Видео на канале Семена Уралова
Алексей Чадаев. Это подкаст «Военно-политическая философия с Алексеем Чадаевым». И со мной, как обычно…
Семен Уралов. Семен Уралов рядышком.
АЧ. Да, медиатехнолог, специалист по когнитивным войнам Семен Уралов. И с нами сегодня вместе — страшное слово — технокультуролог, руководитель «Лаборатории будущего» Иван Карпушкин.
Иван Карпушкин. Здравствуйте, господа.
АЧ. Говорить мы будем о понятиях. Модная тема – «по понятиям». «Пацан», «чушпан», как водится. Обычный интерес к теме. Когда мы пытаемся формулировать идеи, то мы их формулируем на языке. И очень часто случается, особенно с русским языком, что он нас в этом вопросе подводит, потому что целый ряд слов из языка политики и политологии, они даже на вкус — на кончике языка попробовав — кажутся то ли стершимися, то ли замусоренными.
Правые и левые, либералы — консерваторы, демократы — патриоты, особенно когда «-измы» начинаются: социализм, капитализм, коммунизм, марксизм, троцкизм, именные всякие штуки, хочется от них куда-нибудь сбежать на переменку. На языке учительницы все время в классе — такое ощущение происходит — ничего обсуждать всерьез невозможно. Хочется сбежать на переменку и между собой перетереть без «-измов».
Как ты понимаешь, что – вот это, что – вот то, а что – се?
Я помню, как уже лет 20 назад в городе Владивостоке наблюдал сцену случайно, как в ресторане один очень авторитетный владивостокский предприниматель объяснял другим, не менее авторитетным своим коллегам, что такое суверенная демократия. Выглядело это так: «это когда внутри — все по понятиям, а снаружи — конкретно ни под кем не ходим».
Надо признать, судя по лицам, судя по реакции, как-то объяснил. И в этой связи такой вопрос, что когда мы начинаем пытаться на казенном языке формулировать: за что мы, против кого мы, язык нам все время делает подножку. Все время нас подводит, все время дает не те коды, не те ключи, проще говоря, все время возникает ощущение, что тебе какую-то лапшу на уши вешают. Как только «-изм», так сразу — лапша, как только «-логия», так сразу — лапша. Хочется другого.
Что ты про это думаешь?
ИК. Ну конечно лапша, иногда и клюква. Как только мы «-изм» убираем, начинается клюква. Проблема языка у нас давно, не вчерашняя проблема, и советский язык не сильно отличался от нашего нынешнего языка. Единственное, что тогда интеллигенция была другого качества. Она, во-первых, еще была наследником российской интеллигенции, у них были учителя еще живы, те, которые учились в империи.
А в империи, напомню, «-измы» и «-логии» были частью образовательной программы, то есть они были мультилингвальные ребята, учились в гимназиях. Греческий и латынь они учили. Немецкий, французский, английский, это тоже были базовые языки, это были языки науки. Не зная этих языков, ты не мог заниматься наукой.
Вот у тебя 4 языка, как минимум, внешних, на которых ты думаешь. Может быть, не всю картинку мира строишь, но строишь часть этой картинки и на их соотношении достраиваешь и поэтому, когда ты это знаешь, заимствования не страшны, ты в своем языке можешь на этой смеси говорить. Но как только ты теряешь эту историю, систему образования, вынимая основы, корневые основы этих языков, оставляя лишь производные в виде «-измов»…
АЧ. …пришедших в наш язык «-измов».
ИК. …без понимания, откуда они выросли. Когда ты учишь латынь, ты понимаешь корневую систему латыни, ты понимаешь, откуда этот «-изм» произошел. Когда ты учишь греческий, ты понимаешь, откуда «-логия» произошла, ты это все чувствуешь и можешь внутри себя переводить, не прибегая к сложным понятийным переводческим конструкциям.
Когда ты этой основы не имеешь, для тебя это — птичий язык. Птичий язык — это когда ты понимаешь, что кто-то что-то чирикает, вроде это воробей, значит, наверное, можно пшена насыпать, или — если чайка — то рыбу кинуть, а что конкретно, ты не понимаешь.
Когда социум, условный срез общества, находящегося в городе, составляет тысячи человек, как это было сто пятьдесят лет назад, это одна история, одна плотность такой коммуникации, даже если она искажена. Когда в одном таком закрытом пространстве находятся уже миллионы человек и все они говорят на непонятном для тебя языке, это превращает общество в некую не связанную понятийно…
Короче, по понятиям уже никто не понимает, все понимают только на пальцах. Кстати, не знаю, как понимают, я не могу сказать, как мы общаемся сейчас, текстом только.
АЧ. Семен, мы тут как-то записывали передачу по поводу заимствований из украинского, это же родственный язык, в отличие от латыни и прочего немецкого.
СУ. Родственнее некуда.
АЧ. Поэтому у нас встают как родные эти все «зрады», «перемоги» и прочее.
СУ. Мы же политические [заимствуем], «елбасы» из казахского пришел, не для всех, не широко. «Батька» из белорусского, это общеславянское слово, мы все употребляем, но пришло конкретно из белорусского.
АЧ. И тут интересная механика происходит. Здесь ты заимствуешь вроде слово, но…
СУ. …сразу с понятием. В чем особенность: политические заимствования сразу заимствуются с понятиями, а из непонятных языков, как, например, английский, он не очень нам понятен. Например, давайте разберем слово «блогер». Оно не имеет даже корней похожих. Если по-латински, мы можем отыскать какие-то корни и что-то понять.
АЧ. Давайте размотаем, кстати, «блогера». Смотрите, ведь «blog» — это сокращение от «weblog», web — паутина, log — это интересная штука. Log — изначально была такая палка. Судно проходит сквозь сложный фарватер, промеряются глубины, и на этом бревне остаются разные заметки: на таком-то месте глубина была такой-то, на таком-то — такой-то, на таком-то — такой-то.
Потом это слово перекочевало как «лог», как вообще «запись по времени», что в какой момент времени или в какой точке пространства происходило.
СУ. Фактически, это дневник.
АЧ. Да, дневник.Опять же, дневник предполагает, что [запись раз] — в день — а это прямо посекундный или поминутный хронометраж: буквально на том или ином отрезке времени происходило то-то и то-то. Потом [понятие] как родное зашло в IT, логи в программах мы знаем.
В «логе» же мы еще слышим «логос» как грекоязычный.
ИК. Это по-другому «журнал» еще называют, как журналирование, если не по-русски.
АЧ. Как французское. А если по-русски, то… «Журнал» — это тот же дневник.
СУ. И вот мы взяли целое слово готовое, разбирая его по понятиям, хотя если по-русски говорить, что это такое, это «сказитель», блогер, рассказчик. Было же у нас понятие соответствующее.
ИК. Рассказчик — другое, блогер содержит в себе хронометраж своей жизни, то есть ты говоришь про себя от себя, про свою жизнь рассказываешь, блог про это, а рассказчик — он…
АЧ. Да, о ком-то?
ИК. О ком-то, да.
АЧ. А блогер — он о себе, он – житие. Житие — это в некотором смысле блог.
ИК. Да, о себе, ну, а житие о себе не может, потому что — не может.
АЧ. А Аввакум Петрович что написал?
СУ. Я специально — для чего закинул слово «блогер», коллеги. В качестве контртезиса, это свойство нашего развитого мирового языка, когда мы чужое понятие возьмем — за счет того, что мы язык развитый — если мы начинаем вокруг него мышление строить, то тогда мы развиваемся, а если мы берем просто как готовый штамп, тогда не развиваемся.
АЧ. Да понятно, я могу тебе сказать, как мое русское ухо слышит слово «блогер». Оно слышит «логос» — слово, и слышит «бл» вначале. «Бл», «логос», вместе — понятно, получается, политкорректно выразимся, блудословие. Блудослов.
