Тема: Богатство и бедность в Израиле: Израильское общество в XXI веке, автор Дубсон Борис Иосифович. Часть 4. Репатрианты (учёные, инженеры, врачи, учителя, творческая интеллигенция, бизнес)
Все части:
Часть 1. Богатство
Часть 2. Бедность
Часть 3. Средний класс
Часть 4. Репатрианты
Дементий: Я вас категорически приветствую, Это Внеклассовое чтение, С вами я, Дементий, со мной Семён Уралов, книголюб, книгофил и прочее, и прочее, незаменимый человек.
Семён Уралов: Шалом.
Д. Мы продолжаем. Да, да, да, да, шалом.
СУ. Воистину шалом.
Д. Ну что, этот урок уже ведёт к завершению этой книги?
СУ. Да, у нас последний урок, самый, может быть, интересный, потому что он о репатриантах 90-х годов.
Д. Про наших.
СУ. Про наши девяностые, которые мы видели. Я был тогда совсем юн, но я помню, как в том числе и одноклассники среди этих людей уезжали.
Д. Им хотя бы было куда сваливать, а люди оставались просто у разбитого корыта. И – они поехали, полетели в Израиль искать новое счастье.
СУ. Да, так точно. И главное, в чём ещё отличие репатриаций 90-х. Если всё-таки в 80-х и 70-х это было бегство в одну сторону, из СССР, то 90-е – это те, кто уезжал, но ещё сохранял возможности…
Д. Да, да, не в 80-е, когда продавали квартиры, бросали всё и уезжали.
СУ. А это вообще другое.
Д. Квартирка останется, ещё можно приехать.
СУ. Это был всё-таки не билет в один конец, это была иная немножко история.
Д. Это называлось «пойдём-ка поищем счастья на земле обетованной».
СУ. Точно, да, счастье на земле обетованной. Какая статистика? На начало 2000-х в Израиле проживало примерно 900 тысяч человек, приехавших из всех стран СНГ и Балтии. Вспомним, что арабов было на то же время 1,3 миллиона. Сопоставимо, плюс-минус. Это только наших иммигрантов.
Но в чём отличие? В отличие от предшествующих волн репатриации, алия 90-х, алия – это название программы иммиграции, появилась в Израиле на этапе перехода от индустриального к постиндустриальному.
Какие были плюсы и минусы? Предыдущей, третьей, волне репатриантов, приехавшей в Израиль в 70-е и 80-е, повезло больше, потому что возможности трудоустройства были благоприятны. В 80-х годах с трудоустройством было всё хуже и хуже, и наши репатрианты попали в ловушку низкоквалифицированной работы.
Приезжает человек, репатриант. Что ему гарантируют? Для начала ему гарантируют так называемую корзину абсорбции. Это что такое? Это деньги, получаемые репатриантом сразу после приезда.
Д. Вот вам шекели.
СУ. И сколько? В 2000 году эта сумма наличными составляла на семью из двух человек 40 тысяч шекелей. Это сразу тебе подъёмных. По курсу, на тот момент это почти 10 тысяч долларов.
Д. 10 тысяч баксов.
СУ. У тебя этих подъёмных.
Д. Неплохо.
СУ. Дальше, также человеку даются 5-месячные бесплатные курсы обучения ивриту. Ты должен обучиться. В некоторых случаях ещё, там есть минимальный уровень, максимальный уровень, как говорит статистика, что 30% репатриантов вообще не ходили на курсы по ивриту. Забили просто. Четвёртый репатриант бросал учёбу до завершения.
Д. Так, Семён, может быть, там существовала такая мини-Италия, мини-Китай, а здесь мини-Россия. Они, наверное, жили, общались на русском языке, им не нужно было.
СУ. Это привело потом к снижению их доходности, как мы увидим. Люди забили. Всё хорошо, живу на райончике, чем-то подрабатываю. А потом оказалось, что они не могут интегрироваться в общество. И уже три шекеля в час, понимаешь, а не 30. И всё, и на этом всё заканчивается.
Д. Это взлёт, а это падение.
СУ. Статистика. Через 3,5 года после приезда в Израиль 37% репатриантов, приехавших в 90-м, как раз это наше бегство, не могли вести простые разговоры на иврите. 47% не умели читать, и 41% не умели писать простые тексты. В чём дело? – задаёт вопрос автор. Для хорошего знания иврита нужно затратить не менее полутора тысяч часов эффективного обучения. Государственная программа предполагает 500 часов. Если репатриант будет очень сильно вкалывать на этой программе, то он изучит на каком-то бытовом уровне.
Д. Хотя бы «моя-твоя».
СУ. Устный разговор.
Д. Понять можно.
СУ. Устный разговор. Половина, как мы видим, забивает даже на это. Дальше что происходит. Выдали тебе это пособие, дальше у тебя есть специальные курсы. На несколько месяцев отмечаешься в госслужбе трудоустройства для специалистов. Ты приехал со своей специальностью и у тебя есть специальная служба трудоустройства, где тебе ищут работу по твоей специальности. Если ты не можешь найти через три месяца, тебя переводят в общую службу.
