории его появления, того, кто его двигал и как его двигал, потому что у него покровителей было немеряно. Практически все основные центры силы внутри Коммунистической партии были его покровителями и основные действующие фигуры. Так что он – выращенный внутри этой системы ликвидатор, который реализовал программу самоликвидации политической монополии.
И в тот момент, когда она самоликвидировалась, что произошло? То есть, самоликвидировалась она именно потому, что она отказалась от дальнейшего исторического целеполагания. То, что она занялась приватизацией, это тоже понятно, это опять-таки предсказывал Лев Давидович. А, помимо того, что разошлись в стороны республики, и окраина отошла от ядра империи, движимая националистическими побуждениями, но их природу мы должны будем отдельно обсудить.
Еще оказалась вторая вещь. Государство, которое было построено, было народное. Да, оно провело приватизацию, но не того ядра системы жизнеобеспечения, которое лежало в его основании. Ядро осталось и государство осталось народным. Но это государство было предельно слабо и не потому, что оно раздало имущество, совсем не поэтому. А поскольку политические функции не были им освоены в предыдущей истории. Все то время, что в принципе, оно должно было бы их осваивать, то есть начиная, грубо говоря, по большому счету, это можно было начинать делать сразу после войны. Есть основания считать, что Сталин это и планировал, но у него это не получилось. Как и Ленин, он выполнил свою функцию и вынужден был умереть в свое время.
Это время потеряно, оно тогда было потеряно, с 1960, условно говоря, или с 1955 года. 1985 – эти 30 лет выпали. И мы сейчас их догоняли. Нам понадобились эти 30 лет, то есть начиная с 1991 по 2021, чтобы догнать. Потому что программа суверенизации и суверенитета, которую провозгласил Путин, не сразу провозгласил, но делать начал сразу, заключалась в том, чтобы народное государство, представляющее из себя хозяйственный организм, инфраструктуру жизнеобеспечения, приобрело необходимые ему для полноценного исторического существования политические функции. Что эту политику не будет диктовать кто-то извне, например, Америка, у которой 200 лет нет политической истории полноценной.
Нет, опираясь на собственную историю тысячелетнюю народа и пятисотлетнюю историю государства, народное государство должно само вырастить свою политическую сферу и восстановить свою политическую дееспособность полноценную и полную. Это уже история постсоветской России. Она в этом заключается. А платим мы за то, что победители немецкого фашизма, победив его, дальнейшую историческую работу делать не стали. Они, в этом смысле, пользовались плодами Победы, как это ни странно. И эти плоды разные или поздно закончились. В принципе, они закончились тогда, когда Сталин предсказывал, через 50 лет. Этот ресурс был полностью исчерпан.
Я помечаю еще тематику на будущее, что мы должны обязательно казус Китая обсудить в этом отношении. Что там происходило и почему коммунистическая партия Китая до сих пор жива и целехонька.
СУ: Еще есть ряд аспектов, которые я себе тоже пометил, без которых вообще не раскрывается тема про красную власть. Это, во-первых, тема, которую либералы называют “общественным договором”, а я, собственно, назову на своем языке – преодолением отчуждения между обществом и государством. То есть, сложная система взаимоотношений. И, собственно, у красной власти это была наиболее продуманная система заключения того самого…
ТС: Я категорический противник самой идеи общественного договора, потому что я считаю, что это незаконное совершенно распространение конструкции частного права на право публичное. Такого договора в публичном праве быть не может. Поэтому либералы так называют это. Но нас Руссо куда звал? Вообще-то, надо понимать, что он нас в лес звал, обратно к первобытному бытию. Ни в какой лес мы не пойдем. Это совершенно точно. Поэтому народное государство советское не было отчуждено от народа, потому что оно народом для народа и создавалось. Оно не было полноценно в политическом смысле, но отчуждено оно ни от кого не было.
Я пару обсуждений назад называл авторов, которых надо по теории власти читать. Я напоминаю: Александр Кожев, «Понятие власти», Мишель Фуко, [«Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы», «История безумия в классическую эпоху»] разумеется, и Грамши Антонио, потому что Антонио Грамши, сидя в тюрьме, имея возможность подумать, пришел к выводу, что государство строится не на насилии, а на согласии. Кстати, это согласие, которое никаким не является договором, Грамши называл гегемонией – особенностью власти, которая обеспечивает согласие с ней. И не просто, как писал Грамши, согласие вынужденное, а желание подчиняться активно. И без этого понять феномен власти просто невозможно. Еще один автор, который…
СУ: Конечно. Мы же начали с этого. Вопрос согласия, как добровольного, был, с одной стороны, преодолен красной властью через насилие: острая была конкуренция с другими центрами, которые…
ТС: Нет, насилие применяется в делах власти не к подвластным, а к конкурентам на власть.
