Семён Уралов — охота за вниманием в когнитивной войне

oper.ru

Дмитрий Юрьевич «Гоблин» Пучков. Я вас категорически приветствую. Семен, моё почтение.

Семен Уралов. Симметрично.

ДЮ. Обо что сегодня?

СУ. Сегодня мы подобрались к теме когнитивной войны с позиций просвещения. То есть, мы всё это рассматривали, как НАТО взаимодействует, манипулирует. А нужно разобраться с тем, как мы пришли в эту ситуацию. Как мы пришли? Это же не внезапно, — бац, и случилось.

Поэтому название рабочее: «Когнитивные войны с точки зрения истории, политэкономии и культуры». То есть, «О новый дивный когнитивный мир». В котором мы, собственно, оказались. И как мы в нём оказались. И при чём здесь 2008 год. Особая поворотная точка.

Поэтому в сегодняшней части будет очень много хештегов. Что нужно нашим слушателям прочитать. С чем ознакомиться. То есть, как мы формируем эту базу мировоззренческую. Куда мы, собственно, погрузились. Попытаемся разобраться в духе нашего времени. То есть, поиграем в гегелей современности.

В чём он, дух этого когнитивного чуда мира, с помощью которого мы все превратились в малолетних дебилов. Вот. Я напоминаю рамку, в которой мы находимся, — это рамка внимания. Мы сегодня будем очень много говорить о внимании. И именно внимание есть основной ресурс, за которым охотятся.

Начали охотиться в 20 веке. И страшно охотятся в веке 21. То есть, уже не деньги важны. Они тоже важны, конечно же.

ДЮ. Привлечённое внимание приносит деньги.

СУ. Да. То есть, это уже следует. И люди часто не замечают этого. То есть, они просто не замечают. Я всем рекомендую, я уже публиковал. Посмотрите американский фильм «Социальная дилемма».

[Обо] всех бывших топ-менеджерах Facebook, YouTube, которые ушли. Они рассказывают о том…

ДЮ. …что делать.

СУ. Это 2020 год. Как раз в разгар эпидемии ковида. И как это всё используется. Как алгоритмы используются для этого. Они рассказывают со своей колокольни. Но это ровно то, о чём мы говорим. Как это стало целой индустрией и инфраструктурой. И почему внимание находится в центре всего. Просто приведём пример.

ДЮ. Это же как это, извини, перебью. Раньше смешно казалось, а потом оказалось не смешно. С Дементием обсудили морские аквариумы, где можно держать морских рыбок. Вода, соли, туда-сюда. Ну, и телефон лежит рядом. А завтра тебе в выдаче непрерывно. Здесь соль, тут вода, тут компрессоры, здесь рыбы. То есть: «мы только рекламой занимаемся». Да? Это как про искусственный интеллект. Посмотрите, как интересно сочинение сочиняет. А гаубицы как наводят? Нормально? Нет. А руководство операциями? Нормально? Нет. ПВО, перехват, расстрелы. Нормально? Это вам, дуракам, крохи со стола падают. Ваши сочинения. Искусственный интеллект фотку раскрасил. Я представляю, что он в Пентагоне раскрашивает. И куда?

СУ. Так точно. Мы буквально на днях общались с Алексеем Чадаевым, философом. О взаимной конверсии. Что есть конверсия из военных технологий в гражданские. Точно так же есть, когда военные подглядывают за гражданским миром и понимают…

ДЮ. …волокут к себе.

СУ. Волокут к себе. И в случае с когнитивной войной мы как раз и имеем это явление. И в этом мы и будем сегодня разбираться очень подробно. А что же это за явление? И как это все проявляется? И почему важно внимание… Я сейчас приведу на [примере]… Мы же всегда вначале разминаемся на примерах из реальности текущей.

Ну, вот смотри. Последнее событие, которое произвело когнитивный удар по обществу нашему, — это заход ДРГ в Брянскую область. Видно было, что все подготовлено. Как информационный сигнал сразу все отыграли. Это произошло с точки зрения событий на фронте, военных событий…

ДЮ. Ни о чем.

СУ. Ни о чем. Но с точки зрения информационных воздействий, последующего [реагирования].

ДЮ. Ураган натуральный.

СУ. Это огромное событие. Теперь вы уже все, мы уже все подготовлены. Вот и сравнивайте. С точки зрения военных действий это — неправильно говорить «ничтожно», — но это локальное событие, которое на каждом участке фронта проходит практически ежедневно.

Но так как это все спроектировано, заранее спланировано, политически обозначено и разогнано по всем информационным пузырям, мы увидели, что это чрезмерно значимое событие. Точно так же история про новое вооружение в Польше. Которое привезли и демонстрируют картинку. Понятно, что продают картинку.

Но теперь вернемся всего на полтора месяца назад. Вернемся на полтора месяца назад. Помнишь, был Рамштайн, после которого якобы не дали танки? Какая была радость у нашего политизированного меньшинства. Вот уж радовались. Прямо радовались. Там была перемога. Теперь же – наоборот.

А что по факту? А по факту – человек, который сейчас расстраивается из-за ДРГ в Брянской области. По нему этот удар произведен. Он уже забыл о том, что с ним было полтора месяца назад.

ДЮ. Конечно.

СУ. А самое главное что? А у него украли 30 минут времени. А эти 30 минут времени он бы на что мог потратить? Как минимум пару слов выучил бы иностранных. А мог бы масксеть сплести. Это то, что жизнь спасает.

Ты можешь быть сто раз за мир. Имеется в виду – за что угодно. Но история с масксетями спасает жизнь любому, который находится в зоне конфликтов. Займись этим. Но ты вместо этого 30 минут чему-то радовался, непонятно чему. И это и есть – одна из главных целей когнитивной войны. Мы сегодня будем рассматривать с точки зрения современного турбокапитализма. Еще называют надзорным капитализмом.

Украсть у тебя все. И так, чтобы – не просто украсть, а ты это отдал, и с радостью это сделал. И считал, что это нормально. И это самая иезуитская технология, которая вокруг нас построена. Сложите, вы один день 30 минут потратили, второй. А теперь сложите это за год. И посмотрите, сколько в реальности. А война – это дезорганизация тыла. Так оно и организуется.

ДЮ. Есть такое хорошее упражнение. Когда ты, проснувшись, берешь лист бумаги и глядя на часы, все время пишешь, чем ты занимался. Не пытаясь привести дела в порядок. Просто пишешь, чем ты занимался. Внезапно узнаешь, что продуктивно работаешь примерно полтора-два часа в день. Если три, то ты герой вообще. О восьми и речи не идет. Чем ты занят?

Это все, кстати, давно известно и понятно. Технические средства были несовершенны. И «мы серфим по интернету». То есть, это такое чувство, что если бы не было интернета… У тебя лежит 20 журналов и 15 книг. И ты: тут полстраницы, здесь главу.

А это зачем? Хотелось бы узнать. Ну, прикольно. Ну, наверное, да. Тогда это было – интернет не у всех, компьютеры не у всех. Я тут элитный такой.

СУ. Да.

ДЮ. Ну, вот оно такое. «Мы серфим по сети». Ну, хорошо. Это длилось, пока не придумали тикток. Тикток – вообще одебиливающий. Натурально одебиливающий. Я не к тому, что его специально таким сделали. Он нечаянно таким получился.

СУ. Его рынок [таким сделал]…

ДЮ. Получилось ролики нарезать. Они короткие. Сел. А — полтора часа уже прошло.

А о чем это было? Ни о чем. Но там одни дебилы. Во всяком случае из того, что я вижу, это одни дебилы. Бывают какие-то… Я вот люблю смотреть: наука, техника. В кузнице куют. Это и интересное.

СУ. Инженерные решения всякий.

ДЮ. Хотя бы что-то познавательное. А это — бред. «Мы, девочки, тут станцевали». «Я песню в трамвае запел». Дал бы в рыло, чтобы ты дома у себя сидел и пел. И тоже, чтобы соседям не мешал. А – нащупано. И это инструмент оболванивания.

Не просто так в Соединенных Штатах требуют запретить. Отсюда вообще уберите. И если такие дурацкие ролики имеют такое воздействие на сознание, — так если туда что-то правильное заворачивать, вы вякнуть не успеете, как вам в бошки накачают то, что надо агрессору потенциальному или действительному. Они давно уже нащупали все. И ведут туда, куда надо.

А то, что ты говоришь, глядя на рейд этот. Я, кстати, так и не понял. Они из-за кордона пришли? С территории Украины? Или они сидели внутри Российской Федерации? Оружие с собой принесли? Или тут оно было запрятано? Они захватывали населенные пункты или мимо прошли, сфоткались? 40 заложников было? Не было? Людей убили. Это видел. И пацана в спину ранили. Это видел. Все остальное – ничего не понятно. И тут же толпа граждан, например, я точно такой же. А что это было?

А давайте предположим вот это. А давайте предположим вот то. И поскольку я старый и имею некий жизненный опыт, а масса людей никакого опыта не имеет, она из этого начинает делать какие-то чудовищные выводы. А еще вчера газеты и телевизор были в руках государства. Откуда строго проверенная информация, правильно подготовленная, внедрялась в мозги граждан. А теперь миллион каких-то балбесов, никакими обязательствами не связанных, никому не подчиняющихся, несет какую-то ахинею.

Причем балбесам кажется, что они сами ее несут. Особенно малолетние. А на самом деле – нет. А на самом деле вам подпихивают то, что надо раскручивать. А когда вы это раскручиваете… «Ой, оказалось, это вброс». Так кругом один сплошной вброс. Потому, что к официальным СМИ претензии можно предъявить примерно такие же. Падение профессионализма чудовищное. Никто ничем не управляет. Никто никаких векторов, куда мы идем, что делаем, не задает.

Ладно, повторюсь, я старый и опытный, и как-то даже на интуитивном уровне можно отделить хорошее от нехорошего. А с детей что спрашивать? У детей миллионы подписчиков. Они подвержены всяким влияниям. А как это делать? Получается, что с той стороны сидят высококвалифицированные сотрудники ЦРУ, которые дергают за нитки. Ну, а тут исключительно благоприятная среда. А мы – чашка Петри, в которой выращивают какую-то мразь. Как так? Почему это государству неинтересно? Я теряюсь. Извините, больше не буду.

СУ. Почему? Объясню почему. Потому, что государство, — мы сегодня будем очень сильно различать государство и власть, — государство наше, это кастрированная форма советского государства, которое целенаправленно в 1991 году ушло из огромного количества сфер жизни и общества. В этом была сделка 1991 года. Что советское государство слишком тошное. Лезет во все сферы, заставляет, принуждает. Свобода же. В этом был смысл.

И РФ – это, я всегда напоминаю, вообще Россия – страна аббревиатур. Это еще Маяковский установил: замкомпоморде, заместитель комиссара по морским делам. Что такое РФ как государство? Это РСФСР минус одно С, одно С и еще одно Р. То есть, это сокращенная версия РСФСР.

Поэтому государство, как шагреневая кожа, сжалось. А общество осталось за пределами этого государства. А начальники наши, самые главные, они еще являются представителями, как бы то ни было, — ну, как твое поколение, мое, значительная часть, еще сформировано в советские времена, советским представлением о том, что у государства и общества — особые отношения. Что государство что-то должно обществу.

Нет, обществу 30 лет сказали: «досвидос».

