Словарь когнитивных войн | Постсоветская власть

Философский субботник-9 с Тимофеем Сергейцевым

Семён Уралов: Итак, мы начинаем, дорогие друзья. Это философский субботник. С вами Семен Уралов и Тимофей Сергейцев. Я напоминаю, что вы можете нас слушать на всех подкастах в течение пары дней после прямого эфира на Яндекс.Музыке, на Google подкастах. А также очень хорошая новость, на сайте 2050.su начали выходить расшифровки всех наших Философских субботников, и не только их, и других форматов. Пока что мы догоняем, спасибо нашим добровольцам, а также сервисам, которые это позволяют, потому что наша задача — нести просвещение во всех доступных форматах: слушать, и читать. А будущее план подскажет.

Я напоминаю, сегодня у нас девятый философский субботник. Вначале играла песня «Кино» «Перемен». Музыка всегда имеет значение. Тимофей Сергейцев с нами, приветствую. Что значила эта песня и, собственно, какая тема, потому что они всегда прямо связаны?

Тимофей Сергейцев: Песня, как ты помнишь, написана и была впервые представлена в 1986 году. Вышла в составе альбома позже, в 1989, но в 1986 уже была запущена в оборот. И она отражает настроение. В этом смысле ее значение точно соответствует назначению произведения искусства — выражать эстетический идеал, который к тому моменту четко сформулирован этой песней — ждем перемен.

И хотя по формату предполагалось, наверное, что она адресована молодежи, есть такое советское понятие в советской политике — молодежь. Но, тем не менее, она стала абсолютно универсальной и ей были все возрасты покорны. И, более того, лет семь назад или восемь «Русский репортер», проводил вопрос о популярности стихотворных строк, включая мировую международную классику зарубежную. Она там на самом верху, как текст эта песня, не говоря уже о музыке и о цельном произведении.

Настроение было таким, что нужны перемены. Я приведу сейчас один пример перемен, которые знает исторический процесс. Ты помнишь, что Египет — это долгая история, тысячелетия со своей собственной внутренней динамикой, десятками династий, которые исчисляются римскими цифрами. Был в жизни Египта период, который называется нашествие гиксосов. Про них более-менее известно, что они пришли и ушли. И правили Египтом, — не всем, юг не смогли захватить, — сто лет. Приблизительно с 1650 года до нашей эры по 1549, около того. И никто толком не знает, кто они, что, потому что они были чужаками. И собственно их название это и выражает — гиксос. Они пришли и ушли, и поскольку они чужаки, о них особой записи не осталось. В смысле, что нет египетских источников о них времен их правления. То есть, в историческом смысле, это загадочная пауза в египетской истории. А Египет был до этого и продолжился после этого.

Я об этом говорю, потому что во многом, надо понимать, что это аналогия, а не буквальное сходство, то есть важно функциональное сопоставление и сравнение. Красная власть была периодом, конечно, власти чужаков. Хотя эти чужаки происходили родом из самой Российской империи, но те основания для власти, которые они использовали, уникальные в истории, до этого не встречавшиеся никогда, а именно — науку естественного типа, по аналогии с физикой, социальную физику, использовали в качестве основания власти. Конечно, это было абсолютно ненародным, чуждым воздействием извне на ход русских исторических процессов.

И они пришли, и они ушли. То есть, в этом смысле, как история Египта. До этого была Россия и после этого будет Россия. А было сто лет гиксосов, красных гиксосов. Так мы можем установить некоторую дистанцию по отношению к тому, что будем рассматривать дальше. Потому что, что гиксосы принесли в Египет, они и почему они его завоевали? У них было то, чего не было в Египте. Они принесли новую военную технику, они принесли с собой боевую колесницу, шлем, составные луки, которые обладали соответственно куда большей мощностью и дальностью.

Но это преимущество через некоторое время выровнялось, потому что египтяне освоили все то, что принесли с собой гиксосы. Они присвоили это себе, научились этим пользоваться, производить это и модернизировали военную технику. И, собственно говоря, гиксосы потеряли то преимущество, которое у них было.

Точно так же и, в принципе, красная власть, построила то, за что бралась и стала не нужна. Достаточно подробно мы обсуждали это в прошлый раз и позапрошлый. Нового применения она себе не нашла. И она благополучно покончила с собой, самоликвидировалась. И то, что это будет именно так, было известно внутри самой этой власти, а также некоторым наблюдателям. Этот период экстраординарного управления государством и страной, создания нового государства на руинах старого, он закончился, он имел конечный заряд.

И даже 100 лет не получается. 74 года получается, если считать с 1917 по 1991, а если считать с момента создания Советского Союза, то и того меньше.

СУ: Удобно считать поколениями, три поколения. Так понятней становится.

ТС: Три поколения, да. Это то, к чему нас призывал Хосе Ортега-и-Гассет — вообще все рассматривать через призму поколений. Он утверждал, что поколение — это основная организованность истории, как мы бы сказали, уже своим языком.

И началось восстановление обычного имперского порядка. То есть, возвращение к имперской форме, а имперская форма — это самоограниченная форма, начался отказ от глобальной экспансии. Собственно говоря, корни этого лежат в разрядке, в том, что называлось французским словом детант. И разрядка благополучно нашла свое завершение в деоккупации Европы Советским Союзом, мы вывели оттуда свои оккупационные силы. Мы позволили Германии объединиться обратно и стать обратно той Германией, которая на нас нападала. Мы деоккупировали Восточную Европу, вывели оттуда свои войска точно так же.

И вообще-то мы ожидали в ответ подобного же поведения от Соединенных Штатов. Недавно, на днях у нас оценку происходившему даже дал президент Владимир Владимирович Путин. В принципе, и без его оценки, понятно, что это было так. Никакого, естественно, самоограничения со стороны США не последовало, потому что это агрессивная и экспансионистская программа, и она тут же двинулась на освобожденное Советским Союзом пространство.

Но сам этот процесс — разрядка и отказ от глобальной экспансии коммунистического и социалистического режима, и деоккупация Европы, и как бы уход в свои пределы, уход внутрь своих границ — это сугубо имперский акт самоопределения. Потому что империя – это как раз то, что знает свои границы, и это государство, которое способно выживать в историческом процессе, то есть достаточно большое и обладающее достаточным разнообразием внутренних ресурсов, в самом широком смысле этого слова, включая и людей, и культуру, и территорию.

Но оно знает свои границы, оно знает, куда оно может и должно дойти, и где оно должно остановиться. И СССР, в этом смысле, остановился, и стал вбирать в себя обратно щупальца, протянутые им по миру. Это не только Западная Европа, это и другие метастазы советского социалистического, коммунистического способа организации власти.

И в ответ мы получили гегемонию Соединенных Штатов Америки, в точном смысле, как это описывал Грамши в своих «Тюремных тетрадях». Когда тот, кто властвует и господствует — и то, и другое делает, еще и прав — его идеология становится основной, общепринятой. И — хочешь, не хочешь, ты можешь даже быть несогласен с тем, что тебя подчинили, даже можешь бунтовать, но в принципе ты знаешь, что все равно, пусть это даже и господин, но он прав. Это называется гегемонией.