ИК. Блудоглас, блудосказ.
АЧ. И сразу понятно: человек, который не может сдержать позывы к тому, чтобы периодически удовлетворять инстинкт.
ИК. А чем отличается от словоблуда тогда, вопрос?
АЧ. А нет.
СУ. Поэтому мне ближе наше понятие «сказитель», если совсем уходить в свою образовательную деформацию, то это русское древнее слово «баян», помните? Не в значении [играть на инструменте], а который былины рассказывал.
ИК. А, тогда былины, да.
СУ. И тогда блогер рассказывает былины, но именно – быль. Это же быль? Он говорит: это быль. Поэтому каждый блогер — это баян на самом деле.
ИК. Ну, еще была летопись.
АЧ. Я вам все-таки напоминаю, что слово «боян», пишущееся через о, тоже присутствует в интернете.
СУ. Да, и третье значение.
АЧ. И обычно означает историю, которую ты уже слышал.
СУ. Да.
АЧ. И которая в силу этого просто неинтересна. Кто-то переводил «cool story bro» как «морозная былина, боярин».
ИК. Ну, да.
АЧ. И, тем не менее, как со всей этой ерундой взлететь, повторяя известный анекдот? У нас есть на руках такие карты, наш язык делает нам такую подлянку — на нем очень мало слов, с помощью которых можно говорить о серьезных вещах, социальных процессах, политических институтах.
Даже слово «институт», нерусское, тоже заимствованное и плохо переваренное, потому что для старшего поколения «институт» — это где студентов учат. А где-то с девяностых пошла тема, что институт – это что-то такое… Институт развития.
ИК. А еще слово «институция», страшное слово, вообще непонятное.
СУ. И направление – «институционализм».
ИК. «Институциализация» еще.
СУ. «Чувственных идей».
АЧ. То есть — не встало. В аналогичном русском языке политическом у нас все либо «лежит», либо «стоит», либо «кажется». Постановление, устав, — это все, что «стоит», вплоть до пристава судебного. Либо «лежит»: положение, уложение, приложение — это то, что положено. Опять же: «так положено». Либо «кажется»: это указ, приказ, наказ, заказ — тоже, в известном значении.
Немножко меньше корня «строй», есть всякие разные слова, когда мы что-то «строим» и «рядим». Порядок, уряд, наряд.
СУ. Смотри, ты приводишь пример слов, когда — у наших предков появлялось новое явление, они ему давали новое наименование. Появилось новое явление, давайте сделаем. А сейчас — о чем Иван, если я понял правильно мысль, что наши 30 лет последних проходит — мы как интеллигенция, перестали работать.
АЧ. А можно я уйду отсюда?
СУ. Нет, нельзя.
ИК. Ты нас для чего собрал?
СУ. Есть такой интеллигент, у него есть свободное время на то, чтобы поумничать, поэтому ты так и есть интеллигент. И раньше они занимались тем, что они эти понятия обсуждали и осмысливали, а 30 лет назад мы стали импортировать понятия, не разбираясь, что это такое.
ИК. Ну, не 30 лет.
СУ. С середины 80-х точно уже, в активной фазе.
ИК. 300.
СУ. Я сейчас прочитал учебник советского обществоведения, который написал отец Шахназарова, нашего режиссера, лауреат всех премий Советского Союза, очень толково описано, как советское общество устроено. А для сравнения прочитал наш учебник обществознания. Вообще непонятно, как устроено общество.
Другой вопрос, того общества нет уже, но остался артефакт.
ИК. Зато мы про него все знаем.
СУ. Точно. А про наше общество мы даже и описать не можем. Наши потомки откроют учебники…
ИК. В каком году он написан?
СУ. Современный?
ИК. Нет, тот.
СУ. Тот? 1982 год.
ИК. А, слава богу, что нет учебника. Подольше бы его не было.
АЧ. Сейчас у нас появился альтернативный учебник обществоведения того периода, это кино «Слово пацана».
СУ. Факультативные материалы по изучению.
ИК. Кстати, рефлексия идет богатейшая по поводу «Слова пацана». Уже собрали остатки этих казанских банд. Те, кто выжил, говорят по-разному. Дети их, жены, внуки, те, кто рядом проходил мимо куда-то, за хлебом и так далее. Взрыв.
АЧ. Ну, конечно. Почему? Потому что криминальная субкультура – чем отличается? Тем, что это одна из немногих сред, где возможны и развиваются горизонтальные связи. Мы все время вертикали строим, и все время иерархии. А именно такого горизонтального взаимодействия у нас очень мало. Поди найди еще какой-то пример, кроме криминального.
ИК. КВН.
АЧ. Да, в таком духе. А также всевозможные спортсмены, кто вместе на сборах, из которых потом половина криминала вышла. Кстати, церковь — здесь же, тоже один из немногих островков, где сохраняется горизонтальное взаимодействие.
ИК. Ну, студенчество как движение некое, с обменом каким-то.
АЧ. Да.
И дальше коллективы трудовые, то есть даже те связи, которые возникали внутри отдельных трудовых коллективов, тоже порождали язык. Язык рождается только в горизонтали.
ИК. Он совместной деятельностью рождается, когда тебе нужно с кем-то что-то [обсудить], что ты делаешь.
АЧ. О чем-то договориться.
ИК. Иначе зачем тебе язык? Ты это делаешь, и делаешь. Если ты один, тебе язык не нужен.
АЧ. Ну, смотри, бюрократия наша, там много деятельности очень. Очень много деятельности. А язык не рождает. Ну, а то, что рождает, языком назвать — при всем желании. КПЭ.
ИК. Ну, извините, КПЭ – это корень.
СУ. У нас все-таки, я считаю, язык аббревиатур. Наше управление рождает аббревиатуры. Россия — вообще страна… Язык госуправления — это язык-аббревиатура.
АЧ. Я тебя умоляю. Эта история с аббревиатурами появилась только 100 лет назад. Когда пришло местечковое еврейство массово в бюрократию с хедерной традицией акронимов. То, чего в русском языке не было никогда сроду.
СУ. И это в языке бюрократии прижилось.
АЧ. Да. То есть, дореволюционный русский язык не знал такого способа словообразования как ЦК, Даздраперма и комсомол.
СУ. А я видел печать «Е.И.В.К.» — Его Императорского Величества Канцелярия.
АЧ. Но слова из этого не рождалось.
СУ. Прямо штамп был такой.
АЧ. Штамп — да, а слова такого не было.
СУ. Потому что бюрократия для себя была, а когда она стала для народа…
АЧ. Я помню один-единственный исторически достоверный пример порождения в дореволюционной России слова, даже не слова, а топонима из аббревиатуры. Это когда к Петру отправляли ссыльных, и он писал: «к такой-то матери». И то место, куда их отправляли, теперь называется Кемь.
ИК. «ХВ» — аббревиатура, с которой мы все знакомы, но никто же с ХВ не поздравляет.
АЧ. Ну, конечно. Конечно.
Это интересный вклад еврейского начала в русскую культуру. Но мы, заметьте, его вполне освоили, присвоили и с удовольствием плодим новые слова по этому алгоритму. Особенно, кстати, учреждения мы любим. КГБ. ФСН.
ИК. Ну, не только мы. Посмотри на наших братьев-американцев, у них тоже сплошь и рядом.
АЧ. А не любят они использовать CIA. Они всегда говорят: «Intelligence».
ИК. Ну, какая-нибудь DARPA, например. RAND Corporation.
АЧ. А вот RAND — это не аббревиатура, потому что есть история, связанная с аббревиатурой Research and Development, но если бы не было, извините, Айн Рэнд, оно бы не выжило.
ИК. С этой точки зрения они более поэтично используют аббревиатуру. Это правда. То есть, она не просто должна произноситься, она должна петься. Поэзия в ней должна быть.