ДЮ. До свидания, да.

СУ. До свидания. И значительная часть общества сказала: ну, хорошо, до свидания. И честно стала нацистами. Я помню 1990-е, 2000-е. Не запрещено это было. Я помню подмосковные электрички, когда вваливались, — сначала это были всякие РНЕ еще в конце 1990-х, я чуть-чуть застал. Потом это были другие, в этом же была сделка.

А теперь государство, — после того, как построено странное общество, и мы сегодня будем об этом говорить, в России построено несколько обществ, об этом наши социологи говорят, что есть западнизированные столицы, которые действительно похожи… Значительная часть москвичей похожа больше на ньюйоркцев, чем на жителей, например, Твери.

По социальным [показателям] – они [используют] русский язык, но по своей модели поведения, модели потребления, по ценностям они являются больше ньюйоркцами, чем соседями по [стране с жителями] Твери. И в чем эта особенность? Я считаю, что наши начальники этого не понимают. Они находятся в предыдущей начальственной реальности.

Я это наблюдал в Белоруссии очень активно, потому что Белоруссия – как лаборатория наша маленькая, как Россия, только меньше. Когда мы разбирали на примере кризиса 2020 года. Вот одна реальность – государства, оно в своей реальности, а общество как-то будет переваривать, и нам с этим жить.

Нам особенно, потому что мы в обществе живем.

ДЮ. Ну, я бы для малограмотных граждан – это пример Белоруссии – общение с гражданами из IT. «А я вот программист, я вот на Запад работаю, зарабатываю 5 тысяч долларов, а тут условных 300 зайцев. Видите, как неправильно общество устроено?» — И? — «Надо сделать все как там. Вот этого выгнать, а вот тех сюда позвать, белых сахибов, они тут наведут порядок».

А почему ты думаешь, что они – порядок наведут? Я вижу, ты идиот, с тобой говорить не о чем.

СУ. Я же зарабатываю.

ДЮ. Я в IT зарабатываю 5 тысяч долларов в месяц. Алло, какие еще вопросы? Но — там. А здесь такого нет. Почему? Потому что вот это неправильный президент, и прочее, и прочее. То есть тебе, несмотря на твое IT, тебе, дураку, непонятно, что твоя задача, с которой тебя натравливают, потому что ты дурак, тебя натравливают – это государственный переворот.

Все, больше никаких задач нет. Но и глядя на руководство… А вы вообще понимаете, что происходит-то, нет? Нет? Нет, ничего там не коснулось, не тронулось. Вон, видеохостинги. Вот расскажите, вы тут учите каких-то детей, где-то находите и образовываете талантливых детей, и вот вы их нашли, образовали, а где? Они ездят на Олимпиады, там рвут всех, как тряпки просто, первые места, замечательные талантливые дети. Где продукт? Продукта нет.

Почему? А они в Америку уехали все. А почему они уехали? Ну, там денег больше платят. А я правильно понимаю, что у вас здесь инкубатор по выведению талантливых детей, остатки советского образования и педагоги советские, которые их учат, это даже не мировой уровень, это выше, а дальше эти дети от вас уезжают. Я правильно понимаю, это вы для Пентагона готовите этих детей, они поедут в Америку и будут работать на Пентагон в первую очередь. Правильно?

Вы нахера это делаете? – «Что-то вы куда-то не туда гнете».

СУ. Они не понимают этого. Половина понимает, но предатели, а вторая половина даже не понимает этого, что это так происходит. У нас же типа все хорошо. Они ездят по Москве, все хорошо.

ДЮ. Замечательно. Просто все замечательно. Ну, хорошо, да, хорошо. А вы понимаете, что большие города, они как пылесос, они из регионов тянут все бодрое, жизнеспособное, талантливое, которое само ломится в столицы, чтобы там как-то найти себя, проявить, там возможностей больше.

Не потому, что провинция хуже, а потому, что там возможностей больше. А особо талантливые, — точно так же, фьюить — и в США. И вы для этого их готовите? Со всеми своими сказками про реформы образования. «Реформы надо». А почему-то хорошо выучить детей могли только тупые совки, а вы ни хера не можете. И? А зачем вы это делаете?

Вот всё упирается в «а это зачем?», «а это зачем?». Да вы хер ли нас тянули 30 лет в Европы, в США, там тупо как в басне Крылова, «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Всё! Вы что там искали-то? Вы что хотели? А зачем ломали промышленность? А этим вы собственность раздали, и что, там расцвело всё сразу? Да, «совок неэффективный был», а вы этим раздали, и всё зацвело?

Мы же с тобой ездили в город Норильск, я видел, как там расцвело. Как при товарище Сталине было, так и есть. Пару цехов.

СУ. И поляки памятник антисоветский бабахнули.

ДЮ. Да, да, да. И музей, музей, посвящённый бандеровцам: «буду бить жидов и большевиков». У меня челюсть-то отпала. Кто это у вас тут таким занимается? Ну и что, где ваши эффективные собственники, где всё расцвело? А вот война, а где новые танки, а где новые пушки, а где новые снаряды? Вы что вообще творите, ё-моё, блин? И вот ситуация накалилась, а что делать-то? За что хвататься и куда бежать? Атас!

СУ. Мы стоим в очень интересном моменте, когда мы либо изменимся кардинально, либо нас сожрёт эта периферия. И сегодня ровно об этом и будет. То есть, мы прошли на добровольную самоколонизацию, 30 лет назад, да?

ДЮ. Да.

СУ. Но, и сегодня будет очень много хэштегов, о чём что читать, внутри проблем не меньше самой системы, и, по всей вероятности, вся система может пойти вразнос. И выходом, — то есть, мы всегда видим для себя плохой вариант, как вариант колонизации, оккупации, внешнего управления, то, что видим на постУкраине, но думаем, что есть развилка: внешнее управление, либо суверенитет.

На самом деле развилка не такая. На самом деле это не развилка, есть ещё более страшный сценарий, — неофеодализм, ликвидация вообще государственности на этих территориях. И я утверждаю, что это является главной целью когнитивной войны.

Не будет внешнего управления, даже на Украине. Нет, здесь нужны неуправляемые территории, пустынного типа. И это является, собственно, конечной целью. И наши этого не понимают. То есть, и целью уничтожения образования, уничтожения производства было именно это. То есть, целью были не экономические вопросы, то есть, вопрос денег никогда не стоял.

Всегда был богатый Советский Союз, и потом, то есть, у нас не было проблем с деньгами. Только мы куда-то выходим на новый рынок, у нас сразу образуются миллиарды. Потому что масса всего, чего продавать. А вот сложные системы, сложноорганизованные, например, производство самолетов или система жилищно-коммунального хозяйства, ни за какие деньги не восстанавливаются.

Поэтому нам нужно признать, что 30 лет назад элиты, — мы, кстати, с Дементием Рыжкова книжку закончили разбирать, там это очень четко видно, — что 30 лет назад элиты пошли на самодемонтаж и самоколонизацию в обмен на новый господский статус на своих территориях. То есть, весь мир господ других признает, что вы господа у себя, а за это вы должны выполнить ряд условий.

Вам выкачен ряд условий, и большую часть условий приняли, нужно признать, это приняли за то, чтобы вас… Но признать вас господами, — вы тут ни при чём, — это ж вас господами признать, а не нас.

ДЮ. Да. Не, ну, их господами не признают, вот в чём дело.

СУ. Вот, вот. А теперь произошло самое страшное, — оказалось, что и их господами не признают, но им-то признаться в этом страшно, а перед кем? Если они признаются перед обществом, то тогда вылезет вся неприглядность самоколонизации, что все эти вещи делали сами, и все реформы проводили сами.

ДЮ. Безусловно.

СУ. Это же только подталкивали консультанты, да?

ДЮ. Могли что-то подсказать, а так нельзя воздействовать.

СУ. А так нельзя, да.

ДЮ. Ну, в смысле, настолько: «Сидоров, Иванов, делай вот это», – нет. Мы на примере Украины отлично видели.

СУ. Да, всё.

ДЮ. Там воруют не в 4, а в 104 руки, но… Происходит не так, как хотелось бы, наверное, но страна-то катится в жопу, и прикатилась, в общем-то.

СУ. И прикатилась.

ДЮ. А вы что делали, где индустриализация, где самолеты, где автомобили? Или вы считаете, что здесь должны стоять люди с отвертками, им привезут запчасти, они скрутят, и всё будет хорошо? Это до первого вооружённого конфликта. А кто советовал создавать какую-то профессиональную армию? И как себя показала ваша профессиональная армия?

Что-то вдруг, оказывается, мобилизация нужна. Кто бы мог подумать? А тех, кто служил, а самое главное – воюют. А эти ваши спецназы? Что они там, вопрос-то не решили за неделю? Вы же рассказывали. И? А зачем вы вооружённые силы сокращали? А где наши бомбардировщики стратегические? А где наши АВАКСы?

Вон там АВАКС какой-то бомбанули, а я неплохо помню, как в 90-х годах из города Паневежиса наши эти АВАКСы угнали за Печору на север, и там всё сгнило. Они не нужны уже никому были. И вот теперь. И? Как это в известном произведении? «Что это у вас, у большевиков, чего ни хватись, ничего нет?»

СУ. Не будет ответов на вопросы от власти, потому что власть – это сложный, как мы уже разбирали, трансформатор, который сейчас сильно трещит.

ДЮ. 220 получает, 127 выдает, на остальные гудит.

СУ. Поэтому мы, из позиции, находясь в обществе, будем описывать как-то этот трансформатор и догадываться о каких-то процессах, которые там происходят. Почему? Потому что социальное мурло сразу вылезает. Вот смотри, наши начальники-то региональные, они сидели тихо, отчёты отдавали, а как только… Это был шикарный показатель, когда пошли новости о поставках техники западной, как они с барского плеча, губернаторы, не губернаторы, – начали призы выдавать, сколько они миллионов рублей заплатят за подбитого «Леопарда».

Включилось это «с барского плеча». Ну, что это такое? Это втягивание в ту самую шоу-политику, эта самая самоукраинизация. Есть лишних 5 миллионов, обращайтесь, скажем, куда конкретно это нужно без пафоса, что за что-то мы приз объявим. Что это вообще такое? Ну, к чему? Это саморазрушение, это то, что приводит к саморазрушению.

ДЮ. Да тут это, вы хотя бы на пальцах объясните, где у вас в бюджете есть призовая статья, то есть статья, в которой прописаны деньги, призы за подбитый «Леопард», вы где их берёте?

СУ. Что это такое?

ДЮ. В бюджете такого, наверное, нет. Это вы…

СУ. С барского плеча.

ДЮ. …вы с кого-то собрали? Ну, расскажите, они хотели давать эти деньги или нет? Или это твоё личное? Ну, расскажи, где ты это взял? Если вы хотите, чтобы это было прозрачно, работало. Нормальная государственная власть, она только так работает. Они: «Пацаны, я пятёрку даю». – «Тихо, я десятку». Вот это да.

СУ. Да, это ужасная история. И она уже отражается на всех случаях: все, кто призваны, получают в районе минимально 200 тысяч. Ну, в целом достойно.

ДЮ. Более чем.

СУ. Достойные [деньги]. То, что рискуют, это само собой, конечно. Но в принципе, я считаю, что это нормальный уровень зарплаты. То есть могут подтянуть, если хотят? Могут. А возникает парадокс. Сейчас был в новых регионах наших, когда были теракты в школах. Распорядились охранять все школы, профессиональные охранники.

