Мэтью Блэкбёрн (МБ): Прошло пять месяцев, а самые оптимистичные с точки зрения Запада и Украины прогнозы о том, что Россия распадется, не сбылись. Не оправдались и самые пессимистичные оценки, согласно которым Россия быстро одержит победу. Так что мы находимся в некоей серой зоне, и я постараюсь сбалансировать картину преемственности и перемен.
Я не стану использовать единый лозунг для описания системы Путина, потому что, на мой взгляд, очень легко скатиться к использованию одного мифа, который все объясняет, однако это не то, чем должны заниматься аналитики. Мы должны сохранять сложность.
Сегодня я не буду рассматривать свое собственное мнение или то, что, по моему мнению, должно произойти или должно быть. Я просто сосредоточусь на попытке понять влияние вторжения на эти различные области.
Заранее могу сказать, что по итогам этих пяти месяцев я вижу в российской политике больше преемственности, чем перемен. Но мы очень быстро пройдемся по структуре этого разговора.
Поэтому, прежде чем говорить о воздействии, мне необходимо охарактеризовать систему Путина, и в течение летней школы вы получите мнение многих разных людей, аналитиков, которые дадут свою характеристику, я уверен, по-разному.
И как только я это сделаю, мы посмотрим на влияние войны в сфере идей, нарративов, ценностей и того месседжа, которое идет из Кремля к населению и элитам.
Затем я рассмотрю структурные основы, причем под структурными я подразумеваю структуры управления, государственную бюрократию, способность государства предоставлять определенные ключевые услуги, его технократические возможности, а также экономические показатели.
Да, и третья область — я рассматриваю фракционную политику, баланс политических групп, приближенных к власти.
После каждого раздела я буду останавливаться и давать возможность ответить на вопросы и ответы в течение 5-10 минут, чтобы мы могли передохнуть от прослушивания меня и моего монолога.
Затем мы сделаем перерыв после того, как я охарактеризую систему Путина, сделаем перерыв после других разделов и закончим вопросами и ответами.
Поскольку в одной лекции я рассматриваю все эти три вещи, очевидно, что я не вдаюсь в такие подробности, как если бы я сосредоточился только на одной из них. Поэтому я пропущу некоторые детали, но с удовольствием отвечу на вопросы после каждой паузы, где вы сможете уточнить то, что вам нужно, или что вы хотели бы проверить или уточнить.
Итак, начнем с того, что попытаемся охарактеризовать эту систему вплоть до 2018 года. В основном я бы сказал, что некоторые важные изменения произошли после 2018 года, и мы можем вернуться к этому позже.
Но есть пять элементов, которые я хочу выделить.
Первый — это то, что я бы назвал этатизмом, а также средства легитимации путинской системы. Под этатизмом я не имею в виду какую-то полностью проработанную идеологию. Я имею в виду своеобразную трактовку политики через призму силы государства и его суверенитета. Это и территориальная целостность, и процессы государственного строительства, и обещания макроэкономической стабильности, и выплата долгов, и интеграция в мировую экономику на условиях России, и восстановление статуса великой державы, и проецирование силы вовне.
И, конечно, все это ведет к конфликту с Западом.
В целом можно сказать, что статистское мировоззрение, которое проталкивалось и развивалось в течение последних 20 лет, имеет широкую легитимность примерно у 60-65% населения, если судить по данным опросов. И вот эти 60%, они бы оценили основные достижения правительства и государства в том, чтобы просто удержать Россию от распада и иметь работоспособное государство.
В большинстве западных обществ эти вещи не считаются достижениями, но в контексте сравнения с 90-ми годами они таковыми являются.
Итак, если резюмировать этот вид общественного договора, то, как я его вижу, до вторжения президент или режим обеспечивает прочность государства в том, что касается порядка, социального порядка, территориальной целостности и макроэкономической стабильности, а также национальной независимости, статуса великой державы.
При этом люди мирятся с коррупцией, слабостью институтов, проблемами, связанными с управлением, при условии, что государство не станет слишком навязчивым, слишком хищническим по отношению к ним как к индивидам. Поэтому они не вмешиваются в политическую активность и смиряются. Народ смиряется, элиты смиряются. Демократизация, гражданские права, верховенство закона — все это не стоит на повестке дня.
Таким образом, этой картиной легитимации я пытаюсь показать, что путинская система опирается на некоторые процедуры дееспособности государства, управления страной и демонстрации себя как легитимного государственного строителя. Это и работа государственных институтов, и экономическая стабильность.
А еще есть убеждение, что приоритет государства — это самое главное, что удерживает государство. К этому я, конечно, вернусь чуть позже.
Второй элемент моей характеристики — это, конечно, то, как делается политика.
Я бы все же сказал, что вплоть до вторжения Россия представляла собой электоральную авторитарную систему, находящуюся между двумя категориями — закрытым авторитаризмом (Северная Корея, Китай) и либеральной демократией (Швеция или Швейцария).
Электоральная авторитарная система — это сохранение и использование демократических форм и процедур при одновременном управлении и манипулировании результатами выборов, чтобы партия власти, «Единая Россия» и президент оставались у власти, оставались на своих местах.
Для чего все это нужно?
Зачем нужна эта электоральная авторитарная система, если можно обойтись закрытой авторитарной системой Китая, ведь один из ключевых источников легитимности — это выборы в стиле референдума, на которых большинство голосов получают партия власти и президент. И когда это будет сделано, в такой системе политические разногласия деполитизируются.
Противостояние между группами управляется, с тем чтобы оно не вышло на поверхность и не вызвало нестабильности в глазах Кремля. Таким образом, эта электоральная авторитарная система не прерывается демократической сменой, и, с точки зрения Кремля, это позволяет технократическому управлению и государственному планированию иметь большую преемственность, чем в случае смены правительства. Я имею в виду прошлый год, смену людей во власти.
Наконец, дело в том, что при электоральном авторитаризме существует своеобразная система, которую можно назвать административным режимом, стоящим над конституционными государственными институтами, такими как Дума или губернаторы регионов. Административный режим осуществляет мониторинг и контроль политических и социальных событий.
Таким образом, в России существует своего рода двойное государство. У вас есть реальные институты, которые работают, а затем есть административный режим, который работает поверх них, — администрация президента.
Третья ключевая характеристика системы заключается в том, что, на мой взгляд, она идеологически плюралистична, и в политике присутствует идеологическое разнообразие. Ни одна идеология не является гегемонистской.
Своеобразный подход Путина к политике можно охарактеризовать как центризм вплоть до последнего времени. Он пытается встать над основными идеологическими фракциями. Он не приемлет ни радикального национализма, ни радикального либерализма, ни коммунизма, ни даже глобализма. Он отвергает все это.
И вместо этого у него появился этатизм, который, на мой взгляд, не является полноценной радикальной идеологией, но к этому мы вернемся позже, если захотим поговорить об идеологии. С 2012 года происходит сдвиг в сторону более секьюритизированного патриотизма, основанного на эмоциях, в отношении России и глобальной политики, а также Запада как врага.
И в этом контексте плюрализм, конечно, уменьшился, особенно для некоторых либералов. Половина политзаключенных в России сегодня — националисты, так же как Навальный и его последователи, по состоянию на 2021 год.
И репрессии, и исключение из политики я бы охарактеризовал не как сталинизм или национал-социализм, а скорее как латиноамериканские избирательные авторитарные режимы XX века, где левые марксистско-социалистические группы были вытеснены из политики и был создан своего рода вступительный тест на соответствие патриотическим правилам или лояльность государству.
Итак, достаточно сказать, что в этой идеологически плюралистической характеристике такие категории, как левые и правые, не столь полезны для прямолинейного развертывания в российском контексте.
И мы возвращаемся к той мысли, что в России существует такая вещь, как фракционная политика. Ну, фракционная политика есть во всех политических системах, конечно. В контексте России я выделяю четыре фракции, которые могут стать, скажем так, предметом дискуссии для других аналитиков, которые придут сегодня и в течение всей летней школы.
Я указываю на силовиков и военно-промышленный комплекс. Достаточно сказать, что это была группировка, влияние и мощь которой росли с 2012 года по мере того, как мы проходили через напряжение секьюритизации с Западом. Это очень хорошо финансируемая фракция, состоящая из множества различных частей, и мы можем рассказать о ней подробнее позже, если в этом есть интерес. Достаточно сказать, что различные части этой фракции фактически конкурируют друг с другом и достаточно сильно расходятся в своих интересах, чтобы можно было говорить о том, что они не всегда действуют как единая фракция.
Вторая фракция — это верхний уровень государственной бюрократии, вершина вертикали власти. И опять же, это также разделено на несколько конкурирующих пересекающихся структур. Администрация президента, аппарат центрального правительства, федеральные министерства, губернаторы регионов.
Третья часть — либеральный финансовый бизнес-блок. Отчасти это связано с установлением экономической политики в России. Так что Центральный банк России, Министерство финансов, Министерство экономического развития — в общем, неолибералы по своему мировоззрению. И зачастую они представляют интересы российских миллиардеров, а иногда и миллионеров. Хотя вопрос об олигархах — сложный, есть разные олигархи, прикрепленные к разным фракциям. Таким образом, сами олигархи не образуют фракцию, как это было при Ельцине.