Наступила эта гегемония. И, соответственно, этот процесс не мог не найти продолжения внутри Советского Союза, потому что внутри Советского Союза началась ликвидация коммунистической партии. И ликвидация советской власти, хотя, естественно, советская власть находилась, как мы уже обсуждали, на некоем подчиненном, втором уровне иерархии. На первом уровне находилась сама политическая монополия КПСС. И она была благополучно прекращена в 1990 году съездом народных депутатов, если я не путаю.

А сам съезд народных депутатов появился в конструкции нашего государства чуть раньше. Он был создан изменениями, внесенными в Конституцию в 1989 году, если мне не изменяет память, в качестве высшего органа государственной власти СССР. И был с 1989 по 1991 год высшим органом государственной власти. То есть, механизм ликвидации был запущен таким образом. И этот съезд упразднил шестую статью Советской Конституции, в которой роль Коммунистической партии определялась как руководящая и направляющая. Конституционно была закреплена ее политическая монополия.

И после этого пошел обратный отсчет, как это бывает в фильмах про какую-нибудь катастрофу и конец света. Потому что без этой определяющей и направляющей силы Советский Союз оказывался формальным договором республик, которые имеют право выхода. А ведь они объединялись в этот самый Советский Союз с какой целью? С целью обороны. Если почитать внимательно декларацию об образовании Советского Союза, то там черным по белому написано, что для этого создается, республики объединяются вместе, чтобы противостоять империалистической агрессии, колониальной агрессии других стран.

А если концепция поменялась и стала считаться за данность, что больше такой угрозы нет. Раз мы сами выводим свои войска отовсюду, таким образом ликвидируем дальнюю линию обороны, за пределами своих границ, значит, мы ничего не опасаемся. А тогда, в принципе, какой смысл сохранять это единство, если того главного основания, ради которого объединялись эти республики, больше нет. И технически нет той политической силы, которая стоит над этими всеми государствами и держит их вместе.

Все дальнейшие потуги создать иной договор не увенчались ничем. Ни как cоюз так называемых суверенных государств, который пропагандировал Горбачев, ни как cоюз независимых государств, который формально был заключен, но ничего не значил, по большому счету. Наверное, его единственным значимым эффектом было безвизовое пересечение границ гражданами республик бывшего Советского Союза, которое потом постепенно прекратилось в значительной степени.

Поэтому обречен был и так называемый ГКЧП, то есть мятежники, которые попытались вернуть Советский Союз на место, так сказать, поставьте где взяли. Но это продолжалось три дня, с 18 по 21 августа 1991 года событие длилось. И оно показало полную пустоту, отсутствие оснований для воспроизведения предшествующей формы власти и для сохранения политического единства, которое называется Советский Союз.

Технически это выразилось в том, что никто не поддержал, но дело даже не в этом. Им ведь нечего было сказать. У них была возможность объявить, кто они, что они будут делать, зачем и так далее, но они ничего этого не сделали. Потому что они ожидали, что само все вернется, что это какое-то недоразумение то, что случилось, что это какие-то происки врагов.

Главная ошибка ГКЧП заключалась в том, что они пытались помочь той организации, которая, на самом деле, вполне осознанно сама себя ликвидировала. И она в помощи не нуждалась и в спасении. И та растерянность и глубочайшее разочарование, которое царило среди этой группы заговорщиков в результате, в финише этого процесса, показывает, что возможно кто-то из них, а может быть и все они, поняли, что произошло. Что они собираются спасать структуру, которая сама не собирается спасаться. И что ее больше нет. Нет этой власти и, соответственно, нет этого политического единства.

И страна вернулась к наследию 1918 года, к наследию Первой мировой войны. К проблемам, которые были созданы Первой мировой войной. Потому что во Второй мировой войне страна справилась с германским нашествием. А ведь была еще Первая мировая война. А ее результат так и не был осмыслен, во-первых. И, во-вторых, не была решена проблема ее созданная — проблема дробления единого пространства империи под воздействием вполне искусственных национализмов, созданных в конце XIX века, начале XX.

Эта проблема была просто законсервирована внутри структуры политического единства, которое представлял из себя Советский Союз, как инструмент глобального проекта. А как только этот проект исчез, то вся закваска националистическая всплыла на поверхности. Оказалось, что она вся жива и ждет своего момента для реализации. Вот с чем мы имели дело.

Но при этом очень любопытно, что произошло параллельно, потому что параллельно началось обособление России. В РСФСР, тоже был создан съезд народных депутатов, тоже как высший орган власти. И в каком-то смысле мы можем сказать, что и в Советском Союзе, и в РСФСР, этот Съезд народных депутатов был как бы переходником от конструкции политической монополии к государству, которое владеет политическими функциями и может выступать в качестве суверенного субъекта.

Потому что и в СССР, и в РСФСР Съезды народных депутатов, которые стали высшими органами власти, по существу собрали в себе все политические функции. То есть под термином высший орган власти подразумевалось не просто, что он утверждает решение всех предыдущих уровней. Нет, он являлся полновластным, по существу, сингулярным субъектом, который сам может менять Конституцию, сам определяет внутреннюю и внешнюю политику, сам назначает всех руководителей правительства, принимает законы, отменяет законы. И вообще делает все то, что раньше по большому счету и делала Коммунистическая партия.

И в Советском Союзе, и в России они просуществовали недолго. Но если в Советском Союзе этот орган умер просто сам собой, вместе с ликвидированной коммунистической партией Советского Союза, обессмыслилось его существование, и он был распущен, потому что как только было провозглашено, что дальше Советского Союза не будет, а будет Союз суверенных государств, а это произошло в сентябре 1991 года, этот орган сам себя и отменил. То есть он следовал строго логике самоликвидации, в которой жила и Коммунистическая партия Советского Союза.

А российский Съезд народных депутатов сам себя не отменял, напротив, он попытался сохраниться в качестве всевластного и полновластного органа. И столкнулся с тем, что его коллективная природа не дает ему реализовывать такую функцию суверена. Потому что объем внутренних конфликтов, противоречий и разногласий не позволяет реализовывать такой объем властных полномочий эффективно, своевременно и разумно.

Съезд народных депутатов Российской Федерации, который, кстати, поменял и название государства и переименовал РСФСР в Россию (Российскую Федерацию). Он и создал первого государя посткоммунистической, постсоветской России — Бориса Николаевича Ельцина. Он его сначала избрал председателем Верховного Совета. Съезд народных депутатов учредил и организовал Верховный Совет, и Ельцина назначили его председателем.

Это произошло 29 мая 1990 года высшим должностным лицом РСФСР был избран Борис Николаевич Ельцин. А уже 12 июня съезд принимает декларацию о государственном суверенитете РСФСР. И начинается изъятие всего российского пространства из сфер юрисдикции Советского Союза. Потому что законы Советского Союза не отменяются на территории России, но действуют из них только те, которые не противоречат российским. То есть, российские законы приобретают приоритет.

Съезд также учредил пост Президента, это произошло 17 марта 1991 года — на следующий год. 12 июня первым президентом на всенародных выборах был избран Ельцин, набравший 57% в первом туре.

Съезд народных депутатов, удивительным образом, понимая это или не понимая, начал формировать фигуру государя последовательно и целенаправленно. И поскольку обстоятельства в стране были такие, что со всей очевидностью, в Древнем Риме в этих обстоятельствах назначали диктатора. Его выбирали, назначали и вручали ему исключительные полномочия для борьбы с кризисом и беспорядком. По существу то же самое произошло и у нас.