Д. Ты приехал дирижером детского хора, не устроился, идёшь в ассенизаторы.
СУ. После перевода в общую службу ты должен соглашаться на любую предлагаемую работу, без вариантов. Три цифры он предлагает сравнить. Если взять всех специалистов в целом всего в Израиль за 90-е, 2000-е, как раз это наше десятилетие, приехало 383 тысячи специалистов с высшим и средним образованием.
Д. Для страны полезно, да, люди с высшим образованием приехали.
СУ. Но сколько среди тех людей приехавших работало? 277 тысяч, а из них в качестве специалистов, по диплому, по специальности работало всего лишь 28%. Всего лишь треть смогли найти работу, связанную со своим специальностью.
Д. Но, если это сравнивать с тем, что мы видим в Европе, куда едут «специалисты» черноголовые, там, по-моему, никого нет с высшим образованием.
СУ. Знаешь, еще высшее образование высшему образованию рознь. Все-таки советское высшее образование, это было отлично, а что сейчас выдают, мне сложно понять. Но я бы не сказал, что Израиль с радостью принимал наших специалистов.
Следующая подглава называется «Интеграция ученых». Это была советская элита. За 1989–2000, по данным министерства, приехало 15 тысяч ученых. 15 тысяч. Инженеров 100 тысяч приехало. Учителей и врачей, учителей 50 тысяч, врачей 25 тысяч. Огромное количество ученых.
Число специалистов, занятых в научно-исследовательских институтах накануне алии 90-х, до того, как наши ломанулись туда, всего в Израиле было не более 13 тысяч человек, включая вузы 8 тысяч человек. А от нас приехало только 15 тысяч человек. Приехало столько же ученых, сколько было в Израиле до этого, понимаешь? Им такого количества вообще не нужно было.
Д. И тут началось, да.
СУ. И тут началось, и тут, нашим ученым устроили «вирванные годы». Он подробно разбирает, в чем разница между нашей системой образования и их, как и к арабам применительно к населению, к нашим ученым тоже применили очень жёсткий фильтр. Во-первых, бывшие преподаватели в советских вузах не могли претендовать автоматически даже на статус «арендатора наук» [«Он был не столько собственником, сколько арендатором наук, которые преподавал, так как в них ему не принадлежало и клочка» – определение Георга К. Лихтенберга], из-за слабого знания иврита. Их сразу исключили из-за этого. Никакой преподавательской деятельности.
Судьба ученого-репатрианта зависит от собственной инициативы, упорства и в минимальной степени от везения, если ему самому удастся найти работодателя, поверившего его в профпригодность.
Есть целый Центр абсорбции, создавший примерно 50 временных исследовательских групп. Центр оказал помощь 3,5 тысячам учёных, в том числе они получали дотации. И 65% репатриантов проходят через эти фонды, где пытаются найти работу. 20% находят в правительственных, в общественных организациях и в лабораториях. И 15% на промпредприятиях.
Основной формой финансирования это стипендии из фонда Шапиро, который злые репатриантские языки для простоты стали называть «Шапировкой». Учёным предлагают небольшую стипендию, а дальше крутись как хочешь. Это твои проблемы, найдешь себе финансирование для твоей деятельности, оно тебе будет.
Д. Не тепло родина-то встречала.
СУ. Да, да. Причём там даже есть свои стереотипы. Пишет он, что на уровне массового сознания сложился стереотип, согласно которому максимум, на что может претендовать репатриант с дипломом, это должность программиста или учителя в ПТУ. Среди образованной части израильского общества, в свою очередь, не менее популярными в начале 90-х были представления, согласно которым в Израиль приехали в основном преподаватели марксизма. Местное учёное сообщество сразу показало свою закрытость: чужаки нам не нужны.
Д. Иврит ты не знаешь?
СУ. Да.
Д. Ты – чурка.
СУ. Попробуй деньги найти, высокая степень закрытости общества, и дальше все свободны. Очень прикольная цитата из письма, истории одного профессора Шалва Марди (Мардишвили), специалиста по кожным заболеваниям. Местные светила не подпускали его ни к одному медицинскому учреждению и вынудили уехать из страны. Он уехал в Швейцарию и теперь имеет клиники во многих странах, в том числе и Израиле. Его препараты и технологии признаны во всем мире. Это наш репатриант. Цитата: «сионизм – это болезнь, которая лечится только в Израиле».
Специалист по кожным заболеваниям мирового уровня, не дали ему подойти к возможности даже вести практику.
Д. А, наверное, для него тоже это был толчок такой. Молодец, как ты ранее перечислил: цепь событий плюс везение.
СУ. Но не будем сразу говорить, что никто не занимается учеными-репатриантами, была специальная программа «Гилади», предусматривающая продление работы ученых, прошедших конкурс, и ещё три года им выплачивали большую стипендию, больше, чем стартовая, и это около трёх тысяч человек. Она небольшая ставка 3600 шекелей. Мы видели, это минимальная на тот момент зарплата сельхозрабочих. По крайней мере, они могли заниматься какой-то своей деятельностью. Это с учёными разобрались.
