Подкаст Алексея Чадаева, Семёна Уралова
Иван Князев. Друзья, всем привет! Сегодня вторник, и в это время, как всегда, у нас стрим подкаста «Чистота понимания«. Я напомню, что это площадка, где мы глубоко и подробно разбираем самые актуальные темы, добиваемся чистоты понимания самых разных событий. И напомню, что это площадка для умных и образованных людей.
Кто еще не смотрел наши предыдущие стримы и выпуски, обязательно это сделайте. И спасибо всем, кто подписался на нас, на наши паблики. Кто этого еще не сделал, обязательно подпишитесь. Спасибо всем тем, кто ставит лайки, оставляет комментарии.
Меня зовут Иван Князев. И я приветствую наших ведущих. Это Алексей Чадаев, политолог, журналист. Алексей, привет. И Семен Уралов, политолог, журналист, писатель. Семен, приветствую.
Семен Уралов. На посту.
ИК. Друзья, также подписывайтесь на телеграм-каналы наших ведущих, их несложно найти, там тоже можно обмениваться мнениями, читать посты и видеть анонсы всех наших выпусков. Прямо сейчас там можно оставлять свои комментарии, и мы их зачитаем ближе к концу нашего эфира. В общем, мнениями делитесь, вопросы задавайте.
А сегодняшнюю тему мы назвали вот как: «Креативная война. Та-ра-рам и меморандум» — вот такая игра слов у нас получилась. Но на самом деле тема серьезная, два резонансных события мы наблюдали последние пару дней. Даже несколько событий.
Первое – это атака дронов по нашим стратегическим объектам, подрыв ж/д путей в Брянской и Курской областях, и конечно же, удары по Крымскому мосту сегодняшние. И второе — это переговоры в Стамбуле, новый этап, если можно так сказать, и обмен этими самыми меморандумами.
Что касается первого. Сейчас многие стали жертвами серьезнейшего когнитивного удара, всех немного закачало. Меня в том числе, признаюсь, достаточно сильно качнуло, пока телефон просто не выбросил в сторону.
Медийка отреагировала с обеих сторон очень сильно, местами истерично, и с нашей, и с украинской стороны. С последней, там вообще с пеной у рта — очередная перемога. Но спустив немного пар, оставив эмоции, хотелось бы, конечно, для чистоты понимания выяснить, как нам всем к этому относиться. Я имею в виду атаку дронов, и Крымский мост, и также теракты на железнодорожных путях.
Вот про эту войну уже многое было сказано, что она не такая, как все предыдущие. Что это уже война не танков, самолетов, флотов. А тогда — чего? Эта атака дронов, повреждение наших стратегических бомбардировщиков. Это что? Это укол булавкой, пусть и медийно-болезненный, или что-то новое? В общем, как поменялась эта война, не является ли это уже своеобразным геймчейнджером?
Семен, наверное, попрошу тебя начать по когнитивке для начала. Правда, даже я вроде человек, не страдающий медиа-неграмотностью, тоже немножечко эмоций поимел со всего этого. Ну, а потом уже, Алексей, тебя…
СУ. Пропустил.
ИК. Да.
СУ. Пропустил. Мы должны помнить, это удар. Тогда базу когнитивной войны напомним, что есть два типа воздействия – волна и удар.
Волна – это потихонечку в мозг какую-то мысль подсаживают.
Удар – от него скрыться в принципе нельзя. Он отовсюду приходит, и если ты политизирован, то ты от него никуда не скроешься. Когда удар колоссальный, а это и был колоссальный удар, его надо сравнивать… В качестве таблетки для памяти: первый подрыв Крымского моста, потом передислокация — Харьков, затем передислокация — Херсон, затем — накануне контрнаступа, там сложно выделить конкретный, но это был огромный удар, контрнаступ.
Затем – поменьше: попытка зайти в Белгородскую область, мы еще с Алексеем Викторовичем разбирали в наших аудиостримах, в начале; а потом – Курская область. Контрнаступ обернулся огромным когнитивным ударом по поводу Курской области
И, соответственно, вот сейчас очередной. Каждый раз это была ситуация спланированная. Это было то, что задумывалось как особая спецоперация внутри нашей спецоперации — мы же что-то там спецоперируем, а в когнитивной войне против нас ведется [отдельная спецоперация]. Мы же определили, что мы не явились пока на когнитивную войну. И так как мы не явились, против нас проводятся эти спецоперации.
Тут я хотел, чтобы мы все коллективно отрефлексировали, на какой фон нам это легло. Нам это легло на фон — не победоносных, а уверенных — позиций на Стамбуле номер один. На фоне выдавливания из Курской области и перехода на выдавливание из отдельных населенных пунктов Курской области. На фоне неудачных историй в Белгородской области и падения населенного пункта за населенным пунктом на Донбассе.
И это длинный когнитивный фон, длинная когнитивная волна, которая формировалась у нас на протяжении всей весны.
Алексей Чадаев. Давай по-простому.
У нас была длительная перемога.
СУ. Да, вот, отлично. Ну, я просто ее специально [описал] поэтапно. Но это была перемога, оформленная в виде, в формате когнитивной волны. А так как волна действует постепенно, к тебе приходит то мы настроились на эту волну.
А теперь — получите мощную когнитивную зраду! Колесо генотьбы обернулось на наших глазах.
То есть оно делало длинный-длинный полуоборот, длинной постепенной нашей перемоги – вершиной, наверное, было вытеснение из Курской области, скорее всего.
АЧ. Труба, да, труба.
СУ. Труба и потом – финал.
А удар – это моментальное воздействие. Хотя через два дня, когда уже рационально разобрали, никаких стратегических поражений… Но тут я уже не буду в военную тему лезть. Те, кто не деполитизировался и не расслабился на этой волне длинной перемоги, те удар не получили. Те, кто следил за ударами локальными на фронтах – это один из больших, действительно неприятных ударов. И если есть какие-то чувства, то это чувство ненависти к себе за безалаберность, если в сухом остатке.
Мы помним, что наши две беды — распустяйство и пустобольство. В данном случае это распустяйство. Ну а так как мы теперь сообщающиеся сосуды, и колесо генотьбы у нас теперь одно на двоих, то чем сильнее у нас зрада, тем мощнее там перемога. И меньшинство нацифицированное с той стороны питается нашей зрадой. И мы должны понимать, чем больше мы кормим зрадой, тем больше…
Как в анекдоте:
— Кто это такой?
— Не знаю, но сыр страшно любит.
Вот это та же история. Непонятно, кто с той стороны, что за люди, но они питаются нашей зрадой, как и наши.
ИК. Как дементоры.
СУ. Да, да, да, это очень похоже. Ну, доклад по этой части у меня закончен.