10 июля 1991 года Ельцин вступил в должность президента. Тут же подоспел путч в августе, всесоюзный путч, ГКЧП. А уже 1 ноября съезд предоставил Ельцину дополнительные полномочия сроком на 13 месяцев и разрешил ему лично возглавить правительство. Так же, как и в Риме все происходило: различные властные функции постепенно собирались в руках одного человека и передавались ему, передавались законно, передавались тому органу власти, который был высшим органом власти.

Да, он носил переходный характер, но сам орган власти так не считал, что он переходный. И, тем не менее, он делал то, что делали в древнем Риме. С одной стороны, это аналогичное назначению диктатора, а, с другой стороны, это полностью аналогично переходу от республики к империи, потому что, первый император — Август, он и был носителем разных высших должностных и властных полномочий, собранных по разным линиям в одном лице.

То же самое происходило и здесь. Эти полномочия были предоставлены, после чего Верховный Совет ратифицировал Беловежские соглашения о прекращении существования СССР. Это также было сделано не просто от лица одного человека, пусть уже и наделенного большими объемами властных полномочий, а высшим органом власти России.

Можно сколько угодно обсуждать, а могло ли быть по-другому. Наверное, можно поставить вопрос, а что надо было, может быть, сделать, вне зависимости от того, возможно ли это было, чтобы сохранить в имперских границах окраину? Ответ, на мой взгляд, может быть только один. Разумеется, никакой договор сохранить ее не мог, в силу бессмысленности и ненужности. Что и показала, кстати, история.

Сохранить окраину могло только непосредственное включение этой окраины в состав России. Каким оно должно было быть, наверное. Наверное, это должна была быть инициатива самой окраины. Она должна была захотеть войти в состав России. Но она этого не захотела. Такой вопрос даже не ставился. Он даже не обсуждался. Даже мысли такой не было, что Украина или Белоруссия, а тем более Грузия или Среднеазиатские республики, захотят войти теперь в состав России.

Там политически возобладал национализм. Он оказался запасной политической силой. И в тот момент, когда иссякла политическая воля коммунистической партии, и партия покончила с собой, это оказалось единственная политическая сила на всем этом пространстве. Да, слабая, да, неадекватная, да, не имеющая никакого представления о том, что делать вообще в исторической перспективе. Как говорил Воланд, если вы хотите управлять, то нужен какой-нибудь план хотя бы на первую тысячу лет.

Так Воланд рассуждал вполне законно в отношении вопросов государственного управления. А был такой план на тысячу лет у этой окраины? Конечно нет. Ни один национализм ни о чем подобном не думает, потому что он в конечном счете — разновидность эгоизма, и сиюминутное сегодняшнее желание чего-то, не простирающееся даже в ближайший завтрашний день.

Насильно мил не будешь, поэтому могла ли Россия заставить эти республики вступить в свой состав? Это означало бы грандиозную войну, наверное, не посильную, да и ненужную. Поэтому мы можем ответить на вопрос, что должно было случиться. Но отвечая на него мы одновременно увидим, что этого случиться не могло. Именно потому, что это должное, было абсолютно не посильно.

И стратегия России заключалась в сохранении ядра, ядерной территории, некоторой базовой территории империи и всего того, что обеспечивает ее существование. Это неминуемо привело к тому, что возник внутренний конфликт. Потому что созданный институт государя, а его создал сам Съезд народных депутатов, начал действовать, начал заниматься антикризисной деятельностью, той, ради которой и создавался.

И эту деятельность, ее направленность, коллективный орган власти — Съезд народных депутатов — переварить не смог. 13 месяцев истекли, естественно, их не хватило для реорганизации хозяйства, реорганизации политической системы, реорганизации социальных отношений. Странно было бы думать, что это за 13 месяцев все можно сделать. И, в принципе, Ельцин запросил продления этих дополнительных полномочий. В чем ему отказали сначала, ему отказали в утверждении Гайдара Председателем правительства, он был лишь исполняющим обязанности.

Сначала все-таки состоялся компромисс при посредничестве председателя конституционного суда, и 11 апреля 1993 года все-таки был избран Председателем правительства, но уже не Гайдар, а Черномырдин, это принципиально, а Черномырдин пришел из Газпрома. И была заморожена часть принятых поправок к Конституции, которые ограничивали полномочия Президента. То есть, эти поправки были приняты, но действие их было приостановлено, не всех, частично.

Половинчатый, как любой компромисс, найден был выход из этой ситуации, естественно, долго он не просуществовал. И к осени, к сентябрю конфликт вылился в открытое противостояние, потому что 21 сентября Ельцин издает указ №1400 о поэтапной конституционной реформе и предписывает этим указом Съезду народных депутатов и Верховному Совету прекратить свою деятельность. Назначает на 12 декабря выборы в учрежденный этим указом новый орган власти, который называется Федеральное Собрание, которое у нас и сегодня существует, состоит из двух палат: из нижней палаты, которая называется Государственная Дума, и из верхней палаты, которая называется Совет Федерации.

И, непосредственно перед этим указом № 1400, 18 сентября 1993 года, Ельцин предложил все-таки руководителям исполнительной и законодательной власти субъектов Федерации, провозгласить себя Советом Федерации и начать выполнять функции верхней палаты парламента и тем самым ограничить и съезд, и Верховный Совет, в его претензии на роль политической монополии после Коммунистической партии. Но это не получилось. Эти руководители не взяли на себя такую ответственность и отказались провозгласить себя Советом Федерации.

Поэтому через три дня последовал этот указ. И началась открытая вооруженная борьба между президентом, которого породил съезд народных депутатов и съездом народных депутатов, который считал, что он должен оставаться единственным органом высшей власти, который все абсолютно будет решать, всех будет назначать, снимать, менять Конституцию и делать вообще все то, что раньше делала Коммунистическая партия Советского Союза.

Это продолжалось недолго, потому что на сторону президента встало правительство, встали силовые структуры, министерство обороны, министерство внутренних дел, министерство безопасности. И Совет Верховный и съезд народных депутатов были заблокированы в Доме Советов — это то здание, где сейчас располагается Правительство Российской Федерации, так называемый Белый дом — и в конечном счете арестованы.

По всей видимости тут имела место классическая гражданская война. Потому что это не война между классами, как это было в 1918-1921 годах. Это не войны, которые велись внутри бывших республик, между группами разных национальностей или вероисповеданий. Это буквально политическая борьба, принявшая вооруженный характер. Так, как Помпей воевал с Цезарем в Риме, и там много раз были гражданские войны.

И она закончилась как классическая гражданская война, амнистией и примирением. Всех арестованных достаточно быстро выпустили и амнистировали. Как в античности, греческая классика. И это и была гражданская война в России. Она таким образом развернулась, в крайне минимизированном масштабе. Она не захватила страну, она не захватила даже столицу в целом, были отдельные выплески в район телевидения, пытались телевидение захватить восставшие. Были жертвы, естественно, как во всякой войне.

И была в результате принята конституция, которая фиксирует экстраординарную власть Президента в Российской Федерации, потому что в соответствии с этой конституцией, принятой в декабре 1993 года, президент имеет полномочия сорганизовывать и координировать между собой деятельность всех остальных ветвей власти. То есть, по существу стоит над ними.