Наконец, широкий спектр политически приемлемых групп, которые мы могли бы назвать нелиберальными с западной, либеральной точки зрения. Сейчас это неотрадиция, под которой я понимаю традиционные ценности, консерватизм, православную церковь, но также и евразийские идеологии. И эти группы могут быть более радикальными в том, что они хотели бы изменить в России, чем Путин в своих речах.
В какой-то степени можно сказать, что мы не знаем. Трудно продемонстрировать, насколько они влияют на Путина, но в этой четвертой фракции мы имеем широкий спектр НКО, аналитических центров, добровольческих армий, политически активных олигархов и, конечно, системную оппозицию — коммунистов, ЛДПР и «За Правду». Все эти партии подхватывают эти нелиберальные идеи и проталкивают различные идеи.
Я бы утверждал, что в этой характеристике Путин пытается удовлетворить эти фракции, проводя творческую политику, которая бы их устраивала.
Таким образом, с одной стороны, либеральные реформы 90-х годов не отменяются. Либералы остаются либералами определенного типа, лояльные статусные либералы остаются на влиятельных экономических постах.
Логика неолиберализма прослеживается во многих сферах экономики.
С другой стороны, в общественном договоре, который создал Путин, есть элементы советского общественного договора. Основные положения — это стабильный, растущий потенциал государства, социальное обеспечение и, конечно, использование энергетической ренты для поддержания некоторых отраслей, которые не приносят прибыли, но поддерживают жизнедеятельность общества.
И, конечно, мы знаем о традиционных ценностях, о политике, которую Кремль начал проводить с 2012 года, и о поддержке Русской православной церкви, которые удовлетворяют новый традиционный блок. И евразийская интеграция, и «поворот на Восток», и, конечно, противостояние с Западом. Эти вещи удовлетворяют силовиков и евразийскую группы.
Давид Дарчиашвили (ДД): То есть, как вы считаете, важно ли это, и если да, то где этот социальный слой разместить с точки зрения фракций? Я имею в виду организованную преступность.
Мэтью Блэкберн (МБ): Ага, хороший вопрос. Теперь все зависит от того, какой термин вы используете. Существует термин «мафиозное государство», который я не стал бы использовать в данном случае, поскольку это слишком похоже на слияние организованной преступности и политической элиты, что имело место в таких странах, как Мексика или страны Африки к югу от Сахары. Но здесь я бы сказал, что это некорректно.
Я также слышал термин «третье государство», который описывает эти теневые группы, которые пытаются влиять на результаты, и мы не можем за этим следить. Я считаю, что это важная часть. Я думаю, не Марк ли Галеотти написал об этом хорошую книгу? И я думаю, что это определенно так, я почти включил это в свой анализ, и я думаю, что это может быть интегрировано.
И вопрос в том, насколько в теневом мире силовикам удалось разрушить определенные сети организованной преступности и уменьшить их влияние? Но в какой степени замена этих организованных преступных группировок фактически представляет собой другой вид организованной преступности? Потому что мы знаем, есть много свидетельств того, что силовики, рейдеры берут деньги. Кроме того, есть обвинения во взяточничестве в ФСБ. Так что этим занимаются разные агентства.
Итак, хороший вопрос. И я думаю, что это обязательно должно присутствовать в нашем анализе характеристик этой системы. Но я не поместил его туда, потому что не могу найти доказательств, которые бы действительно привели к положительному результату. И я не берусь сказать, насколько коррумпирована Россия по сравнению с Турцией, Китаем или другими местами. Я действительно не могу дать вам такую характеристику. Поэтому я оставлю это без внимания.
Еще один вопрос.
МБ: Да, мы видим руку, поднятую Георгием Младеновым.
Георгий Младенов (ГМ): Что США и ЕС могли бы сделать, чтобы избежать войны на Украине? Ведь Путин находится у власти уже более 20 лет. Поэтому некоторые его действия можно было предсказать. Знаете, это мое мнение.
МБ: Да, я думаю, что это несколько выходит за рамки данной темы. Но я лишь очень коротко скажу, что дипломатические отношения между Америкой и Россией за последние 10 лет зашли в тупик, где российская сторона считает, что ее игнорируют, а американская — что у России есть амбиции расширить или нарушить мировой порядок, стать государством-изгоем.
Таким образом, с точки зрения внешнеполитического истеблишмента в Вашингтоне, они сделали то, что хотели, в том смысле, что они верили, что у них может быть конфронтация с Россией, и Россия рухнет. Внешнеполитический истеблишмент в Москве считал, что может противостоять Западу, и у него была «красная линия». И если они решат, что это необходимо, то применят жесткую силу против Запада. Против государства — клиента Запада, я говорю с точки зрения внешнеполитического истеблишмента в Москве, именно так они видят мир.
И следующий слайд — собственно, здесь я должен был остановиться, возможно, я допустил ошибку.
Попытка проанализировать сильные и слабые стороны этой системы в январе 2022 года. Я уже упоминал о макроэкономической стабильности, государственном потенциале, о том, что Россия играет более значительную роль в мировой политике, чем можно было бы предположить по ее фактическим показателям жесткой силы. Такое использование информационной войны, политики идентичности, действительно, приводит к определенной консолидации.
Говорилось о блоке 60-65%, я думаю, это видно и по опросам, и по успешному ведению реальной политики. Все это — источники стабильности.
Конечно, существуют источники стагнации, они угрожают будущему системы. И это присуще своего рода парадоксальным элементам путинской системы.
Один из них заключается в том, что они используют эти демократические формы и процедуры, но на самом деле существует страх перед демократией, поскольку демократия способна разрушить сложившийся порядок, статусный порядок, и привести к каким-то изменениям, смене режима или чему-то еще.
Таким образом, существует контроль над политическими дебатами. Выборы — это не совсем выбор, где можно изменить путь. Путь определяется сверху. Для чего же они нужны? И действительно ли это пространство, где элиты могут конкурировать? Или это пространство становится застойным и не является местом, где происходит реальная политика?
Вторая проблема — институты. Как можно развивать технократические институты, необходимые для технократических правительств и экономической эффективности, если вы собираетесь постоянно вмешиваться и произвольно воздействовать на эти институты?
Поэтому — вопрос, как создать сильные институты при такой системе, нам неизвестно.
Третья — экономический рост, стагнация последних 10 лет. И опять же, это связано не только с институтами, но и со всеми теми деньгами, которые идут в отстающие отрасли. А у вас все эти люди и все эти ресурсы вкладываются в совершенно неэффективные отрасли.
Неравенство — по всему населению.
Это одно из самых неравных обществ в мире, Россия, и это также внутри регионов, огромное региональное неравенство. И это, конечно, большая проблема.
И это приводит к вопросу о легитимности системы, при которой весь рост происходит в большинстве районов Петербурга, может быть, в Сочи, Тюмени и в подобных местах, но в остальных местах — стагнация.
Что это означает для политики?
Последняя проблема, которую вы могли бы обозначить в январе 2022 года, заключается в том, что то, как путинская система переходит к секьюритизации и этому образу России-крепости, в основном говорит о том, что Россия удерживает свои позиции против давления Запада или чего-то еще, но на самом деле это не является позитивным видением будущего.
Это просто удержание линии.
И потому что Путин и путинская система не берет грандиозную схему из какого-либо идеологического блока и не применяет ее достаточно системно, потому что это смесь, как я уже говорил на предыдущем слайде, это смесь различных идеологических политических выборов, потому что он не берет один из них.
Этот режим как бы застрял во времени, не имея никакого преобразующего видения будущего.
Просто держимся за то, что имеем.
Вот так я бы охарактеризовал ситуацию в январе 2022 года.
И для тех людей, которые пытаются проанализировать, что происходило в российской политике с 2018 по 2022 год, конечно, все меняется 24 февраля. И несмотря на то, что все это нарастало, я думаю, что многие аналитики, в том числе и я, просто не думали, что эта война произойдет, не думали, что она разразится. Итак, пять месяцев этой войны, и я попытаюсь сейчас рассказать о ее последствиях по трем направлениям.
И, конечно, все изменилось, потому что все поставлено на эту специальную военную операцию. И сейчас это — своего рода «пан или пропал», способный изменить атмосферу российской политики.
Я поднялся сюда, чтобы начать с этого вопроса об идеях, нарративах, ценностях. И я хочу сразу оговориться, что вторжение придает новый колорит и новую актуальность всем предыдущим сообщениям, но не меняет их. Основополагающие идеи были заложены еще до вторжения.
При этом никакой пропагандистской кампании, оправдывающей вторжение, до вторжения не было. Вместо этого такие ключевые фигуры, как Песков и даже Патрушев, заявили, что вторжения не будет. А тут вдруг такое. Таким образом, никакого серьезного толчка перед вторжением не было. А почему не было, это совершенно очевидно, потому что, ну, в какой-то степени, это очевидно, потому что опрос уже был.
Есть данные опросов, которые говорят о том, что Донбасс не находится в центре общественного внимания.
Вы не сможете мобилизовать людей по этому вопросу.
Около половины населения хотели бы видеть решение ситуации в Донбассе либо в присоединении к России, что в мае 2019 года составляло 27%, либо 29% выступали за его независимость. Это май 2019 года. Значит, остальная, вторая половина, не интересовалась этим вопросом.
