Словарь когнитивных войн | Ближневосточная воронка

Видео на тг-канале Семена Уралова

Иван Князев. Друзья, добрый день, в эфире подкаст «Чистота понимания» – место, где история, философия, психология, политика переплетаются в единую ткань глубоких размышлений, аналитических обсуждений.

Для чистоты нашего и вашего понимания мы говорим о самых разных актуальных темах и событиях, анализируем явления, которые к ним привели.

Меня зовут Иван Князев, и хочу сейчас поприветствовать нашего основного ведущего, политолога, журналиста Алексея Чадаева. Алексей, привет.

Алексей Чадаев. Приветствую всех.

ИК. Соведущий Семен Уралов.

Семен Уралов. На посту.

ИК. Политолог, журналист, писатель, специалист по когнитивным войнам.

Отдельно хочу представить нашего гостя, российского философа, политолога Александра Дугина.

Александр Гельевич, здравствуйте.

Александр Дугин. Здравствуйте.

ИК. Тема, которую сегодня обсудим – Ближний Восток, очередной виток конфликта между Израилем и арабским миром. Я специально здесь не ввожу тезис — Израиль против Палестины, Хамас, Хезболлы а и так далее, потому что, как мне представляется, события, которые сейчас разворачиваются на земле обетованной, имеют гораздо более масштабное и даже, как мне кажется, экзистенциальное значение.

Это не просто уже какая-то война за какие-то экономические, политические, военные интересы, хотя это, безусловно, тоже. Этот конфликт, как мне представляется, уже приобретает черты библейские и даже апокалиптические, потому что такое количество признаков конца света, которые мы сейчас наблюдаем, до этого никогда не было.

Алексей, через какую оптику ты на все это смотришь?

АЧ. Я в свое время написал небольшой текст по поводу того, что все политические учения можно разделить по следующему критерию – на эсхато-оптимистов и эсхато-пессимистов. То есть, одна половина – это те, кто руководствуется гипотезой, что мы движемся из мрачного темного прошлого к светлому будущему, яркий пример – это, собственно, марксистская советская система.

И второй вариант – это когда мы, наоборот, движемся от Эдема, от рая, к Апокалипсису. К концу света, к страшным судным дням, к жутким катаклизмам и потрясениям. И это здесь все авраамические религии, здесь же, например, индуизм с его Кали-югой, здесь же, наверное, и викинги с их Рагнароком.

И здесь, как ни странно, мне кажется, что развилка в некоторой антропологии, то есть, принципиальный вопрос – от поколения к поколению человеческая природа портится или все-таки улучшается. И, как ни странно, религиозные доктрины больше исходят из того, что все-таки природа человеческая портится, люди хуже становятся. А раз люди хуже становятся, значит, и общество хуже становится, греха становится больше, и, соответственно, гнева Божьего становится больше, и он падает на нас все чаще и все масштабнее.

А оптимистические доктрины, наоборот, исходят из того, что — вот раньше люди были, жизнь у них была тяжелая, поэтому они позволяли себе всякое-разное, но теперь мы изобрели паровоз, самолет, пароход, унитаз, смартфон, конечно, и другие блага цивилизации. И поэтому люди стали более культурные, толерантные, вежливые, перестали друг друга обижать, убивать, и вообще рано или поздно все это закончится наступлением рая на земле, коммунизма.

ИК. Свершенного общества.

АЧ. И до тех пор, пока мы жили в координатах христианской культуры, вопрос о том, что — вот он, Армагеддон, Страшный суд и так далее, даже не обсуждался, вопрос стоял только — когда. И один за другим появлялись пророки, свидетельства, признаки, были разные версии, семь с половиной тысяч лет от сотворения мира, пророчества Каллиник, восемь тысяч лет. В 1992-м, я помню, многие ждали. То есть только – когда?

А в концепциях, где Бога нет, там наоборот совершенно очевидно, что нет и никакого Страшного суда, нет и никакого Армагеддона, Апокалипсиса, конца света, а есть только борьба лучшего с хорошим. Ну, иногда, конечно, классовая, иногда, конечно, жестокая.

И сейчас мы, похоже, неожиданно для себя, именно в пострелигиозном обществе вдруг приходим к ярким, всё более сильным, мощным свидетельствам того, что те, кто в Бога верил, они-то, похоже, были более правы. Если не по вопросу конца света, то по крайней мере по вопросу о том, что происходит с человеческой природой.

Похоже, никакой прогресс, никакие гаджеты, никакие технологии, человека-то лучше не делают.

ИК. Ничего не изменилось.

Ну, вот вы, кстати, сказали про признаки, а признаки-то какие?

АЧ. Изменилось, изменилось. И, похоже, в худшую сторону.

И вот здесь я уже к Александру Гельевичу обратил бы вопрос. Радикальные традиционалисты тоже, будучи, естественно, эсхато-пессимистами, в итоге говорят о примордиальной традиции. То есть, традиция бывает с маленькой буквы, это просто разные традиции, к которым мы привыкли, как от отцов-дедов.

Но есть традиция с большой буквы, то есть некое изначальное откровение, полученное из первоисточника, непосредственно от божества, про то, как надо и как правильно. И всё, что с ним происходит с течением времени и через поколения, всё больше забывается, теряется, искажается, извращается.

Если раньше оно было более или менее доступно, то с каждым годом оно всё дальше и дальше уходит в какую-то тайну, в какие-то гностические, зашифрованные глубины. И совершенно точно перестаёт быть руководством к действию для большинства.

Теперь вообще взывать к традиции — это удел маргиналов, одиночек, тех, кто идёт против системы, противопоставляет себя мейнстриму, сразу же на этом основании вычёркивается из всех списков приличного общества.

Или как это сейчас на английском современном conspiracy theorist, такое ругательство в современной интеллектуальной среде, кто даже оперирует этими всеми категориями.

АД. Это очень интересный, верный анализ ваш, Алексей, и здесь я хотел бы обратить внимание, что именно так и надо ставить вопрос.

На самом деле, те, кто является пессимистами в отношении конца времён, вы описали их позицию довольно ясно, они говорят действительно об ухудшении качества человечества, о потере сакральности, о раскалывании мира и утрате священного измерения.

Мир становится более профанным, более техничным.

И мол, считаем мы, традиционалисты, люди всех религий, вот это важно. Необязательно мы говорим, что у нас один бог или одна традиция, мы говорим просто, что мы защищаем свою сакральность, свои традиционные ценности, другие религии — другие традиционные ценности, но мы все имеем эти традиционные ценности. Хотя они различны, но называются они традиционными.

И все мы, все наши религии, без исключения, видят мир именно так, как вы описали, то есть как мир нисходящий, скорее.

И в таком нисходящем процессе остывания человеческого духа и человеческой культуры, задача человека этому противостоять, быть удерживающим, быть катехоном.

Стоять на своём месте, двигаться, если не то, что не вперёд, сдерживать это движение распада. И это требует огромных усилий, потому что на самом деле, если ты не будешь его сдерживать, то всё и распадётся.

И есть вторая позиция, она тоже эсхатологическая, которая говорит, что впереди всё прекрасно, прогресс, человечество улучшается. И тут возникает момент, с какой позиции смотреть.

С точки зрения Бога и религии всё ухудшается, с точки зрения дьявола всё улучшается.

Когда дьявол приобрёл не локальный характер, дьявол христианства, дьявол ислама, джинны, Иблис ислама, шайтан, демон Мара в буддийской традиции или Кали-юга в индуизме, когда из этих локальных демонических фигур, которые воплощали в себе тёмные…

АЧ. Украинский чёрт, опять же, из Гоголя.

АД. Это более сложный персонаж, я брал бы большие фигуры, воплощающие в себе зло, и они более локальны. А вот когда пришёл европейский модерн, и впервые вообще, даже по отношению к Европе, ко всему человечеству, возникла идея, что наоборот, всё идёт к лучшему, и это не традиционные точки зрения, это антитрадиционные точки зрения, вот тогда постепенно эта идея технического прогресса, эволюции видов, социальной эволюции, представление того, что мы идём вперёд к лучшему, не только к коммунизму, но и к гражданскому обществу, глобальному единому человечеству, к квадроберам, к хоббихорсингу, не то, что айфон, айфон – это побочное явление, самое главное – хоббихорсинг, то есть ни в коем случае не обижать швабру, которую люди считают лошадью, эта система ЛГБТ — вот это и есть суперпрогресс, с точки зрения этой идеи. Потому что это свобода настоящая, быть кем хочешь, быть свободным по отношению к любым определённостям.

И эта тенденция европейского модерна началась лет 500 назад, техника её просто сопровождала. Основная была мысль, что надо перевернуть отношения традиционные. И надо сказать, все традиции говорят о неизменности, о старом и только сетуют о том, что от поколения к поколению человечество ухудшается, а надо воспринять это как прогресс — это была идея Люцифера, которым вдохновлялись либеральные, буржуазные, технические…

Научная картина мира – это картина Люцифера, в ней всё лучшее, всё улучшается, потому что царство Люцифера утверждается.

ИК. Бога нет, но всё позволено.