Таким образом, де-факто, без внесения соответствующего термина в конституцию, но с внесением туда фактических процедур функционирования власти, в России была установлена выборная конституционная монархия. Ненаследственная, без передачи трона по наследству. Что логично, потому что мы уже очень далеко ушли от родового общества и от родовой аристократии, которая нуждается в наследственности, в наследственной монархии и в наследственном характере передачи власти монархической. Потому что иначе аристократические рода начинают борьбу друг с другом за то, кто даст следующего монарха.

Но поскольку этой структуры социальной и политической у нас уже не было к 1993 году, слава богу, после всех событий XX века, то естественным образом эта монархия стала конституционной и выборной. И Ельцин довел это дело до конца, потому что, уходя, а он ушел добровольно и сам, он передал власть. То есть сделал то, о необходимости чего говорил еще Петр I. Он нашел того, кому он передаст власть и передал ее.

И да, потом преемник должен был подтвердить свои полномочия в ходе всенародного голосования, он должен был получить мандат доверия от народа. Он его получил. Мы знаем этого президента как Владимира Владимировича Путина.

Что еще очень существенно произошло в ельцинский период? Он проделал ту работу, которую должен был проделать именно государь, пользуясь своими экстраординарными полномочиями. Ведь Черномырдин не случайно стал следующим премьером, потому что государство, как система жизнеобеспечения народа, что мы подробно обсуждали в прошлый раз, представляла из себя набор инфраструктур, которые покрывали и связывали всю территорию страны, которая даже после отпадения окраины составляла, если не одну шестую, то одну восьмую часть всей территории суши на планете и все равно оставалась самым большим по территории государством.

И эту территорию связывала эта инфраструктура. Это железная дорога, это взлетно-посадочные полосы аэропортов, аэродромов, это причальные стенки портов и портовые сооружения, это трубопроводы и, прежде всего, Газпром и районы добычи газа с оборудованием добывающим, это единая система генерации и транспортировки электроэнергии. Это все и было построенным народным государством. И это государство потребовало своего воспроизводства и сохранения. И оно делегировало Черномырдина туда, наверх, в председатели правительства.

И, несмотря на все усилия, предпринятые со стороны Соединенных Штатов Америки, распилить всю эту инфраструктуру на части, с тем, чтобы дальше можно было заниматься уже политическим делением территории России на столь желаемые маленькие демократии в масштабах областей и регионов. Этого не удалось сделать. И как они ни ходили вокруг Бориса Николаевича Ельцина и в первый его срок, и во второй, что только не предпринималось, — этого сделано не было.

Что еще сделал Ельцин? Он, не мытьем, так катаньем, искоренил все попытки учредить на месте Российской Федерации договор, договорную структуру, аналогичную Советскому Союзу. Российская Федерация, по существу, как это не парадоксально, — унитарное единство. Выйти из нее нельзя. В нее можно только войти в состав. Она не является договором, а попытка установить политическое единство Российской Федерации на основании договора предпринималась. Предпринималась неоднократно. И Ельцин это дело задавил. Нет у нас федеративного договора и не будет.

Кстати говоря, известная фраза, которую ему приписывают, он ее, видимо, действительно произносил, только в совершенно ином контексте, нежели об этом принято говорить на публике. Что он сказал, обращаясь к представителям регионов, берите суверенитета сколько хотите. Это имело смысл ровно противоположный тому, который обычно ей приписывают. Не в смысле делайте, что хотите и разбегайтесь, куда хотите. Нет, внутри, в рамках своих полномочий, того, за что вы отвечаете, берите и делайте. Но не смейте покушаться на федеративную структуру в целом. Как часть этой структуры делайте все, что хотите, делайте все, что можете. Пожалуйста, ради бога. Но именно в этом качестве, а не в каком-то другом.

Я не хочу выступать в качестве своего рода политического адвоката Бориса Николаевича, он в нем не нуждается. Но мы должны понимать, что нам еще только предстоит оформить наследие первого президента России. И что это дело нужное не ему, с ним уже все хорошо, у него уже никаких проблем нет. Это нам нужно, потому что наследие ведь адресовано наследникам. И можно его тщательно оформить, использовать и поставить на нужное место, а можно бросить на дорогу, топтать ногами, да, можно. Но кто от этого выиграет, и кто от этого пострадает?

Поэтому очень любопытно, какова была политика Ельцина в качестве первого президента-государя и монарха этой конституционной выборной монархии. Он не дал развиться тенденциям превратить федерацию в договор. И, как мы знаем, он не выпустил Чечню из состава Российской Федерации, а попытка такая делалась, взломать конструкцию федерации и это сделать.

Наверное, особо надо охарактеризовать один эпизод, который тоже очень часто ставят в вину Ельцину. Очень любопытно, как при этом обвинители понимают, что происходило. Есть известное выступление Ельцина в Конгрессе Соединенных Штатов, по-моему, присутствовали обе палаты, верхняя и нижняя, и Дом представителей [англ.: House of Representatives; на русский обычно переводят: Палата представителей] и Сенат, и президент там был. Приехал Ельцин и клялся в любви Америке, он облизывал и обнимался с Клинтоном. И очень любопытно, а зачем он это делал? Для чего?

Я уже в начале нашего сегодняшнего обсуждения говорил, что американская гегемония оказалась последствием того, чем закончилась разрядка. То есть последствиями брежневской еще политики, продолженные дальше и доведенные до финала Горбачевым. К этому Борис Николаевич, конечно же, никакого отношения не имеет к утверждению американской гегемонии в объективном смысле.

А в субъективном ему нужно было усыпить бдительность американского мирового начальства. Показать, что все нормально, все будет хорошо, не надо вмешиваться, просто все будет не так быстро и не так сразу, как вы того хотите.

Потому что очень интересно, американская идеология всегда очень жестко и определенно различала советское и русское, оно же российское. Тогда, в период существования Советского Союза. И коммунизм, и советская власть считались бесспорно злом, но злом преодолимым и не столь фундаментальным, как то, другое зло, которое представляет из себя историческая Россия и все то, что называется русским. Это описано даже в целом ряде воспоминаний, например, можно взять воспоминания Юрия Мамлеева, нашего крупного писателя, философа, эзотерика и мистика, который жил в эмиграции в США довольно долго. Он очень точно фиксирует это обстоятельство, что махровая русофобия, процветавшая в США, характерна для всей политической системы США, для власти и для средств массовой информации.

Когда, например, что-то хорошее писалось, вынужденно про Советский Союз, что, например, запустили ракету в космос с человеком, это кто сделал? Это сделали Soviet people — советские люди. А если что-то обсуждается заведомо негативное, например, вторжение в Афганистан. Кто вторгся в Афганистан? Soviet people? Нет, не Soviet, в Афганистан вторглись Russians — русские. Значит, русские – это зло историческое, неискоренимое, его можно только уничтожить.

Потому что в конечном счете коммунизм – это всего лишь разновидность либерализма, только не индивидуалистическая, а коммунальная, коллективная. Коллективный либерализм – это родной брат американского либерализма. А русские – это абсолютно неискоренимая и не перевариваемая никак субстанция, она вредна в принципе.