Так что эта пропаганда Z, этот акцент на храбрости военных, это не массовое явление, да оно и не нужно, потому что в России нет мобилизации. Они не пытаются мобилизовать население. Так не делается. В подавляющем большинстве случаев 9 мая не связано с Z.
Вы видите людей, которые этим занимаются. Справа внизу — депутат Государственной Думы, муж которой выбрил на голове букву Z. Этакие классические картинки из социальных сетей, флешмобы. Кроме того, конечно же, Z используется в армии и появляется на некоторых зданиях. И два четких образа, которые возникли в результате войны на сегодняшний день, — это бабушка с советским флагом, которую оскорбляют украинские военные, но она все равно размахивает своим флагом. И дружелюбный мальчик Алеша.
С точки зрения ведения информационной войны это выглядит не слишком впечатляюще.
И создается впечатление, что Кремль в принципе готов допустить, что значительная часть населения вообще не будет в этом заинтересована, и не пытается превратить это в массовую мобилизацию. И они могут продолжать жить своей повседневной жизнью, насколько это возможно. В то время как профессионалы, военные, занимаются военными операциями.
Так оно и было.
Поэтому, чтобы сфокусировать внимание, остановимся немного на некоторых ключевых линиях, которые очень четко прозвучали в 2022 году. И я беру это из речей Путина, но я заметил, что когда смотришь на речи Путина, на их структуру и темы, которые в них поднимаются, а затем смотришь на лоялистов вокруг Путина, то обнаруживаешь, что они повторяют одни и те же темы. Есть много преемственности, может быть, по-другому все сделано, но это основные линии.
Значительная часть из них — оправдание специальной военной операции. И здесь я просто как бы пересказываю то, что читаю в кремлевской пресс-службе.
Первое — то, что вписывается в те нарративы о безопасности, которые десятилетиями присутствуют в кремлевском дискурсе. Расширение НАТО означает появление антироссийского авангардного государства-клиента, а значит, необходима демилитаризация. Это экзистенциальная угроза для России, и это повторяется снова и снова. И это играет на общем негативном отношении к США в российском обществе и сильном недоверии к США и НАТО. Так что с этой частью все понятно.
Вторая часть — это гуманитарное измерение, и именно здесь вы приходите к денацификации. Как они оправдывают денацификацию? Потому что они утверждают, что эти нацисты собираются убивать людей. Им потребуется денацификация. Иными словами, это не называется превентивной войной, но по сути это та часть обоснования, которая использует теорию превентивной войны. По существу.
И вот Путин в 2021 году пишет эссе об исторической близости русских и украинцев и о том, что Запад и украинские националисты перевернули все, и это надо остановить. Это находит отклик у многих россиян.
Третье — много морализаторства.
Русские — хорошие, западники — дегенераты.
Почему они вырождаются? Потому что они спровоцировали эту войну, они игнорируют дипломатию, они ненавидят русских, они нарушают свои собственные принципы. Поэтому, конечно, с 2014 года это стало заметно. После аннексии Крыма стало заметно, что государственные СМИ все чаще начинают свои репортажи с того, что смотрят на то, что говорят западные СМИ, и просто говорят: посмотрите, какие они сумасшедшие.
Так что в 2022 году это еще больше ускорилось, до такой степени, что примерно 80% ток-шоу или даже «Вестей» Киселёва — это ежедневные, еженедельные обновления. Все они были наполнены тем, что начинались с изложения того, что говорит западная пропаганда. Любое проявление западной нетерпимости, двойных стандартов, безумия, несправедливости или гиперболизации подхватывается и подсвечивается.
Многое из того, что говорят люди, критикующие НАТО на Западе, затем берется и используется Кремлем. Например, «воевать с Россией до последнего украинца». Это своего рода термин, который пришел от Миршаймера или кого-то другого, кто его использовал, возможно, это был Скотт Риттер. Это люди, которые критикуют НАТО внутри Запада или его политику на Украине. Поэтому они затем фильтруются.
Четвертый элемент очень старый, он также не новый. Это основанный на эмоциях нарратив о том, что Россия просто хочет занять справедливое место в мире, а ее игнорируют.
«Они нас ненавидят, они хотят, чтобы мы развалились».
Поэтому мы должны бороться за новый порядок, потому что это означает, что они получат наше основное достоинство, а мы сможем быть сильным и суверенным государством. Есть ноль, это как в двоичной системе. Либо ты сильное суверенное государство, либо ты ничто. Ты — колония, ты — раб. И это своего рода четвертый элемент.
А пятый элемент немного новее, но он был всегда. Но он несколько новее, поскольку направлен на то, чтобы убедить население в том, что краха не будет. Поэтому — сосредоточьтесь, посмотрите на показатели экономики, посмотрите на стабильность, которая у нас есть, или посмотрите, что наша операция выполняется совершенно естественно, как мы и планировали, все идет нормально, все в норме.
И вот пять элементов, о которых я бы сказал: насколько они отличаются от того, что происходило раньше?
Пожалуй, ключевое отличие, которое может быть спорным, заключается в том, что все эти вещи, о которых говорилось раньше, могут рассматриваться населением как более или менее актуальные по мере того, как мы проходим последние 20 лет. И, например, в 2008 году был небольшой всплеск, связанный с войной с Грузией. Потом 2014 год в Крыму, там всплеск. А в 2022 году происходит очередной всплеск.
Таким образом, мы видим, что использование внешней политики, когда внешняя политика сочетается с этими пятью нарративами, дает очень убедительный аргумент. И причина, по которой он более убедителен, заключается в том, что: посмотрите, что происходит, посмотрите на реальность, посмотрите, что они делают, посмотрите, что происходит на Украине.
Внезапно это стало реальностью.
Но, например, в 2019 году это было нереально. Донбасский конфликт, замороженный, продолжается, но к нему не такой большой интерес. Людей больше интересует экономика, уровень жизни. Так что в какой-то степени этот идейный сдвиг, очень трудно получить данные опросов и опираться на них.
Потому что в России опросные агентства, за исключением Левады, в значительной степени манипулируются государством, и на них оказывается сильное давление, чтобы они выдавали определенные цифры. Что касается «Левада-Центра», то на них оказывается огромное давление, и, честно говоря, удивительно, что они еще работают. Поэтому на данные опросов трудно полагаться.
Но там, в чате, был вопрос, и я сейчас выйду на экран.
Вопрос в чате был о том, насколько население всем этим недовольно или удовлетворено. Как я уже сказал, есть ядро, которое действительно стоит за Путиным и поддерживает ключевые основополагающие принципы путинской системы. И я бы сказал, что этот показатель достигает 60%. Кто-то может возразить, что он ниже — до 40, неважно. 40-60 — это основная база.
Затем есть аполитичная часть людей, а есть антирежимная часть, которая может достигать 20%. Зависит от того, как анализировать эти вещи. Теперь для антирежимной части возникает проблема, поскольку им приходится выбирать между молчанием и лояльностью режиму, которому они не верят.
Или третий вариант — критиковать режим, а это сейчас крайне сложно по причинам репрессий, но не только по причинам репрессий, потому что если ты критикуешь свою страну, когда она вовлечена в конфликт с другой страной, то в глазах многих людей ты — предатель. Поэтому у них есть такая проблема.
Демократическая оппозиция России, живущая сейчас в Европе, на мой взгляд, наносит себе огромный вред, когда призывает к развалу России. Это наносит им больший ущерб, чем могла бы нанести любая путинская пропаганда.
Они сами вредят своему делу.
Но это уже отдельная тема.
Вернемся к аполитичной группе в середине. Они очень важны. И я бы просто интуитивно сказал, что аполитичные люди, а их немало, переходят на позиции сторонников режима, чтобы поддержать военную операцию, потому что, по сути, у них нет другого выбора. Что они должны делать? «Поддержите Запад, поддержите санкции, поддержите киевское правительство». Вот как я это вижу.
Но если говорить о том, что это очень восторженная консолидация, как, например, начало Первой мировой войны, то люди выходили на улицы праздновать начало войны и в Берлине, и в Вене, и в Петербурге, и в Лондоне, и в Париже. Все они жаждали войны. В России дело обстоит иначе. В настоящее время это не так. И очень непростой вопрос.
Но я закончил там по идейным соображениям. А вопросы или комментарии? Я остановлюсь всего на 10 минут.
ДД: Итак, вопросы.
Не кажется ли вам, что было что-то, что вас спровоцировало на эти размышления?
МБ: Все было ортодоксально. Все было предсказуемо. Все было просто предсказуемо.
Тамар Толордава (ТТ): Какова роль российской диаспоры в эволюции, считаете ли вы ее важным актором?
МБ: Хорошо, я как бы затронул эту тему. Что, конечно, есть русская диаспора, и она состоит из них, навальнистов и более традиционных демократических либералов. А некоторые из них находятся в диаспоре уже много лет. Некоторые из них только что прибыли. Что вы имеете в виду под «важный актор». Я не думаю, что они являются важным участником дипломатии или достижения решения по войне. С точки зрения того, что они могут вести дискуссии и готовить новое поколение россиян к тому, что будет дальше. Я считаю, что это очень важно.
Я думаю, что русская диаспора после Октябрьской революции оказала влияние на советскую политику, которое часто недооценивается в исторической литературе. Так что да, я думаю, что, конечно, у нее есть своя роль, и надеюсь, что она конструктивная.