ИК. В общем, сохраняем спокойствие.
Алексей, а теперь по войне. Это уже война технологий?
АЧ. У меня какой тезис? Первый тезис, что всякая война есть отражение и продолжение не только политики другими средствами, но и продолжение общества, общественной жизни, общественного уклада и устройства другими средствами. То есть она как бы отражает общество. Людей выбирают в парламент посредством процедуры выборов, а еще общество делегирует своих сынов и дочерей на войну посредством другой процедуры, но в общем в чем-то похожей.
Какое общество, что оно умеет, чем оно живет, дышит, в чем оно сильно и слабо — такая получается и война. И в этом смысле, поскольку у нас в последние десятилетия локомотивом общественной жизни был так называемый креативный класс, в точности так же, как в начале XX века это были массы, пролетариат, называйте, как хотите. Ортега-и-Гассет написал «Восстание масс» тогда, по итогам Первой мировой, ну и действительно Вторая мировая была просто войной организованных масс, войной систем.
Вот сейчас мы видим, как креативный класс — причем у небратьев он просто уже целиком все захватил, в силу того, что там поколения сменились в большей степени, чем у нас, а у нас все-таки люди советские наверху еще сидят в количестве — и раз креативный класс, то мы видим и такой феномен, который я бы назвал «креативная война».
Это уже не война технологий как таковых, про это модно было говорить, типа кто какую технологию изобрел, но я обращаю внимание, что, например, в атаке на аэродромы не было применено решительно ни одной новой технологии. Все технологии известны и они в общем достаточно примитивны.
ИК. Все те же дроны.
АЧ. Не просто те же дроны. В Сольцах Новгородской области два года назад была такая же атака. Зашли какие-то, закопали контейнеры с дронами в 700 метрах от забора аэродрома. Руки у них были кривые, тем не менее, дроны летели по GPS. У них был модем с симкой русской. Те, кто управлял, уже уехав за бугор, откуда-то отправили сообщение на эту симку. Дрон полетел по GPS-координате, прилетел — поскольку руки у них были кривые, то из семи дронов сработало три — долетел один, но, тем не менее, один <…> мы потеряли. Хотя, если бы на этом аэродроме тупо стоял GPS-спуфер стоимостью 100 тысяч рублей, бомбардировщик остался бы целым. Это два года назад было.
И в этом смысле мой тезис, что пословицу «пока гром не грянет, мужик не перекрестится», надо сильно, как это модно говорить, сдвигать вправо. Уже и гром давно прогремел, и молния ударила, а рука вообще не подымается, и пальцы не складываются в троеперстие или двоеперстие, у кого там такая версия. Не получается креститься.
Так что это дело житейское, и я, в отличие от подавляющего большинства сограждан, вообще никаких эмоций не испытал, ничего решительно выдающегося, нового и миропотрясающего не произошло, просто подтвердилось все, что мы, в общем, и так знали.
СУ. Разочарование от того, что наша медийка сразу это не отыграла, просто сообщив по факту. Потому что опять узнавать это от противника или из глобальных медиа…
АЧ. Подожди, а тут мы что нового узнали, Семен, про нашу медийку? То, что у нас все секретно и никогда никому никто ничего не скажет до тех пор, пока с той стороны не сообщат. Что в этом-то нового?
ИК. Все с оглядкой, как обычно.
АЧ. Всегда так, я даже придумал специальное понятие «коррупция секретности», о том, что у нас механика секретности устроена последние лет 20, наверное, так: секретится для двух целей. Либо для того, чтобы отрезать конкурентов и создать монополию локальную на каком-то рынке госзаказа, либо для того, чтобы прикрыть ошибки и провалы.
Поэтому вся политика секретности, которая есть, пронизана этим типом решений. И по-хорошему там уже стоит вопрос — этих отмыть или новых нарожать. Либо пытаться разгребать что там из того, что положено секретить, положили для того, чтобы — как я сказал, в логике коррупции, либо отменить вообще все политики секретности и строить их с нуля на новых идейно-художественных принципах.
СУ. Обращаем внимание — части медийки вообще снесло башню на этом фоне. И она вызверилась на срочника несчастного, который…
ИК. Да там не только на срочника, я диаметрально разные мнения слышал. От ударов «Орешником» по центру Киева до срочника, и пятое, и десятое.
СУ. Причем вызверилась вся медийка, еще параллельно обухом досталось юному младшему Ротенбергу, которого сняли с тренеров СКА. И на этом злость сгоняли, особенно в комментариях. Ну, это — после каждой зрады хочется хоть какой-то перемоги, это естественно.
Я хочу обратить внимание, насколько более здраво повело себя общество, особенно которое оказалось непосредственно в ситуации специальной когнитивной операции Киева. Я имею в виду реакции мужиков, которые начали сами сбивать.
ИК. Да, кстати.
СУ. Обратите внимание — медийке снесло башню в массе своей. Людям, которые должны быть на страже, демонстрировать стойкость и бдительность. А получается, что обычные представители — дальнобойщики не обычные представители, это особые мужики, тем не менее средние представители нашего общества, потому что дальнобойщики у нас есть в каждом городе, их везде много и они похожи, это не исключение — отреагировали спокойно, здраво, бдительно, что очень важно, и моментально.
Вот вопрос о том, как сносит башню тем, кто сильно занимается… Вообще, это самооблучение, это страшная штука, я не перестану повторять.
ИК. Дальнобойщики вообще красавцы, это к вопросу о том, что мы можем противопоставить этой креативности.
АЧ. Ну, у дальнобойщиков еще есть важный плюс — они очень мало новости читают, просто в силу специфики.
ИК. Хочешь сказать: полетело что-то — надо сбивать!
СУ. Друзья, я напоминаю, когнитивная война поражает коллективность. Мы зависаем в этой дряни, смартфонах, а дальнобойщики — это люди, которые сохраняют реальную коллективность, это особая профессия. Пару раз подвозили меня, я эту волну слушал, на которой они общаются. У них есть волна, где бесконечное общение.
Что там телеграмы, что там соцсети. Там такие соцсети, нам даже не снилось – у дальнобоев, у таксистов. Но обратите внимание, что это особый тип – я из идеологической профдеформации — пролетариата особый тип и мелкого производителя, который кустарный, на себя [работают]. Они отреагировали сразу как коллектив, обратите внимание, друг друга поддерживают. Белорус — тоже красавчик, лучшая иллюстрация союзного государства, с моей точки зрения.
ИК. Алексей, по поводу креативности. На самом деле надо отдать должное — сценарий-то хорош был.