И Ельцин должен был пройти между этой Сциллой и Харибдой, потому что, всё, Советский Союз закончился, коммунизм закончился, об этом можно было больше не говорить. И, как говорится, оказанная услуга больше не услуга. А что будет дальше с русской частью проблемы? А она останется, извините, дорогие товарищи. И это обстоятельство Ельцин всячески скрывал от наших врагов, обнимая их, облизывая, в лучшей макиавеллистской традиции. Так, как прямо учит Николо Макиавелли поступать государю в том случае, если силой не удается решить проблему, значит, надо ее решать хитростью.

Почему-то даже такой простой взгляд на эту ситуацию не присущ пока публичному диалогу на эту тему. Но я думаю, что мы ко всему этому придем. Наследие Ельцина пока не оформлено, но это наследие, государственное наследие Российской Федерации. И он передал эту власть дальше.

Понятное дело, очень животрепещущим является вопрос о приватизации. Но тут возникает вопрос, а в какой мере должен был государь решать экономические вопросы? В советском режиме, в советском строе, да, все решала партия и красный император все решал. А в этом государстве? Какая-то степень автономности и самодостаточности экономической жизни была необходима. Этот вывод был сделан ценой долгих и больших потерь, переживаний, проблем, которые пришлось пройти.

Юридически, я уже касался этого вопроса, все решилось гораздо раньше, потому что дело не в приватизации, а дело в том, что общенародная собственность была ликвидирована еще при Советском Союзе. Потому что она из фактического траста была передана непосредственно в собственность государства. Это произошло на рубеже 90-го года через закон Советского Союза о предприятии, в том числе. А все дальнейшее — всего лишь распоряжение собственника своим имуществом.

Извините, но если мы признаем само отношение собственности, причем в романо-германском варианте, как возможность распоряжаться собственностью без оглядок на кого-то, так государство как собственник и распорядилось. Правильно оно распорядилось или неправильно — вопрос другой. Можно обсуждать сколько угодно. Но факт заключается в том, что, конечно же, управлять всем этим хозяйством в старой манере было невозможно.

Нужен был призыв экономически самодеятельного слоя. А где его было взять? Взять его было негде, потому что этот тип социальной активности искоренялся. Искоренялся не в течение всего срока существования Советского Союза. Он искоренялся, начиная с Хрущева. Потому что в сталинский период для экономической инициативы, в принципе, ниша была. И в ней сохранялись люди, которые умели этим заниматься. Рыночный сектор был уничтожен Хрущевым окончательно. И с тех пор, конечно, все эти люди, если и выживали где-то, то сугубо в тени, фактически они вынуждены были стать частью криминального мира, породниться с ним.

Поэтому, конечно, приватизация привела к тому, что оргнабор в предприниматели откуда пошел? Прежде всего, с одной стороны, из этого самого криминального сообщества. А с другой стороны, в это криминальное сообщество тоже начался набор. Туда стали вступать все те, кто никогда до этого не собирался заниматься ничем подобным: бывшие спортсмены, бывшие военные, бывшие интеллигенты, преподаватели математики и разных других дисциплин, которые можно конвертировать в экономическую грамотность.

Поэтому, разумеется, этот процесс заслуживает собственного анализа. Но в какой мере надо ставить его в зависимости от деятельности государя, – это большой вопрос. Потому что экономическая система должна самоорганизоваться, если она этого не сделает, она не будет жизнеспособна.

Таким манером политическая монополия Коммунистической партии Советского Союза сначала была передана по существу съездам народных депутатов СССР и РСФСР. И, соответственно, съезд народных депутатов СССР со своей работой справился, — он ликвидировал СССР.

И, конечно, в том смысле Горбачев был очень наивен, наверное, по-своему. Почему я могу так говорить? Потому что у меня был опыт личного общения с ним, и работы даже. Потому что уже потом, позже, в 1996 году, когда начались выборы очередные в Государственную Думу, он претендовал на то, что он создаст что-то вроде Социалистической партии и вместе с ней зайдет в парламент. В этот момент мы вместе с Дмитрием Куликовым его консультировали. И провели довольно много времени в помещениях его фонда, в личных беседах с ним, а также в работе с его окружением, сохранившимся от еще партийных времен. Его малый двор — это точно, как французский двор в изгнании: ничего не забыли и ничему не научились. Строго было так.

И мы с изумлением обнаружили с Дмитрием Евгеньевичем, что он ничего не понимает в том, что происходит. То есть, совсем ничего. Что его отрыв от политической реальности таков, что совершенно бессмысленно пытаться на этой базе соорудить хоть какую-то действующую политическую силу. И его окружение всячески старается, чтобы, не дай бог, он не начал что-либо понимать. Чтобы он и пребывал в этом состоянии, в такой окукленности, как муха в янтаре, чтобы он никогда оттуда не выбрался.

Потому что их новое положение они понимали таким образом: что надо оставаться в этом качестве. И ни в коем случае не втравливаться ни в какую новую актуальную историю, которая приведет естественно к выяснению того, кто на что способен, кто что может, потребует работы. И спокойная жизнь закончится на этом. Поэтому Горбачев был политически наивен. Но дело в том, что ему никто и не поручал ничего строить. Его поручали все закончить, ликвидировать. И с этим он, конечно, справился.

В древнем Риме было понятие «интеррекс» (лат. interrex — междуцарь), тот, кто хранит пост в промежутке между предыдущим правителем и последующим, чтобы место не пустовало. Конечно, съезды народных депутатов выполнили некоторую большую функцию, и они были коллективными органами, а не индивидуальными. Но именно они восприняли сначала этот объем полномочий, который был у Коммунистической партии. И съезд народных депутатов СССР ликвидировал СССР. А съезд народных депутатов России создал монарха, и потом в борьбе с этим монархом вынужден был отступить, и тоже был ликвидирован этим монархом. Так это было.

И пострадал он заодно, потому что создав центр власти в виде государя, сам же съезд расщепил свою власть и политическую функцию. И если он создал это явление, он должен был найти свое место в этой системе власти. Что, в принципе, ему и предлагалось. Но съезд пытался сохранить свое монопольное положение, которое уже было неадекватно. И, конечно, он не мог продолжать существовать в этом виде — собственно, это основа его проигрыша.

Но с другой стороны этот же съезд и создал фигуру и личность конкретную, благодаря которой мы и имеем тот дизайн и тот конструкт политической формы, в которой существует Россия сегодня. Потому что даже с учетом недавно внесенных довольно существенных изменений, тем не менее базовая конструкция 1993 года сохраняется и мы живем именно в ней. И Владимир Владимирович Путин является этим государем, который унаследовал этот пост за предшественником. И политические ожидания дальнейшего пока что таковы же, что будет найдена форма передачи власти приемнику и найден приемник. И мы живем в этой политической идеологии. Хотя она и не записана нигде, но она является политической реальностью нашего времени.

Что еще надо сказать? Что еще произошло очень существенного? Наверное, все-таки нужно пару слов сказать о так называемой идеологии.

Произошла очень важная вещь. И хотя очень часто ее характеризуют как победу антикоммунизма, в действительности никакой победы антикоммунизма, конечно же, не было. И антикоммунизм Ельцина был очень смешным и формальным, потому что коммунистическая партия уничтожила коммунистическую идеологию сама. Она ее отменила. И она самоликвидировалась. А какой тогда нужен антикоммунизм? Зачем он? С кем он должен бороться? То есть понятно, какой был антикоммунизм, например, у национал-социалистической рабочей партии Германии, фашистов и нацистов немецких — они конкретно воевали с коммунистами, у них был антикоммунизм. Вполне определенный, позитивный антикоммунизм. Они объясняли, чем их национальный социализм, националистический будет отличаться от коммунизма.