Но я бы сказал, что российская политика в ближайшие 10 лет будет в основном строиться по определенным правилам, где нужно проявлять лояльность государству и быть патриотом, что является своего рода навязыванием сверху. Но с этим согласен и значительный круг действующих политических игроков.
Поэтому любая оппозиционная группа, которая попытается атаковать Кремль и атаковать российское государство, я думаю, с трудом доберется до 70 или 80% голосов в России. Потому что они просто сыграют на руку российским пропагандистам, утверждающим, что они — пятая колонна.
Тамара Ткемаладзе (ТТк): Спасибо. Вы затронули многие вопросы, определяющие нынешний режим в России. Но мне хотелось бы узнать, каково ваше мнение о роли энергоресурсов и удержания огромной энергетической мощи для создания такой структуры в России?
МБ: Я как раз собираюсь подойти к этому вопросу в следующем разделе, когда буду рассматривать структурную динамику. И это касается и экономики, и энергетики. Я не экономист, но я постараюсь дать анализ этого, имея в виду, что все мы должны стараться слушать разных аналитиков из разных дисциплин, чтобы попытаться получить картину. Так что да, мы перейдем к этому вопросу.
Есть ли еще вопросы об идеологической сфере, сфере государственной пропаганды или легитимности?
ДД: Ну, тогда позвольте спросить. Прежде всего, об этих, скажем так, пораженческих настроениях российских демократов, находящихся за рубежом. Я бы сказал, российская демократическая эмиграция. В истории был случай, когда пораженцы в итоге победили и захватили власть. Такими были большевики.
Поэтому есть случаи, когда борьба против своего правительства может принести пользу.
И второе: как бы вы увязали денацификацию, эту гуманитарно-моралистическую идею с требованиями, которые в основном исходят от самого Путина и Медведева. И далее множится распространение того, что украинцы — это не нация, это искусственная нация. То есть для вас эти два понятия: денацификация и утверждение, что украинская нация искусственная, — объединены, или это две разные идеи?
МБ: Хороший вопрос.
Первый вопрос об оппозиции — я не тот человек, чтобы давать советы людям, которые были оппозиционными политиками в России. И я уважаю их храбрость, самоотверженность и энергию, которую они тратят на то, чтобы изменить свою страну. Поэтому я не пытаюсь читать им нотации. Но если вы спрашиваете мое мнение, то я бы сказал, что им следует оглянуться на балийский опыт и задаться вопросом, насколько он был полезен, насколько он был успешен. Вы должны быть тактичны.
А роль оппозиции заключается в том, чтобы пытаться указывать на политику и делать ее лучше. А для этого нужно строить программы, не вмешиваться в геополитику и большие статусные вещи, не брать их на себя напрямую. И почему? Зачем это делать?
Потому что в какой-то момент произойдет ослабление этого режима.
Надеюсь, что она не превратится в Северную Корею, но ослабнет в другом направлении. И тогда может быть найден путь возвращения в политику. А вот политика лояльности после ухода Путина, кто знает, какой она будет? Поэтому я бы рекомендовал, я бы советовал оппозиционерам не дискредитировать себя и не играть на идее смены режима. И что тогда вы войдете в правительство при смене режима.
Если будет смена режима, то они в любом случае будут участвовать.
Сейчас им нет необходимости поднимать шум по этому поводу. Они провели в Праге «Форум свободных российских наций» или что-то в этом роде, где призывали к развалу Советского Союза и распаду Российской Федерации.
Это подарок кремлевской пропаганде.
Они будут показывать это по государственным СМИ, возможно, если захотят. Я считаю, что это нарушает российское законодательство. Они не будут этого делать. Потому что она призывает к распаду Российской Федерации. Но как бы то ни было, это первое.
Второй момент, да, конечно, этот вопрос, это напряжение между этими двумя элементами, я не хочу вставать в позицию, когда я пытаюсь защищать Медведева за Путина и говорить, что их взгляды логичны, последовательны и непротиворечивы.
Денацификация связана с идеей о том, что украинское государство не имеет права на существование. Но я думаю, что стоит подискутировать о фактических утверждениях, которые они делают о том, что украинское государство не имеет права на существование. Они утверждают, что киевское правительство нелегитимно и было поставлено в результате государственного переворота, совершенного иностранными державами. Это не то же самое, что сказать, что само украинское государство вообще не имеет права на существование.
Поэтому я думаю, что здесь мы могли бы провести интересную дискуссию, в ходе которой мы рассмотрели бы противоречивые версии и выяснили, сколько из них действительно говорят об этом. Но кто-то может написать об этом статью. Мне не очень понятно, что они именно это и говорят, что Украина не имеет права на существование.
ДД: Извини, Мэтью, но почитай статью Путина про Украину, 2021 год.
МБ: Я много раз ее перечитывал и
не вижу, чтобы там было написано, что Украина не имеет права на существование.
ДД: Он обвиняет Ленина в создании Украины.
Именно так мы его и читаем.
МБ: Это территориальная протяженность Украины и вопрос о самоопределении народа на Украине. Но это не значит то же самое, что сказать, что Украина не имеет права на существование, она должна быть распущена как государство. Это не одно и то же.
Поэтому, я думаю, что по этому поводу можно было бы провести хорошую дискуссию, и люди могли бы попытаться заглянуть в текст.
В конце концов, они ведут себя так, как будто киевское правительство не имеет права, не имеет власти над Донбассом, Крымом и другими частями, которые они придумывают по ходу дела. Поэтому я с этим согласен.
Масштабы гуманитарной интервенции, когда они выходят за пределы Донбасса, если они выходят, у них есть Херсон за пределами Донбасса, если они выходят на Одессу или Харьков, то вдруг эта гуманитарная вещь, она уже не работает.
И это будет явно проект смены режима, который, опять же, не был озвучен: мы ведем войну до тех пор пока Зеленский не будет снят и украинское правительство не будет распущено. Они никогда не говорили об этом как о войне. Вместо этого они идут на денацификацию, потому что она более мутная, непонятно, где ее границы и что она, собственно, означает.
Итак, чтобы сделать последнее замечание, Дэвид, я бы сказал, что один из способов ответить на ваш вопрос заключается в том, что Кремль традиционно держит ситуацию в довольно грязном, мутном и противоречивом состоянии, чтобы дать себе пространство для маневра, особенно сейчас, в ходе этого вторжения.
Мариами Кахидзе (МК): Добрый вечер. Прежде всего, я хочу поблагодарить вас за очень, очень интересную презентацию.
У меня был тот же вопрос, на который ответил г-н Давид, но у меня есть еще один вопрос, касающийся пропаганды, о которой вы упомянули в своем выступлении. Мы говорим, что для больших изменений нужна масса людей, но в России эта пропаганда очень и очень сильна. И, например, у меня есть знакомая, которая жила в Херсоне, а ее мама была в Крыму. Она очень, очень переживала в начале войны, звонила, чтобы понять, как она, но была очень удивлена, потому что, по ее словам, она даже не знала, что на Украине идет война.
Как вы думаете, какое оружие лучше всего подходит для борьбы с пропагандой в России? Потому что люди в России не имеют правдивой информации, большинство из них.
МБ: Вы спрашиваете меня об Украине или о Западе?
MK: Нет, в России, пропаганда в России.
МБ: Люди, которые находятся в России, что они могут сделать для борьбы с пропагандой?
MK: Да, это очень сложно.
МБ: Ну, они могут попасть в тюрьму как узники совести. Именно такой вариант был предложен британцам во время Первой мировой войны, не согласным с войной. Цензура в военное время — это своего рода, есть такое высказывание, что первая жертва войны — это правда.
И, знаете, я уважаю людей, которые, например, отказываются служить в армии по соображениям совести. И я уважаю людей, которые являются узниками совести и отказываются говорить то, во что не верят. А российское правительство — скорее всего, нет.
И поэтому, если встать на позицию такого человека, как Александр Солженицын, то не надо врать.
И поскольку вы не лжете, другие люди видят правду. А раз нет, значит, с точки зрения морали, я считаю, что это правильно. Но вы просите людей разрушить всю их жизнь и, возможно, жизнь их семьи. И это большая просьба к людям. Поэтому я, конечно, не призываю людей делать это, но я восхищаюсь смелостью и мужеством людей, которые делают это, садятся в тюрьму и публикуют информацию. То есть, это то, что с либеральной точки зрения, если вы верите в классический либерализм, то вы восхищаетесь и принимаете эти действия как правильные с моральной точки зрения.
Итак, переходим к борьбе.
ТТ: Да, поэтому есть два вопроса и один комментарий. Так что я не знаю.
МБ: Да, я просто смотрю на них.
То есть вы говорите, что люди, живущие за границей, которые призывают, ну, вы знаете, будут восприниматься как предатели, а в условиях автократии это имеет значение? Как вы в целом оцениваете перспективы изменения [системы] ценностей?
Хороший вопрос.
Это очень непросто, потому что в России действительно существуют ценностные кластеры, и можно посмотреть на попытки политической социологии разделить их. Ценностные кластеры наиболее современных городов, в которых наблюдается экономический рост, больше людей, работающих в частном секторе, и они ориентируются на изменения, реформы, на то, чтобы сделать Россию более современной.