АД. И вот этот дьявол из западно-католического или протестантского дьявола, стал постепенно в эпоху [модерна], кстати, они совпадают, модерн совпадает с эпохой колониальных завоеваний, он совпадает с планетаризацией дьявола, и планетаризация дьявола – это и есть распространение идей прогресса технического и социального, и полового развития на всё человечество.

И сейчас мы приходим к тому, что эти два взгляда на эсхатологию, один со стороны эсхатологии Люцифера, к которому принадлежат все современные политические и идеологические модели, все, они все западные и все современные, не только коммунизм, либерализм такой же прогрессистский, так же направлен к этой высшей цели, который воспевает прогресс, развитие…

АЧ. Ну, видимо, и нацизм тоже.

АД. Нацизм чуть меньше, но тоже — это в расовой версии, но это продолжение тоже этого российского западноцентрического и евроцентрического общества.

Так вот, эти три оптимистические версии, вообще все оптимистические версии, контрастируют со всеми пессимистическими версиями. То есть сейчас представление о том, что представляет собой западная цивилизация как цивилизация сатаны, безусловно является позицией традиционных кругов православия, кроме тех, кто переходит на противоположную точку зрения. В исламе, в шиизме особенно, но в суннизме тоже, и в индуизме все больше, и в буддизме.

И получается так, что та традиция, о которой вы, Алексей, ставите вопрос, она не столько какой-то древний отголосок чего-то, что было когда-то, пока мы не разделились еще на разные направления, это гипотеза, которая не имеет большого значения. Но сейчас она имеет совершенно другое, я бы сказал, оперативное, воинственное цивилизационное значение, которое предлагает сторонникам пессимистического взгляда на сущность истории и сущность тех процессов, которые протекают сегодня, объединиться по отношению к этой единой, универсальной, глобальной цивилизации не частного дьявола, а всеобщего, панчеловеческого, пангуманистического дьявола, который на самом деле и атакует сегодня нас на Украине, исламский мир — руками Израиля — на Ближнем Востоке, и все остальные цивилизации тоже, Китай — на Тайване…

Геополитика здесь переходит в эсхатологию, в теологию, в богословие.

АЧ. В георелигию.

Семен, к лучшему все-таки идет этот лучший из миров или к худшему?

СУ. Учитывая, что люди [находятся] в состоянии ожидания конца света, они, конечно, очень подростковые. Вообще, вся культура продажи конца света. Я еще смотрю через маркетинг, что конец света отлично продается.

АЧ. Это да.

СУ. Он отлично продается, он отлично продается людям, у которых под воздействием когнитивных войн отключается мышление, подростками становятся, на них эти технологии влияют. Поэтому то, что в культуре зашито, когда усиливается маркетингом, может иметь такой эффект, который будет нас сопровождать везде. Я в этой ситуации вижу два аспекта. Вот — люди с позиции традиции, серьезные, подходят к этому…

Я чуть-чуть помню советскую историю.

Каждое поколение ищет свой апокалипсис.

Еще в 70-е годы американцы в бункеры зашивались, когда для них Советский Союз был источником апокалипсиса. Особенно это в фантастике было хорошо отражено, западное [восприятие].

А теперь, когда это еще и хорошо продается на уровне массовой культуры, и у нас внутри это воспроизводится, дьявол у нас тоже внутри, эти идеи мы черпали очень долго, 30-40 лет, то для меня вопрос — наши сверстники, может, кто-то помладше, 30-40-летние, если 20 лет впитывать саму идею маркетингового апокалипсиса, можно ли от нее избавиться? С моей точки зрения, нет.

АЧ. А надо ли избавляться?

СУ. Не знаю. Но я вижу, что это воспроизводится, эти квадроберы, с одной стороны, мы видим, что это игра, это очевидно, что это игра.

АД. Нет. Это идеология.

СУ. Нет, с одной стороны, это игра.

АД. Это вообще никакая не игра, это чистая идеология.

Квадробинг — это чистая идеология, это идея так называемого спешизма на Западе.

Сейчас они покончили с идентичностью половой, сказав, что она выбирается, сейчас они работают с видовой – species — видовой идентичностью.

Они говорят: люди, утверждающие, что человек — это человек, это эссенциалисты, фашисты, и поэтому надо размывать эту идентичность. И как переодевание мужчины в женское платье является необходимой практикой любого американского посла в день солидарности с геями, сейчас такое же представление в день солидарности с котами, с четвероногими, с собаками, в этот день все люди должны понять, как бы пожертвовать своей чёткой «фашистской» идентичностью человеческой.

Человек — это фашист для современного либерализма.

Стать квадробером.

То есть это глубочайшая метафизическая, идеологическая пропаганда, входящая через практику маркетинга, но ничего общего с игрой она за собой не несёт. Дети играют в зверюшек редко, кстати. Мальчики — в войну, девочки — в дочки-матери.

Вообще, идея наряжать детей в костюмы ёжиков, белочек — тоже сама по себе была подготовкой, но это была ещё игра, а квадробинг — это уже не игра, это уже политическая практика или форма девиации.

СУ. И где человеку провести тогда границу? У нас у всех есть фотографии из детского сада, где мы – зайчики. У меня, по крайней мере, есть.

АД. С этого всё начинается. Вот тут надел маску зайчика, потом стал квадробером, а потом родину продал.

СУ. И надо показать эволюцию, то есть — вот это ещё норма, вот фотографии в детском садике, вот вопрос — норма.

АД. Зачем раньше, до революции никого в зайчиков не одевали, все люди, даже когда колядками занимались… Только в один момент надевали, когда были святки, и это сакрализовывалось, это был факт вторжения демонического в нашу жизнь, потому что демон всегда рядом. И чтобы включить его в контекст своей культуры, обезопасить, провести определённый экзорцизм, люди носили хари. Носить хари во время святок – это тоже не особенно поощрялось, церковь морщилась.

СУ. Но это же наши низшие слои, а маскарады высших слоёв — это были тотальные и повальные.

АД. Это после Петра, всё, это уже разложение, это уже квадробинг. Начнёшь с маскарадов высших, особенно если животные, и дальше — уже хоббихорсинг на расстоянии вытянутой руки. Надо пресекать зло в самом начале.

С этими зайчиками надо осторожнее. Одно дело, действительно, процессия ряженых, надел хари, с рогами даже, попросил, поколядовал, несколько дней отвели тебя в году, это ладно. А потом, у нас в детских садах уже надевали не только во время святок.

ИК. На праздники, на праздники.

АД. На праздники, уже на все праздники, это расширение окна Овертона, смещение постепенное. А приходим потом к спешизму.

Если мы говорим, что человеческий вид — это вид, и это константа, это идентичность, это сущность, всё, его необходимо размывать, это неполиткорректно.

ИК. Расчеловечивание происходит уже фактически.

АД. Пост-человечивание, потому что человек — это последняя форма коллективной идентичности, которая после снятия половой идентичности на Западе… Запад считает, что уже половой идентичности нет, сейчас остался только технический вопрос. Всем пару раз поменять пол, после этого человек становится — ретранзиция, он по-настоящему понимает, что это не имеет никакого значения.

Это опционально так же, как до этого было: государство, нация, религия, все можно выбирать. Квадробинг — это выбор своей видовой принадлежности, он тоже должен быть опциональным, свободным, как и выбор пола. Вот какова логика, здесь никакой игры. Игра в зайчиков вообще была, но тоже опасная, как мы увидели.

АЧ. Мне рассказали тут добрый анекдот про Машиаха:

Приходит Машиах.
Все евреи бегут к нему.
Сидит Рабинович, считает деньги.
Ему говорят:
— Рабинович, пришел Машиах, пора!
Он продолжает сидеть, считать деньги.
В конце концов Машиах уже идет сам к Рабиновичу, говорит:
— Рабинович, ну вот я пришел. Почему ты заставляешь себя ждать?
На что Рабинович говорит:
— Ой, кто бы говорил.

Я недавно в контексте хуситов, Ансар Аллах и всего остального перечитал письмо Моисея Маймонида к йеменским евреям, написанное тогда, на рубеже XI-XII веков, когда он жил и творил. И из него я понял примерно следующее. Маймонид пишет, что Иисус — наш парень, но шлимазл. То есть по отношению к иудаизму все его учение глазами правоверного иудея — это про одно: что если нельзя, но очень хочется, то можно. И поэтому — правильно мы его распяли, никакие не римляне, мы сами. И всегда так будем делать, со всеми такими шлимазлами.

Но самое главное не это. Самое главное, это у Маймонида намёками, но я так понял, что в нашей христианской конструкции мы понимаем, что их Машиах — это наш антихрист, а у Маймонида получается, Христос – это анти-Машиах, который уже был.

ИК. У них все наоборот.

АД. Здесь, знаете, надо быть очень осторожным. Когда мы начинаем говорить об одной религии с позиции другой религии, то, даже не погружаясь в тему сатанизма, мы можем к очень опасным подойти выводам. Я бы был очень осторожным с точки зрения оценки того, как одна религия оценивает другую.