АЧ. Ну, это как на выдохе при оргазме.
ИК. Да. И это же часть технологизации языка. То есть, если у тебя нет поэзии… Если с позиции технокультуролога: есть базовая технология, это язык. Слово — это базовая технологическая единица, из которой ты дальше строишь понятийные системы, и все сложные технологии на этом накручиваются. А самая сложная технология, верх технологии, высшая технология — это поэзия. И с этой точки зрения человек — абсолютно технологичное существо, с точки зрения слова и растяжки от слова к поэзии.
Тебе не нужны инструменты, тебе не нужно ничего. В этой технологии ты абсолютно автономен, ты абсолютен, ты можешь в этой технологии существовать.
АЧ. Я всю жизнь гораздо более примитивной концепции придерживался про поэзию. Мне всегда казалось, что была дописьменная история человечества, письменность же сравнительно недавно, 3 тысячи лет назад начала появляться, и была очень практическая, прикладная задача – передать сообщение через время и пространство.
И вполне понятная мнемотехника, когда единственный носитель — это человек, а чтобы он запомнил и передал в точности то, что ты просил его передать, ты информацию кладешь на ритм. Отсюда появляется поэзия как технология дописьменного запоминания.
ИК. Возможно. Но ты же помнишь, что те же сказители не были поэтами. Но при этом они стихами говорили. То, что они говорили, это почему-то называлось стихами.
АЧ. То же самое, ты вспомни Илиаду. Даже прочитать ее сейчас – целое дело, а ты держи в уме эту Илиаду, и на каждой пьянке…
ИК. Поэзия — это не всегда рифма. Это ритм.
СУ. Про поэтику не забывайте. Саму поэтику, образы.
ИК. Это разметка речи. Когда есть смысловые блоки, которые ты можешь положить в некую структуру и потом ее передать.
СУ. Это язык плюс музыка, если говорить про технологию. Музыка всегда настраивает человека. Ведь если бы мы все эти темы обсуждали гекзаметром, например, людям даже интересно было бы следить. Это же можно — русскую речь построить под гекзаметр, не сложно. Все студенческие времена этим развлекались.
АЧ. Хорошее было бы задание для студентов гуманитарных факультетов — учебник обществознания, а лучше даже прямо Конституцию Российской Федерации изложить в стихах.
ИК. Спеть. Да. Кайф. Да еще и прошив гимном.
АЧ. Поэтизировать словосочетание «Совет Федерации и Федерального Собрания Российской Федерации»…
ИК. Оно поется же, его не зря так назвали.
АЧ. И через это хотя бы понять, что имели в виду авторы этого чудесного термина.
ИК. Федерации. Да.
СУ. Так про аббревиатуры, Алексей Викторович, я что имею в виду. Смотри. Аббревиатуры нужны чиновному языку, чтобы скрывать реальность, камуфлировать. А западная модель — это приукрашать реальность. У них каждая военная операция как называется: какой-нибудь «Сокол, летящий с небес».
АЧ. «Неукротимая свобода».
СУ. Ну вот. У них куча всего, «Меч справедливости», еще что-то. Я считаю, чиновный язык скрывает реальность. «НИИЧАВО» — и пошли аббревиатуры, чтобы ты даже не знал о том, что здесь сделано, даже не лезть туда.
ИК. Они в своей реальности существуют, они ее пытаются сделать, эту свою виртуальную реальность. Они пытаются ее всячески сделать нормативной. Они пытаются сделать той, которая — реальная реальность.
СУ. То есть других заставить в ней жить.
ИК. Конечно. У нас все этому почти подчинено. Если вдруг напишешь где-нибудь в каком-нибудь документе «Совет Федерации», обязательно найдется человек, который скажет: «Не-не-не, ребята, надо писать полностью». И ты начинаешь: «Совет Федерации Федерального собрания Российской Федерации», и все это.
А еще — это же все в контексте — и у тебя федерация на федерации. Все это федеральное…
АЧ. На федерации сидит и федерацией погоняет.
ИК. И так во всем. А когда ты им упираешься рогом и говоришь: «А зачем?» Понятно в этом контексте.
АЧ. К вопросу об аббревиатурах. Русские националисты, когда хотят что-нибудь уничижительное
сказать по поводу сегодняшнего государства, любят термин «Эрэфия», являющийся поэтизацией собственно аббревиатуры.
ИК. Ну да. И институциализацией. То есть не просто РФ как некое сокращение, а ты ее институциализируешь, говоришь, что это основа. Это — сокращение основы вашей нации, вот что они нам пытаются объяснить.
АЧ. Я, когда читал Конституцию нашу любимую, понял из нее в частности, что в одном месте у нас — многонациональный народ, который источник суверенитета.
ИК. В самом начале.
АЧ. А в другом месте у нас — многонародная нация. То есть, есть государствообразующий русский народ, и он вместе с другими народами собирает многонародную политическую нацию.
И вот здесь — кто на ком стоял? Где многонациональный народ, а где многонародная нация? В этом месте у меня шарики за ролики заехали. И я понимать, что хотели сказать отцы-основатели, перестал.
ИК. В документе под названием Конституция искать…
АЧ. А давай переведем на русский «конституцию».
ИК. Устав, я бы назвал это устав. Договор, отличное слово.
АЧ. Договор — это концепция известного французского автора. Все-таки Конституцию объявить по умолчанию договором — это смелое решение.
ИК. Что такое Конституция — это уставной документ нации, или даже страны, может быть. Хотя страна — слово очень богатое.
АЧ. Все-таки, наверное, государства.
ИК. Вот тоже — слова то нету. То есть — оно как бы государство, но не в том понятии, в котором государство как институт понимается. Нас же заразили этой историей, что государство — отдельно от народа. А это по сути действительно уставной документ государства как народа. Как народа, проявляющего себя…
СУ. Есть хорошее слово «держава». Корень «держать». Она — держит. И тут «устав» подходит.
ИК. Это в любом случае договор народа, о том, какую страну мы строим, что есть наше государство. И мы ему, как и государю, делегируем свою свободу, право управлять нашей свободой, говорить, что такое свобода в нашем понимании.
Я, принося присягу царю-государю…
АЧ. У нас в конституции нет царя, и государя нет.
ИК. Он же виртуальный государь.
АЧ. Сейчас будет статья за дискредитацию, договоримся.
ИК. Государство — это такой метафизический государь, распакованный в институты.
АЧ. В том-то и юмор, я обращаю внимание и зрителей наших, что во всех этих европейских языках нет государя в понятии «государство». Там state, который восходит к латинскому status, означающий буквально некое состояние.
ИК. Положение.
АЧ. Состояние, положение.
ИК. «Стоять» или «лежать».
СУ. У них аналог – «суверен»?
ИК. Суверен — другое.
АЧ. У них ближе всего regnum, как у нас королевство. Regnum, латинское, «царство».
ИК. У нас тоже есть «царь» и есть «государь». Царь — это кесарь. Цезарь, кесарь, царь. А государь — это что-то божественное.
АЧ. Государь-батюшка. Милостивый государь, не в последнюю очередь, как обращение человека к человеку. В конце XIX века — «милсдарь», как сейчас дворники [используют слово]: «уважаемый», означающее крайнюю степень неуважения. Говорят: «э, уважаемый».
Это же произошло в языке с «государем». Дистанция от «государя» до «милостивого государя». Даже «сударь».
ИК. Тогда уже «товарищи» начали входить в оборот. Товарищества — торговые были.
АЧ. «Товарищ» — интереснейшее слово. Непонятно, откуда красные его взяли. Оно очень точно найдено, потому что товарищ в старом, докоммунистическом, смысле — это в первую очередь деловой партнер.
ИК. Подельник.
СУ. Слово «товар» — корень.