А какой же может быть антикоммунизм после того как коммунисты отменили сами себя? Кстати, в этом смысле, Зюганов мог быть только, конечно, спарринг-партнером Ельцина, которым он и был в 1996 году, никаких реальных претензий на приход к власти у него и его партии быть не могло в принципе, потому что это политические призраки. Это нечто бесплотное в политическом смысле, лишенное политического тела, потому что КПСС сама себя отменила.

А что действительно изменилось: была остановлена и прекращена программа атеистическая. Не в том смысле, что началась пропаганда религии, а в том смысле, что власть отказалась от идеологии атеизма. И, соответственно, от практической программы ускоренного обезбоживания, потому что, конечно, советский период был реализацией такой программы. И, в этом смысле, мы должны были прожить за несколько десятков лет ту историю обезбоживания, которую Запад проживал в течение сотен лет. По ускоренной программе. Как и все мы делаем в нашей жизни российской по ускоренной программе, так и это. Мы должны были избавиться от иллюзий Бога, пройдя.

Запад какую последовательность проходил? Папская ересь, отпадение от исходного христианства, претензии от церкви на власть и введение соответствующих догматов, позволяющих вмешиваться в светские дела — теократию. Возрождение, то есть рецепция духа язычества в культуру, протестантская революция и протестантская ересь, направленная уже против католической. И дальнейший распад всего этого «хозяйства» ментального в процессе, который называется просвещение — когда уже началась открытая война с самой идеей Бога, и со всеми его институциями на земле. Это, конечно, придумали никакие не коммунисты.

И сейчас Запад входит, может быть, в последнюю стадию обезбоживания, а может предпоследнюю, может что-то увидим новое. Идея про то, что вообще можно переделать и человеческое тело как угодно. И нет никого человека, по большому счету. Это логичный вывод, потому что если нет Бога, то естественно нет и человека. Его просто не может быть. Некому его создать. И не на кого ему быть похожим. И, соответственно, самого себя ему невозможно строить, потому что нет того образца, на который он может ориентироваться.

Это куда более серьезная проблема, чем чисто этическая или нравственная, как ее часто представляют, потому что интеллектуальная функция Бога очень серьезная, без нее не может быть мышления. Потому что мышление может себя развивать только перед лицом непостижимого. А если нет непостижимого, то мышления никакого не будет, ему просто незачем начинаться.

У нас эта программа, как всякая ускоренная программа была с большими пробелами, и никакого, конечно, фундаментального и тотального обезбоживания не произошло. Хотя удар был серьезный нанесен по этой сфере человеческого существования, экзистенции, по духовной сфере. Потому что из этого прямо вытекали дальше все дальнейшие запреты на мышление вообще, на размышление. Потому что дело не в свободе слова, дело в свободе мысли. Можно и не болтать лишнего. Вопрос в том, а можешь ли ты размышлять? Не в смысле даже прямого запрета или разрешения, а созданы ли для этого социокультурные условия, которые позволяют вообще существовать, организму мышления.

Запрет Бога, конечно же, запрещал и само мышление. И от этого мы отказались. А от нас теперь все время требуют в этом месте: дайте идеологию, дайте идеологию, дайте идеологию. Так, а что ее давать? Она есть, вся идеология. Другое дело, что после подобного рода процедур невозможно произвести столь же интенсивно и столь же в этом смысле бессмысленно программу обожествления. Это была бы еще большая глупость, чем обезбоживание.

Потому что с обезбоживанием, люди были вынуждены самоопределяться, как же они все-таки хотят существовать, в качестве кого. А если кто-то начнет сейчас обратную программу, то от этого следует, конечно, наверное, бежать, как от огня. Это будет еще хуже. Но, к счастью, ничего подобного мы не наблюдаем.

Поэтому, кстати говоря, мы можем еще одну вещь зафиксировать. Это и есть свобода — возвращение к возможности исповедовать непостижимое. И, следовательно, к возможности мышления, в том числе. Это и есть свобода. Поэтому мы свободная страна. На это власть никак не претендует. Она никуда здесь не пытается лезть.

В отличие, кстати, от жесткого, тоталитарного западного атеизма. Потому что, если и выделять какую-то характеристику того, что на Западе доминирует в качестве идеологии, то это, конечно же, атеизм. Жесточайший тоталитарный атеизм. Который обладает довольно разнообразными возможностями лжи. Он на словах может признавать существование чего угодно, но на деле, если ты исходишь из того, что есть высшие силы и есть иной мир, тебе не место среди цивилизованных людей. Не место. Это жесточайшая тоталитарная атеистическая идеологическая система и пропаганда. В каком смысле это пропаганда смерти.

Был смешной фильм с Вин Дизелем, по-моему, называется «Хроники Риддика», там показаны такие некромонгеры, то есть те, кто исповедует религию смерти, религию мертвого. Правда в фильме им противостоит герой комикса, потому что других героев американская культура не придумала, какие были, как говорится, скажите спасибо и на этом, что хотя бы такие есть. То, кому противостоит герой комикса, это вполне себе магистральная, мейнстримовая сила, что существует только мертвое и ничего живого не существует. Что жизнь — это выдумка. Потому что в конечном счете божественное — это основа жизни. Никакой другой основы у нее нет. Наука тут ничего сказать не может. И не сказала, кстати говоря.

Как говорил один ученый, который оперировал на мозге, когда к нему НКВД привязался, начал спрашивать: вы про бога говорите, а вы что, его видели? Он ответил так: «Вы знаете, я много оперировал на мозге, каждый раз, когда я вскрывал черепную коробку, я видел там мозги, но, например, ни ума, ни совести я тоже там никогда не видел». Это, собственно, очень точное обозначение границы.

И мы от этого отказались. Мы выключили программу ускоренного обезбоживания, и начали приходить в себя медленно и спокойно. В то время как на Западе этот жесткий тоталитарный атеизм, является основной магистральной идеологией и идеологией власти. Потому что в конечном счете ты должен признавать, что нет никакого Бога и нет никого пророка его. А есть только мы, черви, живущие в этой почве, и должны вести жизнь червей. Хотя это уже не совсем жизнь.

Может перейдем к каким-то вопросам?

СУ: Да, пришли к новой теме, выводы разительно продвинутые относительно наблюдений. По наблюдениям, смотри, получается, была ситуация, что, действительно, Советы перехватили политическую власть у ликвидировавшейся партии. Но при установлении президентской формы сверхвласти, был еще промежуточный пост вице-президента, который рассматривался, как страховка, как возможность Советам держать ситуацию, постоянно создавать угрозу, риск именно персонифицированный, как ты описываешь, монархической власти, автократической. И, мне кажется, что кроме конфликта собственно, как гражданской войны, этот институциональный конфликт. Потому что позиция именно вице-президента — это очень интересная должность, которая фактически как дамоклов меч. Мне кажется, это тоже у нас фигура умолчания.

ТС: Понимаешь, в чем дело, Семён. Спорить я не стану, но думаю, что ты сильно преувеличиваешь значение этого.