АЧ. Подожди, я ж не досказал самое-то важное, что было принципиально нового. Новым был именно сценарий применения существующих технологий. Здесь такое ощущение, что тот, кто это придумывал, он заканчивал какой-то сценарный действительно факультет какого-то творческого вуза, потому что это придумано именно как сюжет детективного боевика.
Какой-то владелец тату-салона снимает склад, строит якобы каркасные домики, потом нанимает этих дальнобоев, чтобы они их развозили, под крыши этих домиков засовывают дроны, и дальше — прямо что называется, с выдумкой сделано, и это то, о чем интересно рассказывать и что интересно обсуждать.
ИК. Реально, в последний раз, когда — помнишь эту историю с пейджерами, примерно такого же уровня это было?
АЧ. Да. Да, как с пейджерами.
СУ. И еще похожая история «33 богатыря», помните, белорусский кризис, когда <…> заменили — похоже вполне.
АЧ. Кстати, и труба сюда же, в этот же ряд. Операция, основой которой является хороший сценарный сюжетный замысел. В этом смысле эта война — не столько война технологий, как все думают. Технологии там — одна и та же китайская песочница, одно и то же китайское ведерко, из которого все их достают.
Мы тоже что-то колхозим на коленке периодически, иногда даже получается, но все равно сказать, что именно технологии решают — таки нет. Решает этот самый, извините за выражение, креатив. Причем часто в стиле «думал – придумал». Естественно, достаточно безбашенный и безжалостный креатив, сценарий, написанный маньяком.
Представьте себе маньяка, которого взяли на работу сценаристом в какой-нибудь Netflix, и ему там не дают насиловать младенцев, а вместо этого заставляют без конца писать сериалы. И дальше фильм, снятый по этому сериалу — вот сеттинг, в который мы попали. Вопрос, что нам делать?
СУ. Знаете, почему эта креативность так сильно нам попадает? У нас не так много военных архетипов, и один из самых сильных архетипов, это который мы впитываем, это история с Одиссеем и штурмом Трои, как она была взята.
Это все операции по типу Одиссея. Мы видим в этих хаотичных архетипах: есть война Гектора прямая, столкновение, поединок и война Одиссея, то есть, война хитрости, творчества, креативности. В данном случае и труба, и 33 богатыря, белорусская — это история троянских коней, и оно, конечно же, приводит к страшной зраде.
Я напоминаю судьбу Кассандры она постоянно говорила [пророчества]. И судьбу того, кто говорил: бойтесь данайцев, дары приносящих.
АЧ. Лаокоон, жрец.
СУ. Лаокоон. Поэтому его с детьми за это покарали, за то, что он предупреждал.
Это поражение у нас самого архетипического мышления политического. Война — это же самое острое выражение политики. Это тот самый троянский конь, а если говорить нашими архетипами, это была отличная операция «Троянский свин». Отличную троянскую свинью подложили, это правда, чего уж тут.
ИК. Ну да. Но меня-то вот что интересует, я сам с факультета креативных индустрий.
АЧ. Вот это ваш выход, товарищ.
ИК. Вот.
СУ. Кафедры прикладной магии, да?
ИК. Ну, почти да. Примерно, примерно туда. Так этот выход может вообще состояться?
АЧ. А что нет? А что нет?
ИК. А кто это будет? Кто эти люди? Как им попасть в эту систему, в нашу военную?
АЧ. В какую систему? Вы вообще уверены, что этот парень имел действительно какое-то отношение к СБУ? То, что они приписали себе задним числом этот успех, совершенно не факт. что они вообще имели хоть какое-то отношение к этой реализации. Что для этого было надо, кроме как иметь немножко денег и много воображения, по большому счету?
Google-карты, всем известные. OSINT настроить, особенно с помощью всяких чатов GPT и прочего, чтобы понимать когда в новостях сообщают об очередных передислокациях тех или иных бортов на те или иные площадки — это вообще как нечего делать, я вот этими руками за час сделаю. Все остальное – тоже. То есть это могла быть операция, реализованная полностью автономно, и лишь в последний момент каким-то образом переданное сообщение что – знаете, будет вот так.
Сидеть и ждать, пока из какой-то системы тебе позвонит какой-то Юстас и скажет: дорогой креативный креативщик, вот тебе погоны, вот тебе звездочки на них, вот тебе стул, стол, садись и рисуй нам креативный сценарий, как нам захватить Киев со Львовом — не будет этого.
СУ. Я бы сказал так, в дополнение этой мысли, что до тех пор, пока не падет первый крупный населенный пункт типа областного центра, будет креативная война образов в большой когнитивной войне. Напоминаю, что
идёт две когнитивных войны. Одна наша, в нашем русском мире, постсоветском пространстве, это между Россией и постУкраиной. И большая когнитивная война, где Россия противостоит Западу, где постУкраина — это просто инструмент, биодрон громадный.
Это две разные партии.
Давайте разберем, куда наносился когнитивный удар. Киев и ОПГ Зеленского играют следующую партию сейчас. Мы можем продолжать войну с Россией, можем. И, несмотря ни на что, мы можем побеждать. Динамика последних [ударов] — это тема, которую ему не удавалось продавать после контрнаступа.
Среди инвесторов была своя зрада после контрнаступа, страшная зрада. Она была компенсирована авантюрой в Курской области. На короткое время, тем не менее компенсирована. А это же бизнес-биореактор, то есть нужно привлекать инвестиции, подписки получать и донаты, в обмен на картинку.
Картинка в глобальной истории – это Давид с Голиафом. Или царь Леонид, который стоит в своих Фермопилах. И в данном случае это была партия, игра внутри большой когнитивной войны, где ведется война за внимание инвесторов за их капиталы.
АЧ. Ну да, напоминаю, там же переговоры еще. Это же все под переговоры.
СУ. Конечно. Я сейчас до этого дойду.
И в этом раскладе Украина получила свое очко в большой когнитивной войне. Это факт. В той, глобальной. То есть мерцам и другим инвесторам теперь можно выкладывать: ну, посмотрите. И британцам. Да, они красавчики, они молодцы.
Но нас-то по большому счету большая когнитивная война не волнует. Мы все понимаем про этот Запад. Все с ним понятно. А внутри малой когнитивной войны это вообще не имеет значения. Это не имеет никакого значения, потому что мы воюем сами с собой, мы давно это уже установили, это ни для кого не новость, у нас это колесо генотьбы и крутится.
Когда ты в голове разделяешь большую и малую, становится понятнее, где мы пропустили, а где матч как шёл, так и идёт, и ничего не изменилось.