Но с другой стороны, что мне кажется чрезвычайно важным в отношении иудаизма, что и иудаизм сам не однороден. И там есть две тенденции, ровно две тенденции, с которых мы начали наше обсуждение. Есть тенденция ждать, и Машиах — это тот, которого ждут. И самое главное, ждать – это чисто консервативный иудаизм, вопреки ухудшению всего, вопреки рассеянию, вопреки преследованию гойских князей, вопреки трефных царств, вопреки унижению, вопреки Шоа.

И вот когда происходит холокост, и ты все равно ждешь, ты страдаешь и ждешь. И тогда тот, кто придет, будет Машиах. Но это одна позиция, того пессимистического, но одновременно очень

героического традиционалистского подхода, который также солидарен с другими традициями, что мир вырождается. Там никакого — аплодисментов хоббихорсинга или распространения каббалы среди проституток — не будет в этом отношении никакого восторга. Наоборот, каббалой может заниматься человек после 40 лет, прошедший все стадии обучения, только мужчина, или после 50, и так далее.

Были, конечно, исключения типа Моше Хаима Луцатто, который раньше занимался каббалой, это тоже отдельная тема. Но тут есть такой момент, в иудаизме в XVII веке возникло течение, очень сходное с тем, о чем вы говорите — Шаботая Цеви, который объявил себя Машиахом. Его никто Машиахом… Ни в классическом иудаизме, ни…

АЧ. Шаботая Цеви?

АД. Да, Шаботая Цеви или Саботая Цеви. И он фактически сделал ту вещь, которая является парадигмальной для всей традиции сионизма и современного активного, или проактивного иудаизма, к которому безусловно подлежит Нетаньяху, Бен-Гвир, Смотрич и их идеолог Дов Лер, раби Кук, целая традиция.

Была идея такая, что — евреи, хватит ждать. Мы ждали-ждали, ждали-ждали, и ничего не дождались, только хуже и хуже. Давайте переломим этот процесс, давайте возьмем на себя эту [миссию]. Если он не приходит, значит, мы – он. Это чистая дьявольская идея. Если Бог ждет или Машиах, то мы и есть – Бог.

И с этого начинается сионизм. Именно Саботай Цеви сказал: возвращаемся на землю обетованную. Существует три талмудические заповеди, которые препятствуют формально возвращению евреев в массовом варианте на землю обетованную. Есть проклятие сионизма талмудическое. И сторонники Саботая Цеви говорят: ну раз он Машиах, то все, эти не действуют заповеди, значит, надо возвращаться.

Был потрясающий случай, когда считающий себя машиахом Шаботай Цеви пришел к турецкому султану, он был уверен, что сейчас все иудеи пойдут на землю обетованную, и Машиах установит свое всемирное царство в его лице. А у султана была своя точка зрения. Он говорит: «Ты не хочешь ислам принять?» Тот говорит: «Нет». «Ну смотри, тогда голову тебе оторвем». Тот говорит: «Ну ладно, принимаю».

И вот представьте, там все критические иудейские общины, значительная часть была готова уже ринуться на землю обетованную, вдруг и Машиах говорит, что – я принимаю ислам. Это, правда, оправдали: это он специально так сделал. Даже возникла идея световых змей иудейских, которые спускаются в другие религии, чтобы их подорвать изнутри. Натан из Газы, теоретик этого оправдания этого действия Шаботая Цеви, но принцип тот же. Потом он перешел через саботаистов к франкистам, уже позже, в XVIII веке.

И потом это переходит в тот самый оптимизм относительно конца времени, в теории прогресса. Когда говорят: евреи, не надо смотреть на всех, надо строить свое государство. Подумаешь, там живут какие-то палестинцы. Сейчас мы их быстренько удалим отсюда, трансфер. И тут фактически часть иудаизма себя отождествила с Богом. Не с ожиданием, а с Богом.

Многие другие сказали: вы что делаете? Вы создали препятствие на пути прихода Машиаха. Вы, собирающиеся взорвать мечеть Аль-Акса, построить там третий храм. Вы созданием своего сионистского проактивного государства Израиль сорвали логику ожидания, что на самом деле должно быть истинной кульминацией всех страданий иудейского народа.

И это те антисионистские иудеи, которые сейчас тоже в мире существуют, их много в Америке. Почему их много в Америке? Они не хотят туда возвращаться, на землю обетованную, это запрещено Талмудом. И поэтому раскол, с которым мы имеем дело, это не раскол христианства с иудаизмом. Это уже долгая вещь, это две традиции. Они с трудом могут быть соотнесены между собой. Мы православные, мы должны считать, как наши учителя говорят, безусловно.

Но я сейчас пытаюсь посмотреть на эту точку зрения изнутри иудаизма, и там проблема. Вот там — прогресс, идея, что все будет лучше, что Он поможет, или что сейчас на собственные силы можно будет [опереться]… Израиль от моря до моря.

АЧ. Слушайте, чисто интуитивно, чисто по-человечески — возникает симпатия. Вот — люди активные, деятельные, что-то пытаются, что-то хотят, что-то делают. А тут — сиди, жди, молись, страдай, унылая какая-то история.

АД. Правильно. Кто такой еврей – вопрос. Либо тот, кто ждет, и именно с этой неинтересной, неприятной — Псой Короленко хорошо это чувствует, эту еврейскую тоску это чувство, это страдание, это бесконечную какую-то пошлость даже невыносимого, безысходного бытия, которое надо прожить, которое надо внутри полностью пройти. Либо активный, бодренький, активный сионизм, не останавливающийся перед вполне фашистскими методами геноцида мирного населения.

И то, и то вызывает, на мой взгляд…

Это не наша проблема, вот в чем дело. Проблема русских людей, вообще и мусульман, где-то в другой сфере.

АЧ. Ну не знаю, насчет «не нашей».

СУ. Вот, вот, вот.

АД. Я не знаю, я не еврей.

СУ. Моя любимая тема — про хуцпу, которая проникла в нашу русскую культуру. Считать ли это проблемой. Я очень много работал в Днепропетровске и в Одессе, где хуцпа — это уже городская политическая культура.

Например, мразь и убийца Гончаренко — это абсолютно по происхождению русский человек, который учился в московских вузах, сын мэра Одессы, абсолютно русского человека, который восстанавливал Александровскую колонну в Одессе. Просто перерождение проходило, я видел. И хуцпа как политический метод — это сверхнаглость.

Вот Зеленский, потомок советского еврея, криворожского, то есть это индустриальная идентичность. Я знаю криворожцев, это как у нас жители Урала, индустриальных краёв. Но хуцпа как художественный метод, с помощью которой сначала он покорил весь московский бомонд, он достиг «вершин лондонского дна», на наших глазах. И теперь хуцпа становится политическим методом.

Это привлекательно. Посмотрите, как эти хуцпаны ставят в пример действия Израиля. Происходит геноцид, они говорят: ну, пацаны, это же красиво. Они это продают.

АД. Но хуцпа — это большевизм тоже. А что это? Взять, всех уничтожить, и установить. Типичная.

СУ. Тут я не согласен. У большевизма всё-таки был этап, когда он был в оппозиции, а потом, когда пришел к власти, он сильно эволюционировал.

АД. Гулял. И потом гулял.

СУ. И он уже стабилизировался.

А тут мы видим метод успешности человека, который использует хуцпу, и он успешен в глобальном масштабе. Чем больше ты отгеноцидишь, например соседей, тем более ты будешь успешным.

АЧ. Чем больше всего ты нарушишь, чем демонстративнее это показываешь, упиваясь своей безнаказанностью.

АД. Но это и есть Саботая цель, он даже развил теорию, а потом, еще в большей степени Яков Лейба Франк. Они развили теорию так называемого священного святотатства, священного предательства. Ты нарушаешь все запреты: на инцест, на поедание почек у животных, которые на одном уровне стоят в Талмуде и в Библии. И, нарушая эти запреты, ты совершаешь некий священный акт. Это такое святое предательство, это тоже близко к этому, надо только решиться, переступить через какую-то грань.

Отсюда же, кстати, ЛГБТ — это хуцпа, хоббихорсинг — это хуцпа. Просто быть идиотом.

СУ. И хорошо продается.

АД. Это, видимо, такой оптимизм. Этот социальный оптимизм считает, что надо быть новатором, надо преодолевать границы.

СУ. И еще дебилизм, понимаете, оптимизм при легком уровне дебилизма.

АД. Дебилизм бывает на всех сторонах. Я думаю, что дебилов хватает и со стороны консерваторов, и со стороны прогрессистов, их просто по-разному активируют. Там — тихий обыватель, он тоже не особенно семи пядей во лбу, он повторяет, что ему сказали, и выполняет функцию катехона. Он с консервативной точки зрения молодец.

А есть прогрессивные дебилы. Им кажется, сделать особенную глупость — это их выделит.

Есть консервативные дебилы, а есть прогрессивные, это два типа дебилов. Они совершенно одинаково могут быть интеллектуально низкими.

АЧ.

Идут славянофилы и нигилисты,
 У тех и у других ногти не чисты.

Но, честно говоря, когда я смотрел на израильские удары сначала по Газе, потом когда взрывались пейджеры, я не мог отделаться от ощущения, что — смотрите,

товарищи евреи нам показывают, как надо делать СВО.