Потом, конечно, есть «ржавый пояс» — отрасли, которые поддерживаются государством, и они сейчас являются сердцем «Единой России». В 90-е годы они были очагами коммунистической партии, сейчас — очагами глубинной России.
В России также наблюдается феномен «библейского пояса», где есть религиозные или консервативные районы, особенно вокруг Тамбова, Пскова, Вологды, я думаю. Я должен проверить эти данные.
Так что я хочу сказать, что это сложная картина. Существуют различные кластеры ценностей, и поэтому всегда есть…
Имеет ли это значение? Да, это имеет значение, вся суть в том, что вы делаете. Если есть люди, которые, говоря по-русски, грамотные политики, они умны в понимании политики, понимают ценности населения, понимают разные группы и разные регионы, то они могут создать программу, которая будет гораздо лучше, чем «Единая Россия».
При условии, что они используют правильную программу и не пересекают красные линии, установленные в секьюритизированных областях, то теоретически они могут стать популярными в стране в целом. Тогда в этом движении могут быть отдельные люди, которые пользуются популярностью.
Навальный не пользуется популярностью в России.
Я говорю так. Я не думаю, что это спорно. Он не пользуется популярностью. Многие считают его агентом западной разведки. Он сам поставил себя в такое положение. Он храбрый человек, и я восхищаюсь им во многих отношениях, но он сам поставил себя в такое положение. Взявшись за Кремль и используя заголовок о коррупции, коррупционер сваливает государство, строит новый режим. Он пошел по этому пути.
Итак, хорошо. Надеюсь, я ответил на этот вопрос. Я не хочу получить, я хочу убедиться, что я охватил оставшуюся часть лекции. Поэтому я собираюсь двигаться дальше. Я ценю эти вопросы, они очень интересны. Поэтому я вернусь к своему экрану.
И опять же, возможно, я не смогу рассказать здесь все подробности, но следующая область была структурной. А структура, как я уже сказал, включает сюда и государственные структуры. Я включаю экономические показатели и деньги, которые перемещаются по стране, доходы, которые, конечно, чрезвычайно важны для любой страны. Особенно в такой стране, как Россия, где, можно сказать, одним из принципов российской политической системы является концепция покровительственной политики, когда есть президент, покровитель, есть самый большой покровитель на самом верху, и есть линии, идущие вниз, которые дают деньги за лояльность.
Конечно, это характерно для многих политических систем не-Запада, включая Турцию, Индию и Бразилию.
Так что нам не нужно здесь проявлять исключительность по отношению к России.
Так, что же должно было произойти? Ну, с точки зрения Запада, это был бы экономический блицкриг, и государственные структуры страны не справились бы. И Россия в той или иной степени распалась бы.
Почему люди на Западе так думали? Возможно, потому, что они применили эту логику к себе и представили, что будет, если на Западе у самых богатых людей конфисковать собственность, а лучшие корпорации и потребительские возможности исчезнут. Произошла бы инфляция национальной валюты.
Если бы такое произошло на Западе, правительство бы пало.
Так вот, этого не произошло потому, что многие на Западе неправильно понимали свойства российского государства. Они предпочитают видеть в нем мафиозное государство, хотя это лишь один из его элементов. Это не вся картина. Они не поняли настроений и культуры и не ожидали, что российская экономика обладает такой степенью адаптивности.
И, похоже, они также не ожидали, что санкции могут оказаться бумерангом, что это на самом деле обоюдоострый меч. Потому что если у вас есть страна, которая хорошо интегрирована в вашу экономику, то в случае санкций проигрывают обе стороны.
Поэтому хотелось бы остановиться на нескольких моментах, касающихся структурного воздействия на фундамент.
Первое, о чем я скажу:
то, что происходит с вертикалью власти, является продолжением методов управления COVID-19.
Я имею в виду, что в поправках к Конституции 2020 года произошла гиперцентрализация, в результате которой больше полномочий получили определенные институты, с которыми будет советоваться сам президент. Таким образом, это было как бы обновление ручного управления из администрации президента, чтобы Путин мог держать руку на пульсе самых разных событий.
Но в то же время была такая децентрализация губернаторов для управления ковидом, но с такой координацией Мишустина, Собянина как высшего руководителя региона, а Мишустина — премьер-министра, а также Роскомнадзора.
Ладно, в принципе, продолжение следует.
У вас есть президент, который выступает перед главами регионов, перед Думой и дает им основные приоритеты, а затем Дума и губернаторы регионов идут и пытаются их реализовать.
Следует отметить некоторые моменты, которые происходят. Конечно, прежде чем говорить об этом,
надо сказать, что в самом начале были большие экономические потери.
120 000 человек работают в иностранных западных компаниях, которые все ушли из России. Основные компании, которые занимаются транспортом, например, сетью высокоскоростных железных дорог, а также нефтегазовыми услугами, компаниями, обслуживающими энергетический сектор, западный и металлургический.
Многие партнерские отношения были нарушены. Был потерян доступ к технологиям. И поэтому сразу возникает вопрос о промышленном производстве и других вещах в России. Строительная отрасль лишилась мигрантов и доступа к сырью. Поэтому увеличивается стоимость строительства, домов и квартир. И тогда происходит падение доходов, которое оказывает давление на весь этот сектор.
Так что к концу апреля казалось, что Россия как бы справилась с этими потерями. Какие ключевые меры были приняты? Опять же, очень похоже на режим чрезвычайной ситуации, который действовал во время блокировок при ковиде, и на схожие способы работы. Самое интересное, что они сделали, это, конечно, совершили платежи малому и среднему бизнесу, чего не было при ковиде. При ковиде этого не сделали.
Российское правительство не давало денег, не использовало стратегические резервы, но предлагало их с 5 марта. В течение недели после военной операции они сделали это в качестве прямого ответа на санкции Запада. Президент принял решение о прекращении преследования за экономические преступления. Есть интересный сигнал, который показывает, что Путин понимает, что силовики могут нанести ущерб экономике и арестовать большое количество людей, не виновных в реальных преступлениях.
И вот экономических преступлений больше нет, а силовикам говорят: идите на фронт, тратьте все свое время на фронт и на политических диссидентов внутри России.
И это ваше основное занятие.
Налоговые платежи были приостановлены. Были снижены или даже отменены требования по возврату кредита. Были введены так называемые кредитные каникулы, увеличены социальные выплаты, минимальные зарплаты и пенсии были проиндексированы с учетом инфляции. Это экстренные меры. Они поддерживают промышленность, как это было очевидно и раньше.
И вот к концу апреля Путин произносит речи, в которых он вполне уверенно говорит: ну вот, мы удержали экономику, молодцы различные структуры государства. И он утверждал, что, несмотря на попытки Запада изолировать Россию, она останется открытой для партнерства и поддержки частного бизнеса и «ла-ла-ла».
Пропагандистская сторона этого, мы уже говорили о том, что «они пытаются нас уничтожить, но мы держимся». Между тем, о чем мы должны говорить, так это о том, что
некоторые эксперты очень рано предсказывали, что Россия немедленно вернется к советским методам.
Изоляционизм, автаркия, своеобразная закрытая экономика с мобилизационным и военно-промышленным лобби и фирмами, ориентированными только на выполнение плана внутреннего спроса.
Пока никаких доказательств этому нет. На Петербургском форуме, состоявшемся, кажется, в июне, Путин в официальных выражениях изложил подход России, согласно которому она не будет стремиться к изоляции, а будет искать новые партнерские отношения на не-Западе.
Во-вторых, по его словам, большое внимание уделяется свободе предпринимателей и поддержке их деятельности. А тут еще это снижение рейтинга силовиков.
В-третьих, это проведение ответственной сбалансированной макроэкономической политики, а это значит, что он собирается оставить контроль над экономикой в руках тех либералов, о которых я говорил ранее, в Центральном банке и Министерстве финансов.
И в-четвертых, сказал он, мы будем работать над тем, чтобы получить новые технологии, новые отрасли. Частично мы будем использовать советскую модель в военной области, но также будем развивать азиатские модели.
Вот что он сказал.
И, конечно, все это надо воспринимать с известной долей сомнения, потому что
есть большие сомнения в способности российской экономики выстоять в сложившейся ситуации.
Почему?
Ну, во-первых, сейчас рубль укрепился, инфляция снижается последние девять недель, но нет никаких гарантий, что так будет продолжаться. Прежде всего, мы должны посмотреть на те процессы, которые происходят в экономике. Во-первых, это обнищание населения. Безработица. Многие люди, работающие в тех или иных компаниях, сейчас находятся в отпусках, на отдыхе. Они не получают зарплату и не уволены. Но в сентябре все возвращаются на работу, и во многих отраслях будут увольнения. Они собираются увольнять людей, потому что не могут позволить себе их содержать.
Что сможет сделать с этим государство? Каким будет пособие по безработице? Каким будет создание рабочих мест? Затем возникает проблема деградации технической базы экономики. Отсутствие технических средств, необходимых для управления промышленностью, транспортной инфраструктурой, нефтегазовой отраслью. Будет ли импорт осуществляться из Китая? Найдут ли они способ импортировать эти вещи, которые раньше получали с Запада? Или произойдет деградация, связанная с техническими сбоями, и часть отрасли закроется?