АЧ. Этот расклад будет неполным, если я не добавлю к той дискуссии, которая полыхает сейчас в телеграмах по поводу того, а точно ли вообще такая уж большая потеря этих нескольких самолётов стратегической авиации. Меня только ленивый не пнул за радикальный тезис, что, в сущности, всей этой пилотируемой авиации осталось лет пять от силы, после чего её просто сменит беспилотная. По множеству причин, главная из которых: инженеры нашего тела — как учит один иноагент — велели нам ходить по земле.
А про дроны этого в общем сказать уже нельзя, потому что тут мы — инженеры. И именно поэтому летающий объект без человека на борту просто именно в силу этого обладает гораздо большим количеством степеней свободы и возможности совершать разные всякие действия, чем с человеком. Который, даже будь он супер-пупер тренированный, имеет понятные биологические пределы — по перегрузкам, по тому, по сему.
Собственно, сейчас в малой фронтовой войне, когда FPV-охотники начали сбивать наши самолеты-разведчики, какой основной стал путь борьбы, один из? Это уход от них, причем уход таким маневром, который абсолютно невозможен для пилотируемого самолета. Несколько переворотов, фигур высшего пилотажа, которые соответственно не может повторить и коптер тоже. Коптер, охотящийся за дроном.
Понятно, о чем я говорю? Как раз разработчики наших разведчиков начали закладывать это именно в алгоритм. Если у тебя система обнаружения говорит, что тебя атакует FPV-шка, то запускается программа маневра уклонения, которая оставляет оператора этого коптера совершенно в непонимании, что происходит. То есть, этот самолёт — виражами, переворотами и так далее — просто уходит в зону, где его уже не достать. Напоминаю, FPV-шка просто долго в воздухе не может висеть.
Это тоже один из аспектов того, как развивается сейчас беспилотие, пока что малое, но уже очень уже видно, что это же всё завтра будет и в большом беспилотии тоже. И в этом смысле этот авиационный компонент большой стратегической ядерной триады – это такой момент, тоже из эпохи: XX век, две сверхдержавы, ядерный меч, ядерный щит и так далее.
Понятно, что с точки зрения нынешних возможностей разведки и прозрачности всего, что стоит на земле, эти машины сгорят первыми, даже не успев взлететь, в случае если. И вовсе не потому, что в них прилетят копеечные дроны, хотя может и поэтому. Мы не знаем, не стоит ли возле каждой нашей авиабазы грузовик с контейнером, в котором лежат и ждут своего часа барражирующие боеприпасы на этот случай.
СУ. Судя по всему, технологии дроновые, как и все до этого военные технологии, должны выйти до какой-то минимальной пороговой стоимости, ниже которой уже бессмысленно… Это же всё расходная история. И вот мы сейчас находимся на поиске этого нижнего предела.
АЧ. Это большой разговор об экономике войны. Я бы его…
СУ. В этом смысле тоже — самолеты сначала только бомбили, а потом появились перехватчики, истребители.
АЧ. Понятно. Нет, подожди, первыми самолетами были разведчики. И начало Первой мировой — это разведка. Только потом начали прицеплять уже какие-то бомбы, а потом начали пытаться ставить пулеметы на самолет. И началась борьба в воздухе самолетов с самолетами. Так что сейчас беспилотная авиация проходит все эти пути.
Я всё-таки считаю, что нам надо бы какой-нибудь из наших записных подкастов посвятить теме экономики войны. Это большая интересная тема. Придумать, кто про это может хорошо поговорить. Действительно, очень важный аспект – это стоимость поражения цели.
ИК. Причём противник постоянно эту тему раскачивает, и даже после последней атаки постоянные подсчёты были, на какую сумму наших самолётов уничтожили и сколько на это потратили денег, на эти дроны, контейнеры и так далее.
АЧ. Откровенно говоря, неизвестно, сколько стоит наш самолёт-стратег.
ИК. Ну, очевидно, что их сейчас уже даже не производят, конечно.
АЧ. Да. То есть все эти подсчёты тоже — вилами по воде, никакой цены нет и взять её неоткуда.
ИК. Сам факт, что дроны дешёвые.
СУ. История «Гераней» и их позиционирования тоже про это? О том, как поражать массово чем-то недорогим, правильно?
АЧ. Да, но при этом заметь, у «Гераней» сейчас появились еще и спутники в виде «Гербер», а «Гербера» — надо понимать, вообще из пенопласта. То есть, еще проще, еще дешевле.
СУ. Да, согласен, пощупать, где этот нижний предел «технология – экономика», как с автоматом Калашникова, на него вышли еще сколько лет назад. А он все еще держится, и еще непонятно сколько будет держаться.
Ну что, к меморандуму потихоньку?
ИК. Я просто еще хотел Алексея немножко помучить. Не хотелось бы ждать очередного такого креативного сценария. Есть нам чем сбивать-то их?
АЧ. Слушай, «с таким настроением тебе никто денег не даст», как учил один из пионеров креативной войны. Надо учиться у противника. Учиться не впрямую, а на уровне самого подхода. Надо осваивать технологию креативной войны, надо придумывать и писать сценарии. Я бы сейчас что сделал.
Я бы сейчас, Иван, какое-то количество твоих коллег по факультету креативных индустрий посадил писать сценарий — отвязно, что называется, на чердаке. Как вообще можно победить. А потом, вторым темпом, посадил бы группу инженеров, чтобы они перечитали все эти сценарии и сказали уже на инженерном языке, что из этого возможно, что невозможно, и если возможно, то как. Дальше – понятно, группу офицеров и группу организаторов, администраторов, как этому всему придать какой-то организационный контур. Как-то так надо.
И дальше весь вопрос в том, что
нужно лишить Украину не одного какого-то областного центра, а в первую очередь первородства в креативной войне.
Вот как я бы поставил задачу победы на данном историческом этапе.
У нас есть локальные успехи на этой ниве, но это — надо навалиться, извиняюсь.
ИК. Это надо было делать уже вчера. Меня тоже всегда удивляло, когда периодически выносят наши НПЗ. Казалось бы, летит дрон, обычный дрон, а мы его «Панцирями» сбиваем, ракетами, которые стоят как миллион этих дронов, и никаких других решений почему-то не предлагается, непонятно почему, точнее, кто их может предложить, а кто их может реализовать.
АЧ. Из забавных иллюстраций: когда выяснилось, что самый простой и надежный способ обезопасить такие объекты — это просто закрыть их сеткой-рабицей по периметру, знаете, что стало основным препятствием к массовому закрытию рабицей? Требования пожарной безопасности. Оказывается, по существующим правилам должен быть обеспечен доступ к объекту в случае чего, а эти все сетки — соответственно, низя.
ИК. Это опять, Алексей, к вопросу про креативность. Ты можешь хоть обкреативиться. Придет этот ушастый-очкастый со своим сценарием, а ему товарищ полковник какой-нибудь скажет: «слышь, у нас по уставу не положено».