Теперь имеем такой парадокс, когда учителей с зарплатами по 25 тысяч охраняют охранники, привезённые из регионов России тыловых, с зарплатами по 300 тысяч. Понимаешь?

ДЮ. Неплохо.

СУ. Что это? Это что? Это не вопрос. Я вообще считаю, что надо ставить вопрос ребром. То есть, все наши, кто в зоне спецоперации, должны получать такие зарплаты. Это вопрос справедливости. Потому что иначе будет очень нездоровая ситуация, понимаешь? Тогда в этом обществе возникнут части, которые будут зарабатывать в 10-15 раз больше.

Это приведёт к спекулятивному росту цен. И тогда те, кто выживает, живут там просто на пенсию, они превратятся в… «хотели как лучше, получилось как всегда». Я пришёл к выводу, что есть деньги у государства и у власти. То есть, там, где надо было, там можно и рядовому платить по 200 тысяч. А учителю, который в таких же условиях плюс-минус живёт?

Я пришёл к выводу, что мы не победим без специальной социальной операции. Потому что уже не работает по этому принципу. Если у нас есть регионы, переведённые на особое военное положение, сейчас у нас таких четыре региона. Запорожская, Херсонская область и две республики. Там официально всё происходит.

Там люди, когда приезжают, даже командировочные получают повышенные, потому что находятся в зоне особой. А те люди, которые там живут, что мы с ними делаем? Либо мы тогда должны их на время переселить, да? Либо у нас создастся очень несправедливая ситуация, очень нездоровая, где одна часть общества будет себя чувствовать ущемлёнными, а другая будет такой как белые господа во многом.

ДЮ. Красиво получается.

СУ. То есть, мы пришли к необходимости ещё отдельной специальной социальной операции, как минимум в регионах, где такие возникают парадоксы. Я не знаю, в чём это должно быть выражено. Ну, например в том, что у каждого пенсионера в этой зоне должно быть отдельное обеспечение продуктами, например. То есть, что вообще государство снимает эти вопросы.

Нужно решать этот вопрос, потому что он назреет, это не здорово, это может превратиться ещё и в экономический туризм. Ну, что как бы, это же очень удобно.

ДЮ. Конечно. Мне сразу вспоминается замечательный город Барселона. Много раз там бывали, всем страшно нравится, туда-сюда, и всё время думаешь: такое обилие туристов, бабло в бюджет, наверное, потоком. Оказалось, – нет. Оказалось, местные жители туристов люто ненавидят. Почему?

«А мы не все работаем в туристическом бизнесе, и никакого отношения к этому не имеем. Зато мы имеем отношение к другому. Туристы приезжают вот с такими котлетами денег, которые они хотят потратить, и цены абсолютно на всё [взлетают]. В том числе в кабаках, в которые мы по 40 лет ходим, а мы не можем себе позволить. Спасибо. Гоните нафиг этих туристов, нам они не нужны», – говорят рядовые граждане. Невозможно спорить.

СУ. И это в условиях мирной [жизни].

ДЮ. Да.

СУ. А тут всё усиленно ещё и страшно.

ДЮ. Да. А 30 и 300, я представляю счастье учителей.

СУ. И многие цены подтянулись уже до питерских.

ДЮ. Естественно.

СУ. Точно. Поэтому мы за этим фокусом будем следить отдельно, потому что социальные процессы очень важны. Но я на этом хочу [поставить] большой-большой восклицательный знак, потому что мы эти факторы вообще выпускаем при анализе этого кризиса.

 У нас либо военные действия, либо большая политика. Мы в эти две крайности [кидаемся]. А это более важно, потому что это влияет на наше общество.

Итак, про эволюцию нашего когнитивного мира. Эти процессы, эти начальники, которые начинают по пять [миллионов] объявлять награды за «Леопарды», и бьющаяся в истериках интеллигенция. Это всё – проявления нашего мира.

То есть, они считают, что это норма. Из предыдущих серий могло сложиться такое впечатление, что типа НАТО такое умное. Мы смотрели исследования, как они цитируют. Нет. НАТО наблюдает за изменяющимся миром. Как Нобель, изобрёл динамит для того, чтобы горным делом заниматься. А его [военные] употребили очень хорошо для своих нужд.

Сейчас точно такая же история. Поэтому нам нужно изучать. У нас есть две крайности. Либо ссаться, типа: они уже выиграли, всё, они уже выиграли, они уже всё. То есть, это зрада.

ДЮ. Да.

СУ. Да. Либо шапкозакидательство: а танки мы, всё. На самом деле эта реакция неправильная, либо они уже проиграли. Это и есть проигрыш, потому что это либо зрада, либо перемога.

Поэтому наш путь будет, я себе его выписал, – путь джедая когнитивной войны. То есть, надо идти к победе, не впуская в себя ни зраду, ни перемогу. Ни то, ни другое. А черпать силы нужно от того, что помогаешь ближним избавиться от этой зависимости. То есть, видишь людей в этом состоянии, – если ты человеку помог, ему стало лучше, ты из этого черпаешь силы.

Это сложно. Наша задача – посмотреть со всех сторон. И в этой части будет больше хэштегов. Эта часть для тех, кто не считает себя оригинальной снежинкой и не считает, что мир делится на белых эльфов и злобных орков. Мы будем очень много сегодня отсылаться к американским мыслителям, политологам и прочим. Как они это видят.

Мы хотим посмотреть другими глазами. Наш разбор сегодняшний будет, конечно же, о библиотеках и вообще о чтении. Я не знаю, как у кого, я считаю, что чтение, – мы с тобой это обсуждали, – на самом деле труд.

ДЮ. Конечно.

СУ. Это серьезный, серьезный труд.

ДЮ. Я слушаю массу граждан. «Я читаю, чтобы отдохнуть». Во-первых, зачем ты это говно читаешь, я понять не могу. – «Отдыхаю». – Какое «отдыхаю»? Это интеллектуальный труд. Даже чтение идиотского детектива – интеллектуальный труд.

Так может его к чему-то нормальному приложить? Может с карандашиком что-то отметить, выписать, обозначить, разобрать, обсудить? Нет. 95% общества под это заточены. Это печально.

СУ. Да, да. Но читать, как я… Я не беру советское воспитание, это понятно. Чтение у меня просто… Я пришел к этому, – «запоями». Я же политтехнолог, это 3-5 месяцев полевой работы, спишь по 3-5 часов, но это постоянно сотни страниц документов, листовок. То есть, ты читаешь, но читаешь очень специфическую вещь, всякие финотчеты, кучу всего.

А потом период 3-5 месяцев – выдохнуть. И вот избирательная компания, ты выдыхаешь. Но все равно читаешь. Ты все равно читаешь в этом ритме. Ты не сможешь потом в избирательной компании много работать с текстами, если потом 3-5 месяцев не будешь читать. То есть, это ритм, который нужно постоянно поддерживать. А так как ты уже на волну политическую настроился, то у меня было два периода.

Я на протяжении лет 10 очень много читал профессиональной литературы, практической, в период именно избирательных кампаний: книги, листовки, такие вещи, практические, а потом на отдыхе уходил более в теоретическую часть, историко-политологическую. Таких почти 10. То есть, у меня чтение было очень интересное, очень специфическое.

И 4 библиотеки было. Конечно, первую я уже почти потерял, но она почти переехала к третьей. Вторая, я надеюсь, меня дождётся. Четвёртую, которой тоже часть переехала, ты у меня видел в Крыму. В Питере я сейчас собираю уже четвёртую. Ещё у меня есть пятая кочующая со мной, московская, которая уже 15 лет со мной переезжает.

То есть, читать будем много. Сегодня у нас список литературы на 2023 год. Уважаемые друзья, если вы хотите понять, куда мы катимся магистрально в этом кризисе, и как когнитивная война изменяет наш мир, будет список литературы на 2023 год. Это нужно прочитать, чтобы понять.

Первое, будет очень много образов, поэтому у меня просьба, у тебя очень кинематографичный взгляд, – если что-то видишь, пример, где в фильме [подобное], потому что я-то в фильмах не очень, – можешь подсказать.

Сразу что нужно прочитать, про будущее. Где мы сейчас находимся, умные люди говорили уже лет 20-30 назад, а умнейшие люди говорили 100 лет назад. После Первой мировой войны эти тенденции были уже понятны. Поэтому три антиутопии, которые обязательно нужно прочитать, на которые нужно опираться. Олдоса Хаксли «О новый дивный мир», [так] названа сегодняшняя наша серия, по аллюзии. Парафраз, собственно, из этого. «Мы» Замятина, русскую антиутопию обязательно нужно почитать. И часто упоминаемый Оруэлл «1984». Даже лучше «Скотный двор».

ДЮ. Можно и «1984», и «Скотный двор».

СУ. Да. Ещё можно полирнуть «Чевенгуром» и «Котлованом» Платонова, но это уже на любителей. Эти три вещи почему нужно прочитать? Чтобы понимать, чего умнейшие люди своей эпохи испугались, увидев манипуляции с тем самым коллективным человеком и толпой.

В первый раз почему? Потому что это был процесс Первой мировой войны. До этого никогда с таким эффектом толпы не сталкивалось человечество в принципе. То есть, войны всегда были либо уделом профессионалов, либо это выкатывалось в какой-то морок, как 30-летняя война, когда хаос, непонятно, что где происходит, тут – один барон, тут – другой барон.

А тут впервые было построено практически тотальное государство, которое смогло поднять под ружьё тысячи человек, безотносительно, хотят они этого, не хотят, а потом это вылилось… Ещё вчера, – это же все интеллигенция рефлексирует, – ещё вчера кузены Вилли и Ники пьют кофе, ездят друг к другу на яхтах…

ДЮ. …а сегодня воюют.

СУ. …бац, и 50 тысяч человек убиты в одном непонятном штурме, 50 тысяч человек.

ДЮ. А под Верденом – 700 тысяч.

СУ. То есть, [общество] было, конечно же, перепугано. А потом ещё добавилась испанка. Вы много об этом рассказываете, и с Клим Санычем, просто я напоминаю, как происходило, как рефлексировали. То есть, [общество] очень испугалось, да?

ДЮ. Кстати, один из типичнейших примеров наших размышлятелей… Все знают, что в Риме строили дороги, прекрасные дороги, они до сих пор стоят. «Дороги стоят, они о людях заботились». А они не о людях заботились, они заботились об армии. Потому что батальоны, легионы должны были с максимальной скоростью добежать до нужного места, — это раз. Для этого нужна дорога, потому что за ней едет обоз, волочёт припасы и всякое такое, — это раз.

Второе: легион, идущий сквозь селения, он сожрёт всё, как саранча, изнасилует всех без исключения, и сзади «перед нами всё цветёт, за нами всё горит». Дороги, – они для войны, а не для чего-то там, и это раз.

Второе: Европа – крайне густонаселённый регион, крайне, и из-за этой густоты военные действия имели совершенно другой облик. Наёмники, кондотьеры – кондотьеры – это по-русски контрабас, никто не врубается, то есть тот, кто по контракту воюет, которые там друг за другом бегали, друг друга били, до населения им вообще никакого дела нет, им не за это деньги платят, и война там совершенно другая была.