АД. «Если ты не приходишь, я пойду к тебе навстречу», — это проактивная позиция.

АЧ. «Всех убью, один останусь». Значит, все снести, всех убить, всех взорвать, и понимать, что твой противник тебе не ответит. Что весь этот хваленый миллиардный исламский мир будет просто утираться, жевать сопли и наслаждаться, упиваться этим.

А на другой стороне — мы, которые: «семь раз отмерь, один раз отрежь». Которые даже уже после Одессы в мае 2014 года — когда уже все было ясно, сомнений не оставалось — мы именно что жевали сопли и телились до упора. И по сей день — как-то пропетлять чего-то там, переговоры, Минск, Стамбул. И воюем так, типа: здесь — воюем, здесь — рыбу заворачиваем.

Ни намека на лихость товарища Нетаньяху.

При этом, заметьте, главный негодяй — это все равно мы. Израиль никто ни с какой Олимпиады не выгонял, санкции против него никто не вводил, мировым злом никто не объявлял.

ИК. Более того, израильтяне уже генсека ООН объявили персоной нон грата, что вообще удивительно.

АД. Это как раз правильно. Что такое ООН? Создали какую-то структуру либеральную, и в свое время она отражала двухполярный мир. Потом, когда двухполярный мир рухнул, она продолжает… Это атавизм, на самом деле.

Не стоит переоценивать эти недействующие структуры. Мир другой уже, мир в апокалипсисе.

ИК. Это понятно. Здесь интересно, что мы, по-моему, единственная страна, которая еще хотя бы формально признает ООН международной организацией.

АД. Недолго еще, потому что, еще пара выходок… Там же все равно Запад доминирует.

АЧ. В БРИКСе сделаем свою.

АД. Да, БРИКС — это наше.

СУ. Вот вопрос, Александр Гельевич, к вам. В контексте полярности и многополярности.

Конфликт Израиля и Ирана – классический конфликт теллуро— и талассократии. Израиль — это явно остров, который поддерживают англосаксы для экспансии. Иран — это традиционная континентальная держава, древняя, с культурой еще античной, библейской.

АЧ. Многотысячелетней.

СУ. Всегда там стоявшая.

Израиль — с одной стороны, на уровне идеологии они в библейские времена отсылки делают, но по факту они рождены по результатам XX века, модерна XX века. То есть, роста возможностей техники, новых вооружений, потому что до этого не так далеко наука шагнула. Но при этом Иран, будучи, с одной стороны, цивилизацией мировой, не является цивилизацией политэкономической, с точки зрения опоры на ресурсы, потому что любой конфликт – это война ресурсов. И вот впервые в XXI веке у Ирана появляется большой континентальный тыл на севере. Израиль как остров, с которого проходит экспансия, как пиратская республика, которую поддерживают вроде бы извне, но учитывая морской флот, все [прочие средства], ускорившие коммуникации, это находится рядом. А у Ирана были сложности.

Правильно ли я понимаю, что это и есть рождение на практике новой многополярности, когда прорисовываются полюса, которых в XX веке не было? Мы видели, что с Ираном [отношения] Советский Союз не особо поддерживал. Он, скорее, играл в арабский социализм, который сейчас уже растворился. Идея партии Баас — что она будет и в Сирии, и в Египте, и в Ираке, и станет таким альтернативным глобализмом — эта идея уже умерла.

Правильно ли я понимаю, что это рождение новых полюсов, о чем вы давно говорили, мы теперь это видим в истории?

АД. Это действительно так.

Многополярный мир приобретает сейчас осязаемые очертания.

Другое дело, что здесь немного сложнее с Израилем. С точки зрения большой геополитики, глобальной, конечно, это просто прокси цивилизации моря. Но действительно вы правы, что евреи совершенно не считают себя так современной… И сионисты, и, может быть, либералы еврейские считают.

А вообще, самосознание современных правых сионистских кругов в Израиле — они не считают себя продолжением какой-то цивилизации. Они считают себя пупом земли. Они считают, что все, что они делают сейчас – это действительно события последних дней, что подготавливается приход Машиаха. Причем проактивная позиция, о которой мы говорили, она там доминирует.

И я уверен, они считают, что Америка служит им, а не они Америке. Поэтому центром мира и центром континента является Иерусалим, где необходимо снести мечеть Аль-Акса и начать строительство третьего храма. И там воцарится царь иудейский, который волшебным образом станет править народами, то есть всеми остальными.

А вот кого они считают талассократическим морским народом — это финикийцы — тех самых ливанцев, на которых они сейчас нападают.

АЧ. Тир и Сидон.

АД. Или Газа — это же территория филистимлян, на самом деле. Газа — это прямо классический… Ну это чуть южнее, но это то, с кем они библейским образом сражались, то есть они борются с талассократией как такой воображаемый континент, воображаемая цивилизация.

А почему она воображаемая? Потому что она живёт как бы в кредит Машиаха.

Они свято верят, что Машиах придёт и оплатит эти долги, и это маленькое «Израиль от моря до моря» станет «Израилем от океана до океана», просто само по себе.

Потому что все остальные не будут иметь никакого значения, кроме могущественного факта появления Машиаха.

И тогда идея, что какая-то иранская цивилизация, какая-то западная цивилизация, русская, индийская — для израильтян абсолютно не будет иметь никакого значения. Будет единый континент, это будет континент Израиль.

Но то, что сейчас формируется в этом столкновении, реальная картина геополитическая, где действительно исламский мир в целом начинает приобретать характер самостоятельного полиса, он пока ещё разрозненный, но новая идентичность исламская формируется. И, конечно, Иран не сможет быть её главной голограммой, главным кодом. Шиизм — это очень персидская цивилизация, это особая цивилизация, а шиизм — это всё-таки меньшинство.

Сейчас все шиистские силы, йеменские хуситы, Хезболла, Асад, иракские шииты, они все мобилизованы, они все уже воюют, а остальной суннитский мир наблюдает пока и ругается на Израиль.

АЧ. Слушайте, в контексте Израиля от моря до моря или от океана до океана хочется поговорить, не поверите, об Украине.

АД. У них же нет машиаха, это уж чистая пародия. Если там-то проблематично… Но у них есть хотя бы древняя традиция. А это же чистый симулякр, вот это как раз когнитивная война. То есть кому-то, какому-то народу внушили идею, что они [избранные].

АЧ. А чем Владимир Александрович вам не машиах?

Я про другое. Много было в последнее время на фоне этих всех ближневосточных событий, пророчеств по поводу того, что ислам Израиль сбросит-таки в море. И куда они поедут? А вот специально под них сейчас и зачищают восточную Украину в ходе СВО. Славяне друг друга убивают для того, чтобы на освободившиеся земли заселились. То, что не получилось в 1948 году, когда Михоэлс и компания пытались организовать место пребывания еврейского народа.

Про это много говорится, но это выглядит как анекдот. Но что точно не является анекдотом, и что все политологи «на очень серьёзных щщах» обсуждали, это то, что с того момента, с 7 октября, как началось обострение в Израиле, это стало ножом острым для Украины.

АД. Это точно.

АЧ.

Вся стратегия Зеленского строилась на том, что пока на Ближнем Востоке плюс-минус тихо, стать вторым Израилем для Запада, то есть форпостом.

АД. Это вообще так. С этим я согласен, но это чистый симулякр.

Мы не можем точно оценить действительность или недействительность проектов правых сионистов, но за ними стоит традиция реальная. А то, что касается Украины, которая пыталась сделать себя форпостом западной цивилизации, пробным камнем победы глобального прогресса над отсталым, страшным, нависшим русским злом — это, мне кажется, чистый комикс.

АЧ. А вот тут я бы поспорил. И раз уж мы сегодня про конспирологию, всё можно, Шаботая Цеви вспомнили.

АД. Но он реальный персонаж, не выдуманный. Это не теория заговора.

АЧ. Есть у меня совершенно конспирологическая теория.

Не так давно прочитал я книжку, которая называется «Книга Хазара» (Китаб аль-Кузари), написанная Иегудой Галеви. Тогда же, когда и [книга] Маймонида, они современники. Где, по сути, воспроизведён сюжет, известный нам по несторовской летописи, как Владимир выбирал веру, но только на месте Владимира — хазарский каган, а итоговый выбор веры он сделал в пользу иудаизма. И приведён набор аргументов, почему собственно иудаизм — самая истинная вера, и почему Хазария, хазарский каганат её принял.

Но что меня особенно зацепило в рассуждениях Галеви. Помните, как Владимир крестил Русь? Он вернулся из Корсуни, и — сразу всех в Днепр, Перуна — туда же. Потом так же примерно, в таком же стиле крестили Новгород. То есть тотально, крестили весь народ. Если мы принимаем веру, то мы теперь все, от князя до последнего землепашца, идём в эту веру.

Эта концепция была у Галеви совершенно другая, и у реального хазарского каганата она была тоже совершенно другая. Не надо всех этих лохов, язычников, этих варваров крестить или обрезать, гяюром делать. Пусть молятся кому хотят. В конце концов — ну чё, дикие племена. Правильная истинная вера сложна, она требует больших трудов и больших знаний. Поэтому в неё должны перейти только несколько десятков самых сильных владетельных родов.