АЧ. Что ты за пораженец-то такой? Надо быть еще более креативным и распространять свой креатив не только на то, как придумывать сценарий, как победить врага, но еще и нужно частью этого сценария сделать сценарий, как обвести вокруг пальца собственного придурка-начальника.
СУ. Надо снять ролик «Сетка-рабица и тупой пожарный инспектор», где за пять минут показать, как было угроблено НПЗ.
АЧ. Типа да.
ИК. Ну, дай бог, дай бог. Нет, я нискольким разом не за пораженческие настроения. Я пытаюсь — сценарий…
АЧ. Сценарий — думать надо. Просто тоже надо понимать, что — сейчас важную вещь скажу, и это будет, мне кажется, хорошим подходом к меморандумам — что тезис Семёна про то, что мы воюем сами с собой, тоже из песни одного известного иноагента взятый, в нашем случае мы это знали и знаем с самого начала.
Его надо понимать двояко.
Во-первых, небратья – действительно такие же как мы, и наша тень, это так. Но, во-вторых, что более важно, победить себя внутри себя — это и есть главный ключ к победе даже над небратьями.
Нужно понимать, что если ты ставишь своей задачей победу, и продумываешь сценарий этой победы, частью этого сценария должно быть еще и то, что твоя собственная система, по эту сторону поребрика, не стала неодолимым препятствием для реализации твоего сценария. Чтобы ты просто оперся на нее как на ландшафт с пониманием всех ее особенностей. Что вот здесь – болото, в нем можно увязнуть. А вот здесь гора, на неё хрен заберёшься.
ИК. Понимаешь, Алексей. У тебя философский подход. А всегда найдётся какой-нибудь товарищ прапорщик, который скажет: «а самые умные будут таскать чугуний». Помнишь, как в этом анекдоте?
— Люминий.
— Не люминий, а алюминий.
СУ. А товарищу прапорщику нужно выдать справочник по сопротивлению на когнитивной войне. Чтобы у него там был пункт 3: молчать и не эмоционировать.
АЧ. Ну да. Набор народных пословиц и поговорок, который начинается поговоркой «Не звезди много, звезди мало».
ИК. Вопрос-то серьезный.
Как всех креативщиков на войну-то затащить?
АЧ. О!
ИК. Есть идеи?
АЧ. Во-первых, не надо всех. Всех прямо не надо. В Библии есть хорошая история про Гедеона. Когда ему сначала привели всех, он сказал: «Нет, всех не надо». И дальше в несколько этапов отсеивал тех, кто ему нужен. Пока не осталось несколько сотен человек, с помощью которых он и одержал победу над тогдашними врагами еврейского народа. Поэтому —
не всех. Только бодрых.
СУ. Союзы должны быть творческие. Как и везде, как у любых творческих людей. В чём отличие творца от всех остальных? Ему, с одной стороны, нужна коммуникация с другими творцами, но потом ему нужна мастерская, где он прячется и будет творить. В этом отличие его от производственника, от коммерсанта, от любого другого.
АЧ. Кстати, в этом он похож на инженера. Инженеру тоже нужно с одной стороны…
СУ. Он тоже творец. Конечно. Что нужно? Нужны места, где они коммуницируют, обмениваются опытом, хвастаются своими творениями. Творец не может без этого.
АЧ. Поэтические вечера. Читают друг другу.
СУ. Ну, конечно. Конечно. А потом — в мастерскую, и там лупать скалу, отсекать всё лишнее от гранита, чтобы вышла твоя…
ИК. Понятно. Шарашкины конторы нужны, короче.
АЧ. Мы так увлеклись любимой темой, что похоже этот самый референдум-ультиматум-меморандум не успеем осветить.
ИК. Давайте, давайте.
АЧ. Давайте, этот самый.
ИК. Кто что отметил?
АЧ. Не знаю. Помните «Тимур и его команда», когда Гейка говорит: «Может, просто сразу — в морду?» «Что ты все — в морду и в морду? Вот ультиматум».
У меня есть тезис, я его написал даже у себя на канале. И все время его кручу последние дни в голове. О том, что все-таки в когнитивной войне одна из важных задач — это не запутать соперника, в отличие от, скажем, пропагандистских войн, как их описывают еще Сунь-Цзы с Клаузевицем. Задача — не создать туман и так далее, наоборот.
Задача когнитивного аспекта войны — это сделать противника как можно более предсказуемым.
Если ты знаешь, как он себя поведет в той или иной ситуации, как он отреагирует на то или иное твое действие, то ты, считай, выиграл партию. Это очень понятно всем, кто играл в настольные игры типа шахмат или го. Ты понимаешь его логику действий, логику реакций на любые вообще раздражители, любые внешние вызовы. И наоборот.
Соответственно, твоя главная задача – это не просто поступать, а реагировать, думать обратно тому, как тебя этого ожидает противник. Оставаться ему непонятным.
И товарищи хохлы в этом смысле меня разочаровали. Само то, что они вытащили из шкафа все стопятьсот своих домашних заготовок под переговоры — и мосты, и самолеты, и опять Крымский мост, снова-здорово, и атаки дронов. На самом деле, мне кажется, что первая попытка, совсем провалившаяся, была массовая атака дронов на Москву. Ничего до Москвы не долетело. Но, по-моему, первой в этом ряду была вот эта заготовка.
То есть, они в этом смысле предсказуемы и узнаваемы. Раз переговоры, надо в этот момент по полной жахнуть. Эта фраза, которую Зеленский сказал, комментируя итоги Стамбула — в этот раз русские вели себя не так нагло, если с ними еще пару спецмероприятий провести, может быть, вообще будут на людей похожи, с ними можно будет разговаривать.
Вот — понятная стратегия. Поскольку в их картине мира война — это не кто кого убьет, победит, захватит и так далее, а кто кого сколько раз ритуально унизит, то под каждый такой крупный такт, как стамбульские переговоры, нужно выкатить максимум всего в формате ритуального унижения.
Плюс еще Трамп сказал, что у Зеленского нет карт. Несколько раз это повторил. Ну, и тут — как это нет карт? Да вот же они. И пошел — все тузы из рукава, которые там были, доставать, прямо все.
Я хочу сказать, что к Стамбулу они в этом смысле подошли на своей волне, обратите внимание. Все в камуфляже. Наши все сидят в пиджаках, эти все сидят в камуфляже. Их этот самый меморандум — кто его читал, тоже понятно.
Их тезис какой? У нас все хорошо, а будет еще лучше. Никакой Трамп вообще ни на что не влияет. Мы идем от победы к победе. И действительно, дорогие наши союзники, не бросайте нас, у нас все хорошо. Вот по сути месседж, с которым они вышли на Стамбул.