А в России тут, понимаешь, «резня какая-то ужасная». А у нас нет такой густоты населения, её просто нет, и у нас война устроена по-другому, и не надо. Вы как только начинаете сравнивать, — вы же идиоты, вы во всех проявлениях идиоты, не зная базовых вещей, вы всё время грузина с мотоциклом сравниваете, это разные создания, заточенные под разное.

Ну а когда дошло до 20 века, огромное население, оно огромное там было, оно и сейчас там огромное, плотно, очень заселены [страны Европы], надо решать задачи. Я неоднократно ездил по солнечной Франции, там практически нет никаких памятников, мемориалов Второй мировой, зато вся Франция утыкана памятниками Первой мировой. Там государственная обязаловка, что у вас в каждом населённом пункте должен быть мемориал тем, кто из вашего населённого пункта погиб.

Там обязательно голова короля Верцингеторикса, которого Цезарь в Алезии схватил, сериал «Рим» смотрел? Его потом удавили, бедолагу, у него там голова, шлем с крыльями, и – жертвы Первой мировой. Первая мировая по ним так прокатилась, что они до сих пор забыть [не могут], Вторая мировая – это фигня полная для французов, а Первая – это такой ужас.

А почему? Потому что вот такие массы людей, а как их взять и отправить на войну? Наверное, у них должен быть какой-то энтузиазм, а как его создать, а как объяснить? Был такой, знаешь, хороший американский сериал «Бенд оф Бразерс» по-нашему «Братья по оружию», каждый сериал начинается с коротких интервью с ветеранами, сидят люди на фоне чёрной тряпочки, – это я оттуда, кстати, притырил, – и рассказывают.

Лучшие рассказы – это: «а всех призывали?» – «Нет, не всех. В нашем городе двоих не взяли, один от расстройства повесился, это на Вторую мировую войну из Америки». Ну, наверное, у этих людей что-то в головы было заложено такое, что вот они готовы идти на службу, готовы воевать и готовы отдавать жизни за то, что заложили в головы.

И да, уже начиная с Первой мировой, там пропаганда изменилась тотально просто, – ну все козлы наши, которые со сказками: «на Западе пропаганды нет, только у коммунистов», – это вы специально отводите от взгляда на тамошнее устройство.

СУ. Более того, коммунисты как раз взяли самые эффективные наработки как раз западной пропаганды, и организации, и всего, и применили просто в иных интересах.

ДЮ. То же самое надо делать сейчас.

СУ. Конечно. Тут я вам хештег «Что послушать», так как мы пришли к необходимости [философии]. Собственно, без философии мы вообще проиграем, не поймем, что. У нас с Тимофеем Сергеевичем философские субботники еженедельно, уже на всех подкастах: Яндекс.Музыке, Гугл-подкастах, мы сложные темы пытаемся обсуждать.

Надеюсь, что с Алексеем Чадаевым тоже начнем эту работу, потому что это необходимо. Я взял на себя такую [миссию], самовольно вызвался русских философов интегрировать, потому что я самоучка, но тем не менее. Все мы философы и социологи немного.

Поэтому ничего НАТО не придумывает, они изучают реальность, используют лучшие технологии и делают уже это сто лет. После Первой мировой все обалдели. И, собственно, история современная, где мы сейчас находимся, фактически началась с 20 века. Первый раз, до этого хатаскрайники – то, как мы называем обывателей…

До этого от государства всегда можно было убежать. Хоть куда-то. У нас в Сибирь можно было убежать всегда. У англосаксов была Австралия, куда можно было убежать. А Первая мировая война показала: нет, тебя догонят везде, а Вторая мировая война – совершенно.

Что есть чисто политическая история человечества, то есть история большой европейской цивилизации? На уровне схемы мы разделяем общество и государство, меньшинство всегда сверхпотребляет за счет большинства. Любое общество так организовано.

Государство – это институт, организации общества, где большинство пользуется такими благами, как, например, МВД и здравоохранение, а меньшинство сохраняет власть с помощью тех же институтов. То есть, полицейские одновременно для того, чтобы вас не обокрали, и чтобы начальника не свергли.

И у государственных институтов всегда есть обоюдная выгода. И для власти, которая является закрытым [сообществом], и для общества. И когда государственные институты в поиске баланса — это и есть развитие. Но надо же, чтобы полицейский еще и подчинялся власти. Недостаточно просто создать институт милиции, потому что иначе – 1990-е годы.

То есть, вроде как бы милиция есть, а выполнять она может другую функцию. И в гражданское время можно, получается, закидать бабками по совету Тони Сопрано. Есть какая-то проблема, – как американцы всегда делают: есть проблема – мы туда…

ДЮ. …брандспойт бабла, да.

СУ. Да, и как-то разрулится. Но теперь не получается, ну просто не работает. Миропорядок сегодня и 100 лет назад сильно [различается]. На Первую мировую войну – никто особо не спрашивал, – забрали и все. Было подготовленное общество, но и солдаты через 3 года в ответ тоже не особо спрашивали, уже в Петрограде когда оказались.

То есть, что произошло с обществом, нашим. Кстати, в Германии была революция, я напомню. Общество взяли, общество доверилось государству, ехало, памятники у нас стоят, – на Белорусском вокзале, – как раз Первой мировой войне посвященные, где провожают солдата.

Общество доверилось, но потом, как поет Летов: «не бывает атеистов в окопах под огнем». А в 1917 году это будет уже другое общество. Потому что человек в условиях, когда ему что-то угрожает, начинает верить в любую историю, он может поверить, уйти он может к одним радикалам, может уйти к вторым радикалам.

В Германии были правые радикалы, у нас же точно так было. То есть, я цитату Летова к чему привёл? Что человек, когда угрожает что-то [его] жизни, склонен верить вообще всему, чему угодно. И мы помним, что в том же 1917 году Петроград бандами управлялся, то есть, не было имперской столицы.

Истории, как и Ленина чуть на гоп-стоп где-то не поймали. То есть, разложение государственности происходит в первую очередь в полисах, то есть, города начинают разлагаться.

Поэтому цель когнитивной войны – разложение наших полисов. Потому что, с одной стороны, это атака на мышление каждого из нас, а с другой стороны, чтобы в наших полисах повторилась история, которую удалось сделать после Первой мировой войны.

ДЮ. Отлично повторяется. У меня любимый пример. Знаешь, как есть такой Михаил Прохоров, который «Норильский никель», который рассказывает: «рабочим выдали новые робы, представляете, они им так понравились, что они в гости друг к другу ходят в робах».

Тебе в башку не приходит, что у них другой одежды просто нет? У тебя, под твоим крылом, они столько зарабатывают…

СУ. А по костюму еще не хочешь подарить?

ДЮ. Да. И вот он – кандидат в президенты. И вот, значит, Норильск, – я тебе точные цифры не назову, – и вот город Ижевск. В Норильске ты – царь, бог и воинский начальник, а в Ижевске тебя вообще никогда не видели и не слышали. И условно, цифры не помню, проголосовали 4% в Норильске и 4% в Ижевске. А в Москве, – приготовься, – 33%.

О чем это говорит в первую очередь? О количестве дебилов среди москвичей. Это натурально дебилы, манипулируемые, внушаемые, но при этом изображающие из себя соль нации, понимаешь, да. И вот смотри на мегаполисы. Везде так. И в Питере то же самое. Во всех миллионниках.

Где там эта так называемая самопровозглашенная интеллигенция окормляет публику, везде будет так. Он же, посмотрите, он молодой, он прекрасный менеджер, талант. Какой ты там талант? Что ты вообще в жизни видел и что ты в этой жизни сделал? Чем ты там умеешь управлять? Блин.

СУ. Да. И эта диалектика отношений большинства и меньшинства, где интеллигенция, я напоминаю, является прослойкой. В том числе и смазывающей, чтобы они не очень конфликтовали. А по большому счету задача интеллигенции, – если человек самоопределяется как правильный интеллигент, – то его задача должна быть просвещать.

Потому, что ему общество поэтому дает свободное время, чтобы он подумал. И просвещает. Но они считают, что они поучать могут. Есть разница. По форме – одно и то же. Просвещать и поучать.

ДЮ. Тут у нас случилась беда. Как мне кажется. Когда-то у нас служители культа окормляли народ. Объясняя, как себя надо вести, как не надо. Потом служителей культа разогнали после революции. А нужда в этом никуда не делась. И тогда товарищ Сталин назначил данных персонажей, назвав их инженерами человеческих душ.

То есть, именно с душами работать надо. Естественно, при товарище Сталине они работали так, как надо. Достаточно посмотреть на кино, литературу. Сколько там – безо всяких преувеличений, – шедевров мирового качества. А не то, что там наше русское, советское. И не совсем русское. Навалом. Чингизы айтматовы.

А потом Советский Союз развалился. Они свято уверовали, что они и дальше. Они – инженеры человеческих душ. Посмотришь вблизи: ты что хорошо-то умеешь? Расскажи, пожалуйста. Беспорядочные половые связи, всякое скотство, наркомания, алкоголизм. Это ваш участок, где вы проживаете. Ну, ни на что другое деньги тратить – у вас ни ума, ни совести, – вообще ничего не хватает. И при этом ты берешься поучать. Поучайте своих паучат.

Помнишь, когда только первая Болотная площадь была? Где все с белыми лентами. Меня, в нашем кинобизнесе: «Дима, мы тут написали письмо 139-ти, ты подпишешься? Мы – против жуликов и воров». – Я как-то не очень. Давно было. – «А чего?» – Реклама, наличность. Я не считаю, что я могу подобное… – «Ты что, дурак?» – При чем тут это? – «В смысле, при чем?» – Ты-то там деньги воруешь вообще, как не в себя. Какие жулики и воры? – «Да пошёл ты!» – Больше со мной эти люди не общались. Все 139. Я отказался подписывать письмо. В пользу Навального. Что у вас в башке? Как это?

С моей точки зрения, задача интеллигенции – это обслуживание действующего режима. Любого. Без разницы. Коммунистического, капиталистического. Только обслуживают плохо. Нынешние. Они плохо обслуживают. Они ничего хорошего нам не несут. Вообще. Вот просто.

Если уж примитивный фильм про чебурашку жахнул как водородная бомба в прокате.

СУ. Я считаю, что они бесталанно это делают. Может быть, сам режим считает, что хорошо. Ему же, наверное, комфортно с этим.

ДЮ. А кто оценщик-то?

СУ. Вот, да. Вот это главная проблема. Но почему я вижу? Потому, что наибольшие кассовые сборы получил фильм «Холоп». Как на заднем дворе мажора выдрали. Вот это для меня социология.

ДЮ. Люди смотрят именно на это.

СУ. Да.

ДЮ. Именно на это. А не на ваши забавные приключения.

СУ. Вы можете себе придумывать все, что хотите. Мы можем вам рассказать про общество. Но вы-то нам про власть не очень что-то рассказываете. Будет такая односторонняя игра. Что поделать?

Поэтому мы должны напомнить, что не всегда так было. Вся история человечества, вплоть до 20 века, — это постоянная борьба за расширение своих прав. И нас этому учат и всегда об этом напоминают. Об этом – все буржуазные революции, промышленные. До конца 19 века всего 2% процента нашей цивилизации понимало, что происходит.