СУ: Конечно, имеется в виду, что это все-таки было преодолено, а затем, скажем так, технология согласия внутри общества и между обществом и государством большевиками была поставлена на…
ТС: Да, и мы должны обсудить тему, но которую мы сегодня не успеем обсудить. Я ее в своем конспекте обозначил, но я ее обошел, потому что понимаю, что иначе мы не завершим ту мысль, которую начали. Мы должны обсудить технический коммунизм, то есть коллективизм советской власти, потому что именно это было тем механизмом, о котором ты спрашиваешь. И, кстати, это было основным пунктом полемики с Западом, потому что, вообще-то, коммунистическая идея, она же либеральная идея. Это же идея освобождения. Заметь, освобождения от чего? От государства, от собственности и от семьи.
И, кстати говоря, освобождение от собственности тоже очень интересно. Освобождение от собственности заключается не в том, чтобы отобрать чужую собственность и сделать ее своей, потому что закрепощен собственностью прежде всего сам собственник. Как коммунисты понимали противоположную сторону, как своего врага – они не понимают, что они не свободны. Мы и их должны освободить. Понимаешь, о чем я говорю?
СУ: Конечно, понимаю. Как человек, который осуществлял деятельность в мелком и среднем бизнесе, до этого осознания я не свободен.
СТ: А крупная собственность закрепощает еще больше. Я могу привести просто такой пример, он есть и в праве. Это называется принадлежность к главной вещи – что чему принадлежит в объективном смысле. Допустим, у тебя есть ключ, обычный ключ, которым ты открываешь свою квартиру. Скажи, пожалуйста, он хоть какой-нибудь смысл имеет без того замка, в который он вставляется?
СУ: Конечно.
ТС: У каждого в квартире есть старые ключи, про которые мы вообще даже не помним, от каких они замков, потому что этих замков давно нет. И даже нельзя это использовать в качестве болванки, переделать на другой ключ. Он уже испорчен. То есть, единственное, куда ты можешь его сдать это в металлолом. Так вот: ключ принадлежит замку, а не замок к ключу.
Владелец предприятия принадлежит предприятию, как принадлежность к главной вещи. А не предприятие принадлежит владельцу, в объективном смысле. Ведь речь шла об освобождении в объективном смысле, а не в субъективном. Не то, чтобы посчитаем себя свободными, а в том, что мы должны оказаться действительно в объективном смысле свободными. Поэтому коммунизм предполагал освободить прежде всего своих собственников от того, что их связывает. И сделать их людьми благодаря этому, чтобы они перестали отождествлять себя со своим имуществом. В этом смысле считать себя юридическим лицом, в первую очередь. Потому что лицо имущества — это юридическое лицо. И чтобы они вернулись в человеческое состояние.
Но, утверждали коммунистические идеологи, собственники не понимают своего несчастья – они считают, что они счастливы. Но мы им объясним, что они несчастливы, мы их освободим. Потому что это – сердце идеи освобождения.
Но обрати внимание, что Советский Союз не то, что не стал ликвидировать государство, он создал другое государство. Новое. Куда более мощное. Можно сказать, что советская власть преодолела исторический кризис государства, в который государство как институт попало в мировой истории. И прежде всего в европейской истории. Одновременно с развитием науки нового времени и капитализма таким, каким мы его знаем. Это было преодоление исторического кризиса государства, создание государства нового типа.
А от семьи, и соответственно, никто не стал отказываться вообще. Такие идеи, конечно, бродили в самом начале. Кстати, Троцкий, критикуя Сталина и сталинскую политику, на это прямо указывал. А как же вы отказались от одного из главных лозунгов свободы? Вы же оставили семью как тюрьму для человека. Поэтому тут все не так просто. Но и советский либерализм был коммунитарным, коллективным. Это очень любопытное явление. Потому что Запад отстаивал, что индивид только свободен может быть. А если он включен в коллектив, то он подчинен коллективу.
Тут есть проблема того, что такое личность. Как понимать личность?
СУ: Еще уникальность, мне кажется, красной власти была в том, что она претендовала на создание государства в любой точке мира. И этого больше всего и боялись. И, собственно, дело не в троцкизме, Сталин же пошел другим путем. Он переключился на Юго-Восточную Азию и потом Африка, Латинская Америка. Это же тоже по наработкам. В этом опасность была.