Неужели государство действительно вмешается и заставит предприятия продолжать работать себе в убыток? Потому что это будет что-то новое, и будет непонятно, как это будет происходить. Для рядовых россиян вопрос о том, как планировать жизнь, будет очень сложным. Люди, которые планировали купить дом или автомобиль, теперь не знают, что делать. Так что общая неопределенность не есть хорошо в экономике. Это означает, что люди не тратят или тратят, но очень нерационально, неустойчиво, потому что пытаются избавиться от денег, считая, что они потом будут бесполезны, или что-то еще. Так что непонятно, где это происходит.
Интересен вопрос о том, что для современной экономики ИТ-сектор имеет такое же значение, как нефть. Я думаю, что это правда. Советую посмотреть Наталью Зубаревич, которая работает в МГУ, у нее много материалов на YouTube. Она экономист и действительно много занимается бизнесом, анализирует много бизнеса за последние несколько месяцев и очень хорошо. Я бы рекомендовал присмотреться к Наталье Зубаревич.
Но вернемся к этому разделу. На самом деле мы видим, что этот кризис в некотором смысле беспрецедентен. Это не похоже на предыдущие кризисы, как не похоже на крах Уолл-стрит в 1929 году. Это не экономический кризис 2009 года. В нем есть особый элемент, который заключается в том, что это совершенно беспрецедентный случай, когда вроде бы крупный производитель энергоресурсов выводится из глобальной экономики, а затем переходит на рынки незападных стран, не принимая при этом модель автаркии, как Советский Союз.
Напротив, это смешанная экономика. И поскольку в ней есть идеологическая составляющая, где есть идея, что нужно консолидироваться и работать на страну, затянуть пояса и держать оборону, ждать прорыва, ждать победы, неважно, ждать нового геополитического порядка. Это даст определенную, возможно, определенную способность структур держаться, потому что люди, работающие в этих структурах, продолжают работать.
И это ключевой момент.
Если люди начнут уходить или отворачиваться, то структуры не будут работать, если люди, работающие в них, не верят в то, что они делают. При этом можно сколько угодно рассуждать об идеях, но если говорить по существу, то российская экономика часто зависела от экспорта энергоносителей.
До вторжения доля доходов государственного бюджета от энергетики составляла примерно 30-38%. С апреля, в мае, июне этот показатель вырос до 60%. И причина тому — огромный рост цен на энергоносители. И хотя они продают меньше энергии, они получают больше денег в процентном отношении к своему бюджету. Конечно, в том числе и потому, что другие сектора экономики не работают.
Это еще один момент, на который следует обратить внимание.
Очень трудно предсказать, что произойдет. Я не могу этого сделать. И никто не должен пытаться это делать. Предсказать невозможно. Многие говорят о том, что будет большое падение ВВП и возникнет огромная проблема импорта. Как получить то, что раньше импортировалось.
Сейчас сила рубля в том, что они ничего не импортируют и продают много энергии. Поэтому, конечно, рубль укрепляется.
Но между тем, если посмотреть на российский промышленный сектор, то у него тройная проблема.
Первая проблема заключается в том, что сильный рубль никогда не приносит пользы экспортерам.
Вторая проблема — как транспортировать оборудование в такие места, как Индия или куда бы вы ни стремились. Это дополнительные затраты на инфраструктуру, транспортные расходы.
И в-третьих, индийские и китайские покупатели хотят получить большую скидку от русских, потому что они знают, что те находятся в трудном положении.
Они знают, что это рынок покупателя, а не рынок продавца, когда речь идет об экспорте России. Такие сложные проблемы.
Но я хочу подчеркнуть, что вместо того, чтобы сосредаточиваться только на России, давайте не будем забывать и о геополитике, потому что, конечно, Кремль никогда не забывает о геополитике. Они не перестают говорить об этом.
И геополитика здесь, ну, первое, что я вам покажу, это данные Freedom House, и это о демократии, закрытости и автократии. А это говорит о тенденциях к автократии, по сути. И что вы видите: огромный Евразийский блок, а затем и Африка в значительной степени авторитарны. А Индия — это знак вопроса. Индонезия — это знак вопроса. Он не зеленый.
Так что
концепция, согласно которой незападные страны более восприимчивы к российским аргументам, чем к ценностям и аргументам Запада, имеет под собой определенную основу.
А теперь, конечно, я перейду к гораздо более спекулятивной вещи, которая заключается в том, что в Евразии начнется новая Большая игра. Итак, старая Большая игра использовалась для описания Центральной Азии и соперничества между Индией и Российской империей, в основном.
Но эту замечательную игру я грубо написал на карте здесь, и это выглядит очень непрофессионально. Надеюсь, вы простите меня за это. Я обозначил вместе Россию, Китай, Монголию, Казахстан, Туркменистан, Узбекистан, Афганистан, Иран. И Северная Корея тоже должна быть там, как страны, которые в основном договариваются о многих сделках в области экономики, безопасности и в основном авторитарного политического суверенитета, что означает, что они не вмешиваются так сильно в идею, пытаясь поучать друг друга, каким должно быть правительство.
А Китай обладает огромными ресурсами. Он вливается в свою инициативу «Пояс и путь». И поэтому то, что мы видим, — это потенциально Евразийский блок, который существовал до этого, конечно, в советско-китайском блоке. Но в этом случае Сталин был старшим партнером, Мао — младшим. На этот раз, похоже, если это и произойдет, то в обратном направлении. Китай будет старшим партнером, Россия — младшим.
Экономика работает на энергии. Если посмотреть на любые фазы большого экономического роста, то они почти всегда совпадают с дешевой энергией. И эти экономики будут иметь дешевую энергию.
Сейчас у меня нет времени перечислять препятствия на пути создания этого евразийского порядка. Недавняя дипломатия в Иране должна вызывать крайнюю тревогу у всех людей на Западе и серьезные тревожные сигналы.
Но достаточно сказать, что Путин делает ставку не только на структурную прочность собственной экономики. Он также делает ставку на геополитические изменения. И я красным цветом написал все возможные зоны конфликта. Один из них уже действует — Украина. Польша, Литва — также. Скандинавия — еще одна. Северная Корея, Южная Корея — также. Ирак, Сирия, Йемен уже в настоящее время являются зонами конфликтов.
Зеленым цветом выделены, как я бы сказал, абсолютно ключевые точки переключения. Они могут пойти по любому пути. Они могут ориентироваться на Запад, на Евразийский блок или оставаться нейтральными. Я думаю, что в их интересах сохранять нейтралитет. Поэтому «зеленый» блок должен быть внеблоковым.
Но все находится в подвешенном состоянии. Мы не знаем, что происходит. Это одна из великих точек неопределенности, которая означает, что любой анализ России предопределен тем, меняется ли этот порядок и как он меняется. Поэтому я просто хотел высказать эту мысль. И это, в общем-то, покрывает все структурные вопросы.
Я хочу отметить несколько ключевых проблем, которые в России имеют структурный характер. Я уже упоминал об экономических проблемах, неопределенности и некоторых проблемах, которые могут возникнуть в российской экономике к концу года. И я дал вам несколько пунктов по этому поводу.
Но вот две другие проблемы для меня. Ключевой вопрос. Теперь они имеют огромный размер. Они практически неподотчетны. Они же не являются «глубинным государством». Они как государство в государстве. Но Путину удалось разбить это государство на мелкие части. Таким образом, она не функционирует как единое государство внутри государства. Как это понятно.
Но ключевой вопрос, их отношения с экономикой и степень их коррумпированности — это абсолютно важный момент. И от этого будет зависеть, в какой степени они примут автономию других частей других структур, в значительной степени будет зависеть, сможет ли Россия пойти по этой гибридной экономической модели. В их экономике сочетаются неолиберализм и определенная доля этатизма.
Второй большой вопрос, конечно, — это давление на национализацию отраслей, которому пока сопротивляются. Но как Россия получит прямые иностранные инвестиции? И если она не может этого сделать, то это давление на национализацию, которое исходит от неотрадиционалистов и евразийцев, о которых я говорил ранее в лекции, от этих нелиберальных игроков, которые не входят в «Единую Россию», они вне нее, они в кавычках конкурируют с «Единой Россией».
Они выступают за национализацию. Они выступают за популистские меры по перераспределению денег в пользу бедных. И они абсолютно ненавидят неолиберализм идеологически. Как же с ними будут поступать? И так далее.
Это два момента, которые находятся в структуре.
И это действительно так, я так говорю, потому что это мостик к заключительной части лекции.
Заключительная часть лекции посвящена фракциям и пониманию российской политики с точки зрения фракций. Но прежде чем я перейду к фракциям, я должен проверить, есть ли вопросы или комментарии после раздела о структурах. Я полагаю, что сейчас самое время ответить на вопросы Артура, потому что он сказал о, знаете, демократических…
Согласны ли вы с теорией демократического мира?
А как вы думаете, если бы Россия была демократической страной, она бы не напала на Украину?
На самом деле существует литература по этому вопросу. А в литературе, посвященной тому, когда страны вступают в войну в зависимости от типа политического режима, корреляция не прослеживается. Как я знаю, если посмотреть на случаи объявления войн и при этом быть демократическим или автократическим режимом, то это не выдерживает критики, если посмотреть за последние 200 лет.