Он рассказывает о злоключениях ученых, которыми системно никто не занимается, они никому не нужны.
С инженерами ситуация немного другая. Он пишет, что эта профессиональная группа оказалась самой многочисленной, приехало около 100 тысяч инженеров.
Но, что очень интересно, что из 100 тысяч 37 были женщины-инженеров, а в Израиле до начала 90-х вообще не было женщин-инженеров, были какие-то единицы. А тут из Советского Союза ломанулась куча новых, каких там вообще никогда не было.
До отъезда в Израиль 57% инженеров не надеялись, что им удастся найти работу по профессии. Абсолютно рационально оценивали. Но тем не менее, 75%, когда приехали, решили подтвердить свой диплом, и [из них] отказали всего 15%. Инженерам, в общем-то, добро пожаловать. Им сразу признавали их квалификацию.
Но дело в том, что по ряду инженерных специальностей – всякие строители, электрики – в Израиле требуются лицензии. А с лицензией та же история, как с ивритом. У многих вещей просто высокий проходной барьер, а как мы видели, приезжавшие не учили язык.
Как люди принимали решение, уже попав в Израиль. Тоже социология интересная. 9% инженеров не пытались даже найти работу. 14% прекратили поиски через пару лет. Треть сразу отказалась и сменила свой род деятельности. За специалистами и инженерами, как описывает автор, гоняются предприятия. Квалифицированных сразу к себе забрали, а остальные, те, кто не прошел этот языковой барьер, они выпали, пополнили ряды неквалифицированных рабочих.
Отдельно про врачей очень интересно. К началу 90-х в Израиле была сверхразвитая система здравоохранения. К 1989 году в Израиле было 3 врача на 1000 человек. В Англии показатель был 1,64 врача, а в США в том же было 2,8, врачей было много.
И тем, кто прибывал в Израиль до 1987 года, достаточно было просто подтвердить подлинность дипломов, что у тебя настоящие дипломы и выписка о том, что у тебя есть опыт работы, как трудовая книжка, и ты получал лицензию на право работы. Но с конца 80-х всё изменилось под наплывом репатриантов. Подтверждение диплома, потом они проходят обязательный 500-часовой курс изучения иврита, для них это обязательно. Всем – по желанию, а врачам обязательно.
Д. Понятно, прямой контакт с людьми.
СУ. Конечно.
Д. И русского языка не знают.
СУ. И только после этого тебя допускают к тому, чтобы ты стал врачом в Израиле. Первый этап – тебе нужно сдать экзамен или полугодичную стажировку, так называемый «истаклют» [ивр. наблюдение], в больницах. Репатрианты, имевшие 20-летний профессиональный стаж, самостоятельно ищут место для прохождения стажировки. Причём стажировка подчас сводится к самой черновой работе, унизительной для зрелых и имеющих многолетних опыт врачей.
Д. Санитар с уткой.
СУ. А ты какой-нибудь серьёзный…
Д. Мы с тобой лежим: а у тебя кто утку выносит? А я говорю: у меня профессор, а у меня выносит утку доцент.
СУ. Видите, как интересно, они, получается, учёным просто прикрыли: чужие здесь не ходят, из инженеров те, кто нам нужны, давайте все на производство, все свободны, а врачам-то деваться некуда, профессию ты не сменишь, ты уже врач, и ты врач, где ты останешься, да? Это самые чёрные работы.
Д. Это понятно, это книги закрытые: мест больше нет, а то начнёт заработная плата врачей обесцениваться, если их много.
СУ. Но этого «истаклюта» недостаточно. Есть ещё один этап, более страшный, последующий, ты должен пройти многолетнюю, до пяти лет, стажировку уже по узкой специальности, «итхамут» [ивр. специализация] называется, со сдачей экзаменов после этапов А и Б, и только небольшая часть репатриантов получила это право без стажировки, подтвердить специальность, что они уже являются специалистами, всего 9%, и только 5% допустили сразу к экзамену Б, что – почти мы вас подтверждаем.
Пока ты стажируешься, там ты стажируешься пару лет, здесь ты участвуешь в этой программе, за всё это время твой базисный заработок – это стипендия, уступающая минимальной оплате труда, это вообще минимум-минимум, как пенсия.
Д. Унизительно.
СУ. Поэтому, если ты тем более был врачом и квалифицированным, и репатриировался, это очень сложно.
Д. Везде им перекрыто, он даже не может получить лицензию, чтобы сделаться домашним каким-то врачом, он по закону не имеет права.
СУ. Да, да. Статистика. Из 21 тысячи репатриантов в 90-х – 2000-м, зарегистрировавшихся в качестве врачей, только треть могла сохранить свой профессиональный статус, а все остальные – всё коту под хвост. Жалко, столько времени вложено, столько жизней не спасётся.
Д. Это всё взрослые люди, как они там переживали.
СУ. Это ещё и недолеченные пациенты.
Д. Пациенты тут остались плакать.
СУ. В реальности всем хуже. Они не смогли стать там тем, кем хотели стать.