ИК. Кстати, отметили, друзья, что перестала звучать фраза про срыв переговоров? После первых стамбульских немножко поднималось в прессе: сорвали, не сорвали; эти сорвали, а эти не сорвали; эти виновны, а эти не виновны. Сейчас никто уже об этом не говорит, потому что, как мне кажется, предметов-то для переговоров нет уж слишком много.
АЧ. Да все равно наоборот. Переговоры оказались прекрасным дополнением к идущей войне. Вот, типа идет война и она будет продолжаться. Но теперь параллельно ей есть еще отдельный трек переговоров. Это место, где воюющие стороны периодически встречаются и обсуждают разные рутинные вопросы. Вроде обмена пленными, еще какие-то текущие вопросы. Немножко повоевали, а потом встретились, обсудили.
Ну как — повоевали. Мне это напоминает то, что я видел в одной из наших бригад, там против них стояла украинская бригада, и давно стояла. И вот ребята днем воюют — физически, а вечером занимаются тем, что либо срутся в телеграме друг с другом в каналах каждой из бригад, офицеры идут друг к другу в канал и обсуждают, как прошел день, кто сегодня взял какую деревню, какую улицу и так далее. А кто кого — сколько раз.
Либо еще лучше — в танчики режутся.
ИК. По сетке?
АЧ. Да!
ИК. Днем мало, значит.
АЧ. Днем мало. Я когда это увидел, а я своими глазами увидел, эти глаза чуть не вылезли из орбиты, но тем не менее — феномен налицо. Ну вот повоевали, в комменты вечером.
ИК. Там повоевали.
АЧ. Там повоевали.
ИК. Кстати, все это обретает похожие черты, ведь и война между Кореями и Вьетнамом тоже сопровождалась переговорным процессом, и долгий он был.
АЧ. Да, но там телеграма не было и танчиков.
ИК. Ну да.
АЧ. А так — да. Каждый раз, когда начинались очередные мирные переговоры по Вьетнаму, сразу же следовала резкая интенсификация боевых действий. И так было в несколько приемов. Каждый раз, когда объявлялась очередная дата переговоров, там снова на фронте все горело, летело, гремело, полыхало и так далее.
СУ. Это, кстати, первая в нашей истории гражданская война в условиях открытых коммуникационных пространств. До этого не было никогда. До этого всегда удавалось удерживать в своем пространстве пропагандистском газеты, радио. Это первая.
АЧ. Тут же не только медийка взаимно проницаема, но и коммуникация взаимно проницаема.
СУ. Я же говорю, в полном смысле коммуникация. Не только медийка.
АЧ. Я вот поименно знаю своих коллег, которые там занимаются дронами, разработками с той стороны. Примерно себе представляю, кто чем дышит.
СУ. В этом смысле переговоры надо рассматривать как возвращение войны в обычное, нормальное [состояние].
АЧ. Рутинизация. Рутинное.
СУ. Гражданской войны. Почитаем если — все фронты, хоть туркестанский, хоть поволжский, хоть в Украине на Дону, на Кубани, все вели переговоры постоянно между собой. Мы еще не дошли до того этапа, когда паны-атаманы флаг меняют, но мы обязательно до него дойдем. Все-таки доминирующая история — с петлюровщиной.
Эти три состояния, мы помним — мазепинщина, петлюровщина, бандеровщина. Теракты — это, конечно же, метод бандеровщины, но пока есть, организовано ядро внутри — это петлюровщина.
И подошли они, конечно, очень правильно к меморандуму, я тут согласен. Они подготовились. И в данном случае очень четко был виден… Заявление Зеленского по поводу того, что с русскими можно будет говорить — это абсолютно логика криворожского гопничества, она очень понятна. Тут можем тоже разложить, что это было, для чего и зачем.
АЧ. О, Семен, вот это любимое блюдо на десерт.
СУ. Приступаю. Я уже готовлюсь, раз так. Я не могу сказать, что оно мне очень близко, но так как у всех была история жизни в 90-х, а Зеленский — это наш сверстник по поколению.
АЧ. Да, да, да, буквально ровесник.
СУ. Ну да, и мы понимаем, кто как формировался.
История следующая.
Он продает это как стрелку, и сейчас наступило время предъявы.
Мы выяснили, что предъявы.
АЧ. С латыни на русский. С латыни на пацанский.
СУ. Да.
АЧ. Латинско-пацанский словарь.
СУ. Да, да, да. В прошлый раз предъявы были устные, поэтому они поцапались. Но договорились, что выкатим предъявы письменные. Ну. А письменная предъява – это уже такая история. Причем предъява идет от коллектива, от всех авторитетных пацанов. И какой подход был ко всем предъявам, обратите внимание. Они формулировались, работали над ними ответственно.
И вот пришло время выкатить предъявы. А предъявы выкатываются в присутствии других авторитетных сторон. И одна из главных авторитетных сторон, которая наблюдает, это США, за чье внимание играют. И другие стороны наигрывают.
В этой ситуации предъява когда выглядит серьезно? Когда сторона уверена в себе. В данном случае у них два есть ракурса. Нацифицированные, самые упоротые, считают, что они нас опустили. А другая часть считает, что они нас загнали в позицию терпил. Для чего это было нужно? Самые упоротые: «вы опущенные», это чисто зоновская логика, если вас оскорбили, наехали. Но это ничего, это меньшинство. Это марки на Крещатике, возле которых они фотографируются. Это вечная история. Это «Путин – ла-ла-ла». Они на самом деле себя опускают.
А история про потерпевших – другая. От лоха предъява вообще не в зачет. Ты кто такой, чтоб от тебя предъявы выслушивать? И поэтому задание — вывести из позиции пацана нашу сторону и показать ее – еще пока не лох, но потерпевший. Кто такой потерпевший, или терпила? Терпила – это чаще всего персонаж, который влипает в расклады с взрослыми, с пацанами, идет искать защиту, а его вместе потом нахлобучивают и те, кто его подцепил, и потом еще и его крыша. Потому что он – терпила.
Терпилу можно постоянно опускать. Многочисленное опускание терпилы приведет его к тому, что у него вообще не будет авторитета. В данном случае это абсолютно криворожская гоп-стоп логика. Выставить сторону терпилой – мы говорим сейчас про большую когнитивную войну.
АЧ. Терпила, заметьте, это тот, кто не ответил сразу, когда получил, например, по морде. Вот ты получил по морде, ты не вернул сразу удар — все, с этого момента секундомер пошел, тебя начинают считать терпилой.