Что, собственно, и случилось. Хазарские беки прошли гяюр, получили иудейские имена, иудейская община признала их на тот момент своими. И в хазарской модели всё-таки строилось на том, что есть верхняя элита, суперэлита, у которой все деньги, у которой вся власть, у которой всё влияние в обществе, и которая внутри себя, грубо говоря, в синагоге договаривается, как что будет.

АД. Это очень интересная мысль.

Украина — это как Хазария,

вы хотите сказать?

АЧ. Совершенно верно.

То, с чем насмерть боролись ещё Святослав и Владимир. Почему они Хазарию выжигали просто калёным железом до основания? Потому что это была уж очень привлекательная модель для их элит.

С чем Иларион полемизирует в «Слове о законе и благодати»? С этим же, с тогдашними вполне себе «иудеями», то есть русскими людьми, но жидовствующими.

Эта тема воспроизводилась в нашей истории из века в век. Собственно, жидовствующие в Новгороде — стригольники, это уже XIII-XIV. Это всевозможные конструкции элиты такой, уже западнической, то есть, отличия и на уровне религиозной традиции элиты от народа. Сюда же — масоны и тайные общества XVIII – начала XIX века уже в постпетровской России. В этой же модели большевики, орден меченосцев, и, конечно, наши либералы 90-х.

То есть — есть наша истинная синагога, в которой мы все свои, и где у нас свобода, права человека, и где у нас при этом все ресурсы и вся власть, а это вот — варвары, которых надо держать в стойле.

СУ. Но у большевиков открыт доступ в синагогу, партия открыта, власть не прячется, я подчеркиваю, хазарская модель власти – это модель дипстейта, спрятана реально.

АЧ. А ты ошибаешься. Главное, в чем обвиняли Троцкий сотоварищи Сталина (ленинский призыв) — в том, что он открыл доступ в синагогу для кого попало. Это была главная их содержательная претензия — зачем он все это выдал, позвал в святая святых.

АД. Но тут есть такое интересное, по-моему, у Векслера, такого автора, где-то лет 15-20 или больше назад. Была идея такая, что все ашкеназы — на самом деле не евреи, а это тюрки, бывшие тюрки, славяне, которые приписали к себе иудаизм абсолютно зря, реально только верхушка была по-настоящему еврейской, и поэтому это проходимцы. А самые чистые — это только мизрахи и сефарды, то есть они вот более-менее.

АЧ. Как раз эта еврейская тема, мне здесь интересно вот что.

АД. То есть что они, сами рядовые хазары, были узурпаторами. Как, по сути дела, украинцы, то есть такая искусственная идентичность, которая не оправдывается ничем.

АЧ. Конечно, просто эта скрытая хазарская альтернатива возникала на протяжении всей русской истории.

АД. А сейчас это украинцы.

АЧ. Конечно, и заметьте, ведь быть элитарием в путинской России намного хреновее, чем быть элитарием на зеленской Украине. В путинской России, во-первых, к тебе придут и скажут слуги государевы: ты должен то-то, то-то, то-то. А если у тебя есть какое-то мнение по вопросу, доктора пришлют. А там — они решают. Они решают — чья земля, они решают — чьи шахты, они решают — кто президент, они решают — какие будут законы, они решают — кто будет умирать.

АД. Как у нас в 90-е.

АЧ. Это идеальная модель, это и есть в их понимании свобода, демократия и все остальное.

Поэтому быть простым человеком в нашей России лучше, чем на Украине, а быть непростым человеком, что в России 90-х, что на сегодняшней Украине, конечно, намного кучерявее, чем быть даже супер-пупер-олигархом в сегодняшней Москве.

АД. Интересное замечание, как раз здесь, может быть, действительно, перейти к эсхатологии украинского конфликта, потому что мы несколько раз уже по кругу проходили тематику Крыма, тематику Киева, крещения. И вот интересно, что действительно, когда-то Крым для нас был отрезан Ордой, потом Османской империей. Киев стал второстепенным городом, который мы забыли после переноса столицы и митрополичьей кафедры вначале во Владимир, потом в Москву.

Уже фактически это был провинциальный город, который не имел этого значения.

Но в конце нашей истории — а мы точно находимся в конце русской истории, вообще в конце истории — эти символы опять приобретают изначальное значение.

И Крым, Корсунь, место крещения — Херсонес, место крещения святого князя Владимира; и Киев, место крещения уже народа. То есть элита крестится, глава государства Киевской Руси крестится в Крыму, и поэтому он приобретает, акт его крещения в Корсуни, в Херсонесе, сейчас в этом комплексе грандиозном, который отстраивает владыка Тихон, приобретает символический характер в возвращенном в Россию Крыме. Это чисто эсхатологический момент.

И битва за Киев, которая неизбежна, потому что он, утратив на века для нас значение — хотя это был в значительной степени хазарский город, и многие хазары считают, что это просто была чуть ли не их столица там, до других этих исторических мест.

АЧ. Пока не пришли варяги и не накостыляли им.

АД. И смотрите, Киев, который не имел большого значения для нас, он сейчас имеет для нас абсолютное значение.

Битва за Киев для нас — это битва за купель народа.

Если Крым, присоединение, воссоединение с Крымом — это возвращение купели царя, власти, то есть вертикали государства, это купель государства — Крым для нас, а Киев — это купель народа. Поэтому битва за Киев — это необходимый элемент русской истории.

И здесь мне кажется, я не думаю, что мы должны так же с агрессивностью относиться, нам надо выстрадать Киев. Это очень важно. Мы должны побеждать, мы должны двигаться, мы должны одерживать победу за победой. Но

Киев мы должны вымолить, мы должны Киев из самих себя извлечь, чтобы изгоняя из нашего сердца, из нашего русского общества зло, которое, кстати, всегда как-то на нас наступало, мы должны осуществить акт взятия Киева.

Это как в Псалтири говорится: «Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная», и возьмется царство небесное, царство божие, «и внидет Царь славы. Кто есть сей Царь славы?» Взятие Киева — это взятие внутренней грани.

АЧ.

Выдавить из себя «95 квартал» по капле.

СУ. И еще дальше надо выдавливать, если уж мы смотрим прям в русскую историю, Александр Гельевич, то тогда нужно взять Галич со Львовом, вернуть папскую корону, которую он пытался Даниле Галицкому, русскому князю навязать.

АЧ. Куда, обратно в Рим отправить?

СУ. Конечно, да, символически. И решить вопрос с униатами. То есть это еще дальше, утрата еще одной сакральной части.

АД. Это программа-максимум.

СУ. Ну я и говорю, даже Киев — это еще…

АД. Я не возражаю, конечно.

СУ. Но это тоже важная мысль.

И холм, символическое место, где похоронен Данила Галицкий, туда должен быть открытый доступ для русских людей с традиционной идентичностью. Для русской истории Данила Галицкий — меньше в масштабах, но это в истории ключевой [деятель].

АД. Согласен. Ошибающийся, но великий даже в своих ошибках.

АЧ. Раз уж туда копнули. Вы знаете, мы когда проводили первую Дронницу, мы ее проводили на Рюриковом городище. Ровно в том самом месте, где товарищ Рюрик учредил когда-то русскую государственность. И это произошло, согласно признанным источникам, в 862 году. А в 882 году, всего лишь двадцатилетием спустя уже князь Олег собирал там конницу для первого похода крупного новосозданной державы — куда? На Киев.

И с тех пор походы на Киев стали излюбленным развлечением всех новгородских князей. Владимир это делал дважды, Ярослав — дважды, потом уже Владимиро-Суздальские князья тоже этим баловались. Андрей Боголюбский так сходил, что там потом несколько столетий…

АД. Он взял Киев с собой, после похода Андрея Боголюбского Киев переехал к нам. Это очень важно. Все, и больше нет Киева.

АЧ.

В сущности, нельзя сказать, что мы делаем что-то принципиально новое.

АД. Да-да-да, конечно.

Но это самое финальное, на мой взгляд. Сейчас Киев стал оплотом сатаны, сейчас в Киеве воцарился антихрист. Он там, пусть это небольшой, не глобальный, но это маленький и крайне неприятный антихрист, который предал именно за счет переворачивания нашей русской земли, колыбели нашей традиции, за счет этого переворачивания он привлек к себе наше абсолютное внимание.

Мы же не можем сказать: это бывшая наша столица, провинциальный город. Нет, он превратил его в столицу анти-нас, анти-России, анти-православия. И поэтому взять Киев сейчас становится нашим религиозным долгом. До этого были — ну это важно было, это тоже важно — но это первая часть нашей истории.

АЧ. Но видимо точно так же, как у Святослава и Владимира — все-таки добить хазар.

АД. Еще важнее, на мой взгляд.

Вот когда мы возьмем Киев, мы замкнем иероглиф нашей истории.

Да, конечно, битва с хазарами действительно была принципиальной для нашего будущего.

СУ. Не замкнем, не согласен, еще задачи есть.