Они были достаточно образованны. И вообще разбирались в тех процессах. 98% вообще жили внутри своей повестки. Живут они – пофигу – во Франции, или во Владимирской губернии, или где-нибудь в Турции. Не имеет значения. Человек 90-80 процентов так и жили.

У нас сколько было крестьян? – 87% в Российской империи?

ДЮ. 90%.

СУ. Я помню, что тотальное абсолютное большинство. Но напоминалка нужна, чтобы вспомнить. Но ведь после перехода капитализма к высшей стадии, переход к массовому производству. Соответственно, открытие образования массового. Сначала ремесленные школы, Пруссия, пенсионное обеспечение.

Власти впервые в 20 веке поняли, что они просто проиграют. Они поняли это после Франко-прусской войны. Когда Германия показала, как можно всё организовать. И нахлобучить более богатую Францию с колониями, со всеми делами. За счёт науки и техники, за счёт высокоорганизованного [производства].

Бисмарк говорил, что войну выиграл прусский учитель. Сначала была подготовлена наука, техника, армия. А потом было нанесено поражение извечным конкурентам. Многие говорят, что Франко-прусская война – это был пролог Первой мировой. То есть, они убедились в том, что не могут это сделать, на примере Франции. И дальше мы это всё растопчем.

ДЮ. Я тебе пример опять приведу. Как-то я не раз, не два ездил на нашу «Формулу-1» в городе Сочи. Мы там сидим в ложе над конюшней Феррари. Сидишь и смотришь: машина заскакивает на пит-стоп. Болид. А на него со всех [сторон]. А там – такие итальянцы все. Они все такие… Серьга в ухе, борода, побрит в 10 барбершопах. Весь красавчик. Глаз не отвести, настолько он стилен и хорош.

Залетает, болид по тормозам. Раз, и тут на него со всех сторон – как прыгнут. Колёса оторвали, новые прикрутили, керосина налили, знак убрали. Улетело. Я такого – в армии служил, из военной семьи, – всякого этого военного в жизни видел много. Боевых расчетов, которые так работают, я не видел никогда вообще.

А здесь давайте зайдем еще более издалека. Для того, чтобы построить такой болид, нужны конструкторы, которые такое сконструируют в рамках этих зверских ограничений. Это нужны пролетарии, которые умеют вам это точить. Высочайшие технологии обработки. Супер-дупер металлы, пластмассы. Одно, другое. Пятое, десятое. И вот даже пацаны, которые колеса меняют. Даже это они делают с дикой скоростью.

И не надо мне рассказывать про свободу и демократию. От вас уже блевать тянет натурально. Вот это – как сделать? Вот это. Чтобы были такие моторы, тормоза, трансмиссия и люди, которые могут все это построить. Где? Их же научить надо. А потом на производствах работать.

А чтобы это были рабочие династии, где папа сыну передает, я не знаю, токарно-фрезерное мастерство. Потому что – убейся, это не работает по-другому. Автомат Калашникова, вот он. Никто такой сделать не может. Потому, что… А вот потому что.

СУ. Оно со всем так работает.

ДЮ. Это все Бисмарк. Я, конечно, кто я такой – Бисмарка оценивать? Но он абсолютно прав.

СУ. Он показал всем дорогу. Потом все пошли по этому пути. Он просто выступил первым. И вот я напоминаю, что с одной стороны это привело к очень сильному изменению общества. Потому что обществу наконец-то дали знания, которым владело меньшинство. Оно начало постепенно…

И вокруг этого и заквашена вся история всех революций. Начиная с русской. И всех последующих. Потому, что с одной стороны организовалось высокоорганизованное общество, которое может… Человек – просто песчинка. Это даже появление тоталитаризма. Откуда оно? Мы начали с антиутопий.

До такой степени высокоорганизовано, что человек просто – ничто. Пылинка. Винтик. Даже не винтик. Но на это была реакция – рождение Советского Союза. Мы сейчас говорим про мировоззрение. Что мы хотим использовать эти современные технологии и разработки науки и техники. Но мы хотим их использовать не для того, чтобы воевать с друг другом. И отбирать колонии. А чтобы вас, уродов, сто лет не видеть.

Ну, вообще в идеале устроить мировую революцию. Там же была дискуссия. Либо мировая революция, либо у себя строим. Этот был главный посыл философский.

ДЮ. То есть, можно ли построить социализм в одной взятой за жопу стране? – Можно.

СУ. Но в центре идеи был мир, я напоминаю. Мир. Об этом забывают. Сейчас про большевиков – то одно говорят, то другое. Нет. Идея была – мир. И поэтому в гражданскую войну большевиков ждали с распростертыми объятиями. Потому, что идея была – установление мира.

Мира понятного, и при этом мира – науки и техники. Который в будущее ведет. Просто в том миру у нас наука и техника используются… Сейчас мы дойдем до Фуко и до его идей биополитики. Я вообще много понял, почему именно французы – когнитивные войны [разрабатывают].

А в Советском Союзе шло освобождение человека. То есть, в капиталистическом мире все эти достижения – для того, чтобы тебя закабалить. А тут наоборот. И поэтому происходит первая когнитивная война, которую мы выигрывали. То есть, это была война за мировоззрение. Просто мы уперлись рогом в Европу с американцами. Но мы же начали расширяться: на Юго-Восточную Азию, на Латинскую Америку, на начинающую краснеть Африку.

То есть, это и была первая когнитивная война, которую мы выиграли. Потому что была война за картину мира. Где в центре была идея мира. Да не про социализм дело. Не про Ленина вообще. Наши говорили: смотрите, друзья, мы можем сделать так, что вас эти все бельгийцы… Что там в Конго бельгийцы устроили?

У них – другая история, у всех других стран. Все время 500 лет истории капитализма – это 500 лет ограбления всей Африки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии. И для них наш красный миропорядок, и почему мы побеждали, — это был в первую очередь вопрос мира. И посмотрите – Китай. Он же вырос из нашего миропорядка. Нынешний Китай…

ДЮ. …он и сейчас коммунистический.

СУ. Конечно.

ДЮ. Для многих открытие. Кстати, ты не обратил внимания, как уже после Нового года американцы стали орать, что это коммунисты, что это коммунистический Красный Китай. Наши-то дебилы: там никакого коммунизма нет, посмотрите. А вот американцам почему-то виднее. Потому что они боятся слова «коммунизм».

СУ. Конечно.

ДЮ. Как это они говорят? Экзистенциальная угроза, то есть прямая угроза их существованию. И это должно быть разбито и уничтожено, как с Советским Союзом получилось. Ну, тут, конечно, наши, – это многим рекомендуется не забывать, – что Советский Союз ломали коммунисты, на всякий случай.

СУ. Да, да.

ДЮ. Сами. Это они в этом виноваты, а не мы. Но с китайцами как-то пока не прокатывает. Так-так, извините.

СУ. И с этими целями как раз про коммунистов, – у нас же усложнился сериал, тоже зрителям напоминаю. Мы с тобой разбираем, а с Дементием у нас идёт подробный разбор тем через книги Рыжкова. Он рассказывает, как в каждой республике коммунисты в том числе всё ломали.

Тут, уважаемые, хэштеги, что нужно понимать. Миропорядок наш советский был не просто лучше или хуже, он был альтернативен.

ДЮ. Другой.

СУ. Он был другой, потому что в основании его лежала идея мира, в том числе и в обществе. То есть, человек человеку – друг. Потом уже в Советском Союзе хихикала интеллигенция дурацкая. Но когда ты живёшь в Латинской Америке, где мафия, – или в Африке…

ДЮ. …составная часть общества. Как у нас. У меня есть отличная книжка «Силовые методы ведения бизнеса». Где на пальцах объясняют, что это – составная часть капитализма, во всём мире так. Я согласен. Составная часть, никто просто про это не знал. Что у руля будут стоять бандиты. А без них нельзя ничего решить.

СУ. Что по этому поводу читать, уважаемые друзья? Хэштег для того, чтобы понять, что это был альтернативный миропорядок. Во-первых, Кара-Мурзу, «Советскую цивилизацию» в двух томах – обязательно нужно прочитать. Я вам всем подсказываю. Все книги Кара-Мурзы у него на сайте, я проверил, бесплатно. Зашли, скачали. Это обязательно вам нужно читать.

ДЮ. В двух частях.

СУ. Да, в двух томах. И Великая Отечественная делит пополам [книгу]. Он именно про социальную организацию, чем она была альтернативна, какие были западные, – в том числе прогрессивные, – технологии использованы, и чем именно наше общество принципиально отличалось от того.

И ещё, тоже хэштег, запоминайте, Вадим Кожинов «Россия. Век двадцатый». Тоже отличное произведение, именно трансформаций и превращения России.

Итак, мир завис на балансе. Нужно понимать. 1945 год. Это был баланс. Почему на той же Западной Европе больший акцент на Первую мировую войну? Потому, что для них и Первая, и Вторая мировая война – это один процесс на самом деле. Они как в него вошли, так в нём и были. То есть, это война с перерывом на 20 лет на перевооружение.

ДЮ. Первая мировая война поставленных перед ней вопросов не решила. Решали во вторую.

СУ. И вот в 1945 году возник странный баланс. Нравственную победу, ту самую, в когнитивной, в мировоззренческой войне, конечно же, одержал СССР. Но экономическую победу одержали США. И в этом была основная дилемма. Ещё до 1980 года вообще было непонятно, кто первым поломается.

Это была реально гонка. То есть, и у США было внутри большое количество противоречий. Могли поломаться точно так же, собственно, и США. Всё изменилось только точкой входа. У меня следующая часть называется «Что изменилось после 1968 года, и при чём тут французы?»

Это очень важно для понимания. Тут хэштеги «Что мы читаем?» Уважаемые друзья, Мишеля Фуко мы обязательно читаем. Читаем обязательно Жана Бодрийяра «Общество потребления». Сейчас я готовился, – уже из современных, Скочпола «Государства и социальные революции». То есть, тоже американский, отличный.

Ну и про потребление в более лёгком жанре читаем «99 франков» и можем нашу перепевку «Media Sapiens» и раннего Пелевина.

ДЮ. Это Бегбедер.

СУ. Да-да-да. Ну, тоже французы. Я много взял французов специально. Потому что мы объясним, причём тут заварушка 1968 года и рождение потребителя, с которым мы сейчас имеем дело. Мир завис в балансе, Европа была разделена. Европа была превращена в витрину соревнования двух наших систем.

Для миропорядка по-штатовски в Европе были две ключевые страны. Это Франция и Италия. Именно там движения красные были невероятные: социалистические, коммунистические. В Италии, я напомню, премьер-министра Альдо Моро убили, потому что социалисты легально пришли к власти.

Даже фильмы сняты, там спецслужбы, явно видно, что американцы убили социалистического премьер-министра Италии.

ДЮ. Масонская ложа П2, как сейчас помню.

СУ. Я не помню, этих подробностей не помню. Если бы Франция и Италия… Я напомню, в чём было [дело]. Наша модель была однопартийная. Вот есть коммунисты, ну, в Польше были социалистические партии, в общем, партии однопартийные. Западная Европа и Америка – формально многопартийные. Фактически, конечно же, – deep state. И когда мы будем разбирать политтехнологии, я вам покажу, как это работает, как работают манипуляции на выборах.