Д. А в книге не указано, не затрагивается такая проблема, что они выезжали на землю обетованную, видели, что там не смогут себя реализовать, как в России, в Советском Союзе, и уезжали в Америку, в Германию?
СУ. Мы разбирали это в первой части, где было про богатство, там я просто не сильно останавливался, это как раз транзитная иммиграция, это люди, там делавшие документы, а дальше они двигались в Америку.
Д. И ты как раз говорил, что у них были деньги, они просто использовали эту возможность вырваться из Советского Союза, а у этих участь незавидная.
СУ. Но есть особенности, я напоминаю, это уже в первой части мы разбирали – налогообложение. Если ты взял паспорт Израиля, ты будешь по жизни платить там налоги. У нас можно пропетлять, если ты живёшь больше 50% дней в году за пределами России, то ты становишься так называемым налоговым нерезидентом. Ты как бы гражданин России, но платишь налоги за пределами России. В Израиле, где бы ты ни жил, сколько бы ты ни жил, налоги заплати.
Д. Когда вилы – это плохо, а когда штык – это уже за израильский паспорт.
СУ. Да, израильский паспорт. Поэтому это очень всё тоже тонко. Многие набрали эти паспорта, а им потом предъявляли невыплаченные налоги.
Д. Вопрос на злобу дня. У нашей, не будем фамилию называть, так сказать, блогер всея [Руси] журналистки, недавно уехавшей, у неё израильский паспорт.
СУ. Якобы да.
Д. Она должна там платить налоги?
СУ. Уже – да. Уже должна будет.
Д. А она знает, в какой капкан она попала?
СУ. Не догадываюсь. У меня знакомые пару коммерсантов, очень средней руки, они влипли. Выехали в 90-е, а им всё начисляют, они сохранили фирмы у себя, получается, и потом по обмену…
Д. В Израиле?
СУ. Нет, на Украине сохранили. Это была богатая эмиграция. Начали вести дела, новые фирмы, там старые фирмы, и потом по обмену информации налоговой с Украины в израильскую налоговую всё сообщили про обороты этой фирмы, где он является учредителем. И ему потом начисляли, в том числе, недополученные…
Д. Слушай, завидуют хохлы, а?
СУ. Понимаешь?
Д. Завидуют.
СУ. Он сам захотел всё по-белому делать, и там, и там был учредителем. Можно было промутиться, да, но он решил пойти «по-белому». Ему по-белому всё и насчитали.
Д. Да ладно?
СУ. Такая смешная история. А потом он уехал назад, в Киев, и продолжал вести бизнес, а ему всё насчитывали.
Д. «Вы же поезжайте в Киев и спросите, кто был Паниковский до революции».
СУ. Так точно. Следующие – учителя. У них есть квалификация этих репатриантов, учителя начальных школ, включая педагогов вузов, они входят в группу «специалисты высшей квалификации», называется «академаим», как академики. Они все туда попадают, в эту категорию, учителя, для них всё равно, ты приехал, если умеешь учить, то – добро пожаловать.
Учителя-репатрианты по своему уровню квалификации очень сильно превышают учителей местных, автор на это указывает. Если с врачами, инженерами – тут вопрос оценки, у всех нормальный уровень, то наши учителя, они значительно лучше образованы.
Например, средний уровень квалификации израильских учителей – это двухгодичное обучение на учительском семинаре, два года. А у нас, даже если пединститут простой, это пять лет, полноценное высшее образование. Поэтому учителям проще с репатриацией, но там, конечно же, вопрос иврита острее. Но если учителя преодолевают языковой барьер, то у них проблем, в общем-то, нет, потому что они квалифицированнее, чем местные. В учительском товариществе тоже есть «Мофет» – это такой профсоюз, который опекается так или иначе учителями.
Как устроена математика учителя. Министерство абсорбции предлагает поучиться на курсах по организации ведения детского сада, продолжительностью 4-5 месяцев. Детских садов очень много, в том числе частных, и они учителям сразу предлагают этим понятным делом заняться. И в большинстве госдетсадов дети находятся до обеда, а очень часто вечером идут в частный детский сад. В Израиле так устроено, что до обеда ребенок ходит в государственный детский сад, бесплатный, а потом до вечера в частном. Поэтому наших учителей на это настраивают.
Учителям физкультуры предлагают организовывать всякие кружки, вплоть до бомбоубежищ. Учителей выталкивают не в государственную систему образования, а в сопутствующую государственной. И это доля – он сравнивает с врачами и с учителями – успешно сдающих экзамен на аттестат, очень высока. По сравнению с остальными, очень многие продолжают этим заниматься. А с музыкантами совсем другое дело. Да, к чему я – сейчас же много ломанулось.
Д. Слушай, а я-то забыл.
СУ. На скрипочке-то тоже. И это сейчас очень будет показательно. У нас куча творческой интеллигенции туда ломанулась. И это всем на заметку, как это было в 90-е.
Д. Так, так, так.