СУ. Поэтому в их логике должна была быть неявка в Стамбул, должна быть хуцпа вселенского масштаба, «волки позорные», «хулиганы зрения лишают». И какая-то история с предъявами уже не в форме меморандума, а с предъявами эмоциональными. То есть продолжение той, первой встречи.
А в данном случае они считают, что с ними в стрелки играют. А тут идет валево. Уже все, уже драка идет. Нет никакой стрелки. И в данном случае это не потерпевший, это пропущенный. В драке пропущенный. Больной.
АЧ. Так бывает.
СУ. Так бывает.
АЧ. Смысл в чем, как я тебя понял. Получается, что их глазами мы еще на стрелке что-то с кем-то выясняем, а нашими газами – мы уже все поняли.
СУ. И в этом наш меморандум. Меморандум о том, что мы поняли. Ваши истории про потерпевших, терпил, опущенных не канают. Мы не играем с вами в игры 90-х. Тут начальник зоны. И сидеть вы будете.
Дмитрий Юрьевич Пучков как человек, работавший в этой системе… Каждый человек, работавший в пенитенциарной системе, прекрасно знает, как по всем феням ботать. Но он не будет никогда по этим правилам играть.
И здесь точно такие же правила.
Они продают глобальную стрелку, им нужна большая глобальная заварушка. А наша задача — локализовать это по понятиям.
Это наша тема, это наша территория, и мы ее столбим.
Наша предъява не к ним по большому счету. Если мы меморандум прочитаем, там за каждым пунктом стоит предъява к их старшим. И присутствие третьих стран, и вступление в НАТО, и гонения… За каждым пунктом — предъявы на самом деле к британцам, немцам, французам и американцам. С вами, чепушилы, вообще никто базар не ведет.
Мы прекрасно понимаем, что на этой глобальной стрелке их функция — это первый нарванный, который выходит, чья задача спровоцировать большое валево. Мы это тоже понимаем, в этих раскладах всегда есть такой человек, задира.
АЧ. Шнырь какой-то.
СУ. Шнырь, задира, человек, которого обычно в классическом кинематографе — это у нас в образе Промокашки показано, функция такого человека.
Это была игра «Кто терпила или опущенный». Они нацифицированных своих радовали тем, что они как бы опустили, на глобальных переговорах выставляли нас в образе терпил. А мы это восприняли как пропущенные, только слишком долго это формулировали. Медведев слишком долгую паузу держал.
АЧ. У тебя уже к Дмитрию Анатольевичу вопросы исключительно по времени публикации?
СУ. Я же понимаю, что такую роль ему назначили в когнитивной войне, в нашем трансформаторе власти. Он отыгрывает всем этим хуцпанам. И абсолютно прав Сергей Александрович Марков: да, меморандум тоже не надо ждать, пока он вернется оттуда через медиа. И точно так же – зачем он нужен. Фиксация нужна.
Каждому пункту меморандума знаешь, чего не хватает? Не хватает таблеток для памяти. Если мы посмотрим на всю историю предупреждений МИДа, например, о возрождении национализма. К каждому пункту нужно прикладывать справки, 1997 год. Обращаем внимание, что в ООН предупреждали. Понятно, что это — мертвому припарки в плане победы. Но это полезная вещь для самих себя. За каждым из этих пунктов стоит украинская трагедия, которой 20-25 лет, и все это закручивалось очень долго.
Тогда это будет наша историческая позиция. У каждого из этих пунктов — свой сюжет.
ИК. Ну что, братцы, почитаем вопросы наших зрителей. Спасибо всем, кто смотрит наш стрим. Достаточно много вопросов накопилось. Вот сейчас пойду по порядку.
Я правильно понимаю, что можно атаковать ядерный носитель, или соизмеримого ответа не будет? Хочется по этому поводу конкретики.
ИК. И спрашивают еще:
Путин предпримет что-нибудь по отношению к бритам, или так и будет спать?
АЧ. Заметьте, само то, как этот вопрос сформулирован, как раз выдает в вопрошающем жертву когнитивного удара.
ИК. Да-да-да.
АЧ. Потому что ровно эта реакция и должна была быть, ровно на нее и рассчитывал противник. Что народ скажет: доколе? И: да когда уже жахнем? И: что это мы? То есть, наигрывают на тему терпил.
СУ. Я думаю, что именно наигрывают.
ИК. Но вопрос по поводу британского следа понятен, потому что, мне кажется, без иностранных спецслужб здесь не обошлось.
АЧ. Во-первых, я это усомневаю.
ИК. Почему? Как минимум, у хохлов спутников нет.
АЧ. Спутники сейчас есть у любого, у кого есть сотовый телефон. Я утверждаю ответственно, что подобную операцию в силах провернуть средней руки предприниматель, имея немного денег и много фантазии. И никакие спецслужбы ему для этого просто не нужны.
А все эти разговоры – это тоже часть когнитивного сценария, в котором — задача какая. Задача – чтобы народ-богоносец предъявил Путину, что – вот, мы все время говорим, что Украина…
ИК. Англичанка гадит.
АЧ. Что Украина — это просто острие чужой атаки, а при этом им-то не отвечаем. Они чувствуют себя безнаказанными, англичанка гадит и гадит, у нее уже просто весь кишечник на нас выпростало, а мы — никак. Когда уже мы наконец ей, этой проклятой англичанке-то, начнем отвечать, раз она за всем этим стояла и продолжает там стоять и гадить.
Это тоже стимул, раздражитель, первая сигнальная система, что хотите. Вот то, чего от нас добиваются этими ударами.
ИК. Так может, и надо ответить, ну а что? Ну, начнут взлетать какие-то дроны.
АЧ.
Вообще не надо никогда отвечать. Если ты хочешь победить, то удар надо наносить там и тогда, где и когда для этого у тебя есть оптимальная возможность.
Окно возможностей, ресурсов и сочетание факторов. И один из которых – это там и тогда, где и когда противник этого наименьшим образом ждет.
Логика «ударили – надо ответить» – это и есть путь к поражению. В первую очередь на когнитивном уровне, а потом уже и на всех остальных.
СУ. Я напоминаю еще, что любой превентивный удар приведет к объединению внутри общества. Это то, что мы разбирали про начало СВО. У нас, людей политизированных, оно началось после 2 мая 2014 года, с длинной паузой. Это будет такое объединение внутри британского общества — мама не горюй, какой эффект получим.
Модель страны-биодрона, которую они сделали, для них идеальна.
Все равно победа лежит в сфере когнитивной войны. Нам придется внутри себя побеждать. Это не решается впрямую.
ИК. Вопрос к Алексею.
На чем основаны выводы о конце пилотируемой авиации максимум через пять лет? Или просто смелый прогноз?