Но в ситуации, когда народ действительно возбуждён, народ действительно против, он на выборах действительно может снести действующую власть. И вот красный [проект], после Второй мировой войны наблюдается активный рост популярности и авторитетности левого движения в Европе.

Но если в Германии, – Германия была разделена, и фактически там были полицейские режимы, и в ФРГ, и в ГДР, там политической активности особо не было, – то Франция с Италией бурлили. И, конечно же, 1968 год – это была точка, после которого мог рухнуть вообще весь миропорядок штатовский в Америке. Значит, нам…

ДЮ. Ты скажи хоть, что произошло, никто ничего не поймёт, почему же 1968 год…

СУ. А я думал, все знают. Студенческая забастовка, когда… А, извините, я думал, это все это…

ДЮ. Нет.

СУ. Я просто глубоко в предмете. Значит, Париж фактически стоял на грани студенческого бунта и, может быть, даже создания новой Парижской коммуны. То есть, власть была практически потеряна в Париже, забастовки были по всей Франции, и все могло перекинуться на соседнюю Италию. И социалисты с коммунистами фактически подхватили это движение, и многие интеллектуалы, интеллигенты выступили на стороне студентов. Это действительно было народное движение.

ДЮ. Редкий случай, когда студенты к чему-то хорошему призывают, а не к Навальному. Экстремисту, иноагенту, и все остальное.

СУ. И это очень испугало. Правящие элиты Запада событиями во Франции 1968 года были страшно напуганы, и, конечно же, пришли к выводу, что нужно что-то с обществом делать.

Они пришли к очень простому выводу: с горожанами нужно немного поделиться деньгами и предметами потребления. То есть, для того чтобы горожане не занимались тем, чем они обычно привыкли.

ДЮ. Я вот тебе, не помню, рассказывал или нет, мои наблюдения от поездок, куда попало, – Германия, Франция, Британия, США, – неважно, куда бы я ни приехал, что я вижу? Я зоркий вообще. Что я вижу? А: адски дешевая еда. Вопрос питания не стоит вообще никак. То есть, в смысле просто пожрать – выше головы. В США догадались еще и какие-то пищевые купоны ввести. Где-то там нарезал из газеты, пошел, талантливые люди на тысячу баксов там в месяц могут нажрать.

Есть отдельно – в Америке сильно заметно, – знаешь, там французский сыр, он в таких микроскопических упаковочках за пять баксов, за десять можешь купить. Ну, как лакомство. Не жрешь там пармезан лопатой. Адски дешевая еда. Раз. Все сытые абсолютно.

Второе. Очень дешевая модная одежда. То есть, ты такой весь оригинальный, я такой весь красивый. Сытый. А что дальше делать? А дальше – пошли развлекаться. Вот это – смысл жизни. Развлечения. Как в «Незнайке» остров, где в баранов превращались, путем непрерывных развлечений.

Может, воздух там такой? Да, воздух именно такой. И поскольку ты сытый, и ты красивый, и ты уже на улице, то тебя вроде не интересует, что ты как Оззи Осборн: комната 8 квадратных метров, мы тут жили вшестером. Это дело десятое. А вот, понимаешь: мы все такие…

Мы же свободные люди. У нас кругом демократия. То есть, прицел. Вообще все приоритеты… Я не сомневаюсь, что оно умышленно делается. Все сдвинуто нахер. Ничего вам, никакие социальные проблемы вас вообще не волнуют. Вы сытые, довольные. Ну, бывает, понятно, что-то начинает возмущать. Но в общем и целом – нет.

А как оказывается, с баранами легко проблема решается. Накорми его, дай пожрать ему досыта. Ну, накидочку какую-нибудь накинь, чтобы не мерз.

СУ. Но надо помнить, что – бойня впереди.

ДЮ. Так точно.

СУ. Мы разбираемся в том, какая это бойня. Сейчас период, когда бараны наслаждаются тем, что их кормят.

ДЮ. Да.

СУ. А мы пытаемся заглянуть вот туда. Что почитать, почему Мишель Фуко? Мишель Фуко, не путать с Ларошфуко.

ДЮ. Мишель Фуко – голова.

СУ. Голова. Это как раз из тех самых мыслителей, которые 1968-й год активно поддержали, очень много рассуждали. Он как раз был левых взглядов. Ну, французские вообще – сложные философы. Он же, с одной стороны, был марксист, левых взглядов. Но, с другой стороны, был гомосексуалистом, умер от СПИДа.

ДЮ. Бывает.

СУ. Бывает, да. Кстати, Айзек Азимов, величайший фантаст, о котором сегодня тоже пойдет речь, тоже же умер от СПИДа. Но после переливания крови. Он это скрывал.

ДЮ. О, повезло.

СУ. Это 80-е были, когда еще не понимали. Фуко умер в 1984 году. То есть, еще тогда не очень диагностировали. Было, в общем-то, непонятно. Главный мотив его работ – это взаимодействие субъекта и общества. Он был, конечно же, на безумии. Я рекомендую почитать его «Надзирать и наказывать» и «Историю безумия».

Это он – через извращения, как малолетние дебилы… Состояние человека «малолетнего дебила», как мы у Бехтерева разобрали, – близко к этому безумию. И Фуко рассматривает через эту [призму]. Как государство всегда стремилось, осознавая себя в контексте, который у него есть, всегда контролировать человека.

И в этом особенность вообще западноевропейского государства. Он рассматривает полицию, – в этом отличие между нашей системой МВД и полицейской, и западноевропейской, –западноевропейская модель, это… Он выводит и объясняет, что «полиция» и «политика» –однокоренные. И то, и то…

ДЮ. Для многих – открытие. От слова «полис».

СУ. Да, да. И что это – одно и другое. То есть, полиция – это инструмент политики, в том числе власти. Поэтому Министерство внутренних дел. И Фуко… Почему я от него отталкиваюсь и хочу всем хэштег дать. Тема биополитики. Вот одну цитату, смотри, особенно в контексте ковида и остального.

« Я сторонник гипотезы, согласно которой, придя к капитализму, мы не перешли от коллективной медицины к частной, но случилось как раз противоположное: капитализм, развивавшийся в конце XVIII в. и в начале XIX века, вначале социализировал первый объект, тело в функции производительных сил, рабочей силы.

Контроль общества над индивидами осуществляется не только через сознание или идеологию, но и в теле, и вместе с телом. Для капиталистического общества важнее всего биополитическое, биологическое, телесное измерения. Тело – биополитическая реальность; медицина – биополитическая стратегия».

И он сравнивает медицину и политику: медицина, имея эксклюзивный доступ к телу, обладает колоссальной властью. Не политическая власть над всем обществом, но – огромный инструмент. И он доказывает, что капитализм, развиваясь, начиная с 18 века, все его инструменты, – он говорит про свой, западноевропейский, – все его инструменты – это инструменты биополитики.

То есть, все социальные инструменты подстраивают под то, чтобы человека контролировать и на уровне тела, и на уровне сознания. Ну, уровень сознания – это один уровень, с которым одни работают, а уровень тела – другой.

И Фуко предсказывает, что мы находимся на этапе, когда биополитика, и особенно медицина, станет самым главным инструментом взаимодействия. Я считаю, что история с ковидом, и как это использовалось, как общество сводили с его помощью с ума, как устроили баталию во всем мире, говорит о том, что биополитика – это естественный процесс, и мастера вышли на большой уровень, и то, о чем Фуко предупреждал 40 лет назад, это – уже наша реальность, в которой мы сейчас здесь уже и живем.

Это реальность биополитики капитализма.

ДЮ. Ну, я бы примитивный пример привел. Те, кто не общается с медициной, вообще плохо понимают, что сейчас происходит. Начиная с 2000-х в медицине такие прорывы, мама дорогая, о чем и помыслить нельзя было. Ну, как когда-то сифилис, и на фотографиях – нос провалился, а на могиле цветы не растут, то теперь это: три таблетки и до свидания.

А в первую очередь всех, естественно, волнует проблема омоложения, и там тоже роют с такой силой, что туши свет. А кто может быть молодой? Только богатый, а тебе есть к чему стремиться, милый. А помнишь, как у Ефремова в «Часе быка»: здесь «джи», а тут «кжи»: вот эти – долгоживущие, за бабки, а вы – короткоживущие, ваша задача там, на арене – сдохнуть как можно быстрее с весёлыми песнями и резать друг друга. Это не для вас, нет.

СУ. Про фантастику тоже отдельно, и, собственно, Гексли, ну, Хаксли, «Дивный мир», он же об этом, люди «эпсилон», «гамма»…

ДЮ. Да-да-да-да-да. Всех рассортирует, и обратите внимание, как это похоже на древнюю индийскую систему каст.

СУ. Только сделать это нужно добровольно, и чтобы люди радовались.

ДЮ. Сами и с песней.

СУ. Сами и с песней. Поэтому мы говорим о трансформации, но до этого, то, что Фуко говорил, всё-таки была эпоха трансформации капитализма в условиях конкуренции с советским социализмом, поэтому нужно было чуть деньгами поделиться.

Если раньше капитализм просто нахлобучил на базу, не нравится – вали, до свидания. И вот – рождение общества потребления. Много всего написано, Жан Бодрийяр, «Общество потребления», 1970 год. Всё уже тогда было понятно.

И уже в книге описано. Общий вывод, смотри. Человек-потребитель всегда в дискомфорте, он всегда страдает, ему плохо. И потребление есть способ утолить это внутреннее страдание, но только на время. Поэтому же буржуазия и гламур такие скучающие, им всегда скучно, им всегда всего не хватает.

ДЮ. Ну, вот 13-й iPhone, а уже вышел 14-й.

СУ. Уже всё, да.

ДЮ. Неуютно как-то стало, как-то, не знаю.

СУ. И вот получается, что уровень потребления повышает уровень тоски и страдания. И в этом, в общем-то, вся хитрость, с помощью которой придумали… Будет пара цитат. Для понимания.

«Страдающего человека проще поймать, он сам придёт».

Смотри. «Вещи не составляют ни флоры, ни фауны», – это цитата, – «однако они создают явное впечатление размножающейся растительности или джунглей, где новый дикий человек современности с трудом отыскивает вновь проявление цивилизации. Эти фауна и флора созданы человеком и появляются, чтобы окружить и проникнуть в него, как в дурных научно-фантастических романах».

То есть, вокруг создают специальную флору и фауну вещей. Но как именно создают? Тут важна сериальность. Что Бодрийяр фиксирует: «Вопреки видимости нагромождения, которое является самой рудиментарной, но и самой впечатляющей формой изобилия, предметы организуются в наборы, или в коллекции».

И, соответственно, все предметы человек хочет потреблять уже в наборе. То есть, ему недостаточно просто потребления. Он подсаживается.

ДЮ. «У меня линейка продуктов Apple», – как наши хипстеры вещают. То есть, телефон, наушники, ноутбук, колоночка, капсула.

СУ. Экосистема.

ДЮ. Экосистема, да.

СУ. Магия потребления. Книжка огромная, я взял буквально пяток очень важных цитат, перечитал.

ДЮ. 1970-й год.

СУ. 1970-й год. «О магии потребления». «Магическая мысль управляет потреблением, именно ментальность чуда управляет повседневной жизнью; это ментальность примитивных народов в том смысле, что её основой является вера во всемогущество мыслей: здесь это вера во всемогущество знаков. Богатство, «изобилие» является в действительности только накоплением знаков счастья».