СУ. Наиболее показательно положение музыкантов, составляющих примерно половину всех работников культуры и искусства, приехавших в Израиль из бывшего СССР. Почти две трети из них имели вторую академическую степень, 10% даже третью. До приезда в Израиль 16% были из них педагогами в консерваториях, 15% преподавали в музыкальных училищах, 42% играли в профессиональных оркестрах.
К 1995 году более половины зарабатывали неквалифицированным физическим трудом. Репатрианты, музыканты и художники вообще ни на что не могли рассчитывать. В Израиле нет такого понятия как меценаты, а в местную элиту они не смогли вообще встроиться от слова никак. К середине 90-х 6% свалило. 20% сменило профессии, 20% музыка давала только побочный заработок.
Д. Это в переходе в метро, или?
СУ. Наверное, или в кабаках где-нибудь. Самая творческая, самая вонючая, самая оппозиционная, самая дерзкая интеллигенция оказалась не нужна. Я думаю, что и сейчас их ждёт подобная судьба.
Д. Не читают книги умные.
СУ. Помнишь, как в «Кин-дза-дза»: «скрипач не нужен».
Д. Да.
СУ. Не нужен скрипач. Подумайте все, подумайте, потому что миллионеры, которые смылись, у них всё хорошо, а вы все пойдете в кабаре ногами дрыгать.
Д. Это ещё если у тебя ноги гладкие и длинные, и бритые.
СУ. Показательная история, со спортсменами то же самое. Например, даже репатрианты-олимпийцы получали стипендию в размере всего 4,4 тысячи шекелей всего два года. Олимпийцы, представляешь?
Д. Здесь ты купался в славе, а там ты кто? Да, трагично.
СУ. Да, поэтому только учителя.
Д. Не, ну я понял, что учителя, как ты сказал, что государственный детский садик, потом переходим в частный вечерний, они там были как воспитательницы, приглядывали и параллельно занимались с детьми, если это начальные классы.
СУ. Там соковыжималка, нужно работать обоим родителям, детям сидеть не с кем. Наверное, такой культуры бабушек-дедушек нет, это только у нас, я так думаю.
Д. А там, пожалуйста, тебя учили учительницы. Уму-разуму нас учили. Кто бы мог подумать, что учителя попадут в такие выгодные условия на фоне других.
СУ. Хотя они у нас были более низкоквалифицированные.
Репатриантский бизнес, следующая часть. Огромная часть хотела заняться бизнесом, они видели это прямо, социология фиксировала, 40% открыли частный бизнес.
Д. Ларёчек.
СУ. Как оказалось, что 60% из них не вышли, и, конечно же, это был бизнес – продуктовые лавки, в первую очередь в своих эмигрантских районах. Они торговали сами с собой.
Д. Опять же, боюсь повториться, в художественном фильме «Паспорт», там и показано, что бывший начальник ГАИ, и потом сидит, трусами торгует женскими.
СУ. Автор приводит математику этого счастья. Опять же, это показатель, мы на суммы не обращаем внимания, просто математика. По данным экономистов, чтобы открыть какой-то минимальный бизнес, нужно было 150 тысяч шекелей. И при объёме продаж менее 50 тысяч шекелей в месяц торговля становится убыточной.
Соответственно, при объеме продаж 100 тысяч шекелей, это там 4 тысячи долларов, валовый доход составит 10 тысяч шекелей. При продаже 140 тысяч валовый доход – 18 тысяч. 8–10% доходность малого бизнеса, это как и у нас, плюс-минус обеспечить себе рабочее место, жене, сыну, ещё кому-то.
Доход с предпринимательской деятельности репатриантов, это кафе, фотостудии, парикмахерские, после вычета налогов не превысит 5 тысяч шекелей. Как мы смотрели, это рабочие там на фермах, ещё где-то.
Д. А рабочий на ферме в выгодных условиях: встал, пошёл на работу, пришёл с работы.
СУ. Более свободный, да.
Д. А здесь?
СУ. На себя пахать. Поэтому у нас в этом смысле мелкий бизнес – это больше, чем средняя зарплата. Если среднюю смотреть. А там, как мы видим, это вполне себе…
Д. Чтобы ноги не протянулись.
СУ. Да, самозанятость. Репатрианты, как он отмечает, получают меньше ссуд, обращаясь за государственными деньгами. Именно в частном бизнесе примера какой-то суперкарьеры среди репатриантов нет. Залезть в богатые семьи, живущие здесь с 20-х годов, невозможно. И даже – как мы с богатыми разбирали, – Гусинский попробовал дернуться, ещё кто-то, но их не пустили. Всё поделено.
Д. Как это говорится, книги закрыты, нам не нужны другие.
СУ. Чужие здесь не ходят. Мы разобрали наших специалистов разного уровня. И в завершение – глава, которая называется «Верх по лестнице, идущей вниз». Автор разбирает, как люди начинают беднеть постепенно. Как меняется их социальный статус. До приезда почти две трети репатриантов работали специалистами и управляющими. Две трети. Сейчас менее 30%. Доля рабочих составляла до приезда 20,5%. Ныне 41%.