ТС: Понимаешь, в чем дело, Сталин в каком-то смысле был троцкистом большим, чем сам Троцкий. Сталин сделал вывод из всей нашей истории начальной, что революция, наверное, возможно мировая, но только на плечах Красной армии. Она, возможна туда, куда дойдет Красная армия, там и будет революция. А без Красной армии сама она нигде не возникнет. Что, в принципе, Сталин и делал. И Троцкого, он упрекал только в том, что ты, Лев, вообще-то говоря, идешь назад, ты же сам создал Красную армию и без Красной армии никакая революция ни по какой России бы не распространилась. О чем ты говоришь? Была бы куча буржуазных республик, особенно там, где люди достаточно зажиточные – в Сибири или на Дальнем Востоке, где почти не было крепостных крестьян, просто их не было исторически там.
И чего им, спрашивается, поддерживать твою Красную власть? Ты же сам создал Красную армию, так, а что ты теперь рассказываешь нам про то, что революция сама произойдет в Германии? Не произойдет. Туда, куда Красная армия дойдет, там она и произойдет. Что, кстати говоря, он и доказал, Иосиф Виссарионович практически по результатам Второй мировой войны, не только Великой Отечественной. Потому что нельзя сказать, что мы не участвовали во Второй мировой войне – участвовали, потому что, что же было результатом нашего участия именно во Второй мировой войне, а не просто в Великой Отечественной, как не появление социалистических государств в Восточной Европе?
СУ: И последующее в Азии.
ТС: И дальше в Азии, в Латинской Америке, в Африке, везде, где мы вмешивались. Туда, куда дойдет Красная армия, туда дойдет и мировая революция. Это был тезис Сталина, который, как бы они сказали, снимал бы идеологию Троцкого. Но он ее и снял.
СУ: Тимофей, не только мировая революция, туда придет и иное государство вместе с Красной армией.
ТС: Да, конечно. Потому что это и есть сталинизм, а не троцкизм. Потому что революция должна завершиться созданием другого государства – нового типа. В этом была ленинская мысль, в этом Сталин был наследником и продолжателем и преемником Ленина. А Троцкий не был, как это ни странно, он и не хотел. Потому что ленинизм и сталинизм, в конечном счете, утверждали, что революция нужна только для того, чтобы преодолеть кризис государства, чтобы создать другое государство.
СУ: К чему я: мы же сейчас обсуждаем расширение тем, мне кажется, что нужно обсудить – еще нужно отдельно обсудить именно идеологический империализм Красной власти. Так я для себя обозначил.
ТС: Да, обозначим это так – красная власть и Империя?
СУ: Да.
ТС: Красная власть между империей и мировой революцией – таким образом.
СУ: Да, именно показать конкуренцию, потому что в чем особенность? Все-таки империализм Запада, он же скрытый, да? То есть проводите реформы, понятно, что все закамуфлировано, как мы говорим, с помощью маркетинга. И государство как-то само по себе прорастет, да? Оно у вас организуется. А отличие именно красного империализма было в том, что мы вам расскажем, покажем, где надо врагов поможем уничтожить. И вот вам целый рецепт, то, что ты говоришь максимально технически.
ТС: Я категориально уже ответил на этот вопрос, но можно его предметно анонсировать.
СУ: Да.
ТС: Потому что мы под государством теперь понимаем контроль над системами массового жизнеобеспечения. Вот что мы понимаем под государством. А они по-прежнему понимают полицию и армию, только лишь и все. А все остальное должно находиться в частных руках, потому что иначе как ты будешь геноцид организовывать, когда понадобится. Они же мальтузианцы все, они же все трясутся, так сказать, от того, что не хватит на всех бутербродов с маслом. И второе, что мы должны обсудить, это коммунализм советской власти, то есть ее коллективный характер. Потому что в этом она тоже противостояла жестко, именно в этом, потому что в принципе это тот же самый либерализм. Только в профиль, как говорится.
СУ: Согласен. Я себе это обозначил как производство общинного типа. Да, ровно в этом тоже нужно разобраться. Согласен. Собственно, тогда делаем тему следующей встречи расширением по этим направлениям, чтобы уже предметно разобраться. Да?
ТС: Да, я думаю, что да.
СУ: Да, это было бы правильно. Что, Тимофей Николаевич, спасибо тебе большое. Продвигаемся все ближе и ближе к современности. Это у нас был шестой Философский субботник, не считая вводной части, когда мы обсуждали методологию и мышление. Уважаемые товарищи, напоминаю, что все у нас проходит в Телеграме тоже есть. На Яндекс.Музыке, на Гугл.Подкастах с некоторым запозданием выходят в улучшенном качестве все наши диалоги. Слушайте их там. Там кто нам помогает. Кстати, наши товарищи из Киева, о которых нельзя сейчас говорить, помогают с этим. Спасибо вам большое. Тимофей, благодарю. Всем — до новых встреч. Это был Философский субботник, Семен Уралов, подписывайтесь, поддерживайте. До новых встреч.
ТС: Спасибо. До свидания.
СУ: Пока.
Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка
Was this helpful?
6 / 0