ИК. С этой точки зрения это переворот. Как «подельник», да. А слово-то торговое, торгово-производственное, экономическое.
АЧ. Хозяйственное.
СУ. Это же тот, кто и в теме, и в доле. Самый доверенный человек. Ну что вы!
ИК. Подельник. По-русски подельник. Товарищ — это же тюркский корень.
АЧ. И поэтому нам очень нравится «товарищ».
Я общаюсь сейчас с офицерами, им быть товарищами гораздо более по кайфу, чем быть господами.
СУ. У нас официальное обращение — только «товарищи».
АЧ. «Господа офицеры» не очень воспринимается, несмотря на всю пропаганду и историю многосотлетнюю имперскую и прочую. А вот: «товарищи офицеры» — и сразу ты свой.
СУ. Тогда я предлагаю остановиться на следующем. 80% господ офицеров с радостью стало товарищами офицерами, и на этом вопрос закрылся. Согласен?
АЧ. Это, кстати, да.
СУ. Они же согласились с этим, с Брусилова начиная и дальше. Согласились? Согласились. Чтобы не было никаких дискредитаций.
ИК. Осознанно ли они перешли из статуса господина в статус товарища?
СУ. Осознанно ли мы перешли в статус частных собственников? С 1989 на 1990.
ИК. Мы и не перешли.
СУ. Мы же согласились.
ИК. Мы приватизировали квартиры, но не стали при этом собственниками.
СУ. Как не стали?
ИК. Нормативно стали. Ваучеры раздали, все стали собственниками.
АЧ. Но в этом «товарищ» есть какая-то тайна. Действительно слово из презираемого советской коммунистической идеологией торгового оборота внезапно стало основным.
пелось в песнях.
ИК. Как — презираемого? Не презираемого. У нас вся идеология построена на, по сути, экономоцентричном подходе к обществу. «Капитал» Маркса — это основополагающий взгляд на мир.
АЧ. Это уже не у нас, это уже у них.
СУ. Торгаши были презираемы.
ИК. Спекулянты. Это не торгаши. Это не те, кто торгует. Это те, кто как бы несправедливо получает доход. Из воздуха.
АЧ. Не торговля как деятельность, а неправильный доход.
СУ. Можно, я русским языком, как в Советском Союзе? В пословицах и поговорках все фиксируется. Напоминаю:
Ума нет, иди в пед.
Стыда нет, иди в мед.
Ни того, ни другого — иди в торговый.
Это советский фольклор. Торговля была презираема в советском обществе.
ИК. Да-да-да, это надо сказать внешторговцам, они были самым «презираемым» слоем общества.
СУ. Им все завидовали, но презирали. Образ торгаша – это «Берегись автомобиля», герой Миронова.
Это я для чистоты понимания. Это не я презираю.
ИК. Но при этом своего детеныша в презираемый – как это там было? — отдать было делом самым желаемым.
АЧ. Давайте еще более опасную тему затронем, чем господа и товарищи офицеры. А именно тему с народом. По той же Конституции народов у нас три. Опять же многонациональный есть. Государствообразующий есть. И уже не в конституции, а в языке, с легкой руки одного небезызвестного мыслителя, есть еще глубинный.
ИК. Ну да. Но есть еще российский.
АЧ. Который не то же самое, что русский.
ИК. А вот неизвестно. В литературе XIX века российский народ — это российский народ. И поди ты отдели его от русского. С этой точки зрения здесь полнейший разрыв понятийной системы. Если я правильно понимаю, у нас был великорусский, малорусский, белорусский народ.
При этом почему-то великорусский вдруг трансформировался в русский. Почему-то. А эти два остались.
СУ. Еще один забыли, потерялся до революции, у нас об этом забывают. Был еще карпаторусский. Он был официально выделен. У нас об этом реально забывают. Накануне подготовки Первой мировой войны, когда была оккупирована Галиция, мы официально признали, что есть отдельно карпаторусский.
ИК. А есть тихо где-то сидящие там же в районе Карпат русины. Вот они на это все смотрят и думают: «А может быть, русский народ — это и есть мы?»
АЧ. Ну да. Один из самых острых вопросов, по поводу которого не стихают дебаты во всех интернетах, это вопрос о праве русских на собственную этничность. Отличную от российской, многонациональной. «Всем можно, а русским нельзя».
ИК. Право на этничность, на мой взгляд, это же право по рождению. У тебя не может не быть этноса, иначе какие нафиг традиционные ценности, какая нафиг вообще традиция?
АЧ. Еще раз. Рассматривая аргументацию, мы видим, что это обвинение к «Эрэфии» и «многонационалии». Что всем можно быть еще кем-то, чеченцам, тувинцам, якутам. А русскому нельзя быть русским.
ИК. Здесь, на мой взгляд, это проблема, которую сами русские националисты, и примкнувшие к ним уважаемые мною люди, обвешивают сложными, даже не смысловыми, а скорее сложными логическими конструкциями. На мой взгляд, все просто. Если в триаде «великороссы, малороссы и белорусы» мы говорим, что это этносы одного народа русского, в этом случае, пожалуйста, великоросский этнос, субэтнос, может претендовать на…
АЧ. Великоросский субэтнос русского народа.
ИК. Конечно. Малоросский субэтнос русского народа, пожалуйста. И в этом случае русский народ – он русский. А если он русский и перестает быть с этническим этим подтекстом, тогда: русские татары, русские чеченцы, русские дагестанцы…
АЧ. А, ну понятно, татарский этнос русского народа.
ИК. Конечно. Все просто. Притом, что по крови, если начинать доить друг друга, то там он…
АЧ. А у тебя тогда появляется все равно еще одна конструкция. У тебя появляется многоэтнический народ.
ИК. Слово «этнос» выкидываем, потому что в русском языке его не существует. Ищем другое слово. И у нас получается такое «полинародие».
АЧ. В Советском Союзе было чудесное слово «национальность», которая не нация.
ИК. Тоже нерусское слово. Народность есть. Есть народ, а есть народность.
АЧ. Великорусская народность.
ИК. Да, народность русского народа. Вот тебе татарская народность
АЧ. Русско-татарская народность.
ИК. Аварская народность, пожалуйста, еврейская народность, немецкая народность. Все просто, а народ — один. Многонациональный. Многонародный в этом случае.
АЧ. Многонародностный.
ИК. Да.
СУ. Мы где-то в той же точке, где и Брежнев. «Какая новая общность образовалась». Они же не могли – что это? — они придумали советский народ. Хотя понятно, в Таджикистане и в Прибалтике были совсем два разных народа.
АЧ. Как узбеков, латышей сплотила Русь, по Чижу.
СУ. И у нас похожая ситуация. «Россияне» ельцинские – это была попытка всех…
АЧ. По поводу россиян. У меня была гипотеза, что это была украинская диверсия. Это слово из украинского языка.
ИК. Оно присутствовало и в русском языке. И в XIX веке оно было. В советское время оно тоже мелькало.
АЧ. У Пушкина даже «россы» были.
ИК. Это словообразование, достаточно обычное для русского языка. То есть, если мы — народ российский, а это говорили, язык – российский, говорили, а не русский, соответственно народ российский — кто они? Они россияне.
Кривить лицо при слове «россияне» — может быть, это и выход. Может быть, Ельцин пытался дать русскому народу право на этничность. Говоря, что: мы россияне, а вы — русский народ.
СУ. Но тогда нужно признавать все границы и говорить, что за пределами России нет русских.
ИК. Почему? Нет.
СУ. Но тогда получается, что у нас есть россияне, а еще есть русские за пределами России, но это – недороссияне?
ИК. А у нас есть понятие «соотечественники».
СУ. Еще одно новое?
ИК. Которое к слову «россиянин» практически один к одному может быть применимо, потому что соотечественник — это тот, кто родился на нынешней территории Российской Федерации, или Российской империи, или их потомки. И вот у тебя появляется территориальный признак. Не важно, какая у тебя этническая принадлежность, ты должен владеть языком или быть потомком.