ДЮ. «Очень я это богатство люблю и уважаю».

СУ. Прекрасно, да? И смотри, и про особенность, важность медиа в обществе.

ДЮ. Ну, а как, это же, извините, перебью, это же… «Я же лучше тебя, это очевидно. Дом больше, машина дороже, рестораны, в которые я хожу, лучше, ты ж – никто. А я, посмотри, – вот я как».

СУ. Но ты при этом в другую сторону посмотрел и начал страдать.

ДЮ. А там есть ещё… А, да, чёрт.

СУ. Блин, и нет перемоги, понимаешь?

ДЮ. Нет.

СУ. Вот на тебя, смотри, есть перемога, а на другого…

ДЮ. Есть к чему стремиться.

СУ. Да, да, да.

ДЮ. Жрать ещё больше, снюхивать уже вёдрами.

СУ. А Бодрийяр это разбирает, мы берём только цитаты, у него это – как товарные потоки менялись как раз во Франции в 1967-1968 году. Это работа, написанная в районе, – почему я на неё опираюсь, – кризиса 1968 года.

Об особенности медиа. «Для средств массовой коммуникации в обществе потребления характерна подача разных фактов в форме универсального происшествия». Это твоё любимое. «Уникально, конгениально!»

ДЮ. «Блестяще!»

СУ. «Блестяще», вот, это оно. «Всякая политическая, историческая, культурная информация получается нами в одной и той же одновременно безобидной и чудотворной форме происшествия». Это оно и есть.

И вот главный вывод.

ДЮ. Удивительно, слушай.

СУ. Смотри. «Массовые коммуникации дают нам не действительность, а головокружение от действительности». Это очень важная мысль, которую нужно [выделить]. Но, что очень важно, что в идее потребления, которая, с одной стороны, ласковая, но там уже заложено – разрушение.

«Общество потребления реализует стремление к вещам, но ещё более оно нуждается в их разрушении. «Использование» вещей ведёт только к их медленному отмиранию. Созданная ценность гораздо более значительна, если в неё заложено ее быстрое отмирание». То есть, чем быстрее меняются коллекции, тем больше стимулируется потребитель.

ДЮ. Конечно.

СУ. И он качается…

ДЮ. Айфон каждый год надо новый выпускать и каждый год менять. Ну, что мы, как лохи, ходим со старыми айфонами? Нет, исключено.

СУ. Да. И он, собственно, приводит к выводу, что идея вечного желания потреблять, в общем-то, разрушает счастье истинное в человеке. Потому что это вечное страдание, и ты не можешь попасть…

ДЮ. Ты хомяк в колесе, бегущий в колесе…

СУ. И вечное желание…

СУ. …и на одном месте.

СУ. Правильно.

ДЮ. Правильно буддисты [говорят]: жизнь – страдания, причина страданий – желание. Можно избавиться от страданий, избавившись от желаний. Ну, до абсурда доведённое, до предела, конечно, это…

СУ. …аскеза.

ДЮ. Будда ходил в оранжевой тряпочке, и у него только миска была, потому что жрать неудобно из рук. Можно было бы из рук, он бы из рук ел. Ну, это крайность. Но в целом, да.

И как в Советском Союзе яростно боролись с потребительством, мещанством, вещизмом: что для тебя вещи главнее людского, и людей вокруг тебя. Яростно боролись, не помогло.

СУ. Потому, что, понимаешь, неизвестно, говорю, в 1980-м, к 1980-му году мы могли выиграть.

ДЮ. Я тебе добавлю. Нет, оно не сработало по причине каких-то совершенно тупорылых обстоятельств. Если вы можете строить подводные лодки, – это вам не космическая станция, там в 154 раза сложнее всё, – если космические станции строите, лучшие в мире танки, прекрасные самолёты и прочее, вы почему не можете штанов из брезентухи нашить? Вот почему?

Я тебе повторюсь, что дешёвая еда и крайне доступная. А в Советском Союзе надо было дружить с мясником. Это тебя сразу поднимало. «У меня там свой мясник есть, я могу в любое время купить отличного мяса». Не ловко обрубленную кость, которая сверху – мясо, а внутри – кость, бери, друг дорогой. А хорошего мяса – это раз.

И никакой модной одежды. Одежды было завались, модной не было, яркой, красочной, а джинсов нет, блин. Я 250 рублей зарабатываю, а с рук джинсы стоят 180. Вы в своём уме? Вы что, их купить не можете, что ли? Или комбинат в Намангане у вас не может эту дурацкую тряпку делать? Вы что? Ну, что это такое?

СУ. И ни то, ни другое. А знаешь, в чём проблема, Дим Юрьевич? В том, что мы модное не умеем делать. Вот об этом у нас идёт речь. Сегодня мы до этого и идём, что в XX веке, кроме производства товара, ещё нужно уметь производить спрос.

ДЮ. Это ловко навязано.

СУ. Это мир. В этом мире, если ты ещё не умеешь производить спрос, ты всегда проиграешь Западу. То есть, ты будешь всегда Ахиллесом, который всегда не догонит эту черепаху.

И поэтому мы проиграли, когда они предложили то самое общество потребления. У меня следующая часть называется «Почему проиграл СССР?» У нас было соревнование общества потребления и общества труда. Общество потребления расслабляет. Ну, расслабляет. Наши сдались в определённый момент. Сдались и тоже пошли по пути своего общества потребления.

Ну, есть разница, я об этом пишу и в «Двух капиталах», это такая мысль. Понятно, что нет оригинальных мыслей. Регулирование. На Западе общество потребления регулировалось с помощью денег, а у нас с помощью дефицита социальных связей.

Дефициты тоже нужны, но в первую очередь… Фильм «Самая обаятельная и привлекательная», – покупка одежды на хате у кого-то.

ДЮ. Да-да-да.

СУ. Вот. Потому что другое общество, другой принцип регулирования того самого дефицита. На Западе это вопрос денег, кредита, бабла, а у нас – деньги у всех есть, а вот ты попробуй ещё промутись. Поэтому мы сдались сами уже в 70-х годах. С точки зрения идеологии, у нас на флагах осталось «общество труда», «советский человек», а по факту – согласились с тем, что мы делаем то же самое, что и они, и поэтому наше общество внутренне надломилось.

ДЮ. У нынешних, извини, опять не могу удержаться, у нас это всё называлось кумовство – ты мне, я тебе, здесь этого знаю, там того, здесь добыл, тут перегнал, трали-вали, а теперь это называется «нетворкинг». И кумовство – это явление паскудное, гнусное, присущее только тупым коммунистическим совкам, а нетворкинг – это совершенно другое. Вот совершенно другое, это правильное.

Как и «коворкинг», когда вместе работают, это приятно.

СУ. А цех – это плохо, да?

ДЮ. Да. И «коливинг», когда мы с тобой вместе живём, а общага и коммунальные квартиры – это почему-то плохо. Вы идиоты, что ли? Ну, да, идиоты.

СУ. Это вопрос производства спроса. На самом деле мы когда говорим, что Советский Союз – был проект будущего, это реально, как инопланетяне сделали.

ДЮ. Конечно, да.

СУ. Это вопрос в том числе экологический. Во что оборачивали у нас продукты, которые торговались? Всё было бумажное.

ДЮ. Я – 100 лет назад – помню, что, когда брали ведро из реки Миссисипи, разбавляли в 10 раз, и рыба в этом, разведённом в 10 раз, сразу дохла. Вот даже это в башке не укладывается. Самые могучие производства, они только на Западе, самые гигантские, они же больше всех засирали и засирают окружающую среду. Вопрос закрыт.

То, что в Советском Союзе все ходили с авоськой, – ну расскажите, сколько вы полиэтиленовых пакетов сделали, одноразовых. Вон мы с Дементием ходим в магазины, каждый раз новые пакеты.

СУ. Ненужные вообще.

ДЮ. Иногда Дементий их стирает, идёт второй раз. Это бывает редко. А так каждый раз полиэтиленовые пакеты. Это вы всё засрали. Это вы там – какие-то чудо-упаковки… «Ох, как на Западе умеют преподнести товар!» А в вонючем совке, значит, вот обёрточная бумага, серая, тебе ляпнули туда твою колбасу, написали цену карандашом, иди.

И теперь, оказывается, весь Запад к этому вынужден вернуться. Экология, понимаете?

СУ. Они не дошли ещё до того уровня.

ДЮ. Это вы всё засрали. Начнём отсюда. В СССР сто лет назад было.

СУ. Как и система, например, бутылок стеклянных по обмену. Она же работает, в том числе и на Западе. Просто нужно повысить цены на бутылки, чтобы это было интересно людям.

СУ. Да.

СУ. Вот и всё. Сбор наладит.

ДЮ. Да.

СУ. В СССР и так была налажена система сбора. Я вспомню, это было точно так же. Бутылка стоила 20 копеек.

ДЮ. 12, 17.

СУ. Ну, там, да. От 12, это большая сумма. Особенно это стимулировало школьников.

ДЮ. Носить тяжело.

СУ. Носить тяжело, но…

ДЮ. Операция «Хрусталь».

СУ. Да. Но 5 бутылок – рубль. Это уже, извини меня… Нормальные деньги. Конечно. Поэтому всё это может работать, надо его настроить.

ДЮ. У них-то, я помню, там заезды в город Канны, на фестиваль. Ну, вот Канны, я там апартаменты снимаю, хату, в которой живут. А их хозяин – француз: «Идём, я тебя отведу вниз, где выкидывать мусор». Вот там контейнер с этим раздельным сбором мусора. Что – прекрасно. Посмотрите, забота какая.

Во-первых, это ты бесплатно выполняешь работу мусорных компаний. Бесплатно. Тебя заставляют. И француз, я сколько жил, он мне столько раз рассказывал, что – ни в коем случае, боже упаси тебя бросить бумажку в бутылки, а стекло в пластик, или наоборот. Боже упаси, ни в коем случае. Штраф такой, вы охереете так, тебя поймают, накажут, я тебя выгоню отсюда. Ни в коем случае.

СУ. Биополитика.

ДЮ. А вы мне рассказываете, что это у них, понимаешь, общественный договор. Власть так себя ведёт, а граждане в ответ… Чего вы врёте, блин? Всё с помощью палки и верёвки, и зажима для яиц. Чуть что, – чего ты там, куда ты там пошёл, блин?

СУ. Биополитика. Поэтому и города отличаются от наших. Поэтому у них есть трущобы всегда. Чтобы было куда изгнать человека. Если он нарушил…

ДЮ. «Смотрите, как у нас красиво, здорово». – А вон там? – «Туда не смотри, мы туда не ходим». – В смысле? Там ваши люди же. – «Ну, у нас, ну, это такие, не совсем»…

СУ. Для тех, кто в рынок не вписался. У них же везде рынок. Этим отличались от советских городов, где в принципе практически районы между собой не отличаются. Есть, конечно, вопросы безопасности.

ДЮ. Расслаивание.

СУ. Но теперь происходит эволюция в западном направлении.

Итак, что мы получили на выходе? Мы получили на выходе конкуренцию двух обществ, в которой одно общество с 70-х годов добровольно сдалось. И началась самая важная эпоха, – это эпоха рекламы и маркетинга.