Демократическая теория мира — это теория, скажем так, очень позитивная, оптимистичная.
И я хотел бы, чтобы это было правдой, но на самом деле я не думаю, что это правда.
Я думаю, что, к сожалению, для некоторых людей в этой аудитории, я бы склонился к реалистическому взгляду здесь.
А реалистическая точка зрения на международные отношения гласит, что когда у держав, если их можно назвать великими или региональными, появляется проблема, которую они сами определяют как экзистенциальную угрозу безопасности, которая может повлиять на их статус державы, то есть если они не будут действовать в этом направлении, то перестанут быть региональной державой, то они будут добиваться этой цели с большой последовательностью и агрессией.
А если что-то пойдет не так, они удвоят усилия и станут еще более радикальными. Для достижения своей цели. Так говорят реалисты. А это прямо противоположно демократической теории мира. И это моя позиция по этому вопросу.
Был также задан вопрос, думаю, а могли ли США и ЕС сделать лучше, чтобы избежать войны на Украине? И я не ответил на этот вопрос, не так ли? А может быть, я уже ответил на этот вопрос. Хорошо, это нормально. Тогда других вопросов по структуре не возникает.
И я перехожу к заключительной части. Если нет других вопросов. OK.
Поэтому просто скажу, что я включаю эти три вещи вместе в одну презентацию, потому что все они пересекаются и влияют друг на друга. И если вы посмотрите на одну из моих работ, то это замечательно. Деталь для глубины понимания. Но эти три вещи взаимодействуют.
Итак, третья часть, последняя, посвящена фракциям. Я уже говорил, что с 2018 по 2022 год в российской политике произошли значительные изменения. И одна из вещей, которая стала весьма существенной в 2020, 2021 годах, — это некое ужесточение границ допустимого выражения несогласия и того, к чему нужно относиться лояльно.
И это произошло в 2021 году с чисткой гражданского общества и СМИ, ликвидацией структур Навального и арестом Навального. Теперь. Так что, по сути, есть рамки, которые относятся к испытаниям лояльности, выражению несогласия. И я думаю, что это очень полезная основа для рассмотрения того, как действуют различные группировки.
Они знают, в каких вопросах им разрешено иметь оппозицию правительству, а в каких они должны молчать. И в рамках этого электорального авторитаризма существует некий неписаный, порой негласный вид политкорректности. Но есть и более прописанные в законе и Конституции правила, касающиеся, например, политики памяти, сепаратизма или чего-либо еще. Итак, с этой оговоркой, грубо говоря, можно сказать, что после вторжения на Украину политические фракции, очевидно, несколько реорганизовались в лоялистских «ястребов» и «голубей».
Итак, под лоялистами я подразумеваю, что они, по сути, слушают то, что говорит Путин, и дают свою слегка измененную версию, не отклоняясь от нее. Это Лавров, министр иностранных дел, Песков, Володин, глава Госдумы, Медведев, который сейчас возглавляет Совет безопасности, если я правильно помню. Патрушев, Турчак. Так это и есть руководитель «Единой России», Сергей Кириенко, глава администрации президента.
Конечно, иногда эти деятели говорят несколько более радикальные вещи, чем Путин, но в целом все они находятся в рамках одного и того же статусного патриотического набора нарративов и антизападной риторики.
Интересные вещи происходят с Сергеем Кириенко, который получил дополнительные полномочия в Донбассе и понемногу начинает шуметь, чтобы заставить губернаторов регионов вкладывать ресурсы в Донбасс и научить этих новых лидеров Донбасса управлять своими регионами.
И это только 18 российских. Я просто забыл, сколько субъектов в Российской Федерации. 82, не так ли? И вот на эту просьбу, поступившую также опосредованно через Путина, откликнулись только 18. И, конечно, больше всего достается Москве и Санкт-Петербургу. Беглов, губернатор Санкт-Петербурга и Собянин были достаточно заметны.
Но да, эта политика лояльности, Володин явно позиционирует себя как преемник Путина и очень активен в Telegram. На самом деле у него очень большая аудитория в Telegram. И, конечно, мы знаем о Пескове и Лаврове, которые действительно находятся в министерствах. Поэтому для них это несколько иная история. Они работают в министерствах и должны делать то, что делают министерства. Они должны в основном отчитываться за свою работу.
Хорошо, а как насчет ястребов? Сейчас «ястребы», по сути, более радикальны, потому что они говорят о необходимости полномасштабной мобилизации, о тотальной войне с Киевом. В России все должно быть национализировано. А следующий шаг — Заднепровье, Литва, если понадобится, Туркменистан.
А что касается тех, кто не следит за войной, ну, тут все понятно, сажайте их в тюрьму, применяйте санкции, казните, если надо. Репрессии. И единственное, за что, похоже, не выступают эти «ястребы», — это первый ядерный удар. Насколько я знаю, они не занимаются пропагандой. К счастью, они этого не пропагандируют. Но они идут на все остальное.
Некоторые имена здесь вам могут быть знакомы. Кадыров — глава Чечни. Захар Прилепин — политик от партии «За Правду» — писатель. Он постоянно находится на Донбассе и снимает видео. «Сорок Сороков» — православная активистская группа, в составе которой есть добровольцы, воюющие на Донбассе. Царьград — канал, которым управляет теневой олигарх. О, его имя уже вылетело у меня из головы.
Малофеев.
Спасибо.
Спасибо, конечно, Малофеев, который это финансирует. И у него есть своеобразное неотрадиционное движение.
И, конечно, системная оппозиция более радикальна, чем Кремль. На Донбассе это происходит уже давно. Коммунистическая партия и либерал-демократы давно выступают за действия в Донбассе. И, конечно, и имперские националисты, и евразийцы, и многие консерваторы — все они выступали за полномасштабную войну на Украине в 2014 году и были очень раздосадованы, когда Путин ее прекратил и остановился на Крыме в 2014 году.
Так кто же такие «голуби»?
К «голубям» относятся такие люди, как Герман Греф, банк «Сбербанк», некоторые олигархи, Абрамович, братья Ковальчуки, которые очень близки к Путину. Вот что я услышал в некоторых отчетах. На Meduza есть парень по имени Андрей Перцев, который использует свои контакты в Кремле, которые у него все еще есть, хотя, знаете, он был, я думаю, он уехал из России. Но в любом случае, это хороший парень, которого можно почитать. Он пытается раскрыть этот вопрос о «голубях» и их влиянии.
Это люди, которые все хотят отмены санкций, возвращения собственности, доступа к капиталу и технологиям. И они хотят добиться переговоров. И все эти люди по-разному участвовали в сорвавшихся мирных переговорах. Они были сорваны в мае? Я думаю, что в середине мая или до конца апреля в Стамбуле украинская делегация вышла из состава делегации после резни, заявления о резне под Киевом. Так что, скорее всего, это была середина апреля.
Таково, грубо говоря, влияние вторжения на политику фракций. Я приведу аргумент, что на самом деле фракционная политика, подход Путина к фракционной политике не изменился. Пытаясь вывести силовиков из экономической сферы, он пытается сбалансировать ситуацию. И, во-первых, управление соперничеством между силовиками, которое, как он считает, — я думаю, что он считает, — что это рейдерство, рейдерский захват предприятий силовиками на самом деле дестабилизирует силовиков, потому что они конкурируют друг с другом, чтобы украсть деньги.
Но, с другой стороны, это и поддержка либеральной фракции, и заявление о том, что Кремль будет поддерживать вас в управлении экономикой. Мы не позволим ни силовикам, ни евразийцам, ни неотрадиционалистам взять экономику в свои руки.
Другое дело, что для баланса фракций, если мы посмотрим на евразийцев и консерваторов, Путин не реабилитировал таких людей, как Дугин или Игорь Стрелков, которых, по сути, вытеснили из политики и велели держаться подальше в 2014 году, и они не вернулись.
И Изборский клуб, который является очень своеобразным радикально-консервативным, если так можно назвать, имперским националистом, он тоже не получает поощрения. Прохорова или кого-либо из этих людей не приглашают на государственное телевидение и т. п. Их держат на расстоянии вытянутой руки.
И Путин пытается, как мне кажется, дать понять евразийцам и неотрадиционалистам: я не собираюсь отдавать вам управление экономикой. И этого не произойдет. Так что баланс, я думаю, все еще сохраняется.
Но я оставлю вам четыре сценария того, как могут развиваться события в ближайшие месяцы, а может быть, и год. Четыре сценария развития фракционной политики.
Первое — я уже предложил продолжение того, что я уже наблюдаю. Путин пытается сохранить равновесие. Он пытается остановить любой открытый конфликт, и добьется того, что разные фракции либо договорятся и будут лояльно, громогласно соблюдать статус патриотических нарративов, либо он попросит их замолчать. Молчаливую лояльность принимает и Путин. Он не требует, чтобы Герман Греф продолжал выступать с речами о войне на Украине. Он этого не требует. Это — первый сценарий.
Итак, продолжение.
Второй сценарий — победа «ястребов» и патриотические чистки. А это значит, что война станет еще хуже.
Третий сценарий — отсутствие… Путин пытается сохранить баланс, но ему это не удается, и либералы постепенно вытесняются, постепенно терпят поражение, отчасти потому, что так называемые либералы, в конце концов, покидают Россию. Пока это только 1990-е годы.