СУ. То есть, кровь и язык?
ИК. Крови нет. Язык и территория. На этой территории у тебя должен быть предок.
СУ. То есть, земля и язык.
ИК. Если бы Пушкин был рожден в эмиграции сына — кто он там был по матери, дочери Ганнибала — он был бы россиянином все равно.
СУ. Соотечественник мог бы перейти в статус россиянина. Соотечественник — это же недороссиянин.
ИК. Если мы меняем конструкцию логическую, то в этом случае если мы говорим, что соотечественник в нынешней нормативной истории равно россиянину, то это выходит за границы России.
СУ. То есть нужна алия, если аналогии проводить с евреями.
АЧ. О, наконец-то пошли слова из иврита!
СУ. Для чего? Есть государство, где есть внутри наш, израильский, народ. Но евреи — это более широкое понятие, чем израильтяне, и поэтому мы объявляем алию, то есть воссоединение большого народа. Еврейский народ большой. Израильский народ маленький. И тогда мы объявляем процесс стягивания с одной стороны всего большого народа в маленькое государство. Но при этом мы все равно осознаем себя как большой народ. Вот такая конструкция должна быть?
АЧ. Ужасно. Но для этого еще надо разобраться, чтобы как-то из этого лабиринта выпутаться с понятием «нация». Страшноватое понятие. Совсем не русское.
АЧ. Слово нерусское.
АЧ. Совсем латинское. Поэтому — что?
ИК. Поэтому — что там разбираться?
АЧ. Отменить его?
ИК. Да, отменить его. Либо всех научить языку, в котором оно сформировано.
АЧ. То есть, всех научить латыни и после этого можно использовать слово «нация».
ИК. Конечно, безусловно. Именно так, другого пути нет. Иначе мы говорим про разные абсолютно вещи непонятные. Вот как я понял нацию, про это я и буду говорить. Неважно, как она записана в Конституции. Даже если будет посвящено несколько книг описанию того, что такое нация есть.
Известно, кто — не нация, а преступная организация.
ИК. Да, именно.
СУ. Так что, нам народ надо менять?
ИК. Народ. Потому что «народ» — это сразу «род». Это сразу родовой признак.
СУ. И народности — те кто меньше.
ИК. У тебя родовой признак, у тебя отношения возникают, с этой точки зрения международные отношения надо тоже переосмыслять.
АЧ. Только между народами, а не между нациями.
ИК. Между государствами отношения международные — это межгосударственные.
АЧ. Точно.
СУ. А межнациональные — это внутренние.
ИК. А у нас получается так: межнациональные — внутренние, но при этом мы единая нация.
АЧ. Но в ней, тем не менее, все время межнациональные конфликты.
СУ. А внешние отношения — международные.
ИК. Да, международные.
СУ. Ну, это шиза.
АЧ. То есть, просто сбой в системе получается. То есть, мы должны совершенно точно переименовать то, что мы сейчас называем «международными отношениями» в «межгосударственные».
ИК. Да, конечно.
ИК. Раньше это были «внешние сношения», если ты помнишь.
АЧ. Точно, да.
ИК. Внешние сношения, неважно с кем. С государством, с блоком НАТО. С каким-то…
АЧ. С папой римским.
ИК. С папой, да, с НКО какой-нибудь. Внешние сношения. Если вам сношаться наружу, то — у вас интерфейс имеется. Если внутри, у тебя — внутренние дела, разбирайся.
АЧ. Да, здорово размотали. Прямо хватаешь метод и сразу начинаешь думать. Вот действительно, а правильно ли, что мы этот самый орган наш представительный называем «Дума»? Хорошо ли это, правильно? Точнее было у советских, что это был «совет», чем у нас, и, соответственно, у Николая, что это «Дума»?
ИК. Слушай, ну, «совет» — слово прямо точное. На мой взгляд, «совет» — прямо совет. И Дума — дай бог, чтобы она была советом.
АЧ. Я помню чудеснейший совершенно двуязычный украинский анекдот, звучавший так, что типа:
— Чому в москалiв Дума, а в нас Рада? Чому вона рада?
Ответ:
— А тому, що не дума.
То есть на русском это слышится, что Рада радуется тому, что она не Дума, а на украинском это слышится, что она радуется тому, что не думает. Здесь языковое чувство очень хорошо это схватило. Действительно ли Дума — это то место, куда собираются, чтобы думать? Не похоже.
ИК. Не похоже.
СУ. Поэтому у нас есть Совет Федерации, в дополнение к Думе.
АЧ. Да.
ИК. Ну, кстати, очень хороший вопрос, почему она Дума? Почему она вообще изначально стала Думой?
АЧ. Тогда, в 1905 году.
ИК. Она раньше вроде как стала Думой. То есть это производная, это боярская Дума, по-моему.
АЧ. Нет, подожди. Манифест 17 октября — они как раз-таки в пожарном порядке решали ситуацию и апеллировали к уже давным-давно умершему институту. К тому времени. И та Дума была, понятное дело, боярской.
СУ. Они его слили с Госсоветом, был отдельный институт Госсовета, который был частично назначаемый, частично представительский. Знаменитая картина Репина.
Там была элита. И это же был рейдерский захват: типа, половину вы выбираете, а половину мы вам ставим своих людей. Как мы это брендируем? И это был, с моей точки зрения, [отсыл] к Древней Руси, но это пиар был. Им нужно было спрятать Госсовет, как отдельный институт.
АЧ. И, судя по всему, это был не очень точный ход. Потому что та Дума, по крайней мере, трагическую роль сыграла в истории империи. То есть, она так и не стала тем местом, где думают.
ИК. Ты имеешь в виду – столетней давности? Она сыграла трагическую роль.
АЧ. Трагическую и абсолютно деструктивную.
ИК. Стала тем ключом, через который разрушали государство.
АЧ. Причем это выяснилось сразу. Потом столыпинский переворот как-то сбалансировал третьеиюньскую монархию. Но в итоге — все равно, известная речь Милюкова, а потом…
ИК. Она институционализировала раздрай государственным институтам. В государственной вертикали, а точнее, во всей системе государственного управления.
АЧ. То есть, вместо того чтобы сесть и думать, люди там начали конфликтовать.
ИК. Кричать. Даже не советоваться. Это стало площадью базарной.
АЧ. Ну, это стало вече.
ИК. Вече, да. В плохом смысле этого слова.
АЧ. В самых худших проявлениях вече.
ИК. Вече, притом, что это все-таки демократический институт, на фоне остающейся жесткой государственной вертикали.
АЧ. Еще, понятное дело, сохранилось слово «собор». Выжившее, конечно, только в клерикальной зоне. Но ведь в истории государственности у нас соборы были, земские соборы. То есть, вполне себе такие. Сейчас вот.
СУ. Слово «собрание» широко живет.
ИК. Собрание — да. Ну, собрание, в отличие от собора, это женский [*средний] род.
АЧ. Это как «народность».
СУ. Ну, корень один. Перешло в «законодательное собрание».
АЧ. У нас даже только этих собраний сейчас по стране…
ИК. Но я к чему акцентирую? Надо понимать, что в переходе из мужского в женский [*средний] меняется.
АЧ. Что меняется?
СУ. Средний. «Собрание» – средний род.
АЧ. «Дума» — женского, а «совет» — мужского. Ну-ка?
ИК. Слушай, меняется.
АЧ. А «вече» — вообще среднего.
ИК. Я могу сказать в качестве гипотезы, что мужской – это вертикаль, женское – это горизонталь. Ну, это в качестве гипотезы. Я бы ее размотал. Все, что связано с жесткой системой — это мужское. Все, что идет от отца — это мужское. Все, что демократия — горизонтальное.