В Израиль в 90-х начали приезжать менее и менее квалифицированные. Он пишет, что «алия 90-х прошла в Израиле процесс пролетаризации. Наиболее массовой стала профессия рабочего, а не инженера и учителя».
И тут смешная шутка, я отметил. «Мечта большевиков о социальной перековке российского еврейства, которую они безуспешно пытались осуществить в бывшем СССР в течение десятилетий, в Израиле реализовалась естественным путём в считанные годы».
Д. Тут получается, они просто их кинули. На входе. Они только приехали. А здесь целуйте жопу. Многие, наверное, подумали: зачем мы вообще оттуда уезжали.
СУ. А вход – рубль, выход – два. Всё, назад уже паспорт не сдашь.
Статистика. «Впервые за весь период 1974–1996 года доля занятых простым физическим трудом в числе новых репатриантов выросла до 40%». 40% – низкоквалифицированная работа.
Д. Это, кстати, зачем? Скорее всего, ещё влечёт то, что и зарплаты их стали меньше.
СУ. Конечно, конечно. Они значительно упали.
Д. Поэтому настроение у них было нехорошее.
СУ. 40% – это очень много. Что такое репатриантские профессии. «Из профессий, вынужденно освоенные репатриантами из бывшего СССР, особо популярны две. Профессия охранника или сторожа, или уборщика, уборщицы. Работа в офисе – в силу специфики Израиля – массовая. Охраняется всё: предприятия, школы, кафе. Очень много нужно охранников, низкоквалифицированный труд. И – стройплощадка. К сожалению.
Квартиры – тоже важнейший вопрос. Очень умный человек писал эту книжку. Прямо всё разобрал по пунктам. История следующая. Когда приезжаешь, тебе выделяется социальное жильё. Но резерв государственного незаселённого жилья в 1989 году составлял всего 8 тысяч квартир. Они не ожидали, что будет такое количество репатриантов.
Смотри, статистика. В 70-е годы, когда эмиграция была немассовая. В 1974 году из общего числа семей репатриантов через 2 месяца после приезда 37% получили постоянное социальное жильё. 54% жили в центрах абсорбции или гостиницах, 9% жили у родственников. И только 1% жил на съёмных квартирах, почти все обеспечены.
И уже, когда из Советского Союза ломанулись в начале 90-х, уже через 2-3 месяца начальных, адаптационных, 95% репатриантов жили на съёмных квартирах.
Д. Представляешь, что там началось. Как цены пошли вверх.
СУ. Он и пишет, что в Израиле случилось то, чего никогда не было. Что частный рынок съёмного жилья начал представлять джунгли, где тысячи квартир и миллионы шекелей переходили из рук в руки без юридического оформления сделок и с уплатой наличными. Родился мелкий бандитизм вокруг того, что ломанулась куча репатриантов, а государственная система не справилась. 95% без жилья.
Д. Слушай, я подозреваю, скорее всего, контролировали и возглавили местные ОПГ. Деньги кэшем идут.
СУ. Лохи приехали, языка не знают, прав не знают своих.
Д. А мало того, что ты к другим приедешь в квартиры, которые сдают, с пистолетом, и сделаешь предложение, от которого не смогут отказаться, он и сам-то не откажется. Бедолаги, хапнули.
СУ. Они влипли, да. На квартиры они влипли, потому что чаще всего продавали, большинство людей продавало, какие у них деньги были. Денег не так уж и много.
Я помню, одна у меня учительница была, Вера Львовна, в городе Ивано-Франковске. Такая Вера Львовна – «то что надо» Вера Львовна. Всех готовила к олимпиадам по математике, в одном доме жили. Она уезжала, я как раз школу заканчивал, 1996 год. На тот момент её квартира трехкомнатная стоила 10 или 12 тысяч долларов, или 8 даже, в районе 10 тысяч долларов.
Д. Но всё-таки не с пустыми руками…
СУ. Там выдали ещё 40 тысяч шекелей, еще десятку. 20-ка – это начало новой жизни. Квартиру сними, пособие 500–600 долларов. Ты как белка в колесе и бегаешь. А с квартирой – это основное.
Д. Да, дом есть дом.
СУ. Это же самое-самое главное. Они к тому времени провели приватизацию, автор об этом рассказывает, и государственных домов начали строить все меньше и меньше.
Д. А потом, как мы увидели, что кибуцы стали невыгодны, они на этих землях стали строить дома и продавать квартиры.
СУ. Да, а народ ломанулся в эти города-призраки, «города развития», потому что там дешевле, они на пособии там сидят, на минималке и ездят в большие города. И так города развития превратились в гетто. История маленькой социальной трансформации Израиля за 30 лет.
Д. Да, но всё равно за 30 лет много сделано.
СУ. Много, конечно.
Д. Молодцы.
СУ. Интересно устроено про ту же недвижимость, насчёт выгодно – невыгодно покупать квартиру, и насколько это вообще возможно. В Израиле такая же система как у нас, с ипотекой. Я для начала посмотрел, как у них устроена ипотека, для понимания.