Давай в архетип заглянем, что это такое. Есть куда более развитая форма страховки, но страховки чего? Именно самой позиции государя, чтобы это место не оказалось пустым в какой-то момент. Помнишь был Константин Багрянородный, он же Порфирородный, великий император Византии на стыке X века, как раз когда мы появлялись как народ. Тогда в Византии очень широко практиковалось назначение соправителя. И папа этого самого Константина назначил Константина соправителем, когда тому было буквально несколько лет от роду, сейчас не помню точно сколько, то ли 3, то ли 5. Он его уже назначил тогда соправителем, сразу, чтобы избежать вопросов передачи власти по наследственной линии. А в это время все еще был соправителем дядя его папы, потому что подобная процедура совершалась и раньше.

Заметь, что это куда более развитый институт подстраховки первого лица. Понятно, что съезд народных депутатов, — не Совет, съезд, — ты понимаешь, что у советской власти все-таки основной идеей был съезд. Советы действовали в промежутках между съездами, а все-таки прототипом или архетипом советской власти все-таки была греческая агора. Все жители должны собраться вместе и решать, в крайнем случае, их делегаты.

Поэтому съезды были, и да, съезд собирался контролировать того, кого он назначил, конечно. И, наверное, для этого ему подсунули еще и вице-президента, который, кстати, потом и возглавил мятеж, — Руцкой, конкретно. Да, наверное, но это же технические детали.

Важно, что, субъекты какие были? Субъектов было два: сам съезд и государь, которого этот съезд породил, а потом не согласился с его существованием. Выиграл после этого государь, а съезд проиграл, потому что он, как коллективная форма, оказался слабее. Как ты помнишь, они даже председателя не могли выбрать, они Хасбулатова назначили же сначала временно исполняющим обязанности, но они не могли выбрать, кто у них будет главным. И Хасбулатов утвержден был в качестве председателя Верховного совета только после того, как, по-моему, путч состоялся, без путча это не получалось.

СУ: Правильно, то есть они на уровне схемы выстроили, что Верховный совет — это новая аристократия, которая действует от имени съезда. Внутри себя они выбирают как первого среди равных сильно ограниченного монарха и страхуются с помощью вице-президента, и это такая новая февральская модель. Если мы говорим, что это движение назад, то есть демонтаж, то это собственно и была буржуазная модель, если говорить в терминах советской идеологии, можно описывать в других языках. И, собственно, вокруг этого и был конфликт, с моей точки зрения, и была гражданская война.

ТС: Ты понимаешь, она не была буржуазной, вот в чем дело. Они же, кстати, потом и идеологически на этом настаивали, что они не буржуазия, а наследники коммунистической партии. Но они и были наследниками, потому что они…

СУ: Да это мимикрия была, потому что на низшем уровне, Советам передали право приватизации, и это же и была сделка между всеми типами элит, то что ты описывал.

ТС: Это детали, Семён. Важно, что они пытались забрать себе тот объем полномочий, который принадлежал политической монополии. В этом смысле они были наследниками. А ради этого они могли сказать и сделать все что угодно. Но они не смогли удержать эти функции, вот в чем дело. Они их получили, они у них были, у них их никто не отбирал. Зачем вам нужен был президент Российской Федерации? А ведь они его создали. И они ему дали сначала экстраординарные полномочия, и право возглавлять правительство. Власть в его руках. Они ему передали власть. А потом решили забрать.

СУ: Они себя видели аристократией, которая не будет работать. Ведь советская власть, красная власть — это было еще и серьезное обременение. То есть ты получал пост, но тебя и заставляли, не было синекур каких-то, вышел на пенсию — все, свободен. А эти Советы себя мнили теми, которые будут диктовать, но при этом не будут заниматься грязной работой и то, что называется нести особую ответственность. Я так воспринимал эту особенную конфигурацию постсоветских советов, которые стали думами и подобными.

ТС: Ты знаешь, я сторонник все-таки держаться фактов. Я не знаю, кем они себя осознавали, и осознавали ли вообще кем-либо. Но, фактически, они были последней формой советской власти, базовой в виде съезда. Потому что советы — это уже проекция, в том числе и Верховный совет. Это институт съезда. А советская власть — это съезд. И они в качестве советской власти, оказавшейся без Компартии и вынужденной принять на себя функцию компартии, руководства абсолютно всем, оказались вынуждены создать монархию.

То, что они потом не смогли разобраться в том, что они сами сделали — это тоже для меня факт. А осознавали ли они себя аристократией или не осознавали, я думаю, что они для этого слишком мало существовали, чтобы мы могли понять, кем они себя вообще осознавали. Потому что для этого нужны хоть какие-то институты самосознания, манифесты, в которых это отражено. А разве они были?

СУ: Конечно, это же описывалось как борьба с демократией против волюнтаризма и диктатуры новой Ельцина. Тогда же все боролись с диктатурой, сначала с диктатурой компартии.

ТС: Да, и что это означает, где самосознание? Они же сами создали этого диктатора. И создали его не по ошибке, а потому что он был нужен. То есть понимаешь, парадокс в чем заключается. Они сделали то, что они должны были сделать и что нужно было сделать, а потом сами не смогли с результатом своего действия, правильного действия, жить дальше. В этом смысле они вкратце повторили историю самой Коммунистической партии, которая создала государство народное, а потом не знала, что с ним делать и самоликвидировалась. По существу, съезд сделал то же самое. Только в ускоренном режиме, в режиме перемотки.

СУ: С этим я согласен.

ТС: Какие при этом у них были бредни в голове, я не знаю, но это же еще не общественное осознание. Мало ли что кому показалось. Кому-то из них могло показаться, что они аристократия, кто-то объявил, что он борется с Ельциным, потому что он борется с диктатурой. Но они же сами назначили диктатора. Откройте римскую историю и почитайте, как это делается. Если бы это делалось с должной проницательностью, с должной рефлексией политической и с тем самым самосознанием хоть каким-нибудь.

Что такое самосознание? Самосознание — это же рефлексия в основе своей, оно же тебе нужно для того, чтобы понимать, что ты делаешь. И если бы хоть какое-то самосознание там было, то соответственно они бы могли бы хоть как-то отрефлексировать, а что же они сделали. И это было бы тогда основой для какой-то договоренности. Но они же его сами создали.

СУ: Какие задачи? Мы же описали: закон о собственности.

ТС: Это технический, внутренний язык самого процесса.

СУ: Конечно, я же хочу разобраться, в чем был конфликт.

ТС: Ассемблер, это в программировании называется — машинные коды. Конечно, ты можешь и в них заглянуть, но в них будет разбираться довольно тяжело. Все-таки лучше использовать язык программирования, а не машинные коды. Хоть какой-нибудь синтетический язык высокого уровня. А в языке высокого уровня ты можешь сказать только одно: его назначили, чтобы преодолеть экономический и политический кризис. Так можем сказать, не вдаваясь в подробности?

СУ: Можем, да, описать, да.

ТС: Можем. А он его уже преодолел к этому моменту, когда они решили лишить его этих полномочий?

СУ: Нет.

ТС: А мог он его преодолеть за 13 месяцев?

СУ: Нет, конечно.