АЧ. Коммуникация, коммуникативное пространство круга.
ИК. …это все оженствляется.
АЧ. Интересно, что даже в тюркских [текстах], в арабском Шура, по сути, женская природа горизонтального круга, там тоже находится и подтверждается.
СУ. Совет – мужского [рода]. Поэтому «совет» конструктивнее получится.
ИК. Наверняка.
СУ. Обратите внимание, как законы — даже у нас в Совете Федерации — быстрее принимаются. Там за три дня, а тут — за денек. Эффективнее работают.
АЧ. Дума уже в постсоветской истории стала вечной головной болью. С самого своего начала она всегда играла деструктивную роль, а потом ее просто запрессовали до стадии набора глухих согласных, где сидят космонавты-фигуристы и изображают единство.
Но! Все это делается не от хорошей жизни. Все это делается потому, что оттуда, из этой зоны, наш социальный организм чует угрозу. Поэтому и не хочется пускать в Думу всяких крикунов, горлопанов. Атас же был!
ИК. Мы же помним, что у нас было до нулевого. И когда «Единая Россия» начала…
АЧ. …все вздохнули с облегчением, что порядок настал.
ИК. Законы начали принимать.
АЧ. Навели порядок. Есть несколько сакральных формул русского политического языка: «решить вопрос», «навести порядок».
ИК. «Навели» — это же наваждение.
Я прямо помню это ощущение, что наконец-то эти люди начнут принимать законы. Наконец-то этот поезд с этой станции сдвинется хоть куда-то. И с этой точки зрения понятны чувства наших молодых ребят, которые удивлены тому, что демократический институт работает именно по такому принципу. Но те, у кого есть историческая память, понимают, почему именно так работает.
АЧ. И я здесь же. Я счастлив, пусть лучше там сидят космонавты и фигуристы…
ИК. Притом, что на самом деле это представительный орган власти. При всем его кажущемся беззубии и отсутствии принципа ловли слабых сигналов из общества, он эту функцию выполняет, худо-бедно он ловит слабые сигналы. И поэтому хорошо, что там сидят и фигуристы, и космонавты.
АЧ. Но думать оно не может. Просто не умеет. Говорю тебе как многолетний советник председателя Государственной думы.
ИК. Может быть там, в этой думе, есть орган, который думает?
АЧ. Люди там бывают, и в количестве, которые умеют думать. Но
орган организовать, чтобы он думал — это абсолютно нереальная задача. Думают у нас в стране в других местах.
ИК. Алексей Викторович, а нейросеть как работает? Может быть, это нейросеть? А в этом случае это модель нервной системы, которая в целом можно сказать, что…
АЧ. Нервы — да, но периферийные.
ИК. Возможно.
АЧ. Точно, это не мозг. Мозг у нас всегда где-то находится… Где в наших государственных структурах находится мозг? Знаешь, вот правительство бывает, в нем обязательно есть мозговые центры. Причем тоже — не в самом правительстве, а где-то рядом, где-то около, эти люди, где как раз именно что думают.
Где собираются по факту люди и что-то думают: «Как бы нам национальный проект какой-нибудь организовать по беспилотникам». Вот это тот самый случай, когда пытается собраться орган, который начинает думать.
ИК. Да, и в этом случае это же не думание, а думательность. Это условно-профессиональная деятельность в этой сфере, повторяемая.
АЧ. Или «Горизонт-2040», пожалуйста. Тоже собрались люди и начинают думать: «Как бы нам»…
ИК. Нет, это прямо серьезные люди собрались. Серьезно думают.
СУ. Потому что им не по должности положено. Тебе по должности положено. Это такая фишка: тебе дали корочку, и типа – думай. А что я должен думать?
АЧ. Слушай, «корочку»! Я купил в 90-е на Арбате корочку, «Удостоверение хохла». У нас был спорт такой: кто по чему пройдет мимо контролера в метро. До сих пор она у меня где-то лежит. Сейчас даже страшно.
СУ. Мне кажется, что думание не предполагает потом автоматического получения совета. А наша Дума родилась на руинах органа, который слишком много советовал.
АЧ. Верховный совет.
СУ. Не забывайте это. И он слишком много советовал. У него свой вождь был в виде вице-президента. У них были советы на все случаи жизни. И по поводу приватизации, и СНГ, и всего остального.
АЧ. Совет — очень сильное слово.
СУ. Поэтому его [упразднили]: ваши советы нам не нужны. Правильно? Изменение в Конституцию и вот — Дума.
Думание не предполагает совета. Думайте сколько хотите. Вот они сидят и думают.
О чем они думают?
АЧ. Советская власть тоже неслучайно называется советской. Несмотря на то, что роль именно советов была ключевой в момент революции. И очень быстро сошла на нет.
СУ. И при разрушении она была ключевой. И при создании советской власти, и при разрушении была ключевой.
АЧ. А все остальное время – декоративной.
СУ. Они как раз советами занимались. Я очень хорошо помню депутатов городского совета при советской власти. Потому что мой прадед Семен, который был на Западенщине, устанавливал советскую власть. Он в городе Ивано-Франковске был вечным депутатом горсовета.
Депутаты местных cоветов были прямо с территории. Они не избрали бы тебя, если бы ты в этом районе не жил бы. Это люди, которых они постоянно советовали облисполкому. Горисполкому, там какая была система власти. Советы власти не имеют, реальная власть у исполкома. Но советы, депутаты советов, постоянно могут на исполком давить. И они реально мучили советами, именно советы, власть исполкомов. Это был советский рабочий механизм.
ИК. Надо со словом «совет» разбираться. Они были созданы, чтобы советоваться, а не для того, чтобы советовать.
СУ. С ними советуются, а они дают через обратную связь свои советы.
ИК. Нет, они советоваться должны внутри. Совет — это то, что советуется внутри себя. А дальше что они выдают? Они не совет должны выдавать, они выдают некоторые решения.
АЧ. Опять же в русском языке политическом было слово «держать совет».
ИК. Это советоваться как раз внутри.
АЧ. Советоваться внутри.
СУ. И выдать в виде проекта решение.
ИК. А это получается игра слов, которая на фоне неосознанной их деятельности, выдавая советы, нивелировала их важнейшую социальную функцию.
СУ. Как совет директоров. Все корпорации, какие бы ни были, все равно — [у всех есть] совет директоров.
Почему говорю, что Дума родилась неправильно. Она же не сразу родилась, это была советская власть, а потом сразу Дума. Был переходной момент.
АЧ. Да, целых 2 года, еще какой.
СУ. Еще гражданская война.
АЧ. Еще какой. С 1991 по 1993. У нас был президент уже Ельцин, была уже новая постсоветская Россия. Но, тем не менее, был еще один верховный орган власти — Верховный совет.
ИК. Который все пытался вернуть назад.
СУ. На Украине — мы сравниваем все — сразу был переход Верховного совета УССР в Верховную раду. В Молдавии было то же самое. В Белоруссии был один парламент, Лукашенко его тоже ликвидировал и создал 2 палаты, в Белоруссии двухпалатный парламент. В Белоруссии, кстати, называется: палата представителей.
У нас не только Дума, еще и «палата» есть. Вот мы слово какое важное забыли.
АЧ. Но, кстати, слово «палата» выжило и в конституции русской вполне себе. Парламент двухпалатный.
СУ. Я к чему слово у Лукашенко подобрал: палата представителей. Нет демократии, нет ничего, просто есть некие представители.
ИК. Это же английская история. Насколько я помню, у них есть палата представителей, на русский язык так переведено.
АЧ. Мы так перевели.
ИК. В долукашенковские времена это было переведено так. Он просто взял этот перевод.
СУ. У нас же «[палата] общин» это называлось?
ИК. Нет, про английский парламент, это именно палата представителей.