Смотри, схема погашения ипотечных ссуд устроена так, что первые несколько лет погашается в основном долг по ссудному проценту. Сначала ты проценты по долгу выплачиваешь. В среднем ипотека от 20 до 28 лет, на всю жизнь. И только после погашения основной части долга по проценту начинается списание с основной суммы долга, тебя в кабалу загоняют.
Д. А, смотри, как здорово сделано. Ты сначала проценты выплачиваешь, банкиры эти проценты уже могут тратить.
СУ. Да, да.
Д. А те деньги, они потом возвращаются на свои полочки. А это зарплата банкиров уже, да? Абстрактно говоря.
СУ. Математика. Что случилось? В 90-е годы, так как ломанулся народ, то у них был рост именно коммерческого жилья, и к 1999 году эти банковские программы, и 49% всех репатриантских семей уже проживали в собственных квартирах. В кредит взятые, но при этом во всем населении эта доля была 75%. Наши ещё не догоняли.
По той же статистике средняя стоимость жилья, приобретенного репатриантами, составляла 50% средней стоимости жилья уроженцев страны. Они заезжали в более дешёвые квартиры, выгребали низший уровень.
Д. Так называют «сегмент низшего уровня»?
СУ. У них децили, как мы разбирали. Они разбирают общество, делят на 10 частей по 10%, одна эта часть называется дециль, и они исследуют этот дециль и сравнивают 10% самых богатых с самыми бедными. Эмигранты, получается, наши репатрианты в нижнюю часть попадают, не самую нижнюю, как бедуины, но нижняя часть среднего класса.
Д. Бедуины вообще в беде, в городе-призраке.
СУ. А если у тебя нет квартиры, а 40% начало уже иметь квартиры, какие твои будут расходы?
Пенсионеры тоже имеют право на социальное жилье, наши репатрианты, в отличие от местных, продолжают проживать со своими взрослыми детьми. Это отличается, что у нас есть такая практика. Если по статистике приехало – мы посчитали – 900 тысяч, и репатрианты получили всего 45 тысяч единиц социального жилья, обеспечили ничтожное количество.
Протестовали наши из-за этого, даже с палатками делали митинги, и в 1990 году, когда разделяли социальное жилье, репатриантам досталась только четверть. Всё среди своих.
Д. Да, да. Я ещё подозреваю, там скорее всего какие-то взятки были, чтобы тебя заселили.
СУ. Как приводит автор, что репатриантам этот минимум, конечно, выдаётся, а дальнейшие социальные программы всё-таки немножко оттирают. Это вообще такая стратегия, я понимаю, не прямого выдавливания, а постепенного оттирания.
Следующая часть – про заработки. Как структура заработков устроена. Порядка 40% имеют квартиры, собственную автомашину, это они попали в средний класс. Около 40% репатриантов.
У всех остальных значительные проблемы. Социологический портрет среднего репатрианта. Его заработок в среднем на 40% меньше, чем у местного жителя. И при двух работающих, при пересчёте на душу семьи, потребление где-то на 9% меньше будет, если двое работающих.
К концу 90-х сформировалась репатриантская элита с доходом, превышающим 13 тысяч шекелей, это 3–4 тысячи долларов. Это была эмигрантская элита, как мы посмотрим на уровне заработков, это где-то половина заработка профессуры.
Также он отмечает значительную, – то, что ты говорил, – реэмиграцию, которые потом [разъехались дальше]: Лондон, Париж, Европа, и там обосновались.
Д. Транзитка у них.
СУ. Да, и они транзитники. В принципе, как только получают гражданство, они начинают получать как обычные граждане, на них ничего не распространяется. Но точка входа, которую мы разобрали, из-за неподтвержденной квалификации.
Средний заработок в месяц репатриантов с высшим образованием был на 40% меньше, чем у израильтян. У лиц свободных профессий, музыкантов, заработок на 37% меньше. Конторские служащие – 45% меньше. Работники торговли – 50%. Это из-за языка, наверняка. Сферы обслуживания – 27%, рабочие – 25%. И только среди неквалифицированных рабочих месячные заработки были выше средних на 10%. Это, судя по всему, арабы.
Д. Наверное, грузчики, физическая сила, хватай-тащи на верхний этаж, не все это могут делать.
СУ. Есть табличка, где всё это сравнивается, сами посмотрите. Видно очень чётко, как к не-местным применяется лёгкая сегрегация во всех сферах, кроме низкоквалифицированного труда.
Интересная статистика начала XXI века, как трудоустраивались. В 2001 году в Израиле насчитывалось 310 частных фирм, которые обеспечивали работой 120 тысяч человек. Работу, которую получают через фирму по трудоустройству, называют работой от «каблана», подрядчика. Более четверти работающих через фирму по трудоустройству получали зарплату, не превышающую минимальную, не более того.
Часовой заработок превышал 25 шекелей – то есть квалифицированный труд – только у 5% работающих от этих посредников. Практика найма работников через этих посредников – наиболее распространенная в израильской промышленности. Четверть рабочих мест в этом секторе экономики занята этими работниками.
Наиболее высока – в новых предприятиях электронной промышленности. 60% отрасли в сфере, например, уборки и охраны составляют репатрианты.