Чубайс — единственный крупный пример перебежчика. И я даже не знаю, чем занимается Чубайс. Я думаю, что он держит язык за зубами. Кто-нибудь слышал что-нибудь о том, что сказал Чубайс после своего отъезда из России? Про Чубайса я, кажется, ничего не слышал.
Но есть и второй сценарий — либералы потихоньку уходят, а некоторые олигархи и подавно, потому что не видят особой надежды на то, что смогут влиять на Кремль. А это значит, что у других фракций будет больше пространства для продвижения, и они начнут двигаться в экономическую сферу. И это вызовет дестабилизацию, потому что они будут конкурировать за экономические посты, а экономические посты дают власть.
Контроль над экономикой дает вам власть, если вы являетесь фракцией. Так что это будет проблемой, и кто знает, что из этого получится.
Конечно, четвертый сценарий, который, вероятно, большинству кажется самым маловероятным, — это победа «голубей», и Путин пойдет на сделку. Но, конечно, если Путин пойдет на сделку и сократит масштабы своих амбиций на Украине, то ему придется иметь дело с «ястребами».
Дело в том, что все последние 10 лет люди, знаете ли, много анализировали российскую политику и много критиковали Путина, и многое из этого было вполне оправданно.
Но, наверное, все согласятся с тем, что сегодня в России есть гораздо худшие люди, которых можно посадить в президентское кресло, чем Путин.
И что именно эти люди, возможно, попытаются захватить власть или занять такое положение, при котором они могли бы захватить власть, если бы «голуби» победили. Но это уже домыслы.
Это четыре общих курса, которые можно наблюдать и пытаться увидеть свидетельства того, что какой-либо из этих четырех курсов появился. От чего это зависит? Конечно, это зависит от хода войны. Это зависит от решений отдельных лиц в этих фракциях. Это зависит от объема имеющихся ресурсов. Потому что, не будем забывать, Путин управляет группировками не только словом, но и ресурсами, работой, покровительством.
И, конечно, если государство действительно зажралось и вынуждено тратить все эти деньги на, как я уже говорил, безработицу, военные расходы, поддержку отраслей, оплату регионов, которые испытывают трудности, то на что еще они должны тратиться? Импорт, поступающий через задние двери. Я имею в виду, что они будут испытывать серьезные трудности. Так что, возможно, у них не будет денег на финансирование, чтобы их фракции были довольны, возможно. Так что все это относится к области домыслов.
Но все же выскажу последнюю мысль.
Я бы сказал, что мы очень далеки от сценария дворцового переворота, который, как считали некоторые на Западе, может очень быстро произойти в России.
И я не верю, что это так.
Ладно, теперь я добрался до конца. И последние мысли будут, может быть, немного странными. Я просто повторю то, что уже говорил в этой презентации. По сути, Путин еще до вторжения усилил выборочные репрессии, использовал манипуляции на выборах и секьюритизировал целые сферы жизни в России. И я утверждаю, что он придерживается прежней модели управления, управления фракциями, избегания единой идеологии, инструментального использования различных идеологических течений и сочетания идеологических предпочтений в управлении.
И, тем не менее, эти демократические процедуры сохраняются, несмотря на то, что ими очень жестко управляют. И, как и прежде, все предприятие держится на логике, что так называемый коллективный Запад настроен на уничтожение России. И эта часть игры стала еще более акцентированной. Так что больше преемственности, чем изменений.
Но чтобы упредить все вопросы о предсказаниях, в завершение у меня есть несколько безумных идей о предсказаниях. Надеюсь, не слишком сумасшедших. И, возможно, вы поймете, что я пытаюсь донести до вас.
Первые три сценария происходят с Ближнего Востока, и все они связаны с авторитарными лидерами, вступившими в конфликт с Западом.
Первый — это Саддам Хусейн, и мы знаем, что с ним произошло. Произошло вторжение в Ирак, он был свергнут, бежал, спрятался, был схвачен, арестован и казнен. Не хотелось бы говорить об этом, но я не думаю, что это вероятно. И если бы это было вероятно или возможно, мы бы вступили в область ядерной войны и действительно опасного сценария, возможно, самого опасного сценария, который мы когда-либо имели в плане глобальной безопасности, конечно, на моем веку. И я не думаю, что это может произойти по ряду причин.
Второй — сценарий Каддафи. Массы выходят на Красную площадь, элита раскалывается, происходит кровавое убийство вождя. Опять же, я думаю, что это очень маловероятно по многим, многим, многим, многим причинам.
Большинство из них я рассмотрел сегодня, потому что в этой презентации я дал вам представление о том, каковы, на мой взгляд, основы стабильности этой системы. И я также подчеркнул, что пока не считаю, что эти основы сильно ослаблены.
Третий сценарий, я не знаю, видите ли вы это, но это аятолла Хаменеи. И, конечно, аятолла Хаменеи в некотором смысле имел что-то общее со Сталиным в том, что удваивал идеологическую сферу. Он сделал эту идеологию обязательной для всего населения. Он выдержал санкции. Он вел войну против Ирака столько, сколько требовалось, и так и не был отстранен от власти. Но его страна была изолирована, являлась государством-изгоем, испытывала сильнейшее давление и все же выжила.
Я не думаю, что для Путина это будет именно так, но это очень даже возможно. Но я не думаю, что он пойдет по идеологическому пути. Но, безусловно, направление аятоллы Хаменеи является одним из возможных. Это более вероятно, чем первые два, которые я взял с Ближнего Востока.
Сейчас Путин и люди в Кремле, лояльные путинской системе, предпочитают видеть все исторические аналогии в терминах Петра Великого или Фридриха Великого. Почему? Ну, не считая того, что в их названии присутствует имя The Great, а это всегда приятно, когда тебя с ними ассоциируют. Но кроме этого, причина в том, что оба этих лидера получили в наследство страну с ограниченными возможностями, несколько, может быть, на примере Петра I, хаотичными условиями. И они укрепили государство и власть настолько, что смогли бросить вызов тому порядку, в котором находилась их страна. И тогда они военными методами заставили себе подчиниться.
Фридрих сделал это, вторгнувшись в Силезию в 1740 году. Петр I сделал это в ходе Северной войны и других многочисленных войн, которые он вел.
Таким образом, идея использования войны для решения проблемы, которую невозможно решить другими способами, очевидно, является клаузевицкой идеей. И это в значительной степени является мировоззрением этатистов. Это очень похоже на XVIII век.
Люди на Западе этого не понимают, потому что они живут в XXI веке.
И такие взгляды на государство, международные отношения и проецирование силы неприемлемы. Но, по сути, они являются мировоззрением, которое очень хорошо принято в России. Поэтому они предпочитают видеть себя в терминах Петра Великого и Фридриха Великого.
Но я закончу тем, что Фридрих Великий, как бы вы ни относились к Фридриху Великому, многие из вас, возможно, даже не знают, кто такой Фридрих Великий. Фридрих Великий был правителем Пруссии, которая в то время не имела выхода к морю и была довольно незначительной. О, нет, на тот момент она не имела выхода к морю, но была региональной державой. Она не была великой державой в Европе.
И Фридрих Великий вторгся в Силезию, очень богатую провинцию, взял ее под свой контроль и присоединил к Пруссии. И, сделав это, он развязал войну, в первую очередь против Австрии, которую выиграл, а затем развязал войну на три фронта — против России, Австрии и Франции. И он выстоял, несмотря на все трудности и потери. И в итоге он сделал Пруссию одной из великих держав Германии, в какой-то степени равной Австрии.
Итак, почему я заканчиваю странной исторической аналогией в конце? Я делаю это потому, что на самом деле вторжение Фридриха Великого в Силезию в 1740 году стало событием, изменившим европейский порядок.
И это имело как долгосрочные последствия, так и краткосрочные. Во-первых, Австрия и Франция объединились. Они всегда были врагами, и они объединились. И отчасти потому, что они по разным причинам проиграли войну с Пруссией.
А ведь была еще и Французская революция, напрямую связанная с дискредитацией древнего режима, заключившего дьявольский союз с австрийцами. И вот война, вторжение в конечном итоге привели к Французской революции, перекинувшейся на Германию, сокрушительному поражению Пруссии и Наполеоновским войнам.
Поэтому не будет лишним сказать, что одностороннее решение Фридриха Великого начать вторжение разрушило европейский порядок. Он не понимал, что именно это и произойдет, когда он это делал. Он просто надеялся, что это позволит увеличить великодержавный потенциал Пруссии при минимальных затратах.
Вторжение на Украину открывает миру огромное количество непредвиденных последствий, которые происходят уже сейчас.
И я думаю, что последствия будут даже более масштабными, чем вторжение Фридриха Великого в Силезию в 1740 году.
И в конечном итоге именно люди в летней школе, ваше поколение и ваши дети будут жить с последствиями этого в полной мере. И поэтому вы должны бороться за то, чтобы понять, что произошло, что это значит, прежде всего, для вашей страны, а затем для вашего региона и для всего мира.
И я желаю вам удачи в этом, потому что это чрезвычайно сложная задача. Это движущаяся мишень.
Надеюсь, что данная лекция оказалась для вас полезной в плане понимания происходящего в России.
Благодарим вас за внимание.
Was this helpful?
1 / 0