СУ. То, что мы называем «палата общин», в русском классическом переводе в школе учат как — палата общин.
АЧ. Палата лордов и палата общин.
СУ. Никаких представителей.
ИК. Палата представителей откуда?
АЧ. Нет.
СУ. Это новодел какой-то.
АЧ. Это американский. House of Representatives.
ИК. Ну, из английского языка.
АЧ. Из английского, но это американская система.
СУ. Обратите внимание. Мы берем для английского понятия парламента слово «общины». Мы вообще это слово нигде не используем. Даже не «палата общин» мы говорим, а «палата общин». Для того, чтобы понять их парламент, мы придумали отдельное слово и даже ударение в нем поставили, не такое как везде.
ИК. Это компас и компас.
АЧ. То есть, ихние общины…
СУ. …это не наши общины.
АЧ. Мы не можем назвать ихний парламент палатой общин. Мы называем — общины. Общин-то у нас нет. Общины есть, а общин нет.
ИК. Общины — это более высокого статуса. Это что-то очень организованное. Потому что общины — какие-то…
СУ. …чушпанские. А это – у пацанов.
ИК. А это — общины.
СУ. Объясняет, да. Это хорошо объясняет.
ИК. Одно ударение, а сколько смыслов. Это же — Англия, что вы хотите.
АЧ. Да, все серьезно, как у больших.
ИК. У нас общины надо рубить, а общины надо строить.
СУ. Дорасти до них еще надо.
АЧ. Интересно, что chamber — это тоже ни фига не «палата». Этот странный русский перевод.
ИК. Палата — тоже слово…
АЧ. Ну да. В советской традиции «палата» это… Сколько было игры слов на эту тему. «Палата номер 6».
ИК. «Ума палата» еще.
АЧ. Ума палата, да.
СУ. Обрати внимание. В Казахстане тоже пошли по политическому языкознанию. Администрацию президента они как назвали? Акорда.
АЧ. Белая Орда.
СУ. Ничего себе! Как у нас: есть понятие — АП, а есть понятие — Кремль. Кремль — это широкое [понятие]. Они то же самое попытались, не АПшечку сделали обычную, как в любой другой постсоветской республике. Само название Акорда – ну ничего себе!
АЧ. Я помню, прилетаю как-то в Астану, и от какого-то местного сотрудника русского слышу, как нечто будничное, фразу: «У меня Акорда запросила социологию». И у меня в этот момент случился переворот в голове: Орда запросила социологию! Все контакты, все провода замкнуло. Я понимаю, когда Орда дань запросила, но когда Орда запросила социологию!..
ИК. «Дань», «данные», собственно.
СУ. И еще закину. У киргизов называется парламент Жогорку Кенеш. Слова «кенеш» и «конюшня» однокоренные. Место – тоже как палата.
ИК. Манеж.
СУ. Многие пошли по такому пути. А казахи сделали — с одной стороны Акорду, то есть акордынская часть, а с другой стороны у них — Сенат. У нас же нет никаких сенатов.
АЧ. Хотя Совет Федерации так и называют — Сенатом.
СУ. У нас Сената нет, сенаторы есть. А там — Орда и Сенат. Красавцы же.
АЧ. Евразия, в чистом виде.
ИК. Ничем от нас не отличаются.
АЧ. Примерно так же.
СУ. У меня цитата как раз из Чаадаева, я готовился. Я в каждой передаче стараюсь…
ИК. Отсылочку.
СУ. Это 1837 год.
У меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество.
Я часто говорил и охотно повторяю: мы, так сказать, самой природой вещей предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великими трибуналами человеческого духа и человеческого общества.
Это во многом о чем мы говорим. И переосмыслять.
ИК. Осталось понять, кто трибунал проводит.
СУ. Трибуна же нет у нас.
АЧ. Петр Яковлевич Чаадаев еще не знал, какие бывают трибуналы. Это случилось немножко позже. Не в 1837, а в 1937.
ИК. За многое ответили.
СУ. Мне кажется, это спор западников о том, что мы должны переосмыслять их слова. Обратите внимание, сегодня мы постоянно пытались понять, в чем смысл слов. А получается, что наша интеллигенция не обсуждает то, что произносит?
ИК. Должна обсуждать.
АЧ. Кто кому должен? Никто никому ничего не должен.
ИК. Должна, иначе не интеллигенция, все просто. «Тварь дрожащая или право имею?»
АЧ. Получается, что просто люди работу свою не делают.
ИК. Это их функция в обществе.
АЧ. За что мы их кормим вообще?
ИК. Если общество основано на некоей коммуникации, коммуникация обеспечивается за счет языка, то функция интеллигенции – формировать эту коммуникацию. Они должны осмыслять ее. Они должны понимать. Они должны народу простому, нам с вами, объяснять.
АЧ. Так, подожди, мы с вами…
СУ. Собрание перепутал.
АЧ. Какие-то «они» появились.
ИК. У меня там — снег нечищенный, меня лопата ждет.
АЧ. Вы определитесь.
ИК. Они, они. Конечно, они. Если обвинение, то – «они». Если награда, то – «мы». Если перед судом истории, то — мы. А если облажались, то это – они, те, русские, непонятные.
АЧ. Интеллигенты. Гнилые.
СУ. Интеллигентишки.
АЧ. Там дальше известная цитата Ленина…
ИК. Но — тоже русские.
АЧ. Конечно, вне всякого сомнения.
СУ. А записывать в русские — просто можно, тогда получается?
ИК. Да, можно, а почему нет?
СУ. Например, в этно-часть как ты запишешься? Буряту, наверное, сложно.
АЧ. Здесь как раз все более-менее легко. Русь — не племя, а дружина. Мы сейчас видим, как люди записываются в русские путем поездки добровольцами на СВО.
Я бы хотел наш разговор завершить аббревиатурой СВО, которая у нас в итоге устоялась как конвенциональное название происходящего. «Война» — не хочется, и закон есть, что не война. И по этому поводу есть напряжение. Когда ты называешь это войной, ты позицию манифестируешь определенную, с соответствующими последствиями.
ИК. Потому что это все-таки некое состояние на уровне государства.
АЧ. А нейтральная аббревиатура СВО, как КВН, ФСБ и прочие.
ИК. Конечно же, аэропорт Шереметьево [SVO]. Удивительно.
АЧ. Да. Имени Пушкина.
ИК. Она, кстати, военная или войсковая?
АЧ. Военная. Специальная военная операция.
ИК. Ну, какое-то, значит, отношение к войне имеет. По типу действия.
АЧ. Когда мы этой аббревиатурой называем… Как правильно Семен заметил, когда мы используем аббревиатуры — не только чиновники, вообще русские люди — аббревиатуры используются, когда хочется что-нибудь спрятать за набором букв.
СУ. Это усушка понятия.
АЧ. Это, кстати, в русском, в книжном русском — под тильдой, сакральные всякие имена.
СУ. Слово «ЧП» вошло в общий язык, хотя это сокращение.
ИК. Видишь, ЧП в расшифровке носит некую угрозу.
СУ. Чрезвычайное происшествие.
АЧ. И хочется спрятаться.
ИК. Чтобы ты без пафоса мог это произносить в речи, вскользь, походя. Ты не можешь «чрезвычайное происшествие» говорить походя. Это сразу акцент. А «ЧП» и — «АПшечка», кстати, тоже.
АЧ. Чудесно. АП, АПшка, аптека.
ИК. Поди ты, «Администрация Президента» произнеси.
АЧ. Да. И главное — что это означает. Два слова…
СУ. А еще обратите внимание, как начальников мы сокращаем до аббревиатуры: имя, отчество, фамилия. Не хотим называть.
АЧ. ВВП.
СУ. Это широко распространено.