АЧ. Я вижу нашу сферу, я имею в виду беспилотную. Какими темпами она движется, причем не только у нас. У нас – понятно, в определенную сторону. Опять же, что в мире вокруг творится. Уже не как политолог, а как глава НПЦ «Ушкуйник», говорю. Смотрю, куда побежали люди, деньги, технологии.
Поэтому прогнозирую это не просто как смелый прогноз. Я понимаю, что там целый ряд барьеров, которые придется им преодолеть. Надеюсь, и нам тоже, чтобы не отстать в этой гонке. Но просто скорости, с которой идут разработки, в особенности, учитывая, что сейчас все разработки получили гигантское ускорение в силу того, что к ним подключился ИИ, они немыслимы даже для пятилетней давности.
ИК. Задавали вопрос:
Откуда хохлы нашли подключение к нашим камерам наблюдения на мосту?
ИК. Имеется в виду Крымский мост.
АЧ. Опять, я там не был, не знаю. Но подозреваю, что это не такая сложная задача.
ИК. Тут уточняют:
Это последствия удушения местного IT и Ларса или прогресс?
СУ. Иван, давай себя поймаем и профдеформируем специально. Первое — не факт, что видео, которое распространяется из украинских источников, это именно видео Крымского моста, опор, либо не изготовленное с помощью [ИИ]. Не факт, что это именно камеры наблюдения.
Что там за видео — дрон взрывается возле ограждения. Извини меня, но это не повреждение моста, который падает, объективное. Я тебе картинку нарисую какую угодно. Там есть картинка самого моста и некий взрыв.
АЧ. Согласен. Все побежали сразу.
СУ. Все сразу побежали – почему? Были поезда, были самолеты – всё, все сразу в это поверили.
АЧ. Здесь даже другое. Вирус возникает, когда новость ложится в некоторый паттерн в голове. Паттерн в голове у нас — понятно какой: опять наши кретины просрали все полимеры. И вот тебе — видео, которое выполняет функцию артефакта подтверждающего. И вот тебе к нему объясняющий нарратив, что противник подключился к каким-то камерам и спокойно транслирует. Вот тебе, пожалуйста.
Так это или не так — десять раз надо проверить.
СУ.
Человеку в таком состоянии можно загнать любую картинку.
В этом фишка когнитивной войны. Потом тебе покажут подрыв где-нибудь в Красноярском крае. И ты будешь в этом верить.
АЧ. Кстати, на выходе из истерики по поводу самолетов, я обратил внимание, что в кадрах — в смысле не моей истерики, а массовой истерики — которыми хохлы сопровождали новости по поводу атак на аэродромы, там чего только не было. Там даже где-то «Звездные войны» попали в качестве иллюстрации.
Картинка сразу же почему-то в нашем восприятии, по шаблонам нашего восприятия, придает достоверность и большую убедительность новости и тем цифрам, которые в ней изложены. Вот же — картинка. «Слушай пластинку, смотри картинку», как в нашем советском детстве.
ИК. Ну, здесь правда сложно не согласиться. Сейчас с помощью нейронки можно все, что угодно нарисовать и настолько правдоподобно будет.
АЧ. Да. Опять же
нейросети привели к тому, что никакое фото и никакое видео больше не является аргументом ни для чего.
ИК. Да.
СУ. Особенно камеры наблюдения, где изначально плохое качество видео. Чтобы различить подделку, ты должен увеличить и смотреть элементы.
ИК. Детали.
СУ. Джонни сделал монтаж, надо искать, где это произошло.
ИК. Ну что, братцы, давайте зафиналимся.
СУ. У меня еще новость, друзья. Я хочу поделиться. Вышла книга моя, в Петербурге уже была презентация. 6 июня, через несколько дней, на Красной площади, на фестивале, в 21-00. День рождения Пушкина. Жду всех в павильоне РВИО. Новая книга «Нацизм, фашизм и массовое внушение». То, что мы многократно разбирали. Добро пожаловать. Такие у меня прекрасные творческие новости. Это еще доп.информация.
ИК. Спасибо, Семен. Приходите, призываю всех наших зрителей.
Два слова, Алексей, буквально.
АЧ. Для меня какой урок. Что самый главный навык, который надо тренировать — я еще лет 20 назад своих аналитиков тренировал на терактах, тогда регулярно случались всякие чеченские теракты, «Норд-Ост», Беслан, все время что-нибудь происходило.
Я тогда командовал небольшой группой медиа-аналитиков. Я тогда заставлял их садиться за ленту и читать этот поток. И наблюдать сам за собой, как тебе сносит башню. Как ты входишь в эмоциональное состояние и что меняется в твоем восприятии.
Один из факторов, который я тогда отловил — через какое-то время чтения этого потока у тебя резко снижается уровень критического мышления. То есть ты готов поверить любой новости по теме — неважно, кто источник, неважно, откуда вброс, неважно даже, насколько она правдоподобна. Ты уже в потоке, ты уже веришь вообще всему.
Я показывал в том числе, как идет борьба за интерпретации. Здесь, например, одна из главных задач медиасопровождения – просто забивать собой эфир, создавая любые, даже самые несущественные подробности. Вот, один из участников группы террористов был в красных ботинках. Почему это важно, что он был в красных ботинках?
Но все тут же – в красных ботинках! И тут же перепосты: да, почему? Внимание ты захватил собой, ты дал вдруг важную новость по вопросу, который всех интересуют. И действительно открываются ворота и просто стада зеленых зайцев бегут, потому что все пытаются отвлечь.
СУ. Стада троянских свинок.
АЧ. Да, да, да. И троянских свиней.
СУ. Помнишь, вирус один из первых, еще на IBM был – троян. Трояны были одни из самых опасных.
АЧ. Короче.
Уметь держать голову холодной — главный навык в наше непростое время.
И в особенности эти упражнения по удержанию нужной температуры головного мозга необходимы в ситуациях, когда случается то, что мы все наблюдали, начиная с воскресенья.
ИК. Ясно. Спасибо. Спасибо, Алексей. Спасибо, Семен.
Друзья, смотрите наши подкасты и стримы. Подписывайтесь на «Чистоту понимания», у нас много содержательного, много интересных, серьёзных разборов, уникальных оценок всего того, что происходит. Ставьте лайки, комментируйте.
Поблагодарим наших ведущих. Алексей Чадаев, политолог, журналист. И Семен Уралов, политолог, журналист, писатель. Всем нашим зрителям рекомендую подписаться на телеграм-каналы наших ведущих, там тоже можно комментировать. Смотрите за анонсами всех наших выпусков, очередной в этот четверг выйдет, так что не пропустите.
Всех благодарю, кто смотрел.
В общем, до встречи.
Пока, пока.
Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка
Was this helpful?
5 / 0