В зависимости от сферы [играет важную роль] ещё и монополизм фирм, которые занимаются трудоустройством, и как мы видим, чем квалифицированнее работа, там невозможно даже устроиться самому.
Д. Тем лучше, чем – моешь унитазы.
СУ. А в уборку и в охрану – добро пожаловать, кому хотите. А во все остальные вход запрещён.
Д.
Встречаются два еврея:
– У тебя кто охранник?
– У меня охранник – инженер.
– У меня охранник – профессор.
СУ. А уборщица – это…
Д. …прима-балерина. Жалко людей.
СУ. Жалко, конечно.
Д. Это ж люди взрослые все. Это ж не молодой человек, когда, знаешь, как я тоже думал – мне было чуть больше 20 лет – куда-нибудь свалить. Неженатый, рюкзак, пару трусов, и куда-нибудь там смело едешь. А здесь – с детьми, семьей, со своим списком болезней.
СУ. Причём – за сытой жизнью ехали.
Д. Да, за счастьем.
СУ. А она не такая. Очень хорошие социологические показатели. Уровень дохода, как люди сами считают, достаточно или недостаточно? Самооценка. Мы репатриантов берём. Среди врачей полностью своим доходом удовлетворены 86%. Среди инженеров полностью – 38%. А, например, среди не работающих по специальности инженеров полностью не удовлетворены – 40%. Мы видим, что только врачи, которые смогли найти работу по профессии, полностью довольны своим доходом.
А [среди] всех остальных, как, например, инженеры, сохранившие работу по профессии, удовлетворены только частично, на 53%. А полностью – 40%. Мы видим, что [удовлетворенность] падает. А те, которые сменили профессию от инженеров, полностью довольны всего 30%.
В общем, доходы падают, кроме квалифицированных врачей. Никто в этот «высший средний класс» не пробился. Называли эту эмиграцию «колбасной» в шутку, которые в начале 90-х ехали, что они за дешевой колбасой.
Но есть и отличия. Что интересно, он отмечает, что все семьи репатриантов с одним работником умудрялись жить при скромных доходах без дефицита в бюджете.
А большинство израильских семей с аналогичным уровнем доходов не может жить без минусов в банке. Наши репатрианты живут по средствам, это отличает от местных. Они в долги не залезают.
Оценка экономических аспектов жизни. В Израиле лучше или в Израиле хуже? Как люди оценивают.
Те, кто работает врачами, говорят, что в Израиле лучше – 62%. Те, кто [говорит:] в Израиле хуже – 14%. Врачи, которые сменили профессию, считают, что в Израиле лучше – только 32%. А хуже – уже 40%.
Мы видим, что огромное количество людей просто не могут себя найти и из-за этого страдают. Для нас это в общем-то всё равно. Это они уехали.
Д. Они сами, это был их выбор, и они поехали за счастьем. А тут наоборот всё.
СУ. Да, так точно. На самом деле книжка закончена, там есть еще одна последняя интересная глава, «Чего им не хватает», где автор пытается порассуждать, чем довольны репатрианты, чем недовольны.
52%, такая же [выборка], как он приводит, в возрасте от 35 до 54 лет были не удовлетворены своей жизнью в Израиле. Больше всего удовлетворены своей жизнью репатрианты пенсионного возраста и с низким уровнем образования. Те, кто скромно сидит на социалке, либо готов на низкоквалифицированный труд, те больше всего довольны.
А у интеллигенции – как было горе от ума, так горе от ума и осталось.
Д. Хапнули там. Хороший, познавательный урок.
СУ. На этом разбор, интересной, я считаю, книжки завершён.
Д. Покажи туда и в экран.
СУ. Книжка не новая, но умная.
Д. Она не новая, но проблемы старые.
СУ. С евреями заканчиваем?
Д. Да. Дорогой мой Семён, какая следующая книга будет?
СУ. Я предлагаю вернуться уже к нашей стране, а то мы – то с правыми Европами, то с евреями. Я бы предложил нашего последнего председателя Совета министров СССР Николая Рыжкова, у него есть очень хорошие мемуары, называется «Трагедия великой страны». Это о том, как разваливался Советский Союз в самом конце 80-х, это ещё до истории с Ельциным. А самые последние годы Советского Союза, когда события в Узбекистане, в Молдавии, в Казахстане, а он был председателем Совета Министров, землетрясения.
Д. А мы будем вспоминать на наших уроках про Ельцин-центр?
СУ. А почему бы и да?
Д. Я там был.
СУ. Я не был ещё.
Д. Будешь скоро.
СУ. В общем, разберёмся с крушением Советского Союза в воспоминаниях последнего председателя Совета министров, и он же был оппонентом Горбачёву. Он был тем человеком, который до последнего боролся за сохранение СССР. Это толстая книга, я не знаю, сколько будет уроков, но мы в ней предметно разберёмся. Будет интересно.
Д. Спасибо, Семён, очень интересно.
СУ. Будем продолжать.
Д. А на сегодня всё. До свидания.
Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка
Was this helpful?
2 / 0