ИК. Здесь еще накладывается переход в походную переписку. Когда ты в тележке набиваешь, набиваешь с телефона. И ты уже не можешь писать имя-отчество. Потому что тебе для того, чтобы объяснить, придется имя-отчество использовать несколько раз. И текст вырастает в разы, а с телефона набирать неудобно. Автоматически ты сокращаешь. Это не в речи, а в переписке.
АЧ. Давайте все-таки себе в качестве домашнего задания. Мы спрятались за «СВО» и ушли от «войны». Но слова нет.
ИК. «Бури в пустыне» нет. Как «Слезы Аль-Аксы», — этого нет. При том, что это намного более буря в пустыне, чем «Буря в пустыне» была. И поэтому Z и появляются. И Z-поэты появляются. Потому что народ ищет, к чему отнестись. Народ ищет, как залегендировать эту историю, как она должна звучать в эпосе.
АЧ. Вся эта зеркальность: СВО – ZVO.
ИК. Там много метафизики. Может быть, и не надо искать. Может быть, мы этим и отличаемся, что нам не нужны эти поиски красивой упаковки. Покосившаяся изба у нас гораздо теплее.
АЧ. «Несокрушимая свобода» точно не нужна, и «Буря в пустыне» совершенно незачем.
ИК. А «СВО» — может быть, и нормально. «СВО» потом дойдет до «СВОбоды», до «оСВОбождения». Не зря же она поется в этом контексте.
СУ. Русский язык очень сложный. Я считаю, что прелесть в том, что мы можем обсуждать понятия. Англичане, американцы все сократили быстро. Только в русском языке есть понятия, которые сразу и в мужском, и в женском, и в среднем роде — это музей-усадьба Коломенское. Я таких больше не знаю.
ИК. Ну да. Ну, во-первых, слово «музей» нерусское. Во-вторых, там все просто, оно мужского рода. Первое слово определяет. А остальное все — это некие характеризующие элементы, дополняющие.
СУ. А «если усадьба-музей Коломенское», стало женского?
ИК. Она не может быть усадьбой-музеем.
АЧ. А нет такого слова.
ИК. Она может быть усадьбой музея, например, если это комплекс зданий и в него входит усадьба, то это усадьба музея Коломенское будет. Музей усадьбы Коломенское. Потому что музей-усадьба Коломенское — это скорее всего название целиком.
АЧ. Ну что? Предлагаю каждому какое-то минутное резюме, кто что понял. Наверное, с Ивана начнем, ты редкий у нас гость.
ИК. Слушайте, я-то ничего не понял, не в этом была задача. Вообще, если уж с пафосом финализировать, на мой взгляд,
проблема русского языка — это корень всех остальных наших проблем.
Пока мы, со всей свойственной нам соборностью, рвением, ретивостью, не возьмемся за построение собственного языка, современного, на котором можно говорить о будущем, о настоящем, на котором могут наши дети начать понимать, что происходит в окружающем мире, который может конкурировать с другими языками за право называться мировым языком, вернет себе статус этого мирового языка;
пока мы эту задачу не начнем решать, говорить о том, что мы – страна-цивилизация, о том, что мы можем предложить миру новые светлые пути развития и прочего;
пока нет языка, на котором мы этому миру это предлагаем, пока нет языка, который весь мир хотел бы повторять, на котором хотел бы говорить, на который хотел бы переводить сам, а не потому, что выделены гранты определенным организациям;
мы этого статуса не обретем.
И с этой точки зрения, на мой взгляд, нужно очень-очень пристально разобраться, что происходит у нас в этой части науки. Потому что вся наука от этого зависит, вся наука находится в подчиненном состоянии у науки о языке.
И наука наша не будет никогда мировой, никогда не будет конкурентоспособной на мировом уровне, пока мы не разберемся в собственном языке, чтобы он стал научным или хотя бы наукообразным, чтобы можно было на нем об этом говорить. С этой точки зрения, на мой взгляд, это самая главная национальная языковая идея.
Притом, что на самом деле одно из значений слова «язык» — это «народ».
«Язык» и «народ» — это одно и то же.
И, соответственно, вот ключ ко всему. Пока нет русского языка суверенного, не будет русского народа суверенного. Не будет русского государства суверенного. Ничего не будет суверенного.
АЧ. Семен.
СУ. Мне тут добавить нечего. Я на таких же позициях стою. Ну как, «товарищ Сталин, вы большой ученый, в языкознании познавший толк». Я напоминаю всем. Ну, что тут добавить? Нечего.
АЧ. У меня две мысли вместо резюме. Одна из них — совсем провокационная. Ведь мы же из украинского [позаимствовали] не только «зраду» с «перемогой». У нас, например, есть давным-давно пришедшие именно в русский и именно из украинского слова. Какое-нибудь «спозаранку» или «прапорщик» — очевидно украинские слова, но тем не менее вошедшие в русский настолько, что сейчас уже и не отличишь.
И, более того, полезные. Каждое на свой манер, но очевидно полезные. Провокационная идея состоит в том,
а нельзя ли нам вообще украинский целиком, как он есть в его нынешнем виде, взять в русский?
ИК. Интегрировать?
АЧ. Ну да. Отказаться от старой идеи литературной нормы.
ИК. Это же не идея литературная. Нет.
Я поддержу твой посыл этот прекрасный провокационный. И, на мой взгляд, очищенный от всех заимствований русский язык очень близок к украинскому. Если убрать все корни, ты почувствуешь дефицит сразу, ты почувствуешь, что нужно что-то поискать.
АЧ. Во-первых, да. А, во-вторых, ведь это же интересные версии, вариации, разновидности.
ИК. Конечно. И, главное, они-то произведены от действия. Они произведены от типа действия, которым человек познавал мир в этой части географии, на этой стороне света. Это естественно рожденные корни, которые очень близки нам. То есть, мы так тоже можем действовать. Этот тип действия нам тоже присущ, потому что мы на этой части географии тоже много чего делаем.
АЧ. В общем, найти какой-нибудь способ прямо его целиком присвоить.
ИК. И в этот момент мы становимся единым народом. Безусловно.
АЧ. И вторая мысль состоит в том, что — даже безотносительно ко всем этим глобальным планам — одно действие, которое мы сегодня за передачу сделали, переименовав «межнациональные отношения» и разобравшись с «международными» и «межгосударственными», это уже большое дело. День прожит не зря.
И такого рода языковые операции где-то должны делаться. И должны делаться на регулярной основе. То есть, нужна какая-то Дума. Не та Дума, которая на Охотном, а другая Дума, которая этими вещами занимается. Место, где происходит эта работа над языком в регулярном режиме.
И это не институт русского языка, где сидят филологи.
ИК. Конечно, нет, это полевая работа. Большая, сложная, полевая работа. Язык формируется от действия. Это глагол в первую очередь. Любой корень – это действие. Человек — то, что он делает — пытается передать другому человеку. Объяснить это. И рождается слово, новый корень. С этой точки зрения, если ты не в поле, если ты беспилотием руками не занимаешься, ты никакого нового слова про беспилотие не родишь. Ты не сможешь.
АЧ. Кстати, как версия – «самотяг».
ИК. Это опять языковая ловушка, двухкоренные [слова]. Это Советы очень любили, создавать такие слова.
СУ. Иногда приживаются, как «паровоз», например.
АЧ. Самогон.
СУ. Самострел.
ИК. Оно приживается, но не порождает из себя дальнейшего развития. Это, по сути, листовые понятия. Они не родят следующего. А корневые понятия рождаются через чувства, через отношение к тому, что произошло.
Это был подкаст «Военно-политическая философия с Алексеем Чадаевым». Смотрите нас в Ютубе, Телеграме, на Яндекс.Музыке, на самых разнообразных платформах ВКонтакте, где хотите.
До встречи в следующих выпусках.
Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка
Was this helpful?
5 / 0
Да что мудрить-то? Беспилот – образно, ёмко, по-нашему!