Если про потребителя, всё давно понятно. У него есть три характеристики, давайте запомним. Вечный голод с жаждой потребления. Слом систем: рациональной, этической, эстетической. Потому, что есть масса прав у потребителя. Когда у тебя большой выбор, у тебя всегда ситуация… Всё относительно: и вечно рассеянное внимание, и поиск впечатлений. Всё это происходит одновременно с научно-техническим прогрессом.

В общем, смотри, очень важное происходит. Трагедия советского человека в том, что мы до 90-х годов в обществе воспитывали себя для общества труда. Но при этом внутри была двойная мораль общества потребления. А в 90-е годы эта мораль, которая была двойной, стала основной моралью.

И получилось, что бандиты стали героями. То есть, произошло переворачивание морали и привело к коллективным самоубийствам. Что читать, дорогие друзья? Зиновьева, «Русскую трагедию». Социолога, обязательно читать. И того же Кара-Мурзы, который бесплатно. «Демонтаж народа».

У него есть отдельная работа, именно этому посвящённая. Обязательно это нужно почитать, чтобы понять, как мы на это отреагировали. И почему до сих пор и размножаться не хотим. Потому что это важнейшая вещь. Потому что мы идеологически побеждали в той когнитивной войне, после Второй мировой.

То есть, у нас было моральное [право] победителей, что мы куда-то это несли. Но наши начальники пошли на сделку, – свое общество потребления. Собственно, фильм «Берегись автомобиля» – об этом. Рефлексия этой странной ситуации. Когда реальный чемпион жизни – это герой Андрея Миронова, которого нужно посадить. А герой-бессребренник Смоктуновского немножечко как…

ДЮ. Дурко.

СУ. Дурко, да. И это отображает шизофрению советского общества. Нравственные основания, которые были положены в основание победы в самой главной войне. Потому что – я отсылаю еще раз назад, – что идея Советского Союза – это была идея мира после Первой мировой и потом еще и Второй мировой войны. И Сталин про ядерное оружие что сказал? «Мы отодвинули войну на 50 лет». Вот – время [пришло].

Итак, на что нас купили, дорогие друзья? Еще что посмотреть. Фильм «Ворошиловский стрелок» об этом, о смене нравственных героев, и как на это реагировало наше общество. И еще прекрасная комедия, тоже отрефлексированная, прекрасная, – я сам уже стал жертвой этого общества, – «Принцесса на горошине». Я не знаю, смотрел, смотрел, как в Одессе еще снимали в начале 90-х.

Там советский инженер, герой Жигунова, ставший коммерсантом, очень хочет найти жену из дворян. И он сватается к бывшей советской, она была инженером, она из Шереметьевых. И как разыгрываются два мира, то есть, бандит, уже возникший в 90-е, и советская интеллигенция, которая еще наследная русская интеллигенция. И как встречаются эти два мира, это 1992 или 1993 год, в Одессе.

Интересный взгляд слома этого общества в 90-х, как и фильм «Ширли-Мырли», внутри которого мы все живем до сих пор, я считаю. То есть, это пророческое [кино]. Кто сложно читает, посмотрите «Ширли-Мырли».

ДЮ. Слепок.

СУ. Да, это слепок. Но и была философия, на которую нас купили. Хэштег «Что читать?» Карл Поппер, «Открытое общество и его враги». Это важнейшая работа, написанная тогда же, после войны. Это, собственно, та идея, на которую нас до сих пор покупают и на которую, в общем-то, нас тюхают.

Это, конечно же, манипуляции. Очень интересно, я посоветую читать предисловие к русскому изданию Карла Поппера. Мы в салоне профессиональных читателей разбирали, и именно к русскому изданию [в предисловии], как он говорит: «Решение написать эту книгу я принял в тот день, когда узнал о вторжении Гитлера в мою родную Австрию. Она была направлена против нацизма и коммунизма, против Гитлера и Сталина, которых пакт 1939 года сделал на время союзниками».

То есть, это главный идеологический продукт, который ставит…

ДЮ. Союзниками.

СУ. Показывает союзниками. Да. Понимаешь, да?

ДЮ. Да.

СУ. Но внутри этого, значит, лежит идея. Идея какая? Что должно быть открытое общество, такое, которому нужно, чтобы никто не мешал, и в этом открытом обществе будут происходить такие процессы интересные, внутри которых зародится эта самая демократия, и главное – не мешать.

Но если Поппер – это всё-таки чистый философ, то, как это выливается на практике, нужно читать Милтона Фридмана «Капитализм и свобода», работа 1962 года. Это – практик. И что интересно, Фридман – потомок… он из Закарпатья.

Очень интересный вообще регион Закарпатья. Ноам Хомски, Наум, как его называют, философ, из Закарпатья происходит, и Фридман из Закарпатья, – что-то там на Закарпатье, – и Сорос из Венгрии, то есть что-то в этом регионе…

ДЮ. И Меер Лански из Гродно.

СУ. Фридман – это уже идеолог. Если Карл Поппер – это философия открытого [общества], то есть он – что нужно обществу, – прокачивал то, что наша интеллигенция в 80-х годах [подхватила], эти вторичные идеи, которым было уже 30 лет, то Фридман – это был практик.

Это, собственно, он подкладывал экономический базис под эту идеальную картину. Собственно, Фридман – это так называемая Чикагская школа. То, что потом вошло брендом Чикагская школа. Что нужно читать, во что это вылилось? «Исповедь экономического убийцы» и Наоми Кляйн, «Доктрина шока».

Это то, что сделали потом с Советским Союзом, но на чём натренировались на Латинской Америке, и потом на всех остальных вещах. То есть, как это работало? Была замануха, то есть ложь откровенная, пиар надутый под названием «Открытое общество». Вот оно – такое. Создавалось как альтернатива марксизму.

Потому что марксизм был популярен, рост идей социалистических, была создана пиар-реальность под названием «Открытое общество», чистой воды замануха, в которую было вложено много денег, популяризировано. Потом Фридман, как экономист, – то есть Поппер нарисовал картину мировоззренческую, – Фридман подвёл экономическую базу: «а вот для того, чтобы построить открытое общество, вам нужно делать 1, 2, 3, 4, 5, 6. Открытое общество у нас в США, а чтобы это сделать, у нас есть профессионалы, чикагские мальчики, обращайтесь».

И в этот момент, собственно, и появляется технология 20 века – взлома режимов – через то, что мы сейчас называем Майдан. Если до этого США действовали прямо – подкуп, мафия, какой-то переворот, – это была экспортная модель по взлому режимов, которые рискуют пойти по социалистическому пути.

Особенно это было в Латинской Америке, изучайте. Самое яркое, самое последнее вскрытие, конечно же, было в Аргентине в 2002 году, когда Аргентину просто обанкротили. Это уже Советского Союза не было, ничего не было, а их под шумок ещё обезжирили с помощью реформ.

ДЮ. Здесь всем слушать песню в исполнении Мадонны «Don’t cry for me, Аргентина» – «Не плачь по мне, Аргентина».

СУ. Об этом, да?

ДЮ. Да, нет, конечно. Шучу, но то, что сотворили, это тихий ужас.

СУ. Да, это было просто… Итак, друзья, Поппера, Фридмана прочитали, а потом ещё сверху полирните Фукуямой. Это уже в 20-21 веке была перепевка старых историй о том, как вот сейчас всё самоорганизуется, всё само произойдёт.

ДЮ. Фукуяма думала, что эволюция человечества будет взята под контроль. Всё, что можно сделать, уже сделали, и дальше США будут рулить миром. Это будет управляемая эволюция. Но Фукуяма оказалась дурой, как и масса других представителей этой западной цивилизации, ничего не угадала, что-то пошло не так. Теперь Фукуяма всё отрицает.

СУ. Да, что-то пошло не так, и мы будем, собственно, разбираться в том, как это именно пошло. На сегодня уже время исчерпано, у меня впереди две части про потребителя. Мы разобрались в философии потребления, а я хотел бы разобраться с тем, как эволюционирует потребитель под всеми этими воздействиями.

Чтобы мы разобрались в основах рекламы и маркетинга, разобрались в теории мотивации, то есть, что мотивирует человека так себя вести. Это мы смотрим с внешней стороны, как им хотят манипулировать, а вот как к нему подбирают те самые ключики рекламисты и маркетологи, мне кажется, это очень-очень важно.

Потому что, если мы не осознаем себя как потребителя, мы не сможем бороться с манипуляциями. А особенность текущей ситуации, – на что мы вышли со всеми коллегами-философами, – что для того, чтобы победить в когнитивной войне, которую с нами ведут, нужно победить в себе потребителя. А если ты победишь, то ты станешь устойчив в том числе и против всей маркетинговой рекламной индустрии, которая работает.

И, следовательно, наши идейки идут вразрез огромной индустрии людей, которые на этом зарабатывают миллиарды.

ДЮ. А как же Владимир Владимирович сказал, что капитализм изжил себя?

СУ. А есть факт, Дмитрий Юрьевич, есть факт. Куча рекламных агентств, которые на этом зарабатывают.

ДЮ. Есть сомнения: вот айфон, а вот часы, а есть уже новый, а есть новые часы. А я вот, например, ножички люблю, а вот такую сталь сварили, а вот так заточено, а хочешь сам себе сделай, – вот тебе заготовочки. Сделаешь много – можешь продать, и озолотиться, елы-палы, там ни конца, ни края нет никакого.

СУ. А вот в этом нужно разобраться, потому что если человек попадёт в эту ловушку, то его всю жизнь ведут, и он не может остановиться. Поэтому отказаться от потребления мы не можем, мы же не аскеты. Но понять, как нас ловят на потреблении, где расставляют основные ловушки, на чём манипулируют, я считаю, остро необходимо внутри нашей темы.

Потому что если мы разберёмся, как нам тюхают товары, то потом даже то, как тюхают ненужные политические идейки, намного проще понимать, потому что политтехнология, к которой мы плотно подбираемся, – я буду рассказывать уже про свой опыт, когда мы дойдём, как про Харьков я рассказывал, – у политтехнологии есть две стороны медали, две плоскости.

Политтехнологии как политический маркетинг – это то, что мы обсуждаем, то есть, как манипулируется. А второе – есть политтехнологии в макиавеллистском смысле, то есть, как процессы, проходящие в элитах, удержание власти и употребление.

И поэтому я хочу, чтобы мы когнитивные войны с этих двух сторон посмотрели. С одной стороны, как нас оболванивают, а с другой стороны, какие процессы проходят в элитах и куда, собственно, элиты и власть тянут. И мы сейчас плотно подошли к моменту проигрыша советского общества, трансформации советского общества и создания потребителя. Поэтому нужно понять, что есть потребитель с точки зрения товарных характеристик, как объект манипуляции, как нами манипулируют.

Второе – понять, как западнизировалось наше общество, в чём именно особенность наших потребителей, российских. И на этом эта часть будет закончена, мы перейдём уже, собственно, к политтехнологиям и практике манипуляции ЦИПСО, то есть именно практике. Теория будет, а мы уже будем щёлкать орешки конкретно, и что, и как происходит. Вот такой у нас план доразобраться с когнитивными войнами.

ДЮ. Отлично. Одно удовольствие слушать, Семён. Спасибо.

СУ. Будем продолжать.

ДЮ. Трудись. С нетерпением ждём. Спасибо всем.

Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка

Was this helpful?

YesNo

2 / 0

#внимание #дмитрий пучков #когнитивные войны #общество #семен уралов