АД. Еще что-то можно взять.

АЧ. Все лоббирует Львов.

СУ. Червонная Русь. Александр Гельевич, это мы обсуждали, я просто хочу свою теорию. У нас трагедия в том, что мы потеряли четвертую ветвь русского народа, вот того, мы про нее забыли.

АД. Русинов?

СУ. Они когда-то карпатороссами назывались. Но если мы по типу Белоруссии говорим, что — наследие Белой Руси, тогда это называть логично Червонной. А мы вообще об этом забыли, традиция дореволюционная прервалась, в атласах мне больше всего нравилось писать «карпатороссы», так было понятно.

АД. Хорошее название.

СУ. Хорошее название, оно не политизированное, как русины, оно абсолютно нейтральное.

АД. Смотрите, символически очень важный момент. Представим себе ситуацию, что Киев наш. После этого карпатороссы наши, славяне из нашего панславянского мира начинают вести себя совершенно по-другому. Я думаю, что это будет момент фундаментально большого подъема нашей идентичности, что мы можем привлечь в себя не только остатки Червонной Руси, и освободить ее, это безусловно; но другой вопрос, что, во-первых, православная ойкумена и славянская ойкумена, они вокруг нас, восточная Европа вся подвижется, вся.

Это очень тонкий момент, потому что выйдя к самим себе, замкнув собственный контур исторический, географический, сакральный, религиозный — и мы прошли через испытания, и все пройдут — потом мы скажем: смотрите, мы смогли, значит и вы сможете.

Выбрасывайте вон этих глобалистов со своих славянских земель, все славянские земли должны принадлежать славянам. Все православные –православным, никакого ООН, никакого Евросоюза.

Грек, бери свой нож, болгарин, бери свое ружье, румын, вспомни кто ты, откуда ты. Это послание из Киева, это послание нашего русского патриарха и русского царя всем народам, которые нас слышат. Может, и европейцы услышат, но это уже другой вопрос, это уже действительно экстра.

Но границы нашего возвышения не будут ограничиваться. Когда я говорю «Киев» — это ключ. Это не то, что только начало, это кульминация, мы попадем в цель. Вот тогда мы попадем в цель, и наступит наш русский…

АЧ. Высокоточная эсхатология, высокоточность.

Фетиш этой войны – высокоточность.

То есть, попасть — не просто, а именно туда, куда нужно.

АД. В Крым мы попали, уже освободили, почему так важен Херсонесский памятник, владыкой Тихоном восстанавливаемый, мы попали высокоточно, правильно вы совершенно говорите. Мы высокоточным образом присоединили себе что-то, что потом не дало возможности все провалить.

Крым, который стал камнем преткновения перед нами и той русской частью, которая оказалась под властью антихриста, Крым стал тем, что нас удержало от позорного мира, это очень важно.

И мы в свое время уже мост построили. Все, думаю, раз мост построили, этот мост на самом деле соединил исторические эпохи между собой.

Второй высокоточный финал этой священной для нас войны, специальной военной операции — это наш парад Победы в Киеве.

Это фундаментальный момент.

Это действительно, может быть, вы правы, это будет своего рода новым началом. Потому что в принципе замкнув логику русской истории, мы по этому контуру наконец-то сможем пустить великую духовную энергию русского народа.

ИК. В этом нам будут по максимуму мешать.

Дорогие коллеги, мы тут не прояснили еще один вопрос, так для чистоты понимания, как вообще… Мы прояснили наши эсхатологические цели вокруг Украины, рассказали об эсхатологических целях Израиля, вот в том, что сейчас на Ближнем Востоке проходит. А англосаксонский мир — здесь не Запад, а именно англосаксы американские — у них какие эсхатологические цели сейчас, как они вообще все это видят?

Сейчас процессы там возобновились, проповедники, которые раньше рассказывали о том, что Советский Союз — это империя зла, это антихрист, сейчас зазвучали как-то по-новому. Здесь как раз-таки можно вспомнить и диспенсиалистов, и Скоуфилда, его Библию с разъяснениями, как они это все видят?

АД. Знаете, я думаю, что в современном США есть три вида эсхатологии: первая — это глобализм, CFR, близкий — Байден, Харрис, демократы, они видят…

АЧ. Юваль Ной Харари в пределе, да?

АД. Это приблизительно да, это так. Курцвайль… То есть это прогрессисты, которые видят, что весь мир только улучшается, и что чем больше квадроберов, первертов. ЛГБТ, тем лучше, что это и есть мера прогресса либерального. И они, конечно, видят роль США — это флагман общечеловеческого прогресса, они очень сожалеют о существовании вообще любых национальных государств, в том числе и Соединенных Штатов Америки, не говоря уже о Китае, России. И Израиль для них — это преграда. Сорос, кстати, не допускается в Израиль, фактически он не может туда поехать, потому что он носитель ультрапрогрессистского левого планетарного глобализма и либерализма, без всяких нюансов, эта вся просвещенная масонская эсхатология нового времени, «ребята, давайте жить дружно», но — под нашим началом, это либерально-демократическая утопия, близкая к воплощению после распада Советского Союза. Поэтому они так неохотно…

АЧ. Но что-то пошло не так.

АД. Что-то явно пошло не так.

Есть второе направление эсхатологии, это неоконсы. У них эсхатология чисто коммунистическая, троцкистская. Но они считают, что проблема Сталина была в том, что построили социализм в одной стране, не продолжили мировую революцию, и построили национальный социализм, как они считают, в Советском Союзе. И это была главная ошибка, поскольку капитализма до конца не было, интернационализма не было, а вот сейчас её нельзя повторить. Пусть Америка завоюет мир, пусть все будут одинаковы, пусть мигранты растворят полностью все идентичности, ни государств, только капиталистические отношения, а потом мы — думают они — или наши потомки сделают коммунистическую революцию.

Это второе направление, они из маргинальной секты пришли к демократам, а потом к республиканцам, и там соблазнили всех сторонников гегемонии, каких-то умственно отсталых людей типа Маккейна, консерваторов совершенно обычных увлекли в свой глобальный мир.

АЧ. Такой мессианизм.

АД. Это троцкисты, там все троцкисты, вообще это чисто троцкистско-американское, троцкистско-русофобское направление, которое решило Маркса реализовать руками глобального капитализма. Это второе.

Они симпатизируют Израилю, практически там и там — одни евреи. Конечно, там есть какие-то англосаксы, и среди левых либералов, и среди троцкистов и неоконсов есть несколько, но немного, в основном это тоже такие идеологически мотивированные люди.

А есть еще то, о чем вы говорите, диспенсионалисты, вот там среди них евреев нет, это чистые протестанты, которые действительно диспенсионалисты, у них есть идея о том, что Библию надо читать как историческое описание не только прошлого, но и будущего, и у них образ Гога и Магога, или царя Роша, Мешеха и Фувала традиционно с XIX века отождествляется с Россией.

Это протестантские фундаменталисты, которые говорят: наш враг исторический — это Россия.

Кстати, многие из них были антисемитами, вначале они считали, что евреи ненастоящие. Они и сейчас считают, что евреи — это неправильная религия, но они должны все обратиться в христианство, в протестантизм. И поэтому их держат как запасную группу, которых все равно надо будет лишить всех их представлений и открыть им Христа. Это протестанты так считают. Вначале они были антисемитскими, потом перешли на позицию, что — пусть они не правы, но мы будем их защищать, им помогать.

А вот враг Израиля — он был и остается одним и тем же. Это были русские цари, их называли Гог и Магог.

Советский Союз — идеальный для них Гог и Магог. Особенно мы им помогли с нашими большевистскими антирелигиозными погромами.

Они сказали: смотрите, вот пожалуйста, все сходится. В 90-е годы я читал такие брошюры: Жириновский — Гог и Магог. Но они быстро поняли, что это какая-то карикатура, какое-то недоразумение.

И сейчас Путин — Гог и Магог.

Территория Фувал — это территория Древней Скифии, это Крым, Украина та же самая. Гог — царь, это царь севера. Киммерийцы приходят с севера. И вот они библейские пророчества применяют к нынешней ситуации.

И что они ждут, эти протестанты? Они ждут, что мы поможем Ирану сейчас воевать с Израилем. У них записано, что в этот момент, когда начинается конфликт против вернувшихся на землю обетованную евреев, которые должны будут принять протестантское христианство, креститься и на тарелках или как-то по-другому подняться вверх, это rapture называется, они должны тогда взлететь, в это свято верят миллионы протестантов.

И наша роль им отводится – Гог. Они говорят: Гог — царь, Гог — генсек и теперь Гог — Путин. У них нет сомнений, что Путин — Гог и Магог, и мы должны в их представлении поддержать Иран, а мы его не поддерживаем, хуситов, Хезболлу сейчас.

Более того, они считают, что русские — в их описаниях, в их толкованиях, в этой скоуфилдовской Библии — что русские войска войдут в Иерусалим и оставят после себя много-много трупов, пока они будут идти, лишь потом бравые американские дважды рожденные протестанты включатся и спасут этих евреев, которые в благодарность за спасение примут христианство и перекрестятся все в баптизм. Вот такой план у них.