ТС: Нет. Вот и ответ почему они проиграли, понимаешь? Потому что первое — он действительно этим начал заниматься. И я постарался изложить кратко, что он сделал за период своего правления. Никакой альтернативы ему не было. Я не знаю, что делал бы Руцкой, это большой вопрос, почему бы он сделал то, чего не сделал Ельцин? А Ельцин уже был на этом месте, и он уже делал. Почему надо было его менять? В чем основание? И что бы стал делать Верховный Совет и съезд, если бы они его сместили? Они что бы стали делать? Как-то по-другому разбираться с кризисом? Или назначать другого диктатора? А чем этот нехорош?

СУ: Либо был бы развал России через парламентаризм региональный, либо все равно…

ТС: Правильно. Скорее всего, да. Но меня сейчас даже не это заботит, потому что меня интересует природа этого субъекта власти, который назывался съездом, что он может, а что он не может. И что мы можем зафиксировать на основании имеющихся у нас фактов, которые неоспоримы? Они его создали. Это было правильно. Но справиться с результатом своего собственного действия они не смогли. И поэтому они не удержали власть. Она же у них была. Никакого Ельцина просто в природе не существовало, по большому счету. До того как они его не возвысили. Никакую власть он не узурпировал. В этом смысле — это классическое назначение диктатора на тот период, когда споры противопоказаны, надо действовать как единое целое, для того, чтобы выбраться из сложной проблемной ситуации.

А почему они не смогли осмыслить результаты своего собственного действия? В чем была проблема этого органа советской, заметь, власти? На самом деле, постсоветский период в России начался ровно с октября 1993 года. Потому что до этого власть перестала быть коммунистической, но оставалась советской. Советская власть продержалась до 1993 года.

Съезд — это советская власть. В Советском Союзе она закончилась, естественно, вместе с самим Советским Союзом, а в России просуществовала до октября 1993 года. И Конституция была советская с некоторыми изменениями, которые были внесены в 1989 году. В 1989 году было внесено то, о чем мечтали все наши либералы. Давайте вернемся к советской демократии, чтобы всем съезд руководил, он и стал руководить. И проруководил до 1993 года. Довольно длительный период, согласись.

СУ: Получается, из аббревиатуры РСФСР постепенно выпадали разные буквы.

ТС: Да.

СУ: То есть сначала выпало «социалистическая», потом «советская», потом и «республика».

ТС: А ты ведь знаешь, что сама аббревиатура тоже меняла свое значение, да?

СУ: Да, даже буквочки менялись.

ТС: Буквочки «С» означали разное, они их поменяли местами тогда еще, в начале.

СУ: «ССРФ» называлось.

ТС: Нет, именно в варианте РСФСР две «С» — одна «советская», другая «социалистическая», поменялись местами.

СУ: Нет, расскажи, что имелось в виду.

ТС: Это в начале было.

СУ: Нет, я имею в виду, я помню, ты имеешь в виду, РСФСР — какие выпали, у нас же выпало сначала «социалистическая».

ТС: Нет, не выпали, они в советский период поменялись местами, в качестве сокращения, что та — «С», что та — «С», но они местами поменялись, то есть их значение в общей формуле.

СУ: Я уже про постсоветское время говорю.

ТС: Нет, я говорю про раннее советское.

СУ: А, все, мы не поняли друг друга, я имею в виду отпадение уже в постсоветский период.

ТС: Отпадение — да, сначала социализм отвалился.

СУ: Да, очень интересно, схема выстраивается.

ТС: А советская власть просуществовала до октября 1993 года, и назначила диктатора, который стал монархом и президентом. Она его и назвала президентом, она дала ему избраться. А потом она не знала, что делать. Понимаешь, в чем дело? После этого она не знала, что делать, и решила, что нужно делать то, что она умела всегда делать, то есть революцию.

СУ: Бунтовать.

ТС: Да, это удивительно, но против кого? Против того, кого она сама создала. Против собственного продукта, причем того продукта, который был нужен. То есть, с одной стороны, она оказалась способной это сделать, но не способной воспроизвести свою деятельность.

СУ: Да, интересный парадокс. Получается, что это как мотылек, то есть на короткое время должен что-то сделать. Возникновение коллектива сложно организованного, сложно подчиненного, непонятно какими обладающего функциями, и живущего короткое историческое время, осязаемое.

ТС: Не такое и короткое, если отсчитывать от 1989 года, когда это началось по 1993.

СУ: 5 лет всего лишь.

ТС: Да, пятилетка, недолго, но и не один день, заметь. Но для мотылька его день, когда он живет — длинный, конечно.

СУ: Да, это очень интересное явление в политике — такие конструкции, институты.

Очень интересно, чем ближе мы приходим к современности, тем становится больше белых пятен, потому что можно отловить это все из текущей истории. Я думаю, Тимофей Николаевич, что вопросы, которые я собираю время от времени, людей много, нам нужно будет один из субботников…

ТС: Целиком посвятить вопросам, я согласен. Может быть, так поступить, надо, по всей видимости, все-таки путинский период пройти.

СУ: Да, до современности дойти.

ТС: Да, и потом у нас будет десятое заседание, как говорится.

СУ: Да, и пройтись по всем ответам на вопросы.

ТС: А потом можно одиннадцатое посвятить вопросам.

СУ: Да, это будет очень логично, мы как раз пришли к формированию современной, сверхновой власти, в которой мы находимся уже сейчас в этом историческом процессе, это система Владимира Путина, да, правильно?

ТС: Да.

СУ: Да, я помню, началась эта тема с текста еще в альманахе «Однако». Я не помню, какой это год — 2010, 2011?

ТС: Это, наверное, 2011 год, может быть, а может быть и 2013. «Хроники Путина» она называлась.

СУ: Да, «Хроники Путина», я помню.

ТС: То, что я писал, да.

СУ: Да, именно твой текст. Многие слушатели спрашивают, мы тоже в вопросах и ответах и расскажем, и что посмотреть, и что почитать. Слушатели внимательно читают, посмотрели «Красный проект», я смотрел еще перед Новым годом, к 30 декабря было. Книги еще будут в ответах на вопросы, все объясним.

Уважаемые друзья, нас постоянных участников от двухсот до трехсот человек, меня это очень радует. Постоянных участников для философского кружка достаточно, Тимофей Николаевич, как ты считаешь?

ТС: Это впечатляет, как минимум.

СУ: Да, поэтому меня это радует, надо наращивать.

Уважаемые друзья, большое спасибо, ждем комментариев, вопросов, как вы поняли, после того, как завершим современность, будут отдельно ответы на вопросы, мы их ждем, ждем вас на всех площадках. И, под конец, Тимофей, я, мне кажется, перевел на русский «когнитивные войны», как должно по-русски звучать.

ТС: Так.

СУ: Скудоумные войны.

ТС: Это очень точно, по-моему.

СУ: Как тебе? Я считаю, что чистота понимания соблюдена, презентация состоялась.

ТС: Этим и пользуйся, да.

СУ: Да, я его изобрел вчера, додумался до этого вчера.

ТС: С чем тебя и поздравляю.

СУ: Спасибо, спасибо, с твоей помощью, в том числе.

Что, дорогие друзья, всех был рад слышать, с вами был Философский субботник, русский философ Тимофей Сергейцев и Семен Уралов.

До новых встреч, пока!

Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка

Was this helpful?

6 / 0

Добавить комментарий 0

Ваш электронный адрес не будет опубликован. Обязательные поля помечены *