ИК. Мне кажется, они даже не просто ждут, они нас как-то хотят уже и…

АД. Нет, потому что они ждут, ожидание — это активная вещь. Я с аятоллой одним в Куме говорил, он говорит: наша культура — это культура ожидания. Мне очень понравилось.

Культура ожидания — это активная вещь. Люди, ожидая что-то важное, например, ожидая коммунизм, его строят. Ожидая машиаха, они могут себя за машиаха [выдать].

АЧ. Ожидая Годо…

АД. А это уже ожидание Годо, это либеральное ожидание неизвестно чего. Превращения в квадробера как можно быстрее, как финал человеческой реализации.

ИК. То есть они нас в эту войну тянут?

АД. Ну это тоже будет сказать слишком. Это ожидание — это как бы формирование сознания, а сознание — это влияние на определенные консервативные круги американских избирателей, на некоторых республиканцев, на представителей средств массовой информации, потом это будет в кино, потом это будет в культуру проникать.

То есть не то что они втягивают — давай, вступай. Они наблюдают, интерпретируя, а когда ты интерпретируешь какую-то реальность, ты ее и формируешь, по сути дела. Они на это влияют, можно сказать, втягивают. Просто это не так прямо, что они звонят или как-то нам посылают своих агентов, чтобы мы быстрее поддержали Иран. Мы Иран и так поддерживаем, кстати.

СУ. Ожидание, оно как действует? Как режим, оно на участие людей воздействует. Включаются апокалиптические настроения — «все пропало», а другие переводят себя в режим подготовки, для того чтобы действовать в тот момент, когда наступит. Ожидание людей безвольных деморализует, они как бы уходят.

АД. А волевые едут в Украину воевать с нами, с Гогом, там же много наемников из Америки. И наиболее пассионарные представители носителей этой идеологии могут сделать конкретный шаг, как — убить Трампа попытался один такой человек, или поехать, начать вербовать наемников.

СУ. Ожидание для когнитивной войны, и особенно то, что мы с Алексеем сейчас изучаем биодроны, режим ожидания – это идеальный вариант для того, чтобы активировать таких террористов. Ожидание – человек мечется. А если он уже готов, то он готов.

АЧ. Да, он уже знает, у него уже есть в будущем константа.

АД. Как и шииты ожидают явления Махди. И это активное ожидание, и оно выражается, это ожидание, в атаке двумястами ракет по Израилю, вот это — результат ожидания.

АЧ. Здесь интересно, ведь они же не просто шииты, они двенадцатиричники, то есть там по идее где-то скрытый имам.

АД. Конечно, у всех шиитов скрытый имам есть. А двенадцатиричники — практически большинство сегодняшних шиитов, кроме алавитов и <…>. Кстати, йеменские хуситы – не двенадцатиричники/ Но это так, это и есть та фигура скрытого имама, которая мобилизует эсхатологическое сознание шиитских мусульман. Это связано с даджалом, это связано с войной с Израилем. Махди, с их точки зрения, должен объявить себя в Сирии, в Дамаске и начать поход вместе с Христом, с их точки зрения, с Иисусом Христом, который тоже придет, как интерпретируют уже мусульмане, что это опять Россия.

И вот-вот русские православные и шииты бодрые защищают Дамаск, мечеть Омейядов, где и должно произойти, с их точки зрения, это событие. Они и должны двинуться под началом Махди в борьбу с даджалом, который есть Запад в целом коллективный, большой шайтан Хаменеи и Израиль, теперь уже немалый шайтан.

АЧ. То есть Машиах с Махди просто будут рубиться примерно там, где сейчас Израиль лупит по Хезболле.

АД. Прямо рядом. Или, например, в Сирии.

ИК. Иран по соседству.

АД. Армагеддон, вы правильно заметили.

АЧ. Конечно, когда сейчас мы видим кадры, как иранские ракеты величественно плывут над долиной Мегиддо, где и должен, собственно, произойти Армагеддон, это производит впечатление.

АД. Так же и протестантские диспенсионалисты, смотря в свою комментированную геополитическую библию Скоуфилда, говорят: о, это ведь точно, мы думали, этот — Гог, этот — Гог. Но вот этот-то — точно Гог.

ИК. Сто процентов.

СУ. Получается, для чистоты понимания — у меня сейчас родилась схема, работает идеально –общество в глобализированном мире уже маркетингово подготовлено принимать любые идеи, из которых апокалипсис прекрасно продается с армагеддоном, они одновременно продаются отлично. Есть элиты, которые являются носителями хуцпы избранности, для которых это еще и большой бизнес.

Мы украинской части не касались. И в этой ситуации они продолжают задавать культурно-массовые тренды, они всему миру это диктуют. Но тогда эта музыка может быть вечной, можно утилизировать сколько угодно население.

АЧ. Семен, смотри, что принципиально новое, чего не было. Что политики старой школы, которые – политики, они-то все смотрели как на очень опасную игру с такими категориями.

Когда в политику приходят массово люди, «играющие членом на рояле», для них это всего лишь роль. Причем роль, которая гарантирует лайки, гарантирует репосты, гарантирует кликбейт.

СУ. Такие люди ядерную войну с психологией подростка раньше начнут, чем профессионалы.

АЧ. В том-то и дело, у них тормозов нет, потому что картинка уж больно красивая. И кто ж не мечтал!

Простой криворожский пацан, почувствуй себя антихристом!

СУ. Биореактор, все будет работать, народу хватает.

АЧ. На минималках. Хорошо, делать-то что, как?

СУ. Вопрос: мы выходим с традиционных позиций, или еще будет борьба для этих, которые самовоспроизводящиеся жертвы?

Мы видим, что апокалипсис в ходе когнитивной войны питают сами люди, с помощью маркетинга, моды и всего остального. Нам нужно подпитку остановить.

АД. Зачем?

СУ. Ну как зачем? Тогда эта музыка будет вечной.

АД. Почему?

Конец света не может быть вечным. Он либо кончается, либо нет.

ИК. У меня еще тоже для чистоты понимания. Прояснить бы момент, а почему арабский мир такой пассивный именно сейчас? Все-таки они ожидали, что они ответят. Они ответят Израилю, причем ответят жестко. Пока то, что ракеты полетели в сторону…

АЧ. Так иранские.

ИК. Иранские, да. Но это ведь все как-то не очень.

АД. Во-первых, это сунниты, а сунниты гораздо менее мотивированы эсхатологически, чем шииты. У шиитов эсхатология, то есть конец света, появление Махди — это живая сила, которая движет ими столетиями. Это мученичество, это боль, это вера в финальное справедливое общество, которое будет построено после уничтожения западной цивилизации.

Как уже в толковании Хаменеи и многих других аятолл, Систани, не только Хаменеи. И мученик Хезболлы шейх Хасан Насралла, он тоже представитель именно такого мировоззрения. Для него жизнь и смерть — это одно и то же. И я думаю, он до сих пор считает, и после смерти, потому что мусульмане сами не верят, и мы, христиане, не верим в смерть после телесной смерти…

ИК. Для них это священная война.

АД. Да, это на самом деле удар.

Этот мученик — это не только потеря, это еще приобретение на какой-то очень тонкой духовной шкале.

АЧ. Ну, конечно, где-то это были Али, Хасан, Хусейн. Когда они были? А тут — вот он.

АД. Да, вот.

ИК. Мученик.

АД. Да, мученик, и для них он — мобилизующий фактор. Вот, он есть такой, и ракеты полетели, то есть он есть, и он мобилизует сейчас.

АЧ. Ладно эти шииты, а у нас? Я думаю, уже

пора начинать готовить материалы под канонизацию собора украинских мучеников и исповедников, тех, кто пострадал и был убит за веру сейчас, этими нынешними.

АД. Совершенно правильно. Конечно, и для нас тоже.

АЧ. И мы будем им церкви ставить, мы будем их иконы писать, мы будем им молиться.

АД. Улицы называть, имена городам. Правильно.

А что касается других мусульман, то они будут туда втянуты. Смотрите, долго втягивались сами шииты. Все хотели, чтобы Газа была частным случаем, протестовали, пугали, угрожали. Но втянулись же. И исламский мир, вернее, остальной арабский мир, суннитский — нам кажется, вообще этих купили, ничего подобного. Постепенно, постепенно.

Вот особенный момент будет, потому что Бен-Гвир все-таки, по указанию своих уже авторитетов, мечеть Аль-Аксу взорвет, и вот тогда посмотрим. То есть для кого-то была одна красная линия, для Ирана была красная линия – нападение на Хезболлу в Ливане, а вот еще есть третья красная линия, которая по-настоящему взорвет и суннитский мир.

Это начало…

ИК. Даже сытые, довольные Эмираты?

АД. Свои перережут им горло, скажут: все, хватит этого, погуляли, нефть попродавали, египтяне вы, или ОАЭ, или саудовцы, те самые, наиболее прозападные сейчас силы. Они им после взрыва мечети Аль-Акса скажут: либо мы сейчас присоединяемся к шиитам, в данном случае, потому что это недоразумение чудовищное — стереть с лица земли, либо мы вас самих просто скинем и выбросим.

Это точно совершенно произойдет, просто это вопрос эсхатологической этапности. Эти не могут остановиться. Что делать, например, евреям, посмотрите. Они начали это, может быть, и хуцпа, или просто эсхатологическое предожидание,

они полностью заложили все, что у них есть под приход Машиаха. И если он не придет — они взорвут, а он не придет на помощь — то им конец.

То есть, и остановиться они уже не могут, сказать, что — извините, мы психанули, потому что тогда они почувствуют слабость, и мусульмане их начнут уже изнутри…

У них же 2 миллиона палестинцев в Израиле, 2,5 млн, несмотря на геноцид, в Газе, и 2 млн на западном берегу реки Иордан. 6 миллионов вокруг них, и внутри. И если у них отличный железный купол, то против зубов, ножей перочинных — тут уже один на один. Один еврей, один палестинец. И если палестинец потеряет все, и поймет, что технологическое преимущество на стороне Израиля не прекращается, будет так, как этот теракт: 10 человек – взял, из автомата убил. Это немного, но это больше, чем израильтяне потеряли.

АЧ. Я скажу уже не как политолог, а как дроновод. В эту современную войну, видимо, старые технологические инструменты превосходства существенно переоцениваются.

АД. С пейджерами это был, конечно, провал. Тоже — решили обратиться к старым low-tech моделям Хезболла, чтобы защититься от всеобщего контроля, а они подложили взрывчатку.

Там тоже этот учитывают момент, но —

зуб на зуб, человек на человека, тогда это может закончить Израиль очень быстро.

ИК. Сколько там, 2 миллиона в самом Израиле, да, примерно?

АД. Кого, палестинцев? Одних палестинцев там 2 миллиона.

ИК. А самих израильтян сколько?

АЧ. 10 миллионов.

АД. Больше, но все равно. А еще здесь два, и еще здесь два, и еще там. Это какие люди — половина из них разложена шиком, этим ЛГБТ, там и перверты есть.

Половина Израиля — это настоящий либеральный мусор. Вторая половина — это бодрые сионисты, которые хотят взорвать Аль-Аксу.

У них тоже общество довольно разнообразное, и столкнувшись с настоящей агрессией, звериной агрессией — тело на тело, уже не дрон на дрон, ракета на ракету, а тело на тело — она произойдет безусловно, и уже это там закипает. Я думаю, что у Израиля рациональных аргументов сохраниться нет.

Ну и все поэтому, все ставки на Машиаха. То есть Машиах придет…

АЧ. Порядок наведет.

АД. Совершенно верно.

Машиах придет — порядок наведет.

И все будет не напрасно, и все эти рациональные подсчеты, логика, красные линии все будут отменены, потому что все начнет само по себе.

ИК. Даже если на цифры посмотреть, то перевес-то явно не в пользу Израиля, точнее я бы тут сказал — даже не в пользу Нетаньяху. А не получится ли так, что остальное население Израиля — не такое радикальное, просто равнодушное…

АД. Половина, 50 на 50

ИК. …они снесут просто Нетаньяху.

АЧ. И сами себя снесут.

АД. И — всё уже после этого тогда.

ИК. То есть уже они…

СУ. На их стороне работает прецедентное мышление.

ИК. У них обратной дороги нет уже?

СУ. Вся история современного Израиля — это история постоянного расширения. А у протестантов все-таки прецедентное мышление за счет права.

Если до этого всегда повышать ставки удавалось, то почему не сделать еще раз? Такая же логика, такие же принципы: «А то — шо?»

Почему так действовали украинские элиты? После 08.08.08, когда Саакашвили сразу не наказали, у них у всех включилось, я это и в частных беседах еще до 2014 слышал: «А то — шо?» «А шо вы с нами сделаете?» Именно так и формулировалось. Со Штатами мы договорились, там у нас крыша, а вы с нами ничего не сделаете.

Вот этот — длинный эффект развития. Израиль — это короткая [история]. Они продают это как историю библейскую, а история государства нынешнего — всего-то 70 лет, о чем тут говорить.

АЧ. Да, это 70 лет непрерывных побед, с соответствующим синдромом победителя, типа — пока не навернулись, мы всегда побеждаем.

СУ. Когда усилено хуцпой, ты не можешь сдать назад.

АЧ. Да-да-да. Крокодил назад не ходит.

ИК. А сроки-то какие, Александр Гельевич? Понятно, что мы уже подобрались к концу, а примерно сколько?

АД. Вы знаете, это в Евангелии есть такое, что даже сын человеческий не знает сроков. Когда Бог даст, так и будет.

Это мы не знаем, и даже гадать бесполезно, высчитывать, подсчитывать. Мы живем внутри конца времен, эта эсхатологическая драма происходит на наших глазах. Мы в ней участвуем, кто пассивно, кто активно, кто осознанно, кто просто как движимый хитростью мирового разума, если использовать гегелевское выражение.

Но мы внутри этого конца. Конец действительно имеет свою структуру, он имеет свой календарь, свою временную специфическую оболочку. Фактически судьбы мира сошлись сейчас к нам, мы отвечаем за все поколения наших предков.

Победим мы или не победим на Украине, это значит — победили ли мы в предшествующих этапах. Прошлое можно изменить.

АЧ. Сейчас это все знают.

АД. Что если не победишь, у тебя не будет прошлого, подвиги наших предков, вся наша история, не только новая, но и древняя, вся вообще, нас просто не будет. Знаете, как не будет? Как — не было.

Русские сейчас борются не только за то, чтоб у нас было русское будущее, а чтоб у нас было русское прошлое и русское настоящее.

Все это русское время зависит от нашей победы в СВО, вот почему это так важно, не техническая эта тема, но это мы уже много раз говорили.

А что касается конкретно, сколько нам осталось, я не знаю. Я думаю, вообще сейчас будет происходить, и многие замечают, изменение структуры времени. Мы совсем не понимаем, что такое время. У нас время линейное, механическое, с одной стороны, ньютоновское, инерциальное. Как в системе Ньютона, между одним движением шара и другим, совершенно примитивное и совершенно неправильное. И второе представление времени — об историческом прогрессе, а это люциферическое время.

И вот это мёртвое время энтропии материалистической физики, оно неправильно всё считает, и ещё более ложная идея социального прогресса люциферического. Поэтому две модели времени, с которыми мы имеем дело, и которые у нас в школе, на календаре, на часах — это ложное время. И по нему может показывать любую цифру — конец света. Есть часы Судного дня. Это всё условные вещи.

Я думаю, мы должны понимать, что конец времён — это то, где мы находимся. Это не то, что – раз! — и произойдёт, и накроет, а это то, где мы находимся.

В этом конце времён очень важно встать на правильную позицию, найти свой лагерь, примкнуть к тому войску, к которому призывает нас наш внутренний голос.

Здесь банальное мышление, экономическое мышление, политтехнологическое сейчас упраздняется.

В одном эсхатологическом хадисе исламском есть очень интересный момент, что — когда вострубит ангел, труба Судного дня, его никто не услышит, этого рёва. Кроме одного погонщика ишаков, который будет поправлять седло, поклажу на ослике, и его голова будет — вот так, то есть ухом будет он смотреть вверх. И он услышит, и побежит кричать и оповестит всех остальных.

Важно, на мой взгляд, быть такими.

Услышать трубу Судного дня — это задача сейчас тех людей, которые действительно хотят сделать что-то правильное и поступить хоть один раз в жизни по-настоящему.

Услышать трубу Судного дня.

ИК. Мне кажется, этим мы сегодня и занимались.

АД. Я думаю, это прекрасно.

АЧ. Действительно, для чистоты понимания, я думаю, что стоит зафиналить.

Что, видимо, русская религиозная традиция — тоже про совершенно особое, специальное место России и русского народа в сценарии конца времён. Что мы совершенно специальное место всё время там занимаем, мы — последние.

Что я вижу.

Россия встала против глобального Люцифера, и стоит. Это украинская история. А ближневосточная история вроде помощнее, и — никто не встал. Иран пытается, но так пытается, чтобы лишь бы не встать.

Другие грозно надувают щёки и при этом все избегают, все боятся этого.

ИК. А мы стоим.

АЧ. А мы стоим.

АД.

Мы — катехон, мы удерживающие, это наша миссия, это наше призвание, это наша судьба, это наше избранничество, это наш крест.

ИК. По-моему, интересный разговор получился, коллеги, хочу вас поблагодарить.

Александр Дугин, российский философ, политолог, сегодня был у нас в гостях. Ведущий нашего подкаста «Чистоты понимания» Алексей Чадаев. Журналист, политолог, соведущий Семён Уралов. И я, Иван Князев.

Спасибо, что смотрели нас.

Словарь когнитивных войн
Телеграм-канал Семена Уралова
КВойны и весь архив Уралова
Группа в ВКонтакте. КВойны. Семён Уралов и команда
Бот-измеритель КВойны
Правда Григория Кваснюка

Was this helpful?

2 / 0

Добавить комментарий 0

Ваш электронный адрес не будет опубликован. Обязательные поля помечены *